Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных незаконным путем (ст. 174 УК РФ), была криминализирована введением в действие нового Уголовного кодекса РФ 1996 г., однако борьба с подобными деяниями велась и раньше. Речь идет не только о ст. 208 УК РСФСР 1960 г., но и о всей системе государственных мер противодействия использованию незаконных доходов в корыстных целях. Налицо даже определенный парадокс: специальной нормы о легализации раньше не было, как не было и специального органа, уполномоченного отслеживать подозрительные финансовые операции, тем не менее, «легализовать нажитое преступным путем было непросто, а легализованное – столь же трудно реализовать»[14].
1 февраля 2002 г. вступил в действие Федеральный закон «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма»[15] (далее – Закон о противодействии легализации), были внесены изменения в ст. 174 УК РФ и введена новая ст. 1741 УК РФ.
Прежде всего, обращает на себя внимание название данного Закона. Из него (названия) явствует, что на законодательном, а следовательно, и высшем государственном, уровне бороться с легализацией преступных доходов и финансированием терроризма никто не собирается; указанным преступлениям собираются лишь противодействовать. Дело не только и не столько в терминах, сколько в отношении законодателя к преступности: намерен ли он ориентировать правоприменителей на борьбу с ней, на противодействие, на контроль или, может быть, на сотрудничество? Несмотря на очевидную, на наш взгляд, надуманность проблемы, концепция противодействия преступности, как антипод концепции борьбы с ней, получает в последнее время все большее распространение. Причем законодатель крайне непоследователен: с одними преступлениями он собирается бороться (с тем же терроризмом), другим – лишь противодействовать (финансированию терроризма), хотя трудно сказать, что является более общественно опасным, ведь без «финансирования» зачастую невозможен и сам «терроризм».
Название закона – это своего рода «визитная карточка», первая информация о законе, которую получает правоприменитель. Именно от названия во многом зависит тот информационный настрой, с которым будет воспринят весь текст закона. Это еще и, своего рода, психологическая установка на восприятие нового закона обществом – подобную цель преследует автор, придумывая название новой книге.
Споры об отношении к преступности стары как мир. Их корни уходят в древнейшую теолого-философскую проблему соотношения Добра и Зла (как и корни главной уголовно-политической проблемы – соотношения кнута и пряника). В защиту концепции противодействия преступности приводится, например, довод, что «борьба предполагает такое воздействие, которое должно окончиться поражением преступности, ее полной ликвидацией, уничтожением. Такая задача, по крайней мере сегодня, нереальна, поскольку общество несовершенно и содержит в себе предпосылки для совершения преступлений. По более пессимистическим представлениям, преступность вообще органически присуща человеческому обществу и будет существовать всегда»[16]. Все действительно так, однако можно возразить, что болезни тоже присущи человеку и будут существовать всегда, но это же не означает, что нужно вообще перестать с ними бороться. Если человечество не смогло пока победить рак или СПИД, значит, необходимо искать новые формы лечения, а не отказываться от борьбы с ними. Точно так же, – если не удалось еще победить преступность, значит, нужно продолжать искать новые формы и методы борьбы, вырабатывать и пробовать новые стратегии.
На наш взгляд, если не удалось пока одолеть преступность с помощью кнута, то вряд ли удастся и с помощью пряника. Однако с помощью кнута можно загнать уголовников в угол, где и пытаться, присмиревших, приручить пряником. Пока же не преступники, а законопослушные граждане все больше вынуждены прятаться по углам, а преступность диктует обществу свои правила (точнее – «понятия»). В немалой степени этому способствуют, полагаем и различные капитулянтские концепции, в частности – «противодействия» преступности.
Новая редакция части 1 ст. 174 УК РФ определяет легализацию (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем, как «совершение финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом, заведомо приобретенными другими лицами преступным путем (за исключением преступлений, предусмотренных статьями 193, 194, 198, 199, 1991 и 1992 настоящего Кодекса), в целях придания правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом».
Статья 1741 УК РФ (Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления) была выделена по субъекту так называемого первоначального преступления и сформулирована следующим образом: «Совершение финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом, приобретенными лицом в результате совершения им преступления (за исключением преступлений, предусмотренных статьями 193, 194, 198, 199, 1991 и 1992 настоящего Кодекса), либо использование указанных средств или иного имущества для осуществления предпринимательской или иной экономической деятельности».
