Когда я возвращаюсь, подъездная дорога к дому Мередит забита машинами. Меня не было весь день – я стучала в двери и заглядывала в местные заведения, которые посещала моя сестра. Пока все говорят одно и то же.
– Она казалась счастливой и такой воздушной, всегда улыбалась.
– У нее был идеальный брак.
– Сигналов тревоги не было.
Или – что неожиданно – самое распространенное:
– Извините, но я почти ее не знала.
Она действительно словно растворилась в воздухе.
Я прохожу через кухню и останавливаюсь, увидев за столом съемочную группу. Они налегают на сэндвичи и картофельные чипсы из желтых пакетиков. Из кабинета доносятся голоса, причем один из них мне слишком хорошо знаком.
– Эндрю? – окликаю я.
Нет ответа.
Я иду в кабинет и застываю в дверях, увидев мою мать, сидящую в кресле для макияжа. Ее волосы выгорели до соломенного цвета, как на фото, которое прислала мне Мередит, и уложены волнами, кожа неописуемого оттенка бронзового апельсина. Похоже, она прекрасно ладит со своим парнем из Южной Калифорнии.
– Можете втереть тональный крем? – Она указывает на декольте. – И немного пощипать мне брови? Сделать изгиб сильнее? При ярком свете их просто не будет видно. Они такие светлые.
В этом вся Бренда Эмброуз: выгоревшие брови ее волнуют больше, чем пропавшая дочь. Продюсер с блокнотом и в наушниках садится за стол Эндрю и что-то вполголоса обсуждает с моей матерью.
– Что здесь происходит? – спрашиваю я. Услышав мой голос, мать вздрагивает.
– О боже! Грир! – Она отмахивается от визажистки, встает и подходит ко мне. Обхватив меня за плечи, хотя прекрасно знает, что я ненавижу объятия, она зарывается лицом мне в шею. – Как же я рада видеть тебя, моя бесценная девочка!
За три с лишним десятка лет на этой планете моя мама еще ни разу не назвала меня «бесценной девочкой». «Неблагодарная дрянь»? Да. «Маленькая стерва»? Да. «Самая большая ошибка в моей жизни»? Да.
«Бесценная девочка»? Никогда.
Меня так и подмывает сказать ей, что камеры еще не работают.
– Мы только что приехали сюда, – говорит она. – Уэйд в другой комнате с Эндрю.
– Я понятия не имела, что сегодня приедет съемочная группа.
– Я тоже. – Она улыбается, возможность засветиться на телеэкране заставляет ее почувствовать себя красоткой с обложки глянцевого журнала. Впрочем, почему это должно меня удивлять? – Конни Мэйвезер из программы «Круглые сутки каждую неделю» на Си-эн-эн собирается взять у Эндрю интервью. Они спросили, не хотим ли мы тоже попасть на телеэкран.
– Мы?
– Ну, Уэйд и я. И ты.
– Уэйд видел Мередит всего один раз.
Ее улыбка гаснет, как будто я проткнула ее воздушный шарик острым концом крошечной булавки, сделанной из чистой реальности.
– Тем самым мы продемонстрируем нашу поддержку, Грир.
У меня нет ни малейшего желания засветиться по национальному телевидению, но ведь дело не во мне. Если Мер где-то увидит эту телепередачу, я хочу, чтобы она знала, что я тоже ее ищу. Я не собираюсь отдавать нашей любящей матери всю славу. Пусть она даже не рассчитывает на это.
– Ладно, – говорю я.
Прежде чем вернуться в кресло, мать подзывает бригаду гримеров и сообщает им, что у них «есть еще с кем можно поработать».