Скляр Хаст пробежал по островку, вскочил в коракл и, с силой оттолкнувшись, подплыл к центральному плоту. Задержавшись лишь для того, чтобы привязать коракл к столбику, изготовленному из человеческой бедренной кости, он со всех ног поспешил к сигнальной башне. В полутора километрах на западе мигали решетки Тразнека – символы появлялись в безошибочно узнаваемом стиле Дердана Фарра, мастера-наперсточника Тразнека: «…тринадцать …бушелей …соли …потеряны …при …затоплении …баржи …между …Самбером …и …Эдельвайном».
Хаст взобрался по лестнице и ворвался в кабину. Зандер Рохан удивленно обернулся – и тут же враждебно набычился, как только узнал Хаста. Бледно-розовый оттенок его лица стал густо-розовым, он выпятил губы, копна седых волос взъерошилась и заблестела, словно гневалась сама по себе. Хасту на мгновение пришло в голову, что Рохан успел побеседовать с Войдервегом – и предметом их разговора несомненно был он, Скляр Хаст. Но теперь Хаст указал на лагуну: «Бродячий краген рвет сети. Только что его заметил. Зовите Царя!»
Зандер Рохан тут же забыл о возмущении и передал сигнал перерыва связи. Его пальцы пробежались по клавишам, нога опустилась на педаль, открывавшую лампады: «…Зовите …Царя-Крагена! …Бродяга …в …лагуне …Транка!»
Дердан Фарр на Тразнеке передал это сообщение, его приняли на башне Бикла – и так далее, по цепочке островов вплоть до Сционы, крайнего западного плота, откуда таким же образом передали ответ: «…Царя-Крагена …поблизости …нет». Решетки перемигивались, символы передавались от башни к башне, и ответ был получен на Транке уже через двенадцать минут.
Скляр Хаст не ждал ответного сообщения. Спустившись по лестнице, он побежал обратно к лагуне. Краген проделал большую дыру в сети и теперь висел в дыре, обдирая губки с ближайшей шпалеры. Хаст протиснулся через толпу зевак, с ужасом и почтением наблюдавших за происходящим. «Ха! Хо! – закричал Хаст, громко хлопая в ладоши. – Пошла вон, мерзкая черная тварь!»
Краген игнорировал его; с оскорбительной самоуверенностью он продолжал срывать губки и отправлял их в пасть. Хаст подобрал тяжелый сучковатый кол, оставшийся от стебля морской поросли, швырнул его в головку крагена и попал в одну из трубок впередсмотрящих глаз. Краген отпрянул, возмущенно хлопая ластами. Люди, собравшиеся на краю лагуны, тревожно забормотали, но кое-кто радостно рассмеялся.
«Так и надо этим паразитам! – торжествовал Ирвин Бельрод, морщинистый старый вымогатель. – Врежь ему еще раз!»
Хаст подобрал еще один кол, но кто-то схватил его за руку – Семм Войдервег. Заступник резко произнес: «Что ты делаешь? Это предосудительно!»
Скляр Хаст вырвал руку: «Смотри – увидишь!» Он повернулся, чтобы швырнуть кол в крагена, но Войдервег загородил ему дорогу: «Это дерзость! Ты забыл Ковенант? Царя-Крагена известили, пусть он разберется с бродягой. Такова его прерогатива!»
«Ждать, пока эта тварь уничтожает сеть? Взгляни!» – Хаст протянул руку к темневшей над водой сигнальной башне Тразнека, продолжавшей передавать ответ: «»…Царя-Крагена …поблизости …нет».
Семм Войдервег сухо кивнул: «Я уведомлю других заступников, Царя-Крагена вызовут».
«Вызовут – как? Размахивая фонарями и крича в темноте?»
«Занимайся наперстничеством, – ледяным тоном отозвался Войдервег. – А Царем-Крагеном займутся заступники».
Хаст повернулся и швырнул в крагена второй кол, попавший твари в пасть. Краген – тварь метров пять длиной – раздраженно зашипел, бешено хлопая ластами, разорвал сеть еще шире, проскочил в лагуну и стал сновать по ней туда-сюда, бурча и шипя.
