4 Латиноамериканская республика, столица

Восхитительные песчаные пляжи широкой полосой протянулись вдоль океанского побережья. С высоты птичьего полета они казались прослойкой желтого драгоценного металла между иссиня-голубыми водами и изумрудно-зеленой тропической растительностью, уходившей далеко в глубь континента, к плоскогорью, где рождалось бесчисленное множество рек и речушек. Именно в этом райском уголке раскинулся Ла-Пуэрто.

Солнце, не жалея сил, заботилось о безоблачных жарких деньках, как нельзя лучше располагавших к расслабленной неге под его лучами в окружении колоритных аборигенов и аборигенок, которые тоже не слишком боролись с тягой к беззаботному времяпрепровождению. Что и говорить, местное столичное население излишней трудовой активностью не отличалось. Достаточно было пройтись по неровным улицам города, чтобы воочию убедиться, сколько народа предается безделью в рабочее время, предпочитая посвящать его подготовке к ночным развлечениям или тусовкам большими компаниями в барах и пивных под ритмы горячих латиноамериканских мотивов.

Такая жизнь многих здесь устраивала, и, если бы для беззаботной жизни не нужны были деньги, вряд ли кто-нибудь вообще стал работать. Отвыкли за время постоянных военных переворотов, которые с момента освобождения от колониального ига стали здесь самым обычным делом и вызывали у большинства жителей уже не больше удивления, чем весть о рождении потомства у кошки соседа. «Прогрессивные полковники» и столь же амбициозные лейтенанты то и дело поднимали вооруженные восстания и захватывали власть в стране под лозунгами свободы и демократии, совершенно искренне считая подобные революции естественной формой общественного переустройства. В то время как простые обыватели так же чистосердечно полагали, что демократия – это отмена платы за вход в бордели с дармовой выпивкой, и никак не меньше. Соответственно, престиж армии был непоколебим и заоблачно высок, бравые офицеры и солдаты национальной гвардии удостаивались самых горячих девичьих взглядов и грез, а каждый мальчишка с пеленок мечтал стать военным. Все же остальные профессии на этом фоне выглядели не столь привлекательными, что и приводило к ощущению некоторой запущенности всего, на чем ни останавливался взгляд.

Но, несмотря на все, эта столица оставалась столицей и, как и все крупные города, развивалась куда быстрее, чем все остальное государство. Очередной главнокомандующий страны сделал ставку на развитие туризма как наиважнейшего из двигателей экономики, и к небу потянулись десятки новеньких отелей с чудесными видами на океан. Эти новостройки, радующие глаз обилием свежих красок, смотрелись весьма эпатажно на фоне старого порта и прилегающих к нему кварталов, сохранивших колониальный стиль. Каменные здания времен испанских конкистадоров, кованые решетки на подслеповатых окнах, узкие улицы с неизбежными пробками из подержанных американских, в основной своей массе, автомобилей – таково было истинное лицо этого города. Хотя бороться со временем – штука бесполезная. Ближе к современному центру – сосредоточию банков и дорогих магазинов – все больше и больше попадалось классических коробок из железобетона и кирпича, зачастую выглядящих древнее испанских кладок. Но и здесь был неистребим дух Латинской Америки, буквально сочащийся из куцых переулков, растянутых от окна до окна бельевых веревок и доносящихся отовсюду самбы и босановы.

Единственным местом, где этого не ощущалось, была та часть Ла-Пуэрто, что тянулась к северу скоплением одно-двухэтажных построек, пестривших невероятным смешением стилей. Ее делили между собой несколько этнических групп, среди которых заметно выделялась русская диаспора, состоявшая в основном из потомков эмигрантов из царской России. Покинув свое отечество с началом Октябрьской большевистской революции, они сумели наладить на другом конце света привычную для себя жизнь. И неплохо в этом преуспели. Не вмешиваясь в политические дела, соотечественники спокойно создавали свою общину, продолжая трепетно следить за вестями из далекой России.

* * *

Золотые купола православной церкви были приметны издали. Несколько странно она смотрелась в окружении раскидистых пальм, но с особняками под черепичными крышами, расположившимися окрест, гармонировала неплохо. Здесь, в Эль Варрьо Русо, русском районе, этот храм был главным ориентиром и достопримечательностью, и если бы не он, то сотруднику крупной американской газеты Дику Растлеру еще долго пришлось бы кружить по улицам в поисках нужного места. Времени у него оставалось в обрез: пресс-конференция должна была вот-вот начаться, а опаздывать он не любил. Еще вчера, узнав от своего приятеля о том, что какой-то русский собирает журналистов, чтобы сделать важное заявление, Дик только посмеялся в ответ, не имея ни малейшего желания участвовать в подобной провинциальной шумихе. Но скудные подробности, которые удалось вытянуть из приятеля за стаканчиком бренди, заставили его отменить запланированные на сегодня встречи и чуть свет мчаться на своем «Форде» в небезопасное место, где, по слухам, чужаков не сильно жаловали. Чутье на сенсации, которому Растлер привык доверять, гнало его на это сборище, где должен был появиться весь местный бомонд его коллег.

