Егор Николаевич, в селе более известный как просто дед Егор, встал сегодня действительно рано, не позднее семи часов, и успел уже истопить русскую печь, приготовить еду из скромной овощной пищи, и от нечего делать занялся штопаньем валенок внука. Всю жизнь прожив в этом доме, сразу после того как вернулся из Афганистана, дед Егор вырастил в нем сына Колю, успевшего повоевать в обеих чеченских компаниях на Кавказе, и после относительно не долгого его хождения по земле, а именно тридцать семь лет, схоронил его. Жена Николая тут же вышла за кого-то замуж и уехала на запад, бросив внучка Данилу еще до Войны. Позднее на покой ушла и супруга Ефросинья. Так и зажил дед, хотя и был овдовевший, тихой и мирной жизнью счастливого старика, находившего свою отраду и утешение во внуке.
Практически сразу после похорон жены Ефросиньи Егор Николаевич водрузил на свои уже дряхлые и сухие плечи все хозяйство, состоящее из небольшого огорода с грядками. Засыпанная снегом земля не давала покоя старику, с детства приученному к ручному труду, и в зимнее время, тоскуя, не зная, чем себя занять, дед занимался мелкими делами по дому. Починив подошву прохудившегося валенка, Егор Николаевич внимательно осмотрел второй обувок. Приняв решение, что левый валенок в порядке и не нуждается в ремонте, Егор Николаевич поставил обувь осиротевшего внука Данилы, похоронившего еще мальчишкой отца алкоголика, и потеряв без вести мать, пропавшую сразу же после похорон мужа. Сняв очки с носа, дед Егор принялся набивать крепким самосадом, монгольского происхождения табаком свою деревянную трубку, с прожженными точками по краям – числом побежденных противников в одном из боев в ущелье Центральной Азиатской Республики Афганистан.
Сладко покуривая горьким дымком, Егор Николаевич не заметил, как стал дремать, а вскоре вовсе уснул так и сидя на стуле, выронив изо рта курительную трубку. Так спавший дедуля, мило похрапывая во сне не сразу разобравшись в чем дело, проснулся от звука дребезжащего стекла в раме и поднял трубку с высыпавшимся на ковер жженым табаком. Стучались со стороны палисадника.
– Кого еще там леший принес в такую рань? – недовольный просыпанным мусором на полу бурчал дед, —Может Данилка с солонцов вернулся? Да тот бы через ограду перелез и сам бы калитку открыл. Да и раньше пятницы он не заявится. Это что получается: после завтра? – разговаривая сам с собой, Егор Николаевич глянул на обрывной календарь местной типографии, висевший на стене.
– Да иду! – пропихивая больные ноги в валенки и одевая старый тулуп, пробурчал дед, выходя в сени. Со стороны ворот слышался собачий лай и повизгивание. Проспавший петух мигом встрепенулся и прогорланил свое фирменное «Кукареку!», разбудил дремавших наседок, которых в курятнике насчитывалось около дюжины. На звуки петуха незваные псы еще больше залились лаем, но так как до деревни было добрых три километра, а изба и участок находились в чистом поле, лай был просто бесполезным звуком, раздражавший людей у ворот.
Все же Забайкальский хутор не похож на Донские хутора. Большая и красивая изба, покрытая оливковой краской на стенах, украшенная резными ставнями и натянувшая на свою макушку серый шифер, простой деревянный дом, нежно греющийся в лучах алой зари. Непосвященному человеку могло даже показаться, что дом и хозяйство, огороженные ровным штакетником по фасаду и жердями в огороде, были оставлены исчезнувшей деревней. Словно вся деревня, переселившись на другое место, забыла один дом. Но он тут стоял вовсе неспроста.
– Ну, кто там, Данилка ты что ли? – открывая ворота с железным засовом, отворяя калику, спросил Егор Николаевич. У ворот стояли две одинаковые мужские фигуры, облачение в белые зимние комбинезоны, которые до войны предпочитали носить разведчики спецслужб. Лица обоих военных были спрятаны под глазастыми балаклавами, такого же белого цвета, как снежный саван до самого горизонта.
Кое-как разглядев на фальшпагонах белые звезды майора и капитана, Егор Николаевич понял, что перед ним люди серьезные.
– Семенов Егор Николаевич? – обратился к старику майор, заглядывая на оттиск советского образца военного билета, сверяясь с какой-то пожелтевшей от времени бумагой. На документе были нанесены: прописной текст, синяя круглая печать в виде окантованного национального орнамента «Хатар Угаза» и по краям – рисунок гор с восходящим солнцем, с колосьями пшеницы, обвитой четырьмя с каждый стороны белыми (по числу бурятских родов) витками национальной ленты. Андрей Николаевич тем временем был занят привязкой загнанных до вылетающего из груди сердца собак к изгороди палисадника.