Здесь обращает на себя внимание терминологическая непоследовательность законодателя. В вышеназванном Законе о противодействии легализации говорится о доходах, полученных преступным путем, а в уголовном законе – о денежных средствах или имуществе, приобретенных преступным путем (ст. 174 УК РФ) или приобретенных в результате совершения преступления (ст. 1741 УК РФ). В ближайшей к ним статье 175, а также в части 5 ст. 33 и пункте «и» ч. 1 ст. 61 УК РФ – об имуществе, добытом преступным путем. Чем «получение», «приобретение» и «добыча» отличаются друг от друга, какой цели служит это терминологическое разнообразие – непонятно. Когда между собой не согласуются не только разные нормативные акты, но и разные положения одного закона, то налицо явное несовершенство законодательной техники и правовой политики.
Далее. В ст. 174 УК РФ речь идет о приобретении предметов легализации преступным путем, а в ст. 1741 УК РФ – об их приобретении, но в результате совершения преступления. Чем «преступный путь» отличается от «преступления», также непонятно, ведь и то и другое может означать как совершение одного преступления, так и нескольких.
Есть и смысловые погрешности. В ст. 174 УК РФ предметом преступления названы денежные средства и имущество, которые были приобретены «другими лицами» (во множественном числе) преступным путем, хотя очевидно, что первоначальное преступление может быть совершено и одним лицом[17]. Если на практике первоначальное преступление будет совершено одним лицом, а не двумя и более, то как тогда быть с легализацией?
Правильно отмечено, что «к использованию слова в юридическом языке необходимо относиться с особой осторожностью… От того, какими способами законодатель конструирует правовые понятия, зависит интенсивность информационного влияния права и эффективность правового регулирования в целом»[18].
К сожалению, в анализируемых статьях УК РФ можно обнаружить и другие ошибки технико-юридического характера, однако речь о них пойдет ниже.
Состав легализации расположен в главе 22 УК РФ «Преступления в сфере экономической деятельности» раздела VIII «Преступления в сфере экономики», однако среди ученых нет единства мнений по поводу его групповой принадлежности.
Так, А. А. Аслаханов относит легализацию (отмывание) к преступлениям в сфере обмена[19]; H. Н. Афанасьев – к преступлениям, посягающим на общественные отношения, регулирующие предпринимательскую и иную экономическую деятельность юридических лиц и иных хозяйствующих субъектов[20]; Н. И. Ветров – к преступлениям, посягающим на законную предпринимательскую и иную экономическую деятельность[21]; В. С. Комиссаров – к преступлениям в сфере финансовой деятельности[22]; Б. М. Леонтьев – к преступлениям в сфере предпринимательской деятельности[23]; Н. А. Лопашенко – к преступлениям в сфере предпринимательской и банковской деятельности[24]; А. И. Лукашов (Республика Беларусь) – к преступлениям против общих условий осуществления экономической деятельности и гражданского оборота[25]; В. В. Лунеев – к преступлениям против законного оборота[26]; Т. В. Пинкевич – к преступлениям в сфере предпринимательства и банковской деятельности[27]; Т. Ю. Погосян – к преступлениям в сфере экономической деятельности, совершаемым с использованием незаконно приобретенного, полученного или удерживаемого имущества[28]; Л. А. и М. Л. Прохоровы – к преступлениям, посягающим на законный порядок распределения материальных благ[29]; М. В. Талан – к преступлениям, связанным с экономической деятельностью и оборотом имущества, заведомо добытого или приобретенного преступным путем (т. е. с попытками использовать для предпринимательской деятельности преступно добытые ценности)[30]; А. А. Шебунов – к преступлениям общеэкономического характера[31]; А. В. Щербаков – к преступлениям в банковской сфере[32]; П. С. Яни – к преступным нарушениям порядка осуществления предпринимательской и иной экономической деятельности[33]; А. М. Яковлев и Б. В. Яцеленко – к нарушениям порядка осуществления предпринимательской деятельности[34].
Также нет единства мнений и относительно объекта преступлений в сфере экономической деятельности. В. М. Алиев полагает, что родовым объектом являются общественные отношения, обеспечивающие нормальную деятельность экономики страны как единого хозяйственного комплекса; видовым – общественные отношения, возникающие по поводу осуществления нормальной экономической деятельности по производству, распределению, обмену и потреблению материальных благ и услуг[35]. А. Э. Жалинский родовой объект преступлений, входящих в раздел VIII УК, и объект уголовно-правовой охраны определяет как установленный порядок осуществления экономической деятельности, обеспечивающий соблюдение согласованных интересов личности, общества, государства[36]. Групповым объектом преступления, предусмотренного ст. 174 УК РФ, выступает общий порядок предпринимательской деятельности[37].