«Видишь, что ты наделал? – звенящим голосом возопил Семм Войдервег. – Доволен? Теперь уж точно сеть порвана!»
Все повернулись, наблюдая за крагеном, загребавшим ластами и продвигавшимся толчками по лагуне, как пародия на человека, плывущего брассом. Отблески звезд мелькали и танцевали на поверхности взбаламученной воды, позволяя различать скользящую черную массу. Скляр Хаст вскрикнул от ярости: тварь направлялась к его шпалерам, лишь недавно разоренным аппетитом Царя-Крагена! Хаст вскочил в коракл и поспешно переплыл на свой островок. Краген уже протянул щупальца в поиске губок, оставшихся на шпалере. Хаст искал какое-нибудь оружие, но под рукой не было ничего подходящего – всего лишь несколько предметов, изготовленных из человеческих костей и рыбьего хряща, деревянное ведерко, циновка из плетеного волокна.
На стену хижины опирался крюк для подтягивания лодок – тщательно выпрямленный, очищенный скребком и выдержанный трехметровый жесткий стебельный шест с привязанным к нему серповидным наконечником из человеческого ребра. Хаст схватил этот крюк. С центрального острова послышался укоризненный окрик Войдервега: «Скляр Хаст! Что ты делаешь?»
Хаст не обращал внимания на заступника. Он подбежал к краю островка и ткнул крюком в головку крагена. Крюк всего лишь скользнул по упругому хрящу. Краген махнул щупальцем и отбросил шест в сторону. Скляр Хаст изо всех сил ткнул крюком туда, где, по его мнению, находился самый уязвимый орган крагена: мягкая прослойка чувствительных окончаний непосредственно над пастью. Сзади доносились возмущенные протесты Войдервега: «Так нельзя! Перестань! Остановись!»
Краген задрожал от удара, повернулся, сосредоточив взгляд массивной головки на Хасте, и махнул передним ластом, чтобы смести обидчика в воду. Скляр Хаст отскочил – краген промахнулся буквально на пару сантиметров. Семм Войдервег выл на главном острове: «Не смей травмировать крагена! Это прерогатива Царя! Следует уважать полномочия Царя!»
Разъяренный Хаст отступил, а краген продолжал кормиться. Как если бы для того, чтобы отомстить Хасту за нападение, тварь подплыла ближе к шпалерам, потянула за лозы – и шпалеры, сплетенные из стеблей морской поросли, перевязанных волокном, обрушились. Скляр Хаст застонал.
«Ты сам этого хотел! – заявил Семм Войдервег отвратительно удовлетворенным тоном. – Ты воспрепятствовал Царю-Крагену в осуществлении его полномочий. Теперь твои шпалеры уничтожены. Такова справедливость».
«Справедливость? Черта с два! – взревел Хаст. – Где твой Царь-Краген? Мы кормим эту прожорливую тварь – почему его нет под рукой, когда он нужен?»
«Негоже возмущаться! – укоризненно увещевал его Семм Войдервег. – О Царе-Крагене не говорят таким тоном!»
Скляр Хаст пошарил руками в темноте и нашел шест – костяной крюк сломался, от него остался только остроконечный черенок. Хаст снова напрягся изо всех сил и воткнул этот обломок в глаз крагена. Острие соскользнуло с полусферической линзы глаза и воткнулось в окружавшую ее ткань. Краген сгорбился, перегнувшись почти пополам, выпрыгнул из воды, свалился, расплескивая фонтаны брызг, и с басистым ворчанием скрылся в глубине. По лагуне прокатились волны – отраженные от окружающих плотов, они постепенно успокоились. Наступила тишина.
Хаст спустился в свой коракл, оттолкнулся, переплыл к главному острову и присоединился к толпе, стоявшей на краю и глядевшей в воду.
«Он умер?» – спросил Морган Резли, пользовавшийся высокой репутацией махинатор.
«Нет, не повезло, – прорычал Хаст. – В следующий раз…»
«В следующий раз – что?» – угрожающе поинтересовался Семм Войдервег.
