Вту ночь сон у Алики был какой-то душный и вязкий. До самого рассвета она словно тонула в болоте, с усилием выкарабкивалась, задыхалась, боролась на пределе сил.
Проснулась незадолго до общего подъема. Все было спокойно: на соседних кроватях мирно сопели девчонки, за окном брезжил болезненно бледный рассвет.
Она так и не уснула. Ее не оставляло чувство, что сегодня произойдет что-то нехорошее – кто-нибудь близкий умрет или станет навсегда несчастным. Хотя из всех близких на свете у нее только и были девочки из ее комнаты.
Через час на башне разразились бодрым звоном колокольчики, девчонки зашевелились, стряхивая остатки сна, и наконец повскакивали с кроватей.
Поднялась и Алика. Пока ничего особенного не происходило. Пробежка до умывальника, короткая разминка на площадке для танцев, завтрак в столовой под открытым небом… Все как всегда.
Что-то должно было произойти. Или уже произошло, но еще не открылось всем. Алика чувствовала это и по перешептыванию поваров в столовой, и по нахмуренным лицам учителей, и просто по едва уловимой тревоге, повисшей в воздухе невидимой пеленой.
Все стало ясно после утреннего часа здоровья, незадолго до начала занятий. Возле здания библиотеки Алика увидела целую толпу девчонок, которые молча стояли и на что-то смотрели.
Она подошла. На пожухлой, порядком вытоптанной траве выделялось пепельно-серое пятно размером, пожалуй, шагов пять в поперечнике. В самом центре земля просела, и, казалось, там уже блестит вода.
Алике стало так страшно, что первым ее желанием было бежать куда глаза глядят. Но она не ушла. Она так же, как остальные, молча стояла и смотрела.
Потом пришел старший воспитатель, он привел садовника с пучком колышков и мотком затрепанной, лохматой веревки. Они оба ворчали и говорили, чтобы девочки разошлись, однако никто не уходил. Впрочем, никто сильно и не настаивал.
Садовник принялся, кряхтя, вбивать колышки в землю и огораживать пятно веревкой. Делал с запасом: всем было ясно, что к завтрашнему дню пятно станет еще больше. А через четыре-пять дней доберется и до угла библиотеки.
– Что же теперь будет? – растерянно произнесла одна из девочек.
Эти слова словно разбудили Алику. Она развернулась и со всех ног помчалась не разбирая дороги. Куда угодно, только бы подальше от пятна.
Ноги привели ее в знакомый вдоль и поперек садик, где прежде она проводила бессчетные часы с подругами, валяясь на ароматной траве, болтая о всякой чепухе, просто мечтая.
Сейчас здесь было пусто и тихо. Алика села на траву, сжав голову ладонями. Заросли пушистого кустарника отгораживали ее от посторонних. Алика знала, что с минуты на минуту начнутся занятия и что ее накажут за прогул, но ничего не могла с собой поделать. Ей требовалось побыть одной.
Впервые такое пятно она увидела одиннадцать лет назад, только не здесь, а на совершенно другом острове, название которого она даже не помнила. Хотя родилась там и прожила первые пять лет жизни.
Там был маленький уютный городок, дворик со скамейкой и качелями, мама и папа. Пятно, выросшее за одну ночь на улице, никого не испугало. Лишь когда оно разрослось и стало хлюпать, как болото, жители соседних домов забеспокоились.
Однажды ночью в пепельную трясину ушел целый дом. Ушел быстро и неслышно, вместе с людьми. Никто этого даже не заметил и не услышал. Только переполошились утром, когда увидели на месте дома и части улицы огромный провал и безмолвную трясину на его дне.
Лишь после этого жители поняли, насколько все серьезно. Пепельные пятна стали появляться повсюду, и росли они с ужасающей быстротой. Известия, что где-то утонул еще один дом или провалилась дорога, никого уже не удивляли, но заставляли бледнеть и переглядываться.
Эти новости всех безумно пугали. Большинству из обитателей острова бежать было некуда.
Самое страшное ожидало впереди. Сейчас Алика точно знала, что их остров умер не сам – его отравили. Именно поэтому он разрушился так быстро. Растерянные чиновники из префектуры даже помочь толком никому не смогли.
В одну ужасную ночь остров разломился пополам. Одна его часть, самая мертвая, сразу пошла ко дну – вместе с людьми, их домами и животными.
Вторая часть сильно накренилась на один бок, потом на другой. На городок вдруг, словно с неба, обрушилась лавина воды, которая в одно мгновение смела несколько кварталов…
…Алика до сих пор не понимала, как и почему она спаслась. Помнила только беспросветную ночь, безмолвную ледяную воду, скользкое бревно, в которое она вцепилась дрожащими озябшими руками. И еще – свой собственный беспомощный плач, жалобный и тихий, разносившийся над гладью воды.