B. С. Комиссаров родовым объектом считает совокупность производственных (экономических) отношений по поводу производства, распределения, обмена и потребления материальных благ и услуг; видовым – установленный порядок осуществления предпринимательской или иной экономической деятельности в сфере производства, распределения, обмена и потребления материальных благ и услуг[38]. Б. М. Леонтьев к родовому объекту экономических преступлений относит интересы государства и отдельных субъектов в сфере их экономической деятельности[39], а видовой объект определяет как установленный государством порядок осуществления предпринимательской и иной экономической деятельности[40]. А. А. Витвицкий и C. И. Улезько пишут, что родовым объектом являются охраняемые уголовным законом общественные отношения в сфере экономической деятельности по поводу создания и распределения общественного продукта, связанные с жизнеобеспечением общества и государства в рамках исторически определенного способа производства[41], видовым – интересы законной предпринимательской или иной экономической деятельности[42]. Э. А. Иванов считает родовым объектом общественные отношения в сфере экономической деятельности[43].
Отличную от всех позицию занимает В. В. Мальцев. По его мнению, «деяния, предусмотренные ст. 174, 1741, 175 УК РФ, по своему социальному содержанию близки к преступлениям против правосудия, потому и нормы, их описывающие, должны быть перенесены в гл. 31 УК РФ»[44].
В. И. Михайлов указывает, что «родовым объектом преступления, закрепленного в ст. 174 УК РФ, выступают общественные отношения, направленные на обеспечение должного уровня функционирования экономики государства; видовым – общественные отношения, возникающие по поводу осуществления нормальной экономической деятельности по производству, распределению, обмену и потреблению материальных благ и услуг»[45]. По мнению В. С. Егорова и В. Н. Кужикова, «родовым объектом, на который посягает рассматриваемое преступление (ст. 174 УК РФ. – О. Я.), являются общественные отношения, которые обеспечивают легальный оборот имущества, и такая его разновидность, как денежное обращение, а также законная предпринимательская и иная экономическая деятельность»[46]. Т. В. Пинкевич полагает, что «родовым объектом преступлений в сфере экономики следует считать общественные отношения, складывающиеся по поводу и в процессе экономической деятельности и включающие в себя социально-экономические отношения (отношения собственности) и организационно-экономические отношения (отношения, связанные с производством, распределением, обменом и потреблением)»[47]. Т. Ю. Погосян к видовому объекту относит общественные отношения, обеспечивающие законный порядок осуществления предпринимательской деятельности[48]. И. В. Шишко и Г. Н. Хлупина видовым объектом преступлений, объединенных в главе 22 УК РФ, считают охраняемые уголовным законом общественные отношения в сфере экономической деятельности[49]; М. В. Талан – «общественные отношения, обеспечивающие функционирование рыночной экономики, добросовестной конкуренции и свободного рынка, реализацию прав граждан на осуществление предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности»[50].
А. А. Аслаханов к видовому объекту относит отношения обмена[51]. Н. Г. Иванов объектом преступления, предусмотренного ст. 174 УК РФ, называет «отношения по поводу правомерной предпринимательской деятельности»[52]. Б. В. Волженкин указывает, что родовым объектом преступлений, объединенных законодателем в раздел VIII УК РФ, является экономика, понимаемая как совокупность производственных (экономических) отношений по поводу производства, обмена, распределения и потребления материальных благ[53]. Видовой объект этих преступлений может быть определен как охраняемая государством система общественных отношений, складывающихся в сфере экономической деятельности в обществе, ориентированном на развитие рыночной экономики. Иначе говоря, таким объектом является установленный порядок осуществления предпринимательской или иной экономической деятельности по поводу производства, распределения, обмена и потребления материальных благ и услуг[54]. Аналогичную позицию занимает В. А. Никулина[55]. М. Г. Жилкин определяет видовой объект преступлений, предусмотренных главой 22 УК РФ, как «общественные отношения, обеспечивающие удовлетворение материальных потребностей граждан и государства за счет оборота объектов гражданских прав»[56]. В. В. Илюхин – как группу общественных отношений, возникающих в сфере экономической деятельности, характерных исключительно для предпринимательской деятельности как разновидности экономического поведения[57]. Н. А. Лопашенко указывает, что «сами по себе экономические отношения объектом преступлений в сфере экономической деятельности не являются»[58], так как выступают объектом регулирования других отраслей права. Уголовное же право охраняет нормы, правила, принципы экономической деятельности. Разные авторы по-разному определяют эти принципы: генеральные, рыночные правила, нормы экономической деятельности и экономического поведения, принципы рыночной экономики; принципы хозяйственного права; принципы предпринимательского права и т. д. «Эти принципы лежат в основе экономических (хозяйственных) отношений; последние, каким бы ни было их конкретное содержание, строятся с учетом указанных принципов. По сути, это принципы организации отношений в сфере экономической деятельности или принципы ее осуществления»[59]. Поэтому именно «общественные отношения, строящиеся на принципах осуществления экономической деятельности, являются родовым объектом анализируемых преступлений»[60]. При этом «общественные экономические отношения, основанные на принципах законности, свободы экономической деятельности, добросовестной конкуренции, добропорядочности субъектов экономической деятельности охраняются методами уголовной политики и уголовного закона от наиболее опасных видов посягательств на них»[61]. Таким образом, «видовыми объектами преступлений в сфере экономической деятельности выступают общественные отношения, отвечающие принципу свободы экономической деятельности; принципу осуществления экономической деятельности на законных основаниях; принципу добросовестной конкуренции субъектов экономической деятельности; принципу добропорядочности субъектов экономической деятельности»[62].
