Глава 4 Страшная болезнь «насморк»
– Доченька, лапочка, принцесса моя, – засюсюкал кто-то, – тебе приснился плохой сон?
Куки открыла глаза и удивилась. Где она? В спальне. Но она какая-то совершенно незнакомая, просторная, с высоким потолком и тремя окнами, на которых колышутся розовые занавески. Пол укрывает ковер того же цвета. Муля ковров не любит, называет их – пылесборники. У другой стены… Куки аж подскочила. Игрушки! Каких здесь только нет кукол. Детская посуда! Ух, сколько ее в шкафчике, который висит над пластмассовой плитой. Кухня для пупсов! Вот это да!
Куки заморгала.
– Это все мое?
– Конечно, – заверил кто-то, – что за странный вопрос. Чьи еще могут оказаться вещи в твоей спаленке, Варечка.
Варечка? Куки вздрогнула, вспомнила, как порывом ветра ее сбросило с пенька, покатило по земле…
– Кто я? – прошептала мопсишка. – Где я нахожусь?
– Детонька, ты заболела, – испугался кто-то, и перед глазами собачки возникла… енотиха Елизавета.
Куки громко икнула.
– Катастрофа, – завопила Елизавета, – деточка, ложись скорее на подушечку. Сейчас, сейчас…
Громко топая, хозяйка унеслась из комнаты. Куки встала с кровати, подошла к высокому гардеробу, распахнула дверки. Как мопсишка и ожидала, с оборотной стороны одной створки висело зеркало. Куки глянула в посеребренное стекло и плюхнулась на мягкий ковер: перед ней стояла… толстая енотиха Варя.
– Ой, ой, немедленно в кроватку, – закричала Елизавета, вбегая в комнату с подносом и пакетом в лапах. – Детонька, сегодня на улицу выходить не надо. Останешься дома. Ну-ка, открой ротик.
– Зачем? – осведомилась мопсишка, глядя, как мама Вари опускает поднос на стол.
– Сейчас лечиться начнем! – объявила Елизавета.
Следующие десять минут Куки пришлось пить микстуру, глотать какие-то таблетки. Потом енотиха усадила ее в кресло, начала капать в уши, глаза, нос. Куки сначала отбивалась, потом устала. Наконец лекарства закончились. Мопсишка обрадовалась, а зря.
– На задние лапки теплые носочки, – замурлыкала Елизавета.
– Ой, они «кусаются», – поежилась Куки.
– Конечно, потому что из настоящей шерсти, – обрадовалась енотиха, – теперь фланелевая маечка, теплая пижамка, поверх нее пуховая шаль, на голову шапочка.
Куки попыталась сопротивляться.
– Не надо, очень жарко.
– Отлично, пар костей не ломит, – заликовала Елизавета и ловко впихнула «дочке» в пасть градусник, – меряем температуру! Сиди тихо, не шевелись, иначе результат получится кривой. Нормальная.
– Значит, можно снять шапку, – обрадовалась Куки.
– Нет! – воскликнула Елизавета. – Нет! Ложись немедленно в постель. Принесу обед для очень больной девочки.
– Не хочу есть, – возразила Куки, – я лучше поиграю.
Елизавета схватилась лапками за грудь.
– Ты решила убить мамочку?
– Ну… нет, конечно, – пробубнила мопсишка.
Елизавета схватила со стола журнал и начала им обмахиваться.
– У тебя, похоже, начинается насморк. Если не соблюдать месяц постельный режим, ринит превратится в бронхит, перейдет в воспаление легких, язву желудка, менингит, колит, холецистит, сотрясение мозга, холеру, чуму, перитонит, эпилепсию…
По мере того, как Елизавета говорила, у Куки медленно отвисала нижняя челюсть. Она понятия не имела, что на свете существуют такие болезни. Если кто-то из щенков в Мопсхаусе шмыгал носом, Муля всегда говорила:
– Немедленно промой нос водой из Апельсинки, померяй температуру. Если она нормальная, иди в школу, а если повышенная, придется остаться дома. Ну и хорошо, наведешь порядок в своей комнате, потом поможешь Фене составлять каталог. И не забудь узнать домашнее задание. Простуда не повод, чтобы отставать от класса.
Но у Елизаветы, похоже, было иное мнение…
А енотиха тем временем продолжала:
– Хочешь, чтобы мамочка, которая тебя обожает, заработала сердечный приступ и умерла?
– Нет, – пробормотала Куки, совершенно не понимая, что происходит.
– Тогда делай то, что я велю, – простонала енотиха, – немедленно в кровать. Я сейчас принесу обед.
Куки легла и взвизгнула.
Лиза схватилась за голову.
– Что? Что? Где болит? Едем в клинику. Самую лучшую! К хирургу! Сделаем операцию.
– Все в порядке, – быстро объяснила Куки, – просто на простыне лежит что-то горячее и круглое. Я испугалась.
– Фуу, – выдохнула енотиха, – это всего лишь грелка. О-о-о! Ты забыла, что такое пузырь с горячей водой! Грелка! У Варечки потеря памяти! Нарушение мозгового кровообращения! Скорей! В больницу.
– Нет, нет, – зачастила мопсишка, – просто никогда не имела дела с грелкой… У нас…
Остаток фразы: «…в Мопсхаусе никто ею не пользуется», Куки благоразумно проглотила.
Елизавета попятилась.
– Не имела дела с грелкой? Да я ее тебе каждый вечер в кроватку кладу, под задние лапки.
Лиза пошатнулась и схватилась за спину.
– Земля из-под ног уходит. Солнышко! У тебя энцефалит! Клещ в комнату проник!
Куки уже успела сообразить, что мама Варвары совершенно не похожа на Мулю. Рассказывать ей правду и сообщать, что сейчас в ее доме находится не Варя, а член семьи мопсов, не следовало. Лиза никогда не поверит Куки, она уложит ее в клинику, где щенку начнут делать уколы, давать таблетки, лечить здоровую мопсишку от больной головы. Надо прикинуться Варей, усыпить бдительность енотихи и со всех лап нестись домой.
– Мамочка, – пропищала Куки, – грелка, как ты правильно сказала, всегда лежит под задними лапками. А сейчас она оказалась посередине спины. Вот я и не сообразила, что к чему.
Елизавета издала стон.
– Как ты меня напугала! Сейчас подам легкий обед. Поешь совсем чуть-чуть, чтобы не обременять желудок. Немножко?
Куки сразу почувствовала голод.
– Кушать хочется.
Она откинула толстое-претолстое пуховое одеяло, хотела подняться, но Елизавета истошно завопила:
– Нет! Ты больна! Доченька! Мамочка все принесет. Ляг!
Мопсишка упала на подушку. Елизавета набросила на нее одеяло, затем перину, сверху настелила четыре шерстяных пледа и пятый, стеганный из ваты. Потом метнулась к шкафу, вынула мохеровую шаль и замотала голову Куки.
– Не надо, – простонала та, тщетно пытаясь вылезти из-под груды одеял.
Елизавета прижала лапки к груди.
– Чую, инфаркт приближается. Не нервируй меня! Ты простудилась! Я переживаю! Лежи тихо. А я побежала за едой.