«В следующий раз я его убью».
«Как насчет Царя-Крагена? Только ему подобает такая честь».
«Царю-Крагену плевать, так или иначе, – отозвался Хаст. – Хотя его может обеспокоить одно обстоятельство: если мы заведем привычку убивать крагенов, можно будет подумать и о том, как бы нам избавиться и от самой большой из этих тварей».
Войдервег издал какой-то гортанный звук, воздел руки к небу и быстро ушел.
По Бельрод – его считали старшиной клана Бельродов несмотря на то, что Ирвин фактически был старше – спросил Хаста: «Можешь ли ты на самом деле убить крагена?»
«Не знаю, – ответил Скляр Хаст. – Пока что не думал об этом. Пока что».
«Жесткая, сильная тварь, – По Бельрод с сомнением покачал большой умной головой. – Кроме того, следует опасаться гнева Царя-Крагена».
«Об этом еще придется подумать», – повторил Хаст.
Тиммонс Вальби, жулик, сказал: «Как Царь-Краген узнáет об этом? Он не может быть всюду одновременно».
«Он знает, он обо всем знает! – заявил нервный старик-поджигатель. – На плотах все идет своим чередом. Зачем обижать или огорчать кого-нибудь из гордости? Не забывайте наставление Килборна из Аналектов: „Гордыня чревата провалом!“»
«Да, конечно, но вспомни и наставление Бакстера: „Зло не постигнет справедливых, а греховодники полны лукавства!“»
Собравшиеся помолчали немного, глядя на лагуну; краген не возвращался.
«Он пробрался под сетью и уплыл», – сказал махинатор Морган Резли.
Толпа постепенно рассеялась – одни вернулись в хижины, другие направились в таверну «Транк» – продолговатое сооружение, снабженное столами, скамьями и стойкой. Там можно было выпить вина или сиропа, закусить пряным печеньем и перечной рыбой. Скляр Хаст присоединился к посетителям таверны, но угрюмо сидел в стороне, пока другие обсуждали события вечера. Все возмущались хулиганством бродячего крагена, но кое-кто критиковал метод его изгнания, использованный Хастом. Джонас Сербано, растратчик, считал, что Хаст поторопился: «Решая вопросы, связанные с Царем-Крагеном, следует советоваться со всеми. Мудрость совета предпочтительна скоропалительным действиям одного человека, независимо от серьезности провокации».
Все глаза обратились к Скляру Хасту, но тот ничего не ответил, хотя один из Бельродов помладше счел нужным заметить: «Все это хорошо и замечательно, но пока мы пререкались бы, защищая каждый свою точку зрения, краген сожрал бы все губки и уплыл восвояси».
«Лучше потерять шпалеру губок, чем разгневать Царя-Крагена! – язвительно парировал Джонас Сербано. – Море и все, что в нем происходит – прерогатива Царя-Крагена. Нарушая границы его полномочий, мы можем навлечь беду на свои головы!»
Молодой Гарт Гассельтон – из касты жуликов, хотя по профессии он стал съемщиком оболочки – воскликнул со свойственным юности лихорадочным идеализмом: «Если бы все было так, как должно быть, мы повелевали бы и плотами, и лагуной, и морем! Все губки были бы наши, нам не приходилось бы склонять голову ни перед кем!»
За столом в другом конце таверны сидел Иксон Мирекс, арбитр Транка, растратчик впечатляющей внешности; он пользовался огромным нравственным авторитетом. До сих пор Мирекс не принимал участия в споре, повернув в сторону огромную голову и тем самым показывая, что не желает, чтобы его беспокоили. Теперь он обратился к Гарту Гассельтону, сосредоточив на юноше довольно-таки мрачный взгляд: «Ты говоришь, не подумав. Разве мы настолько всесильны, что можем протянуть к морю руки и заставить его исполнять наши желания? Ты должен понимать, что изобилие и удобства не достаются даром от природы, что изначально у нас нет на них никакого права – мы приобрели их исключительно благодаря счастливому стечению обстоятельств. Другими словами, мы существуем по соизволению Царя-Крагена, не забывай об этом!»