Последняя точка зрения представляется более правильной. О различных принципах экономической деятельности говорили еще представители советской школы уголовного права. Так, Н. Ф. Кузнецова, в работе «Значение преступных последствий по уголовному праву» (1958 г.), касаясь декриминализованной ныне спекуляции[63], пишет, что «в результате скупки и перепродажи товаров с целью наживы субъект производит общественно вредные изменения в системе социалистической торговли: подрывает самый принцип социалистической торговли – торговли без частных посредников»[64]. В. Я. Таций, анализируя состав запрещенной тогда частнопредпринимательской деятельности, указывает, что она «наносит вред самому социалистическому хозяйствованию – тем принципам, на которых основана вся деятельность социалистического хозяйства» (здесь и выше курсив наш. – О. Я.), среди которых он называет принцип оплаты по труду, принцип рационального использования материальных и трудовых ресурсов, средств производства и орудий труда, принцип плановости выпуска продукции на конкретном предприятии, принцип социалистического соревнования, принцип социалистического хозяйствования, всеобщности общественно полезного труда, целесообразного использования средств производства и орудий труда, принцип непрерывного воспроизводства средств производства, товарищеского сотрудничества, социалистической взаимопомощи и др.[65]
Хотя в настоящее время перечисленные принципы экономической деятельности уголовным законом уже не охраняются, это не означает, на наш взгляд, что их признание было изначальной ошибкой (или что сформулированы они были неправильно). Просто принципы экономической деятельности с течением времени подверглись изменениям точно так же, как и сама экономическая деятельность, как изменилась вся общественно-экономическая формация. Как верно отметил Н. А. Беляев, «общественные отношения – это не застывшее явление, они развиваются, совершенствуются…В соответствии с ними развиваются, изменяют свое содержание и принципы»[66]; «объективно действующие экономические законы составляют основу принципов организации социалистической системы хозяйства»[67].
Сегодня уголовный закон охраняет иные принципы. Специалисты называют их по-разному. С перечнем принципов, выделяемых Н. А. Лопашенко, согласны Л. В. Бертовский и В. А. Образцов[68]. М. В. Талан считает спорными некоторые из них (например, запрет заведомо криминальных форм поведения или добропорядочность субъектов экономической деятельности), но выделяет такой принцип, как государственное регулирование экономической деятельности[69]. А. А. Чугунов, анализируя состав преступления, предусмотренного ст. 179 УК, справедливо указывает, что «принуждение к совершению сделки или отказу от ее совершения посягает на свободу предпринимательской или иной экономической деятельности как основополагающий принцип рыночной экономики»[70] (курсив наш. – О. Я.).
Принципы экономического поведения начали формироваться с момента зарождения экономики, причем каждому ее типу были присущи свои принципы, в соответствии с которыми она и развивалась. Как отмечает И. И. Агапова, «любому обществу, чтобы нормально функционировать, требуется не только соответствующая система стимулов, но и обязательное для всех соблюдение определенных принципов. Экономика представляет собой область культуры, и не вызывает сомнения, что она может функционировать только при существовании определенной системы этических ценностей и принятия этой системы подавляющим большинством населения»[71].
Еще недавно казавшиеся незыблемыми принципы социалистического хозяйствования постепенно отошли в прошлое по мере перехода к новым формам ведения хозяйства. Сейчас, полагаем, можно констатировать, что процесс замены старых принципов экономического поведения на новые практически завершен. Различные авторы именуют эти принципы по-разному, однако вопрос о формулировках представляется второстепенным. Главным является признание самого факта их существования.
