Минут через сорок наша квартира уже напоминала съемочную площадку сериала про трудные будни полиции. Туда-сюда сновали люди. Эксперты засыпали кухню и прихожую порошком, очень похожим на золу. На холодильник натянули здоровенный пакет.
– Рассказывай, что случилось, – потребовал полицейский.
– Михаил Потапович… – начала я, уже переставшая трястись от ужаса.
– Михаил Николаевич, – поправил меня подполковник.
– Извини, – смутилась я, – почему мне все время хочется тебя «Потапович» назвать?
– Папа шутник, – очень серьезно сказал полицейский, – решил, что к фамилии Потапов лучше всего имя Михаил подходит. Теперь давай по делу.
Я поведала историю про сломанный холодильник и покупку нового.
– Назови тех, кто знал о твоем приобретении, – велел Миша. – И перестань меня по отчеству величать.
– Это от нервов! Макс, Киса, Фира, Муся, – отрапортовала я. – Роза Леопольдовна, няня, не знает, она уже давно болеет.
– Фира и Муся где сейчас находятся? – оживился Михаил.
– Заперты в спальне. Опрашивать их бесполезно, они собаки. Думаешь, кто-то решил навредить Вульфу? Поэтому нам доставили покойника? – еще сильнее занервничала я.
– Всякое случается, – ушел от прямого ответа Потапов.
– Шеф! Это не подросток, – крикнули из кухни.
Михаил, который вместе со мной сидел в столовой, недовольно пробасил:
– Юра! Не ори! Иди сюда!
К нам приблизился невысокий коренастый парень.
– Мужик. Взрослый. Вот.
Потапов взял из рук эксперта прозрачный пакет, в котором лежало открытое удостоверение.
– Рогов Илья Робертович, частный детектив. Лампа, он коллега Вульфа.
– А что он в холодильнике искал? – воскликнул Юра.
– Иди работай, – велел босс, – твое дело – внимательно место преступления осмотреть.
– Эй, эй! Здесь не место преступления! – возмутилась я. – Тут место, где стоит холодильник, в котором находится несчастный Рогов.
К Михаилу подошла женщина в белом комбинезоне.
– О причине смерти не спрашивай. Ничего пока не скажу. Видимых следов насилия, применения оружия и всего прочего я не обнаружила. Подробности после вскрытия.
– Когда он умер? – спросила я.
Патологоанатом вскинула брови и молча посмотрела на Потапова.
– Лена, перед тобой жена Вульфа, – представил меня Миша.
– Лампа, – улыбнулась тетка, – очень рада!
– Мы знакомы? – спросила я. – Простите, не помню, где встречались.
– Знаю вас только со слов Михаила, – пояснила Елена. – Он нам рассказал, как вы задержали Самойлова.
Я приосанилась, вот уж не подозревала, что являюсь популярной личностью у сотрудников местного отделения, и уточнила:
– Бандит огородами побежал, когда к избе, где он прятался, группа захвата подъехала.
– Точно! – обрадовалась Елена. – А вы на соседнем участке отдыхали. Забора между ними не было, поэтому вы случайно попали в чужой сортир, перепутали где лево, где право.
Я поджала губы. И что? Шел противный дождь, на улице темнело, видимость была плохая, хозяйка дачи сказала мне:
– Лампуша, спустись в конец огорода, только осторожно, дорожка круто под откос идет, она глинистая, смотри не упади. Когда сортирчик покинешь, дверцу закрой на засов. Если направо пойдешь, там соседский гальюн будет. Дед их ум потерял, когда будку строил, в самом конце дорожки ее поставил, прямо посередине тропы возвел! И никогда дверь не закрывает. Земля скользкая, кто-нибудь упадет… и прямиком в очко угодит! Налево от угла дома свернешь.
Повторяю, погода была жуткая: дождь стеной. Проводить выходные за городом, да еще в избе без элементарных удобств не хотелось. Но у друга случился юбилей. Я пошла по тропинке и, да, перепутала направление, очутилась в сортире соседей. Честно говоря, я немало удивилась тому, какой грязный туалет у приятелей. Просто здоровенная дыра в полу!
– Вы из тубзика вышли, – восторженно вещала Лена, – не закрыли его, нараспашку дверь оставили. Пошли назад, дорога шла в гору, а вниз бежал рецидивист Самойлов, туша сто кило плюс ботинки. Вы не знали, куда деваться…
– Там с двух сторон крапива росла, – объяснила я, – не хотелось в нее лезть. И я не знала, что это особо опасный в розыске. Думала, кто-то из деревенских водочки покушал. Пыхтит как паровоз, глаза красные, я на месте замерла, надеясь, что он бочком мило протиснется, «простите» бормотнет, ну, приспичило человеку, вот он и несется.
– Ой, не могу, – простонала Елена, – «бочком мило протиснется»! Самойлов! Бочком мило! Извинится! Это еще смешнее, чем шеф рассказывал!
– Он меня больно ударил, прямо в грудь кулаком, – пожаловалась я. – Ну, я и подставила ему подножку. Никогда ранее этого не делала. Вообще-то я консерваторию по классу арфы окончила. А в тот день нога сама собой эдак выбросилась… Он споткнулся, упал, а дорожка глиняная, скользкая, да еще шла резко под уклон. В самом низу будка дощатая, открытая! Незнакомец прямо в сортир влетел. Звук жуткий раздался. Вопль. И тут топот, я обернулась – ОМОН несется. У меня в голове лампочка зажглась, я сообразила: если тебя по дороге к туалету мужик здоровенный больно ударил, а потом в том же направлении парни, до зубов вооруженные, мчатся, то первый кадр будет определенно плохой, а следующие точно хорошие.
Я замолчала.
– Ой, а что вы потом сделали? – воскликнула Елена.
Я смутилась.
– Да ничего особенного.
– Она дверь в сортир захлопнула, – внес ясность Потапов, – и здоровенную задвижку с поросенка толщиной, которая была снаружи, закрыла.
– Я подумала: дощатая будка с виду хлипкая, но чтобы ее разломать, время нужно, – пояснила я, – если мужик сейчас встанет, начнет крушить клозет, ему минут пять, а то и больше понадобится. Как раз ОМОН подоспеет. Правда, парни все тоже попадали и быстро вниз съехали.
Елена уперла руки в боки.
– Самойлов прямо в дыру угодил, – весело сообщил Потапов, – хорошо, что ногами вперед летел, успел вцепиться пальцами в края очка. Висел и орал: «Помогите!»
– Вот! Именными часами за поимку Самойлова тогда наградили Витьку Петрова. А следовало их Лампе вручить! Ей небось даже «спасибо» не сказали, – возмутилась Лена.