Среди моих знакомых хватает тех, кто то и дело раздраженно говорит: «Если бы не бизнес, то ноги бы моей в центре Москвы не было». В чем-то понять их можно – вечная духота, причем даже зимой, что противоестественно, толпы народу, бродящие по улицам в любое время дня и ночи, самокатчики, ставшие просто каким-то проклятием мегаполиса в последние годы, и, конечно же, непрерывный поток машин, едущих сначала откуда-то куда-то, а потом обратно.
Но вот меня все это, как ни странно, не смущает и не бесит. Мне по нраву вечно шумящий город, мне по душе его непрерывный ритм бытия. И когда я выбирал, куда именно будут выходить окна офиса, в тихий внутренний дворик или с видом на неумолчное Садовое кольцо, то остановился как раз на последнем варианте. Ну вот нравится мне смотреть на броуновское движение автотранспорта, которое даже ночью не прекращается. Оно меня умиротворяет, особенно тогда, когда приходится вести не очень приятные разговоры, навроде того, что происходит прямо сейчас.
– Рахман, мы договаривались о чем? – я бросил еще один взгляд на дорогу за окном и развернулся к посетителю, сидящему в гостевом кресле – Напомни мне, пожалуйста.
– Так это – невысокий мужчина лет сорока с восточными чертами лица наморщил лоб – Ты делаешь так, чтобы моя жена и дети тут жили. В Москве.
– Верно – кивнул я – Причем не на птичьих правах, не ожидая каждый момент, что вот-вот в ваш дом войдут суровые личности и скажут, что вам пора покинуть этот город и эту страну, нет. У тебя теперь есть бумага, которая защитит от многого и многих. Не всех, конечно, но речь о полной безопасности и не шла. Подобное стоит дорого. Больше того, что ты мне обещал.
– Это да. Это я понимаю – комкая в руках кепку, пробормотал мой собеседник.
– И хорошо, что понимаешь, Рахман – я сел в кресло, закинул ногу на ногу и сплел пальцы рук в «замок» – А вот мне кое-что непонятно. Например, почему ты так недорого ценишь данное тобой слово. Причем не только свое, но и досточтимого Газвана. Помнишь наш предыдущий разговор?
Молчит, сопит, смотрит в пол. Господи, всякий раз одно и то же. Нет, положительно надо заканчивать с оказанием подобных услуг. Почему я постоянно должен из этой публики выбивать то, что и без того мое?
– Это вопрос, Рахман – пояснил я – У нас принято на них отвечать. Так что, помнишь или нет?
– Помню – кивнул он.
– Хорошо – одобрил его слова я – Тогда было сказано, что тут не благотворительная организация и не фонд «Протяни руку ближнему», потому оплату я хочу получить до того, как будет оказана услуга. Ты же сказал, что документы сейчас очень нужны, гонорар же будет выплачен обязательно, но чуть позже, поскольку это связано с определенными логистическими проблемами.
– Такого не говорил – встрепенулся таджик – Другое было. Сказал, что муаллим Мансур пришлет то, что вам нужно, Максим-акоджон. Только чуть потом. Не сразу.
– Это одно и то же – пояснил я – И еще – какой я тебе старший брат, Рахман? Какой акоджон? Нет, все люди братья, конечно, но все же у нас другие отношения, не родственные, а деловые. И сейчас ты мой должник, что очень печально. Не для меня, для тебя. Я свое все равно заберу, поверь.
– Понимаю – снова пробубнил посетитель.
– А вот сейчас ошибка выходит – с улыбкой опроверг его слова я – Ты думаешь, что мы сейчас поговорим и закончится все чем-то вроде: «даю тебе еще неделю»? Ну, а неделя – это долго. Опять же можно сменить место жительства, Москва город большой, пойди тебя после, найди. Так ты думаешь? Так, так, знаю. Только вот что скажу – я тебя даже искать не стану. Более того – ты прямо сейчас можешь отсюда идти.
– Уходить? – недоуменно переспросил Рахман – Можно?
– А смысл с тобой говорить? У тебя нет того, что было мне обещано, и будет ли вообще – неизвестно. Ну, а раз так, то за тебя заплатит поручитель, то есть Газван. Это же он тогда сказал: «Максим, помоги ему, он тебе заплатит, обещаю». Обещал – сделает. Сегодня вечером в его доме будет большой праздник, на который я, кстати, приглашен, так что вот там, прямо за столом, в присутствии родных и гостей, я и стребую с него твой долг. С днем рождения именинника поздравлю, а после скажу о том, что он всегда платит по счетам, даже если те не его. В такой ситуации не поюлишь, в ней последнюю рубашку снимешь и отдашь, лишь бы позора избежать. Понятно, что изначально обещанное я не получу, но меня устроит и что-нибудь попроще. Род Газвана древен и богат, думаю, найдется то, чем можно со мной расплатиться. Ну, а ты будешь после должен уже не мне, а ему. Сам понимаешь, после такого у твоего рода не то, что казан заберут, но и все любимые надгробия из земли повыковыривают. А там еще и остальные твои сородичи присоединятся со временем. Как проведают про то, что я из-за тебя больше с вашим братом дела иметь не стану – сразу же! У, какая веселуха начнется!