В частности, И. И. Агапова выделяет такой вид этического поведения в экономике, как «отказ от получения конкурентного преимущества и экономической прибыли путем использования морально сомнительной возможности, неэтичного поведения или нарушения правил»[72]. Л. И. Ерохина, анализируя принципы рыночной экономики, формулирует один из них следующим образом: «Каждый субъект может выбирать для себя любую форму экономической деятельности, кроме запрещенных законом»[73]. Газета «Ведомости», критикуя министра экономического развития и торговли Г. Грефа, пишет, что его чиновники «забывают о базовом принципе развития любой рыночной экономики, в том числе и в России. Этот принцип называется “конкуренция”»[74]. В экономической теории выделяют даже такие узкие принципы, как «принципы национальной инвестиционной политики»[75], а заместитель председателя Банка России Т. Парамонова говорит о международных принципах ведения банковской отчетности[76].
Необходимость выработки и закрепления принципов надлежащего экономического поведения все более осознается различными социальными группами. Так, Российским союзом промышленников и предпринимателей (РСПП) утверждена Хартия деловой и корпоративной этики и создана комиссия по корпоративной этике. Предприниматели, подписавшие Хартию, обязываются «вести предпринимательскую деятельность, основываясь на принципах добропорядочности и справедливости», «способствовать укреплению основ института собственности, не предпринимать действий, направленных на подрыв его принципов». В свете нынешней судебной – и не только – практики весьма злободневно звучат обязательства «руководствоваться реальным смыслом законов, избегать применения различных толкований, не соответствующих духу законодательных актов, не использовать формальные процедуры для достижения целей, не совместимых с нормами корпоративной этики», «не оказывать незаконного влияния на решения судебных, правоохранительных или иных официальных органов для достижения своих корпоративных целей», «не прибегать к незаконным формам конкурентной борьбы» и т. п.[77] Во исполнение Хартии, Бюро РСПП «одобрило кандидатуры 43 арбитров, которым предстоит разбирать корпоративные конфликты»[78], начиная с 2003 г. Кроме того, РСПП, ТПП и ФКЦБ создали Национальный совет по корпоративному управлению. Эта общественная организация займется определением правил поведения российских компаний[79].
Полагаем, все это более чем актуально, ведь по уровню развития бизнес-этики российский бизнес занимает сейчас лишь 73-е место в мире[80]. Не в этом ли, в немалой степени, кроются причины отсталости нашей экономики? Не случайно Президент РФ В. В. Путин призвал отечественных бизнесменов вернуться к великим традициям российского предпринимательства[81].
Крупнейшими мировыми банками принят Свод правил банковской деятельности. Направленный против отмывания денег, он разработан при поддержке международной группы Transparency International (“Международная прозрачность”), деятельность которой нацелена на противодействие коррупции[82].
Схожие документы принимаются и в других сферах экономической деятельности. Федеральной комиссией по рынку ценных бумаг (ФКЦБ) направлен в Министерство финансов проект Кодекса аудиторской этики[83]. Еще ранее этой же комиссией разработан Кодекс корпоративного поведения, регулирующий взаимоотношения инвесторов и менеджмента. С учетом этих рекомендаций совет директоров ОАО «АвтоВАЗ» в январе 2003 г. утвердил свой «Корпоративный кодекс поведения»[84]. Аналогичные документы приняты ОАО «Газпром», ОАО «Ленэнерго», ОАО «Магнитогорский металлургический комбинат», ОАО НПО «Сатурн», РАО «ЕЭС России», ОАО «Ростелеком», Сбербанком России, ОАО «Сибнефть», ОАО «Тюменская нефтяная компания»[85] и др.
Гильдией инвестиционных и финансовых аналитиков разработан и принят Кодекс профессиональной этики инвестиционных аналитиков, определяющий основные морально-этические принципы их деятельности. Схожий документ готовится и Национальной ассоциацией участников фондового рынка для брокеров и дилеров. В нем будут прописаны принципы взаимоотношений между торговцами ценными бумагами[86].
Кодекс профессиональной этики принят Федеральной адвокатской палатой[87], а Минфин собирается утвердить Кодекс управления финансами[88]. Завершена работа над Кодексом этики аудиторов России, за основу которого был взят всемирно признанный Кодекс этики профессиональных бухгалтеров (IFАС)[89]. И наконец, Всемирным русским народным собором принят «Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании». Разработанный Российским союзом промышленников и предпринимателей, Торгово-промышленной палатой, Федерацией независимых профсоюзов, представителями политических партий и движений, при активном участии Русской Православной церкви, он должен стать ориентиром для развития форм деловой активности в нашей стране[90].
