Глава вторая


Проявление Тьмы сопровождало меня с самого рождения. Черные всполохи, словно вороньи крылья, то появлялись, то исчезали. Кляксами обозначались то там, то здесь. Периодически иссушали почву в высаженных кадках с пахучими гортензиями, если я слишком долго играла с цветами, рассматривая рисунок на нежных лепестках. Могли слить всю воду из ванной, заморозить ее или, напротив, раскалить практически до кипятка.

А однажды Тьма поглотила оброненную свечу, что перекинула пламя на стоящий возле моей кроватки ковер, пока нянечка беззаботно спала на диване, совершенно не подозревая, что малышка в моем лице захочет потянуть на себя стоящую в опасной близости от детских цепких ручек канделябр.

И как только сил хватило пододвинуть его?

В результате из серебреного паза выпала толстая свеча, что покатилась вниз, разбрызгивая воск и делясь теплом с мгновенно вспыхнувшим пушистым ковром, который я обожала за его мягкость.

Тогда черное пятно, похожее на взмыленного кота, только какого-то облезлого что ли, недокормленного и недолюбленного, с рожками на голове, как у теленка, да прижатыми к тощей спине сложенными крыльями, выскочило из-за штор и напало на огонь. Как настоящий кот охотится на солнечные зайчики, также и Тьма прыгнула на пламя. Да поглотила огонь. Весь, без остатка.

Стоило «котэ» повернуться в мою сторону, блеснув умными черными глазами, я тут же зашлась в плаче.

И чего, спрашивается, испугалась?

Подумаешь, черт из табакерки. Ну рожки там, крылья. Прыгает по моей спальне, как по своей. Так вон, пользу приносит. От пожара неразумную спас. И жизнь фактически сберег.

Это я своим детским умишкой после додумала, что должна была вместо громкой серенады спасибо котейке высказать. А не слушать оханья и аханья нянюшки, что проснулась от моих стенаний, да прошла сквозь черное существо, совершенно не замечая его присутствия.

Утром маменька обнаружила подпалины на ковре, за что нянюшке, разумеется, знатно влетело. И женщина была выгнана из дома, а на ее место нашли юную девицу, практически ровесницу моего брата, бодрую и внимательную Нарису.

После того случая котэ показывался мне чаще. С укором смотря в глаза и всем своим видом показывая, как его до глубины души задела моя реакция на героический поступок.

Когда же я научилась говорить, долго пыталась вывести черное недоразумение на разговор, вот только Тьма ни в какую не хотела отвечать. Лишь отворачивала морду, да разворачивалась ко мне попой. Довольно пушистой попой, если судить по общей тощей конституции кошака. Вот только хвост у этого рогато-крылатого недоразумения был такой же странный, как и вся его фигура. Длинный, словно клюшка, и лысый, лишь с мохнатым кончиком, словно призванным для игры с другими представителями кошачьего семейства.

– Страшилище!

Неплохо для трехгодки? Очень даже сложное слово. А фантазия на имена?

Вот и я посчитала себя очень экстравагантной и вообще умничкой, что придумала созданию Тьмы подобную кличку.

Правда, само создание имя не оценило. Лишь больше дулось, чаще показывая хвост с пушистым задом, нежели морду. Однако появлялось. Сперва лишь ночью, а после того, как я догадалась призывать «спасителя» и «пожирателя огня» при помощи небольших шалостей, Страшилище начало появляться и в погожие деньки.

Как мне в голову пришла идея призыва Тьмы? Сама задаюсь этим вопросом. Однако в те годы я четко знала: если вновь окажусь в опасности, котэ придет и спасет. Даже если я буду сопротивляться.

Как говорится, насильно заставит быть целехонькой и невредименькой.

Так, например, черное существо возникало прямо надо мной, стоило лишь проходить под шатающимися лесами, которые возводились с завидной периодичностью то с одной, то с другой стороны поместья. Мы фактически жили на непрекращающейся стройке. То фасады начинали нервировать матушкин взор, и она отдавала приказ убрать аляпистую лепнину, чтобы на ее месте появилась более строгая, но и функциональная поверхность (не ровен час придется меньше внимания уделять ежемесячным чисткам), то оконные рамы после продолжительных дождей нуждались в обновлении, то штукатурка решала самопроизвольно сброситься на голову садовников, что пытались поддерживать подобие порядка вблизи жилых комнат. В общем, конструкции, что возводились от земли, да вели до самого последнего третьего этажа, являлись для меня магнитом. И виделись не вспомогательным для ремонтных работ инструментом, а прекрасной площадкой для игр.