То, что он катит по Эль Варрьо Русо, Дик понял давно. Если поначалу надписи на кириллице попадались одинаково часто с испанскими вывесками, то теперь ориентироваться стало сложнее – таблички вроде «Рюмочная» или «Закусочная» ни о чем американцу не говорили, даже при условии, что он считал себя образованным человеком и знал три языка. Русский в эту тройку не входил, как теперь выяснилось, к сожалению.

Окончательно потеряв надежду самостоятельно разыскать виллу, Растлер притормозил у двухэтажного здания с вывеской «Трактиръ», рядом с резным деревянным крыльцом, у которого стоял светловолосый мальчуган в оранжевой кепке и возился со своим велосипедом.

– Ойе, ховен! – позвал американец, опустив стекло и нервно барабаня длинными пальцами по рулю. Тот, кого он назвал молодым человеком, на секунду отвлекся от своего дела и искоса глянул на потрепанный жизнью «Форд». В голубых глазах мальчишки читалось явное недовольство – заезжий автомобилист отвлекал его от важного дела. Тем не менее он вежливо поздоровался с незнакомцем:

– Буэнас диес, сэньор!

Пропустив приветствие мимо ушей, Растлер недовольно осведомился:

– Где живет Иван Остроумов, знаешь? Нов-джород-ский пе-ре-улок, 12?

Чтобы выдать сложное название, Дику пришлось еще раз заглянуть в блокнот. Запись была сделана второпях, карандашом, и он не был на сто процентов уверен в ее правильности. Тем не менее паренек после недолгого размышления, показавшегося американцу вечностью, кивнул и уточнил:

– Новгородский? Знаю, конечно.

Дик в сердцах швырнул дымящийся окурок прямо на тротуар.

– И где это? – не скрывая раздражения, почти рявкнул он и тут же пожалел об этом. А также о сигарете, которая предательски белела посреди выметенного асфальта. Ни то ни другое не вызвало одобрения у двоих парней, разгружавших пикап неподалеку, и у солидного мужчины с окладистой бородой, как раз появившегося на крыльце. Поигрывая серебряными часами на длинной цепочке, свисавшей из кармана жилетки, бородач окликнул мальчишку по-русски, смерив американца оценивающим взглядом:

– Сашок! Что ему от тебя нужно?

Дик понял свой промах и решил, что дешевле и быстрее самому смягчить ситуацию.

– Простите, сеньор, я заблудился! – тоном, мгновенно изменившимся на извиняющийся, протянул он. – Подскажите, пожалуйста, как проехать к дому Ивана Остроумова?

Мужчина привычным жестом сунул часы в кармашек и, прищурившись, оглядел незнакомца.

– Вы американец? – спросил он.

– Я журналист, – Дик увильнул от ответа и постарался улыбнуться как можно приветливее. – Сеньор Остроумов прислал мне приглашение на пресс-конференцию, а я не могу найти его дом. Не хотелось бы пропустить такое событие и обидеть уважаемого человека…

Бородач ухмыльнулся, но дорогу указал:

– Ну тогда вам следует поторопиться. Сейчас поворачиваете направо, спускаетесь к реке, а там вы увидите его виллу – над ней ветряные генераторы торчат, да и машин ваших коллег будет много.

Дик облегченно вздохнул, только когда «Трактиръ» скрылся за перекрестком. Негромко выругавшись, он вытряхнул из пачки новую сигарету, помял ее пальцами. Сигарета дрожала в нервной руке. Еще раз чертыхнувшись, он сломал ее и сунул в пепельницу. Сдавать стал. Свежи еще были воспоминания о случайном визите в негритянский квартал Нью-Йорка, чуть было не ставшем последним в жизни любопытного журналиста. Русским, по мнению Растлера, доверять стоило не больше.

