И вот уж шестнадцать Феофану Кхуясичу.
В Зимбабве застой, на улицах хаос,
Решают родители езжать из страны,
Чтоб сын ихий рос без наркоты.
И выбор их пал на Русь, на Сибирь,
Чтоб вырос здоровым их богатырь.
Мечта их сбылась, он здоровый как лось,
Работает он в ООО «Агрохвост».
Он валит деревья в российской тайге,
Ебало все в шрамах и сажень в плече,
Здоровый детина, еще и боец,
Три дня он на самбо ходил, молодец!
Пизды получал постоянно он в клубе,
Не раз свои зубы выплевывал в клумбы.
И вот надоело ему быть терпилой,
Стал он качаться, злобный детина.
На самбо пошел, записался в спортклуб,
Думал, научат защите вот тут.
Но он просчитался, всего, что достиг —
Два шага в татами, а дальше тупик.
Против него злобный противник
Прием сделал классный, погас и рубильник,
Когда оклемался – прошло аж три дня,
Понял что эта борьба – все хуйня.
– Папа-китаец, поклонник Ван Дамма,
Скорей научи меня бить по ебалу!
И папа помог, научил бедолагу,
Как быть суперсильным и славным воякой.
– Ты в Халка, сынок, превратись, если смозешь,
Тогда всем пизда, и плюнь им всем в розу!
– Ебать ты дебил, папаша Кхуясик,
Как можно Халком стать, мне не подскажешь?
Мама, зачем на него ты смотрела?
Неужто же не было больше те дела,
Как с китаёзом ебаться в кровати?
Лучше б был негром я, как и твой батя.
– Ты, сын, охуел? – воскликнула Ирма. —
Я папу люблю, хоть он и дебильный!
Включи интернет, введи «оборона» —
Вот там и учись, как драться с народом.
Послушал он мать и стал заниматься,
И вот через месяц его уж боятся,
Руками он машет, как юный Ван Дамм,
И непобедим стал, как Джеки Чан.
Здоровый детина, в плечах уж сажень,
Не может спокойно он встать на ступень
Своего дома, как вдруг ни возьмись —
Кругом одни бабы, куда ни гляди.
И так вот еще пятилетка прошла.
В поселке порядок, не ходит шпана,
Кхуясича все боятся мерзавцы,
Он добрый и сильный, ебало все в шрамах.
Зато на хую его всегда бабы —
Ровесницы, старые и молодые.
Любят страшилу, любят за силу.
Сила его не только в руках,
Силен его поршень и яйца с кулак!
Пришла к нему как-то бабушка Нюра:
– Внучок Феофан, порадуй бабулю!
Бабуля была ему не родная.
Старушка – обычный кондуктор трамвая.
– Я овдовела уж как десять лет,
Любовником стал моим огурец.
Однажды, на даче парник поливая,
Споткнулась о камни, что пленку держали,
Упала я в грядку, а этот проказник
Залез под трусы, и начался праздник.
Без мужа тогда я год как была,
От овоща вмиг уплыла голова,
С тех пор не нужён ни один мне мужик,
Овощ использую – и скушаю вмиг.
И наебуся, и подлечуся,
Овощ богат же на витамин.
К тебе я пришла по совету Людмилы,
Ее ты, можт, помнишь, сношал прямо в лифте?
Она вся в восторге, и мне подсказала,
Мол, Нюра, попробуй ты хер Феофана!
И Феофан не оставил бабулю,
Взял ее в руки, и в поцелуе
Всунул в ее пышный рот свой язык,
Руками же смело в трусы к ней проник.
И повалились они у кровати,
Страстно одежду раскинув по хате,
Грубо меж булок он ей засадил,
Та завизжала. Он в ней заходил
Поршнем своим он ее, что буравил.
Бабка орала, он темпа не сбавил.
В общем, порадовал он ту старушку,
Бабка в подарок ему свою двушку
На раз подписала и со словами
«Чао, герой мой!» – в свой дом ковыляла.
Наведалась как-то Прасковья глухая:
– Всади, что ль, и мне, я, чай, не кривая.
Агафья к нему вместе с мужем ходила:
– Хочу, чтоб вдвоем меня драли красиво!
Зухра, Гюльчатай, Фаина, Динара —
Восточные, страстные, пылкие дамы!
Им тоже охота, они тоже люди.
И их Феофан не обидел ни разу.
Крепыш Феофан вел свой дневник,
Каждую встречу писал он на лист.
«Сорок седьмая – ушастая баба,
Имя не помню, но трахалась ладно.
Тридцать девятая – Светка-аптекарь,
Словно ходячий худой лист фанеры.
Ни сисек, ни звука, лежала, как куст.
Такую второй раз не стану я дуть.
Сто восемнадцать – рыжая Людка,
В лифте я пробовал ту проститутку.
Сто двадцать семь – бабушка Нюра,
Хату в подарок мне запиндюрив,
Стала за это моим частым гостем —
Сто сорок один, сто сорок восемь».