Разумеется, для того, чтобы отправиться на поиски приключений, мне приходилось придумывать способы, чтобы избавиться от душащей опеки Нарисы. То подушки подложу в постель, чтобы изобразить силуэт спящей баронессы, то отпрошусь в дамскую комнату, пока нянечка ожидает в гостиной. А сама бегу через примеченные служебные ходы или же лезу в окно, чтобы пробраться к искомой цели.

Как я не убилась, не представляю.

Бедному Страшилищу приходилось не сладко во времена моего взросления и неуемной энергии, направленной на разрушение и исследование окружающего мира.

В какой-то момент мне даже казалось, что у котика начал дергаться глаз. До того довела комок шерсти!

Это потом мне стало стыдно. Когда я начала понимать значение этого слова. А сперва – лишь любопытно. Насколько я могу рассчитывать на Темное животное.

Да и животное ли оно было? Сотканная из Тьмы материя. Что обволакивала собой, обнимала длиннющим хвостом, да перемещала с места на место, уберегая от падающих на бестолковую голову банок с красками, деревяшек и прочих строительных прелестей.

Я же, подхваченная гибким и сильным отростком черного котика, заливалась смехом, требуя повторить маневр. Третировала Страшилище, используя его хвост вместо качелей.

Бедная тварюшка. Натерпелась от меня, и даже сказать ничего в ответ не могла. Лишь сверкала глазами, да порывалась сделать кусь. Но внушительные зубы всегда не прокусывали кожу, лишь сдавливали. Либо Тьма не могла причинить мне вред, либо желала напугать, но не пуская кровь.


Возможно, из-за того, что я знала о присутствии невидимого друга, пусть и с нестандартной внешностью, я не боялась пробовать новое. Как те же коньки. Чудо-устройство: прикрепленные на сапожки лезвия, что позволяли скользить по глади замерзшего озера, отталкиваясь от поверхности и находясь практически в воздухе.

Когда я просто падала, набивая шишки, да получая ссадины от жесткого льда, котэ склонял голову к плечу, ехидно суживая глаза. Словно пытался одновременно попенять на мою неуклюжесть и обрадоваться, что я получила по заслугам. В такие моменты хотелось доказать в первую очередь именно ему, что у меня все получится!

Да-да. Меня вело упрямство. И желание показать Тьме, что я могу постоять за себя. И без ее вмешательства.

Когда мне исполнилось шесть, я привычно сбежала от Нарисы, прикинувшись больной, и попросила не беспокоить во время сна. Сама же протоптанной дорожкой добралась до озера, несмотря на подступающую весну, и надела на ноги коньки.

Страшилище возникло прямо перед мысками сапожек, стоило лишь подойти к границе водной глади с подтаявшими краями.

– Уйди, я хочу покататься!

Котэ не сдвинулся с места, выгибая спину.

– Пытаешься напугать? Выходит не очень.

Котик показал зубастую пасть. Наверняка намекая, что в случае непослушания пустит в ход оружие острого поражения.

– Тебе пора сходить к зубному лекарю? Хорошо, запишу тебя на следующую неделю. – Я покивала и обогнула Тьму, неуклюже пытаясь сохранить равновесие.

Кот тут же оббежал меня по дуге, вновь преграждая дорогу.

– Я сказала, брысь! Страшилище, не мешай!

Его хвост беспокойно забился о лед, поднимая в воздух снег и порождая похрустывающие звуки.

– Фу! Место!

Я переступила через исходящего молчаливым негодованием черного помощника, направляясь к центру небольшого водоема.

Тьма преследовала меня по пятам, не касаясь льда, а порхая над гладью.

– Видишь, все в порядке! – я оттолкнулась, и плавно понесла себя вперед.

Котэ начал успокаиваться, уже не становился сразу передо мной, загораживая дорогу, а чуть отошел (или правильнее сказать, «отплыл»?) в сторону. А я же резвилась на льду, выводя замысловатые узоры стальными лезвиями.

Вволю накатавшись, я озорно показала Страшилищу язык.

– Идем домой, пока меня не хватились?

По шерстке котика прошла рябь, словно он пытался вздыбить шерсть.