Ей повезло, что подобравшие ее рыбаки не продали ее работорговцам, а отдали первому же встреченному полицейскому. Про своих родителей с той ночи она уже никогда и ничего не слышала.
С той поры Алика боялась воды. Конечно, не той воды, что бьет веселым фонтанчиком из умывальника, и не той, в которой они с девчонками устраивали стирку.
Она боялась большой воды. Ее страшила эта равнодушная и безжалостная масса, которая давит на человека со всех сторон, вытягивает из него тепло и силы, безмолвно пожирает его и смыкается над головой, скрывая все следы и память.
До сегодняшнего дня Алику отделяла от воды толща острова. Теперь же она чувствовала – вода подобралась близко, очень близко. И все это не к добру и не просто так.
…Через какое-то время Алику, тихо плачущую, нашел в садике лекарь-воспитатель ре Миго. Он поднял ее на ноги, чуть приобнял, погладил коротко стриженную голову.
– Мы не погибнем? – выдавила Алика, глотая слезы.
– Нет, девочка, конечно, нет. Не бойся. Остров умирает, и наша школа, конечно, закроется, но мы давно к этому готовы. О вас мы позаботимся.
Алика не выдержала и разрыдалась воспитателю в плечо. Она никак не могла себе представить, что весь ее мир – тот, в котором она провела больше десяти лет, – скоро уйдет в безмолвную глубину. Все эти садики и наизусть знакомые тропинки, и школа, и библиотека, и мастерские, и лекционный зал, и классы, и площадки для танцев, и башня с колокольчиками – все будет навечно покрыто холодной мертвой мглой.
– Я знаю, как тебе трудно, Алика, – говорил воспитатель. – Нам всем трудно. Готовься к новой жизни, у тебя все будет хорошо.
– Откуда вы это знаете, редре? – не могла успокоиться девушка.
– Я знаю тебя, а еще я знаю жизнь, милая. Ты справишься.
– Скажите, редре, а разве нашим островом нельзя управлять, как другими? Разве нельзя направить его к побережью материка – туда, где мелко? Он бы не утонул, а просто перестал быть плавучим…
– Нашему острову там никто не будет рад, Алика, – грустно улыбнулся Миго. – Да и не успеем. Ничего, милая, это должно было случиться. И мы все об этом знаем.
Накануне вечером девочкам позволили лечь спать на час позже. Но только для того, чтобы они успели приготовить чистую одежду к завтрашнему дню. Все поняли, завтра на острове будут гости.
Так и оказалось. Утром, вместо занятий по кулинарии, учениц выстроили на площадке у подножия башни. Воспитатели и учителя с довольно мрачным видом прогуливались поодаль.
По небу ползли тучи, было прохладно. Ветер трепал широкие рукава школьной одежды. Почти пятьсот молоденьких девчонок расположились тремя плотными шеренгами, ожидая, что им сегодня скажут. На стриженых головах – сине-зеленые платки, завязанные сзади специальным узлом – отличительный знак школы. Широкие штанины подвязаны шнурками – так удобнее бегать, танцевать, тренироваться.
Как и следовало догадаться, на остров прибыл старый наставник. Полного имени его Алика не помнила, да это ей и не было нужно. Учителя между собой называли его Ягло.
Он приезжал относительно часто. Бывало, в такие дни отменяли занятия – учителя собирались в столовой и вели со стариком долгие разговоры. А еще девчонки тайком смеялись над его бородой – она была с одной стороны совсем седая, а с другой – черная.
Случалось, что старый наставник беседовал с некоторыми ученицами. Воспитатели водили их к нему когда поодиночке, когда сразу по трое. Возвращаясь, девчонки только пожимали плечами: учитель просто расспрашивал их про житье-бытье, предлагал рассказать, чему они в последнее время научились. Довольно часто просил станцевать.
Никогда он никого не ругал и не поучал. Просто смотрел, как дела идут в школе, и затем тихо отбывал куда-то.
Сегодня он вышел перед ученицами, опираясь с одной стороны на палку, с другой – на руку своего помощника. Наставник был одет в серую мантию – небогатую и не очень новую.
– Приветствую всех, кто меня слышит! – голос его боролся с шумом ветра. – И вас, усердные воспитанницы Островной школы, и вас, мои добрые друзья, учителя и воспитатели.
Девочки негромко, но дружно ответили на приветствие.
– Вы уже знаете, что жизненный цикл нашего острова завершается. А значит, и то, что наша школа должна попрощаться с вами. Жаль, мы совсем немного не доучили вас, не передали вам все, что хотели. Знаю, что жизнь на острове и обучение состояли не из одних только радостей. Но очень скоро вы убедитесь – трудности были не напрасными. Жизнь за пределами острова не так проста, как здесь, а жители других земель не будут к вам так добры и благосклонны, как ваши учителя. Не хочу вас пугать, но знайте: многим из вас предстоит борьба. И к счастью, вы к ней готовы. Почти готовы.