По мере того, как до Рахмана доходил смысл моих слов, в его глазах появлялась недобрая красноватая муть, а когда закончил фразу, то и лицо его начало меняться. Сначала кожа словно сморщилась, после из нее полезла черно-синеватая шерсть, нос сплющился и раздался в стороны, а зубы здорово увеличились в размере. Впрочем, и сам визитер как-то так прибавил в росте, отчего одежда начала потрескивать по швам.
– Ну-ну-ну – поморщился я – Заканчивай, а? Ну да, мохнорыл, клыкаст… И что, мне надо сразу кричать и пугаться? Вай, боюсь-боюсь! Или ты думаешь, что мне до того гюль-ябани видеть не доводилось ни разу? Да и не так уж ты страшен, скажем честно. Вот у меня в соседнем подъезде барбер-шоп работает, так там да, эдакий страх господень встречается – нет слов. Видел вот недавно одного – сам рыжий, борода в три косы заплетена, на голове хрен чего… Да ты дар речи потерял бы, встреть такого, поверь. Потому кончай шапито, Рахман, серьезно. Давай думать, что дальше делать будем. Ситуация-то хреновая.
Посопел уроженец Таджикистана, посопел, да и последовал моему совету, клыки спрятал, шерсть с лица согнал, снова людской облик принял, ссутулился и уставился в пол.
Не скажу, что я сейчас играл с огнем, но некоторая доля риска, конечно, в ситуации наличествовала. Пусть незначительная, но все же. Гюль-ябани ребята достаточно серьезные, из тех, что в драке идут до конца, особенно если распробуют твою кровь. Нежить же, им людская кровь, как нам водка. Ну да, в отрыве от родных земли, от давно заброшенных шахраков и горных предлесий, подобные Рахману не так опасны, но когти и клыки ведь никуда не деваются? Особенно когда тебя загнали в угол.
А здесь именно такая ситуация. Репутация на кону. Да что репутация – жизнь. Если я свою угрозу реализую, после чего Газван, контролирующий добрую половину таджикской нежити и нелюди в Москве, узнает о том, что его имя жестко спустили в очко, то Рахману кранты. И жене его, и детям, и, возможно, остальным его родственникам. Мало того, конец и доброму имени семьи, к которой он принадлежит, причем надолго. У них с этим строго, века пройдут, а дурная слава останется, и пофиг, что речь идет не о людях, а о представителях мира духов. Гуль-ябани ведь по сути своей духи, пусть и существующие в материальном обличии.
– Не хочет дедушка Мансур казан отдавать – наконец выдавил Рахман из себя – Я просил, сильно просил. Не хочет!
– А до того, как я тебе помог, значит, хотел? – с иронией осведомился я – В тот момент, когда мы по рукам ударили?
– Тогда согласен был – кивнул гюль-ябани – Говорил, что старый, что его ущелье ждет скоро, и ему казан больше не нужен.
– Ущелье?
– Ущелье Семи Троп – пояснил собеседник – Это вас в землю кладут, а мы, когда последний час приходит, сплетаемся там с темнотой. Оттуда на свет вышли, туда возвращаемся. У каждого рода такое место есть, свое.
– Понятно – я побарабанил пальцами по столу – Очень романтично и познавательно, но на этом лирическую паузу предлагаю считать завершенной. Что с моим казаном?
Казалось бы – какая ерунда, казан для плова. Мало ли их на свете? Старых, с мятыми краями, проверенных тысячами тысяч пловов и новых, сделанных каких-то пятьдесят-сто лет назад. Ан нет, таких, которым владеет дедушка Мансур, обитающий на далекой таджикской земле, мало. Да вообще нет! Штука в том, что металл для этой кухонной принадлежности плавили не на простом огне. Вернее, огонь был простой, но в качестве топлива для него использовались дрова, на которые порубили некую особенную чинару, посаженную некогда одной особой, имя которой осталось в веках. А росла сия чинара близ ручья Зимчуруд, источника сильно непростого, читай сакрального, и было ей на момент гибели никак не меньше двух тысяч лет. Или даже больше. А потом в том же ручье, воду которого с незапамятных времен называют «жидким золотом» и «даром небес», полученный в результате ковки предмет и закалили. Само собой, он приобрел ряд полезнейших свойств. Не волшебных, конечно, волшебства на свете нет, и, думаю, никогда и не существовало, но крайне полезных. Например, если в этом казане сварить плов, при этом в нужный момент добавить в него правильные травы и сказать при том верные слова, то можно излечить человека от язвы. Вот такое вышибание болезненного клина вкусным клином. Зрение можно маленько подкорректировать, насколько мне известно. Еще мужскую силу вернуть. Ну, не то, чтобы прямо совсем, до состояния ненасытной до женского тела юности, когда одеяло поутру стоит вигвамом, но все же. Тут ведь как – лучше что-то, чем ничего.