Дома впереди несколько расступились, блеснула река. Рядом с сооружением, напоминавшим одновременно ангар и мастерские, показалась небедная вилла, у подъезда к которой скопилось с десяток автомобилей, а на лужайке перед беседкой на специально выставленных садовых стульях уже разместилась пестрая толпа журналистов. Неподалеку от дома действительно возвышалась вышка ветряной электростанции, изготовленной искусными руками хозяина.

Дик сбросил скорость. Негоже было ему, представителю центральной газеты Соединенных Штатов, суетиться на глазах местных акул пера. Стараясь двигаться вальяжно и неторопливо, он покинул автомобиль и направился к остальным. Даже если Растлер и опоздал, то совсем ненамного. Телевизионщики, стараниями которых начало общения с русским изобретателем несколько затянулось, только-только дали свое добро, и сухощавый мужчина лет шестидесяти пяти, с темно-русыми волосами и седеющей бородкой клинышком принялся рассказывать о своем новом изобретении. Но вначале он театральным жестом сдернул накидку темного цвета с небольшого постамента рядом с беседкой. Под накидкой оказался обыкновенный с виду автомобильный двигатель.

Растлер бесшумно приблизился к толпе и остановился, включив диктофон. То, что он услышал из уст русского механика, только подтвердило его догадки о сенсации. Здесь ею не просто пахло – она буквально сочилась отовсюду, словно смола из сосновых досок. Даже если все, о чем говорил этот странный старикашка в слегка помятом костюме со старомодным галстуком, окажется всего лишь очередным блефом, репортаж получится первоклассный. А суть сводилась к следующему. По словам автора, ему удалось создать вполне работоспособный двигатель внутреннего сгорания на водородном топливе. Причем решил он проблему, над которой бьются десятки научных институтов и лабораторий всего мира, до неприличия просто.

Обычный серийный двигатель вместо карбюратора Остроумов оснастил специальной приставкой, в которой происходило смешивание топлива с воздухом. После этого двигатель мог работать на водороде вместо бензина. Изюминка изобретения состояла в том, что автором была создана особая жидкость – гель-присадка, способная связывать взрывоопасный и очень неудобный в обращении газ водород в относительно «мирную» жидкость без применения каких-либо громоздких и дорогостоящих устройств. Получающееся после этого невзрывоопасное водородное топливо можно было свободно переливать для хранения в канистры или цистерны, заливать в баки автомобилей. Это было одним из основных достоинств проекта, которым не могли похвастаться ни японцы, ни американцы, наиболее продвинувшиеся в этом направлении.

– …Надеюсь, я доступно изложил свою идею, господа. – Седобородый человек раскланялся, довольный собою. Говорил он по-испански практически без акцента, но немного витиевато. – Надеюсь на вашу благосклонность и вопросы.

И вопросы не заставили себя ждать. Прямо с места послышалось:

– Выходит, в автомобильной промышленности не придется ничего перестраивать?

Остроумов отчаянно замотал головой, отчего его бородка растрепалась:

– Нет, нет и еще раз нет! В том-то и смысл! Будут работать те же заводы, собирать такие же автомобили, как прежде! Более того, не надо будет переделывать даже автозаправочные станции! Потребители не испытают никаких неудобств, а риска будет не больше, чем при использовании бензина.

Журналисты загудели, обсуждая между собой громкое заявление, защелкала новая волна вспышек фотоаппаратов. Получалось, что с внедрением в жизнь идеи русского гения-самоучки наступит переворот не только в науке и технологии, но и в мировой экономике. Ведь сразу же упадет спрос на нефть со всеми вытекающими из этого последствиями!

Дик Растлер приблизился к своему знакомому, который накануне проговорился об этом мероприятии.

– Довольно занятная вещица, не правда ли? – спросил он, в душе радуясь произведенному эффекту. Собеседник не ожидал его появления и почувствовал себя несколько неловко.

– Да уж, ловко придумано, – сдержанно согласился тот. – Откуда ты узнал-то? Про пресс-конференцию? А, понял… я же, наверное, сам проболтался, да? Не думал, что тебе будет интересно… в смысле, не думал, что вообще будет интересно, потому и не пригласил, извини!

Растлер молча кивнул в ответ на сбивчивые оправдания.

С одного из передних рядов поднялась стройная блондинка с большим бюстом, одетая в обтягивающие брюки и полупрозрачную блузку. Окружающие почему-то настороженно притихли, оглянувшись на нее.

– Скажите, пожалуйста, – послышался низкий женственный голос с сильным немецким акцентом, – каков состав вашего геля-присадки? Из каких компонентов вы его создали?

Иван Остроумов достал из кармана носовой платок и протер лоб, на котором от начинающегося зноя и переживаний проступили капли пота.