– Да, он самый. А вы ребята, собственно, кто будете? – полюбопытствовал дед Егор, уже почувствовав мгновения страха. Каким-то инстинктивным чутьем, а может даже мудростью, которой славился дед в здешних местах, старик понимал, что пришли к нему не из местной округи, а что приехали издалека, причем на собаках, и что дело к Егору Николаевичу у них действительно серьезное.
– Отец, пусти нас в избу, мы свои! – Демонстрируя повисший на шее автомат, произнес Андрей Николаевич. Майор тем временем еще раз пересмотрел карту довоенных лет, сверился с координатами на документе и со спокойной душой выдохнул:
– Точно тут. Батя, пусти по-хорошему, свои мы, с Агинских степей мы, – упаковывая бумаги в полевую сумку, сказал Сергей Олегович, – Пусти батя в дом, мы с дороги и голодные, как черти.
– Так бы и сказали сразу, что агинчане, со степей. Это что же, вы на собаках да на лыжах сюда прямо добирались? – уже более спокойно заговорил дед Егор.
– Вообще то, мы из Внутренней Монголии, почти месяц по степям ползаем, всё тебя, отец, ищем, —проходя в сени, проговорился капитан, на что Сергей Олегович покрутил пальцем у веска, словно намекая или донося мысль Андрею Игоревичу. Уже довольно плохо слышавший Егор Николаевич так и не расслышал последнюю фразу, поплелся, хрустя валенками по снегу, за своими довольно-таки наглыми незваными гостями, которых дед не в силах был бы прогнать.
– Чудна у меня форма, сынки, – приготавливая завтрак, разливая подобие борща по тарелкам (все-таки старость брала свое, и изысканных вкусностей в доме давно не видели, довольствовавшись бурдой из овощей), любезно произнес Егор Николаевич. Офицеры, усевшись за стол в большем зале, принялись стучать ложками, при этом успевая закусывать ржаным хлебом с отрубями, который дед, иногда замочив в квасе собственного производства и сушил, позже похрустывая вкусными сухарями с крепким чаем. Еще в сенях снявшие, как и положено при входе в дом, головные уборы, без комбенизонов, в одних белых кителях военные за столом набрасывались на простую деревенскую еду, скромную, но сытную.
– Может, еще добавки? – поинтересовался дед Егор, видя здоровый аппетит мужиков, годившихся ему в сыновья. Он на мгновенье даже вспомнил покойного сына, пришедшего с войны контуженым и найдя свою кончину на дне бутылки.
– Нет, нет, спасибо отец! – Практически в один голос произнесли обедавшие мужчины, иногда поглядывая на скудную обстановку в избе. Напротив стола, у стены, украшенной красивым ковром с таежным сюжетом в виде рисунка охоты, стояла кровать супруги Егора Николаевича. Впереди подпирая печку находилась кровать самого деда Егора. Обе кровати были заправлены красивыми покрывалами зеленого цвета с чудными узорами. По праву руку от майора, так же возле стены между окон, выходивших во двор расположился диван Данилы, заправленный по-военному аскетичным синим одеялом с полосами у края и подровненной табуретом подушкой. Позади сидевших офицеров был расположен буфет для посуды, уставленный изысканными образцами редкостей. В красном углу, по леву сторону от печи и входа, стояли икона Богородицы с младенцем Христом, образ Спасителя с заповедями в руке, и лик Николая Чудотворца. Правый угол занимала массивная советская радиола, которая давно не ловила ни одну радиостанцию, несмотря на все тщетные попытки Данилы услышать людей из других городов. Иногда выход в мир все же происходил, когда ловились обрывки шипения и переговоров местных военных на УКВ, но чаще всего приемник использовали как проигрыватель, особенно в тихие, одиночные зимние вечера, слушая музыку как времен расцвета СССР, так и периода упадка и развала могущественной страны. Последние пластинки, времен Перестройки, особенно любил и бережно хранил Данила.
Осмотрев комнату, зорким взглядом снайпера, Андрей Игоревич обратился к старику.
– Так значит, один ты живешь, отец? – с позволения деда Егора закурил и продолжил капитан, – Ни жены, ни детей, ни родных?
Старик относивший посуду на кухню, в то время, когда майор сидя на Даниловом диване принялся рассматривать его сокровенные виниловые записи 1980-1990-х годов, спрятавшись от дыма сигареты, а дед Егор погрустнел.