Алика осторожно повела вокруг взглядом и вдруг заметила: некоторые девчонки плачут! У нее самой вдруг кольнуло в груди, но она сдержалась.
– Надеюсь, вы сохраните в своем сердце толику благодарности к тем, кто поделился с вами самым дорогим достоянием мира – Истинным Знанием. И еще – вы должны любить свою школу и друг друга. Любить всегда и сохранять верность при любых обстоятельствах. Покидая остров, вы обязаны оставаться одной семьей.
Это Алика знала. Про это воспитатели напоминали каждый день. «В любое время и в любой точке мира вы остаетесь одной семьей, кровными сестрами, верными помощницами друг другу».
– Занятий больше не будет. Первыми остров покинут самые старшие и самые опытные. Не забывайте, что вы уходите в большой мир не просто странниками, а гражданами Керии – земли Истинного Знания. Последний и важнейший шаг в своем обучении вы совершите в ближайшие дни. Это будет присяга Истинному Знанию. Именно для этого я здесь.
…День прошел бестолково и скомканно. Ошеломленные ученицы бродили по школе, обменивались пустыми фразами, многие плакали. Вообще разговоры не клеились. И вынужденное безделье рождало чувство безысходной пустоты.
Незадолго до ужина Алику нашел воспитатель.
– Идем, наставник будет говорить с тобой.
– Со мной?! Почему, о чем?
– Ты покидаешь школу уже завтра. В числе первых…
У Алики екнуло в груди. Сразу стало не по себе. Она даже не спросила, почему так скоро, ведь первыми собирались отпускать самых старших.
Наставник встретил ее в небольшой комнатушке на втором этаже гостевого дома. Кроме него, здесь был только помощник – угрюмый дядька с черной бородой и лохматыми бровями. Алика поглядывала на него с любопытством. Мужчин, которых ей приходилось видеть за последние десять лет, можно было пересчитать по пальцам.
Комнатенку освещала единственная химическая лампа, поставленная в угол. Длинные резкие тени на стенах, казалось, живут своей жизнью, паясничают, передразнивают людей.
– Алика… – проговорил старик, не поднимаясь с простой скамьи. – Та самая Алика, которая спаслась с затонувшего острова.
– Да, редре, – немного настороженно отозвалась девушка. Она заметила, что седины на его чудной бороде стало больше, она словно переползала на другую сторону.
– Ты, наверно, не очень любишь море – оно отнимает у тебя уже второй дом.
– Ненавижу, редре. И боюсь.
– Бояться не надо. Ты – храбрая девочка, я-то вижу. А вообще, любопытно…
– Что, редре?
– Ты сегодня первая, кто вошел сюда и не заплакал.
– Я уже наплакалась, редре. И вовсе я не храбрая.
Наставник обменялся с помощником насмешливыми взглядами. Потом подвинул к девушке круглую золотую коробочку с поднятой крышкой.
– Знаешь, что это такое?
Алика бросила лишь один мимолетный взгляд.
– Да, редре, это «паутинка».
– И ты знаешь, для чего она?
– Она режет разные материалы, кроме некоторых, самых прочных. Ее можно бросить в лицо живому, и его голова развалится на части.
– И ты можешь это сделать? – вкрадчиво поинтересовался наставник.
– Не знаю, редре. Нельзя убивать живых, если они не причиняют тебе невосполнимого вреда.
– Так уж и нельзя?
– Смерть за смерть, редре, и только так. Нельзя убивать полицейских, если они хватают тебя. Потому что это их долг. Нельзя убивать грабителя, который нападает на тебя, – потому что для него это, может быть, единственный способ пропитаться. Нельзя…
– Постой, я понял тебя. Вот ты говоришь про грабителя. Если он нападет, что будешь делать?
– Убегу, – твердо ответила Алика.
– А если не сможешь? Если он тебя догонит?
– Если догонит… – Алика вдруг задорно улыбнулась. – Тогда я с ним станцую.
Наставник и его помощник одновременно рассмеялись.
– Ладно, верю, показывать не надо. Вижу, ты способная ученица. Воспитатель не зря говорил, что ты быстро схватываешь главное.
Он перевел дух и уставился на Алику очень внимательно.
– Уже знаешь, что завтра тебя ждет дорога?
– Знаю, редре, – странно, но на этот раз ее сердце никак не отозвалось на эти слова.
– Я расскажу тебе кое-что, это очень важно. Садись, слушай.
…Вечером, когда Алика вернулась в спальню, девчонки налетели на нее с расспросами. Но она покачала головой и твердо произнесла:
– Мне нельзя ничего рассказывать. Наставник не разрешил. Он сам расскажет вам все, что надо.