Короче, хорошая штука. И самое главное, есть тот, кто за нее готов многое отдать. А у него, у этого «того», во владении находится другой предмет, который… Короче, там длинная цепочка, замучаешься рассказывать. Пока ясно одно – дедушка Мансур пошел в отказ. Ну, или вообще не в курсе того, что его казан уже не его. Ну, а как иначе понять пронзительно-горестное выражение лица моего собеседника?
– Тогда беги – вставая с кресла, равнодушно посоветовал гюль-ябани я – У тебя день, максимум два. Нет, документы твои аннулируют только в понедельник, так что полиции можешь не опасаться пока, но вот соплеменники, которые ко мне могут больше нос не казать, и особенно почтенный Газван… Короче – не буду повторяться. Чего из пустого в порожнее переливать? Иди отсюда, ты мне больше неинтересен.
– Уважаемый Максим, я клянусь…
– Твоя клятва стоит не больше, чем жизнь этой мухи – я поймал упомянутое насекомое, которое с упорством билось в стекло, желая смыться из моего кабинета куда подальше, и показал его посетителю – То есть чуть больше, чем ничего. Ты просто пытаешься выиграть время. Нет, это так не работает.
– Памятью предков клянусь, кладбищем, которое когда-то служило домом первым из рода…
Я молча раздавил муху, после взял со стола листок бумаги и, поморщившись, вытер пальцы.
– Кладбищем, значит. Нет, кладбище не самый подходящий для меня залог. Да и потом – это же надо будет к вам туда лететь, потом тяжелую технику искать, чтобы его снести ко всем иблисам, до того с властями договариваться. То есть – далеко и долго. Да и дедушка Мансур, боюсь, в драку полезет. Я, конечно, его убью, но зачем все эти телодвижения? Мы решим вопрос проще. Амулет давай.
Я вытянул вперед правую руку, повернув ее ладонью вверх.
– Так нельзя – блеснул глазами Рахман – Это мое!
– Твоим и останется – пообещал я – Если в течении следующей недели казан получу, так сразу его тебе верну, даю слово. Я не ты, если что обещаю, то это всегда делаю. У нас тут по-другому нельзя, приятель. Таковы национальные традиции. Амулет давай.
Вот теперь моего должника как следует проняло, это отлично заметно. Аж грудь руками прикрыл, то место, где под рубахой в густой шерсти висит небольшой амулет, представляющий собой кругляш, испещренный иероглифами. Его величайшая ценность, может, даже более важная, чем семья, дом и дедушка Мансур.
У каждого гюль-ябани такой есть, это, если угодно, сосредоточение его силы. Без этой вещицы он станет никем, потеряв все знания и навыки, доставшиеся ему от предков. В принципе их и так не сильно много, поскольку представители его вида не самая могущественная нежить из тех, что обитают в Таджикистане и на сопредельных территориях. Нет, есть еще более слабые существа, вроде чора, который представляет собой туманный сгусток и все, на что способен, так это на время отвести глаза немощному, а то и просто пьяному путнику. Или, к примеру, совсем уж безобидный заупокойный дух кормос, сил которого хватит лишь на то, чтобы таскаться под окнами дома да в них постукивать. А вот до проклятой твари хортлака, с которой не дай Бог кому-то столкнуться ночью на кладбище, или му шувуу Рахману ох, как далеко.
Блин, аж мурашки по спине пробежали, как про му шувуу вспомнил. Я с ними горах Ферганы знакомство свел, аккурат в эти дни, только три года назад. Мало того, что они меня здорово клювами подолбили, так еще чуть в пропасть не столкнули. Но оно и не странно, я зримое воплощение всего того, что им ненавистно – крепкий мужчина, да еще и неженатый. Как такого не убить?
Штука в том, что му шувуу есть перерожденные души девушек, умерших нехорошей смертью, как правило, самоубийц. Ну, а из-за чего слабый пол в петлю лезет или вены себе режет? Чаще всего из-за нас. Ясно, что не всякая из них после обрастет птичьими перьями и обзаведется железным клювом, при помощи которого так удобно добираться до сладкой горячей людской крови, но те, которые успели перейти дорогу чодугарзан, по нашему ведьме, и заработать проклятие – с гарантией.