Необходимость следования этическим принципам экономической деятельности уже настолько осознана за рубежом, что создаются межгосударственные специализированные учебные заведения. Так, в июле 2002 г. в ЕС создана Европейская академия бизнеса и общества. Инициаторами проекта выступили ведущие бизнес-школы Европы и руководители ряда корпораций (Royal Dutch/Shell, Jonson & Jonson, Volkswagen и др.). Академия, главной задачей которой, по замыслу основателей, станет воспитание социально ответственных менеджеров, со временем объединит 250 учебных заведений Европы. По мнению ряда участвующих в проекте исследователей, стремительный рост числа коррупционных скандалов в крупных американских и европейских компаниях свидетельствует о том, что «бизнес начал разрушать сам себя. Причем проблема заключается не просто в коррупции. Современное законодательство во многих странах имеет лазейки, позволяющие беспрепятственно зарабатывать деньги не совсем этичными способами, и единственное, что может удержать менеджера от соблазнов, – его совесть»[91].
Значение деловой этики осознано и за океаном. По требованию американского правительства, 950 крупнейших корпораций представили в Федеральную комиссию по ценным бумагам (SEC) подписанные президентами и финансовыми директорами подтверждения того, что финансовая отчетность, опубликованная ими в последние годы, соответствует действительности. В противном случае руководители тех компаний, которые подадут сфальсифицированную отчетность, окажутся на скамье подсудимых: новым законом Сарбанеса – Оксли, принятым в рекордно короткие сроки (законодательную инициативу выдвинули в середине июля, а президентом закон был подписан уже в конце июля 2002 г.), установлена ответственность за мошенничество с документацией (включая электронную почту) до 20 лет тюремного заключения, а за мошенничество с ценными бумагами – до 25 лет. По мнению разработчиков законопроекта, присяга топ-менеджеров необходима для того, чтобы восстановить доверие инвесторов к корпоративной Америке. «После событий 11 сентября мы не позволили страху подорвать основы нашей экономики, – заявил президент США после подписания закона. – И мы не позволим сделать это мошенничеству»[92]. Присягать о достоверности бухгалтерской отчетности понравилось не всем: многие крупные компании сразу перевели свои акции из США в Лондон[93], в том числе и российские[94]. Можно представить, к чему привело бы введение подобной присяги для руководителей фирм, зарегистрированных в России!
Правила, нормы или принципы экономической деятельности не только выделяются в экономической теории, но и закреплены в законе. Статья 5 Гражданского кодекса РФ («Обычаи делового оборота») устанавливает, что «обычаем делового оборота признается сложившееся и широко применяемое в какой-либо области предпринимательской деятельности правило поведения, не предусмотренное законодательством, независимо от того, зафиксировано ли оно в каком-либо документе».
Представляется, что нормы этического поведения в предпринимательской и иной экономической деятельности, закрепленные в различных хартиях, сводах и кодексах корпоративной этики (названных выше), и есть «обычаи делового оборота», о которых говорится в ст. 5 ГК РФ. Установление уголовно-правового запрета на их нарушение является вынужденной охранительной мерой со стороны общества и государства. По мере того как указанные правила поведения будут получать все большее признание, социальная потребность в их уголовно-правовой защите будет постепенно отпадать, пока постепенно они не будут полностью декриминализованы. Однако даже декриминализация некоторых нарушений правил экономического поведения не умалит значения последних. Просто со временем они настолько войдут в привычку предпринимателей, что станут неотъемлемой частью культуры общества, как было, например, в дореволюционной России. Охраняться они тогда будут не столько уголовно-правовыми методами, сколько силой общественного мнения: любой, их нарушивший, не сможет считаться честным (добросовестным) предпринимателем и окажется в своего рода социальном вакууме, так как никто не захочет иметь с ним деловых отношений. Профессор П. И. Люблинский, обосновывая теорию социального и индивидуального действия наказания, писал в связи с этим следующее: «…с укреплением общественного правосознания репрессирующее действие наказания постепенно ослабевает, и, наоборот, начинает завоевывать себе все большее и большее признание индивидуальное действие, особенно в форме дополнительного действия мер социальной защиты»[95].