– Простите меня великодушно, но секрета присадки я вам раскрыть не могу, – виновато улыбнулся он под понимающие смешки аудитории.

Журналистка, не ожидавшая, по-видимому, другого ответа, не унималась:

– А ваш двигатель вообще работает? Или это только теоретические измышления?

– А вот сейчас и посмотрим! – Изобретатель проворно скинул пиджак и потер ладонью о ладонь. Подойдя к машине, установленной рядом, он с видом фокусника извлек небольшую канистру и продемонстрировал ее присутствующим.

– Здесь – водородное топливо. То есть газ, смешанный с присадкой. Это небольшое количество для демонстрации, и я залью его не в бак, а непосредственно в приставку, с вашего позволения. – С этими словами Остроумов принялся колдовать над двигателем, который вскоре ожил, огласив лужайку веселым урчанием. Фотокамеры снова залились потоком вспышек, послышались дружные аплодисменты.

Дик тоже похлопал в ладоши, а затем вновь тронул приятеля за локоть:

– А кто эта дама, что так интересуется механикой?

Тот заметно оживился:

– Так ты ее не знаешь?

– А почему я должен ее знать? – парировал Растлер.

Местный журналист уставился на него сначала удивленно, а затем снисходительно подмигнул:

– Да это же наша достопримечательность – Хельга Брунер. Штучка, я тебе скажу, еще та! Очень эксцентричная особа! – Он доверительно наклонился к уху Растлера и перешел на шепот: – А еще она нимфоманка! Да, да! Я с нею в прошлом году имел честь общаться – так она меня чуть до смерти не за… ну, ты меня понимаешь! Так что очень рекомендую при случае. Только…

Тут он осекся и немного замялся.

– У нее нашли СПИД? – небрежно спросил Дик.

– Да нет, что ты! – испуганно отшатнулся мужчина. – Просто она представляет нашу немецкоязычную газету, и поговаривают, что она имеет связи с нацистскими организациями. Знаешь, после Второй мировой у нас обосновалось немало разного сброда… Нет, разумеется, большинство эмигрантов – приличные люди. Но в каждой семье, сам понимаешь… И потом, раньше властям было все равно, кто приехал. Хоть сам Гитлер! Кстати, это было вполне возможно…

Американец понимающе кивал, провожая взглядом роскошные формы Хельги Брунер, которая первой покинула конференцию. За ней потянулись и остальные.

Фыркая двигателями, автомашины журналистов одна за другой трогались с места, и вскоре последний фургон с телевизионщиками скрылся за поворотом, а пространство перед домом стало совершенно свободным.

Раскланявшись со всеми, изобретатель устало присел на скамейку. Позади послышались тяжелые шаги. Оглянувшись, он увидел приближающуюся дородную женщину, одетую дорого, но безвкусно. Поправив мимоходом крашеные волосы, уложенные в пышную прическу, дама сложила руки на груди и сурово оглядела порядком измятую и замусоренную лужайку.

– Ты не стала слушать до конца, Люся? – спросил ее Остроумов. – Устала?

– Ты что, собираешься так и оставить свое добро посреди улицы? – вопросом на вопрос ответила его жена, указав на экспериментальный двигатель.

Механик вскочил и ловко принялся свинчивать приставку. На его лице блуждала довольная улыбка.

– Люся, убери это все в сейф, – обратился он к супруге, отдавая ей прибор и канистру с гелем. – Ты у меня золотце! Спасибо тебе за терпение!

– Давай сюда свой агрегат, – Людмила Остроумова бережно подхватила железяку. Тонкие губы растянулись в скупой улыбке. – Эта штуковина принесет нам целую кучу денег!

Услышав эти слова, ее муж на миг прекратил отирать пальцы, испачканные машинным маслом, о носовой платок и громко расхохотался:

– Рыбка моя! От этих денег только головная боль и никакой пользы! Да и много ли нам с тобой нужно? Дом есть, на все, что необходимо для жизни, у нас хватает, что еще нужно под старость-то?..

В воздухе повисла тишина. Остроумов перестал смеяться, немолодое лицо его приобрело по-детски мечтательное выражение.

– У меня одна мечта – побывать на родине. Да посмотреть на наше родовое имение, о котором столько рассказывал наш дед. Вот для этого и работаю…

Глаза его жены сузились в тонкие щелочки, бледные губы сжались в две нитки – мнение мужа явно не совпадало с ее собственным. Но она по опыту знала, что спорить с мужем бесполезно, поэтому молча развернулась и, грузно ступая, направилась к дому.

Загрузка...