– Будешь дуться, надуешься в шарик. Станешь толстеньким и не пролезешь в дверной проем!

Я была уже практически у берега, когда лед начал зловеще трещать.

Тьма вновь насторожилась, приблизившись ко мне практически вплотную.

– Все в порядке, – вновь повторила, пытаясь убедить не только его, но и себя, да ушла с траектории трещины, но она решила преследовать меня дальше.

Лед хрустел, а мои суетливые попытки убраться лишь усугубляли ситуацию.

Момент, когда треск перешел в гром, а лед подо мной провалился, погружая в воду, я отметила лишь краем разума. И ушами, которые заложило.

Дыхание в обжигающе холодной воде сперло так сильно, что я не могла даже выдохнуть, застряв где-то посередине между вдохом и выдохом.

Я успела сильно испугаться, видя перед собой лишь темноту и чувствуя, как тяжелая одежда неумолимо тянет ко дну.

Мысленно обругав себя, что не послушалась Страшилище, который пытался уберечь от подобного исхода, я начала терять сознание. Однако успела ощутить давящую кольцом боль вокруг талии от резкого толчка. Это Тьма обхватила меня, нырнув следом в прорубь, с силой начав выталкивать на поверхность.

Очнулась я уже на берегу. Озябшая, мокрая, и откашливающаяся от студеной воды. Утерев глаза от слез и кашля, я смогла сфокусировать зрение на коте.

Он сидел чуть поодаль. Не мокрый, в отличие от меня. Но с великим осуждением во взгляде и клубящихся от негодования вокруг него облачках Тьмы.

Обиделся. Как есть обиделся.

– Страшилище… ты спас меня, – я вновь зашлась кашлем, продолжая крупно трястись от холода.

По большим черным глазам явно читалось «не очень-то и хотелось, но пришлось». Свалилась ему на голову проблема в виде непослушной меня, что уж поделать. Только смириться, да пожелать всегда иметь в запасе несколько десятков бутылей с валерьянкой. Или Тьма предпочитает нечто покрепче обычного успокоительного?

Тык поди так и спиться можно.

Куда мне друг-алкоголик? По осуждающим пересудам слуг, что размышляли о дальней родне, пришла к выводу, что алкоголь – это зло. И оно приходит из красивых высоких бутыток.

Напьется котэ и будет зеленый змий ловить, вместо того, чтобы меня вытаскивать. Из той же проруби, к примеру!

Или из-за двоения в глазах промахнется, да в объятья возьмет не мою фигурку, а дерево. Или куст.

Интересно, меня можно перепутать с кустом?

От Тьмы станется провернуть фокус. Хотя бы в назидание.

– М-м-мне х-х-хо-л-л-ло-д-д-д-д-дно, – объявила прописную истину и заискивающе так похлопала слипшимися ресницами. Да зубами сделала «цок-цок-цок».

Ну сжалься надо мной, котэ! Знаю же, что можешь впитать в себя влагу! Знаю, потому что видела раньше!

Страшилище не спешил идти на выручку, лишь наблюдал, как синеют мои губы, и покрывается инеем кожа на лице.

– Вот т-т-так з-з-з-на-а-а-ч-ч-чит-т-т? – Я обнимала себя руками, пытаясь согреться. – В-в-ведь ч-ч-и-ха-ать я б-б-б-бу-д-д-д-ду т-т-т-о-о-о-ж-ж-же н-н-на т-т-т-е-е-б-б-б-бя!

Видимо, перспектива оказаться в соплях и слюнях все же вырисовывалась не слишком радужной, поскольку Тьма изящно встала на лапы и, покачивая бедрами, приблизилась ко мне. Вновь заглядывая в глаза, словно одним этим хотела сказать, что этот должок она еще припомнит.

А после… котэ развеялся, чтобы тут же окутать меня с разных сторон черными всполохами, которые обжигали одновременно холодными и горячими прикосновениями. Вся влага, что накопилась в моих одеяниях, волосах и забралась в сапожки, стала впитываться в черное марево. Тьма иссушивала меня, даря позабытое уже тепло и возвращая коже красноту на смену мертвенной бледности.

Когда Страшилище вновь развоплотился, показав свою умную мордашку, я благодарно улыбнулась.

– Спасибо тебе… Шили.

С того дня на место Страшилища пришел лаконичный и благородный Шили. Фамильяр девицы Рианесс.

Загрузка...