В настоящее время необходимость уголовно-правовой охраны принципов добропорядочного экономического поведения обусловлена тем, что в экономике «широко практикуется недобросовестная конкуренция и чисто криминальные формы конкурентной борьбы»[96], на что справедливо указывают многие ученые. С. В. Максимов пишет, что «вовлечение в легальный оборот денежных средств, приобретенных в результате совершения преступлений, приводит к уничтожению честной конкуренции…»[97]. С. К. Крепышева отмечает, что «отмывание денег незаконного происхождения подрывает основы честного бизнеса»[98]. Ю. Г. Васин дополняет, что легализация (отмывание) «не только подрывает законный и честный бизнес, но и развращает политические институты, являясь питательной средой коррупции»[99]. Г. А. Тосунян и А. Ю. Викулин указывают, что «установив контроль над финансово-кредитными институтами, преступные организации получают преимущество в борьбе за бизнес»[100]. В. М. Алиев также пишет, что «легализация доходов ведет к нарушению экономического равновесия и через разрушение важнейших принципов (здесь и далее курсив наш. – О. Я.) свободного предпринимательства: конкуренции, свободного ценобразования, равных стартовых условий для всех хозяйствующих субъектов»[101].
«“Накачка” экономики страны спекулятивными финансами вполне способна разрушить экономическую стабильность, а если при этом используются сопутствующие криминальные методы – разрушить политическое и правовое пространство», – отмечает председатель общественной организации «Общество против террора и коррупции» В. А. Стрита[102]. Л. Д. Ермакова также указывает, что «преступления, предусмотренные ст. 174 и 1741 УК, ставят хозяйствующих субъектов и иных участников экономической деятельности в неравное положение, нарушают принцип честной конкуренции между участниками экономических отношений»[103].
Различные принципы и правила экономической деятельности закреплены и в других отраслях законодательства. Федеральным законом от 8 августа 2001 г. «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)» регламентированы «принципы защиты прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)», один из которых сформулирован как «презумпция добросовестности юридического лица или индивидуального предпринимателя» (ст. 3 Закона)[104].
Аналогичный подход можно наблюдать и на высшем государственном уровне. В ежегодном (1997 г.) послании Президента РФ Федеральному Собранию РФ отмечалось, что «эффективное рыночное хозяйство – это не только свобода частной инициативы, но и строгий правовой порядок, единые стабильные и неукоснительно соблюдаемые всеми правила экономической деятельности. Задача государства – установить эти правша и обеспечить их выполнение»[105].
В выступлении на осенней (1997 г.) сессии Совета Федерации Президент также подчеркнул: «Правительство устанавливает ясные и равные для всех правила экономического поведения. Мы добьемся того, чтобы эти правила беспрекословно выполняли все: и крупный капитал, и средние предприниматели, и мелкий бизнес, и само государство»[106].
12 августа 2002 г. подписан Указ Президента РФ «Об утверждении общих принципов служебного поведения государственных служащих». Согласно ст. 1 Указа, «настоящие общие принципы представляют собой основы поведения государственных служащих, которыми им надлежит руководствоваться при исполнении должностных (служебных) обязанностей»[107].
Президент РФ В. В. Путин также говорит о базовых принципах работы экономики[108], правилах международной торговли[109] и принципах налоговой политики[110]. По его словам, «ключевая роль государства в экономике – это, без всяких сомнений, защита экономической свободы»[111]. Однако полной (абсолютной) свободы не бывает, и свобода есть не что иное, как свобода действовать в рамках определенных правил[112]. Конституция РФ понимает свободу как возможность осуществления своих прав не в ущерб другим, ибо «осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц» (ч. 3 ст. 17). Таким образом, осуществление различных прав и свобод в сфере экономической деятельности должно осуществляться только в рамках неукоснительного соблюдения принципов ее осуществления.
В связи с этим представляется верной точка зрения, что общественные экономические отношения, строящиеся на принципах осуществления экономической деятельности, являются родовым объектом преступлений в этой сфере. Общественные отношения, основанные на принципах свободы экономической деятельности, осуществления экономической деятельности на законных основаниях, добросовестной конкуренции субъектов экономической деятельности и добропорядочности, выступают видовым объектом преступлений в сфере экономической деятельности[113].