– Сына уже пятнадцать лет как нету. Пришел он с Чечни больной на всю голову. Контуженый. Бывало, ночью соскочит с кровати, хватает Данилку, внучка моего, еще совсем ребенка, малым когда тот еще был, и в окно кидается. Два раза так бегал от духов, как он сам мне говорил. Потом мы с ним рамы вставляли, по весне получается, это было тогда. Невестка моя не выдержала, собралась и уехала на запад, вроде бы замуж вышла, не помню. Еще до бомб было. А Данилка на мне да бабке остался, от Коли вообще практически никакого воспитания и заботы парень не видел. Бил его часто. Благо еще парнишка смышленый да уж слишком умный, в меня видать пошел, – усаживаясь за чисто убранный стол, дед Егор, заливаясь гордостью за внука, продолжил, – Ему же всего десяток годков было, когда отца его схоронили, а тот спился в усмерть из-за нервов. Да и старуха моя тоже уже почти три года, как померла. Так что, вдвоем мы остались с Данилой. Он сейчас на солонцах, охотится.
– Уж не на Седую ли Сопку пошел? – заискивая, спросил любитель послушать рассказы простых людей Андрей Игоревич, облокотившись на руку, внимательно смотря на старика.
– Да, какое там, – вытряхивая прогоревший пепел и вычищая трубку, а затем набивая ее свежим самосадом, отмахнулся дед Егор, – Я ему строго настрого наказал в грязный лес не ходить, за белые бурятские ленты он у меня не заходит. Шаманы же там весь лес считают святым местом, вот и обвязали все окрестности лентами, так сказать, пометили все сорок квадратных километров по кругу. Видимо забросили туда что-то, от чего аж весь сосняк побелел иглами, а дальше седого леса вообще страшно заходить.
– Старого Хозяина видел, а отец? – развешивая уши, падкий на деревенские байки допытывался Андрей Игоревич.
– Видел один раз, да рассказывать не буду, у мужиков в селе соседнем спросите, – уже пыхтя трубкой, отуманенный дымом произнес дед Егор, – Это еще благо – нынче снега в тайге много будет. Спать Хозяину в теплой берлоге. Уж небось, нагулял да поднабрал жирку за весну да лето. Может, Данилка в этот раз углядит где его.
– А когда, говоришь, он придет? – неожиданно сменив тему, успев вернуться за стол и похлебать крепкого черного чаю, спросил Сергей Олегович.
– Он не раньше завтрашнего дня явится. Сынки, если вы к нему пришли, тогда оставайтесь. Кровати есть, переночуете. Куда вам идти то сейчас, да по снегу в буран? В Большей Город, и то вас с вашим мундиром туда вряд ли пустят.
– Отец, ты случаем не в разведке в Афганистане служил? – улыбнулся Андрей Игоревич, поглядывая добрым взглядом на старика.
– Да какое там! Под Кандагаром по ущельям прыгал, ну, да хватит с меня. Ладно мужики, заболтался я чего-то. Скажите лучше, сынки, зачем к старику пожаловали?
– Не можем пока сказать, батя. Найдем – расскажем, не найдем, ну извиняй тогда, – ответил майор и продолжил, – У тебя, батя, подпол или погреб под картошку имеется?
– Так вон он, справа от тебя, сынок. Ковер откинь и крышка будет, сразу увидишь. Так вам, может, картошки набрать, сынки?
– Поздняков, неси инструменты! – не обращая внимания на вопрос старика, открыв крышку подполья и спустившись по широкой лестнице, из-под пола скомандовал Сергей Олегович, и начав расчищать земляной пол от усыпанного картофеля, продолжил, – Батя, а ты завалинку в доме менял? Ремонт там основательный, полы стелил или что-то такое?
– Да нет, сынок, как дом у Витьки Шишмарева купил, так и стоит изба. Белить бы надо бы в этом году. Вот Данилке говорил, пусть из тайги приедет да за побелку возьмется.
– Серега, ты что – этим землю долбить собрался? – разочарованно показывая майору саперные лопатки, пробубнил Андрей Игоревич, с уже одетым и включенным шахтерским фонарем на лбу, и подал керосиновую лампу «летучая мышь».
– Батя, у тебя лопаты простой штыковой или, лучше, ломика не найдется?
– Найдется, – ответил дед Егор, так и сидевший в валенках и овечьем жилете, поверх вязанного собственноручно коричневого свитера, и выйдя в сени, отправился в кладовую на поиски инструментов. Вернувшись, неся в руках лопату и восьмигранный удобный ломим. Егор Николаевич включил свет в зале, так что находившаяся прямо над подпольем лампа накаливания с нацепленным плафоном вмиг осветила рабочих, отбрасывающих землю прямо на картофель.
– Ребята, на картошку-то зачем? – застонал старче, схватившись за сердце, укладывая на пол под руку майора инструменты.
– Не ворчи ты, батя, – взяв в руки штыковую лопату и свесив руки на полу, майор продолжил, смотря пронзающими глазами в лицо старика, – У нас же все данные на тебя имеются, на службу, где до этого жил, работал, учился. Так что, батя, лучше нам сам скажи: находил в подполье что или нет? Ты же, батя, прожил тут почти сорок лет и не знаешь, на чем дом стоит, хм, м-да, – и не дожидаясь ответа на провокационный и интригующий, с долей страха вопрос, майор стал бодрее отгребать землю, все же бросая ее на этот раз в сторону от осеннего урожая, заполнявшего погреб.
Старик ничего не ответил, молча уйдя на кухню, достал из вязаных ивовых ветвей корзины спицы с крючком и принялся довязывать носки внуку, не обращая внимания на хозяйничавших в подполье военных, хотя и слышал их постукивание по земле. Как вдруг послышался гулкий стук лопаты о массивный кусок металла. За ним последовал скрип открывающегося люка, ведшего на лестницу шахты пусковой установки баллистического комплекса Р-17. Внутри шахты располагалась бронированная комната с массивным рулевым засовом, с дверью на уровне груди. За ней был расположен центральный пульт управления пуском ракет. По центру стояло кресло оператора установки, покрытое клеенчатой пленкой, хотя ключа запуска в замке пульта, само собой, не было.
– Доставай свою открывалку, – скомандовал майор Андрею Игоревичу, который являясь славным медвежатником и мастером вскрытия замков, постоянно имел при себе отмычки, открывающие любую дверь, практически любого замкнутого помещения, которое в скором предстояло разграбить. Мародерством в Забайкалье тогда занимались многие, но зачастую обчищали военные склады, базы хранения хозяйственных товаров (одежда, посуда, инструменты и прочие мелочи). Брали всё, что не было прибито, в хозяйстве все годилось. Но в дом к простым деревенским не лезли, по двум причинам: во-первых, брать у самих-то людей было особенно нечего, а во-вторых, незваных гостей могли встретить как пулей СВТ-40, в обиходе «Светлана», или той же «Берданки», так и дробью вертикального двуствольного ружья ТОЗ-34. Присматривали, в основном, брошенные места.
Найденный исправный пульт управления ракетами для военных авантюристов, по сравнению с предыдущими находками для искателей, как таких окрестили в народе, был настоящим Клондайком на берегу Юкона, который в старину был по праву щедрым для североамериканских охотников за приключениями.
– Я пока генераторы проверю, – начав возиться с массивными тушками инверторных генераторов, сказал Сергей Олегович. – Топливо слито!
– Бляха муха! – выругался майор, пока Андрей Игоревич, который осторожно, словно хирург прощупывающий нерв, боясь запустить ракету, хотя электричества и не было в проводах, и уверенность в том, что установка вообще работает, таяла, пытался вставить самодельные отмычки в замок и провернуть его.
Выскочив из подпола, едва не сбив деда Егора, уже вовсю сладко посапывающего со спицами в руках, майор, раздетый выбежал в пятнадцатиградусный мороз. Перерыв кверху дном пожитки в обоих санях, попутно дав по морде одному псу, укусившему его за ногу, Сергей Олегович кое-как нашел канистру с десятью литрами бензина АИ-92. Холодная рукоять канистры обжигала льдом голые пальцы. Закрыв дверь в прихожую, Сергей Олегович в два шага пересек кухню и бросился греть замерзшую ладонь у печи. От всего произошедшего дед Егор встрепенулся воробьем и, продрав глаза от спячки и зевая, пугливым голосом спросил:
– Ну что, нашли что искали?
– Да, батя, нашли. Сейчас запускать будем. – Вежливо, разразившись откровенностью. чего никогда не наблюдалось за Сергеем Олеговичем, сказал майор, крикнув последние слова в зал, целясь голосом в подполье.
– Андрюха! Ну, как там у тебя?!
– Готово! – Отозвался голос капитана из-под пола, создавший импровизированный ключ из двух отмычек, воткнутых в замок и обмотанных синей изоляционной лентой ПВХ.
– Что нашли-то, сынки?
– Ракеты, батя, у тебя нашли. Ракеты!