Относительно непосредственного объекта преступлений, предусмотренных ст. 174, 1741 УК РФ, среди ученых также нет единства мнений. В. М. Алиев определяет его как общественные отношения, складывающиеся по поводу осуществления основанной на законе предпринимательской и иной деятельности; дополнительным объектом выступают интересы правосудия; факультативным – интересы потерпевших (физических лиц) и гражданских истцов (граждан, предприятий, учреждений или организаций)[114]. H. Н. Афанасьев[115] и Э. А. Иванов[116] непосредственным объектом легализации называют общественные отношения в сфере перераспределения материальных ценностей; Ю. Г. Васин – общественные отношения, обеспечивающие законный имущественный оборот[117]; А. Вершинин – общественные отношения, основанные на установленном порядке осуществления предпринимательской и иной экономической деятельности, дополнительным – интересы правосудия[118]; Н. И. Ветров – отношения, регулирующие денежное обращение, и иные имущественные отношения в экономической деятельности, представляющей угрозу для экономической безопасности государства, стабильности финансовой системы и интересов правосудия, состоящих в недопущении уклонения от ответственности путем незаконного использования преступно нажитых средств[119]. Б. В. Волженкин определяет непосредственный объект легализации (отмывания) как общие принципы установленного порядка осуществления предпринимательской и иной экономической деятельности[120]; П. П. Глущенко и Ю. А. Лукичев – как общественные отношения, регулирующие кредитно-денежное обращение в сфере экономической деятельности[121]; В. С. Комиссаров – финансовые интересы государства[122]; A. П. Кузнецов – интересы государства в законном осуществлении предпринимательской и иной экономической деятельности[123]. B. В. Лавров непосредственным объектом легализации (отмывания) считает возникающие в обществе экономические отношения по поводу распределения материальных благ, дополнительным – интересы государства в области уголовного преследования, а факультативными – интересы общественной безопасности, когда легализация связана с организованной преступной деятельностью; имущественные интересы добросовестных приобретателей и обладателей материальных ценностей, которыми ранее завладели в результате совершения преступления[124]. Б. М. Леонтьев непосредственным объектом анализируемого преступления называет интересы экономической деятельности государства, связанные с финансовыми операциями или иными сделками в отношении денег или иного имущества[125]. Белорусский ученый А. И. Лукашов, анализируя преступление, предусмотренное ст. 235 УК Республики Беларусь (Легализация («отмывание») материальных ценностей, приобретенных преступным путем), определяет непосредственный объект как установленный порядок осуществления экономической деятельности и сделок с материальными ценностями[126]. С. В. Максимов пишет, что непосредственный объект легализации «сложный – общественные отношения, обеспечивающие законный имущественный оборот в целом и денежное обращение, в частности, а также честное предпринимательство»[127]. А. А. Марков непосредственным объектом считает интересы законной предпринимательской или иной экономической деятельности[128]; В. Е. Мельникова и И. Б. Осмаев – общественные отношения, регулирующие кредитно-денежное обращение в сфере экономической деятельности[129]; Г. М. Миньковский, А. А. Магомедов, В. П. Ревин – отношения, регулирующие денежное обращение и иные имущественные отношения в экономической деятельности[130]; В. И. Михайлов – установленный законодательством порядок совершения финансовых операций и других сделок с денежными средствами или иным имуществом и их использования для осуществления предпринимательской или иной экономической деятельности[131]. В. А. Никулина указывает, что основным непосредственным объектом преступления, предусмотренного ст. 174 УК, «будут являться охраняемые законом общественные отношения, складывающиеся между различными субъектами экономической деятельности. Речь идет, в первую очередь, о стратегических экономических интересах государства в инвестиционной, финансовой, кредитно-денежной политике, а также законные интересы отдельных субъектов рыночных отношений, в том числе и государства, как равноправного участника экономической деятельности… Поскольку легализатор вначале преследует цель придания законного статуса доходам от преступной деятельности, то, естественно, при совершении соответствующих операций будет происходить сокрытие первичного правонарушения, своеобразное запутывание следов». Поэтому «дополнительным объектом при легализации будут выступать общественные отношения, складывающиеся при привлечении лица к юридической ответственности за совершенное первоначальное правонарушение, т. е. будут нарушаться интересы правосудия»[132]. О. Л. Педун полагает, что объектом легализации выступают охраняемые законом общественные отношения, складывающиеся между различными субъектами экономической деятельности[133]. А. И. Рарог объектом ст. 174, 174[134] УК РФ считает общественные отношения по использованию в экономическом обороте исключительно легально полученных доходов. И. В. Шишко и Г. Н. Хлупина непосредственным объектом состава преступления, предусмотренного ст. 174 УК РФ, считают охраняемые законом отношения по поводу организации и осуществления предпринимательской деятельности, а дополнительным объектом – интересы правосудия, так как легализация (отмывание) денежных средств и иного имущества направлена на воспрепятствование установлению действительного источника происхождения незаконно добытого имущества и, стало быть, противодействует отправлению правосудия[135]