Молодой Гассельтон моргнул и опустил голову, уставившись в пиалу с сиропом, но старого Ирвина Бельрода не так-то легко было поставить на место: «Позволь напомнить одну вещь, о которой ты забыл, арбитр Мирекс. Царь-Краген стал тем, что он есть, потому что мы его таким сделали. Сначала он был нормальным крагеном – ну, может быть, немного крупнее и смышленее других. Тем, чем он стал сегодня, он стал потому, что кто-то его ублажал. Ошибка допущена – действительно, теперь Царь-Краген достаточно опытен и проницателен, чтобы иногда оказывать нам услуги и разгонять бродячих крагенов помоложе. Но чем все это кончится?»
Уолл Брюс, старый разбойник, охромевший после падения с реи сигнальной башни Транка, выразительно поднял палец: «Не забывайте наставление Кардинала из Аналектов: „Желающих принять предлагаемый дар всегда более чем достаточно“».
В таверну зашли Семм Войдервег и Зандер Рохан. Они уселись рядом с Иксоном Мирексом: три самых влиятельных человека на плоту. Обменявшись приветствиями с Войдервегом и Роханом, Мирекс вернулся к Уоллу Брюсу: «Не цитируй мне Аналекты. Я могу ответить другим наставлением: „Самый смехотворный глупец – тот, кто не понимает, что живет хорошо!“»
«А это ты помнишь? „Начиная драку с руками в карманах, ты кончишь тем, что руки у тебя останутся теплыми, а из носа пойдет кровь!“» – отозвался Брюс.
Иксон Мирекс выпятил подбородок: «Я не намерен цитировать наставления весь вечер, Уолл Брюс».
«Значит, ты его не переспорил», – заметил Ирвин Бельрод.
«А я ни с кем и не спорил, никоим образом! – весомо заявил Мирекс. – Суть дела слишком очевидна: благополучие Транка и других плотов зависит от благоволения Царя-Крагена. По такому фундаментальному вопросу просто не может быть двух точек зрения!»
«Нет уж, извини! – возразил молодой лихоимец. – Твоя позиция не выдерживает критики! Все мы желаем дальнейшего благополучия и процветания. Но мы по-разному определяем, в чем заключается благополучие».
Иксон Мирекс воззрел на юнца свысока: «Благополучие Транка несложно определить. Все, что нам требуется – достаточное количество пищи и уважение к традициям, учрежденным мудрецами в прошлом».
Глядя в пространство, Семм Войдервег произнес, размеренно и назидательно: «Сегодня вечером совершены чрезвычайно предосудительные поступки – человеком, которому следовало бы это понимать. Для меня просто непостижимо умонастроение, позволившее ему так дерзко взять на себя решение, от которого зависит благополучие всего плота».
Наконец Скляр Хаст был достаточно уязвлен. Он презрительно усмехнулся: «Твое умонастроение более чем постижимо. Если бы не Царь-Краген, тебе пришлось бы работать – так же, как любому другому. Но ты добываешь пропитание болтовней и шарлатанством, а поэтому противишься любым, мельчайшим переменам, даже если существующее положение вещей причиняет разорение обитателям плота и заставляет их унижаться».
«Разорение? У нас всего более чем достаточно! Заставляет унижаться? Ты смеешь так говорить обо мне, об арбитре Мирексе или о мастере-наперсточнике Рохане? Уверяю тебя, эти люди никоим образом не унижаются и, насколько мне известно, твои дерзкие намеки возмущают их не меньше меня!»
Хаст ухмыльнулся: «Есть наставление, вполне применимое в данном случае: „Если сапоги тебе подходят, носи их!“»
Зандер Рохан вспылил: «Довольно, в конце-то концов! Скляр Хаст, ты позоришь свою касту и свою профессию! Никак не могу изменить обстоятельства твоего рождения, но, к счастью, я – мастер, глава гильдии. Уверяю тебя, твоя карьера наперсточника закончена!»
«Еще чего! – фыркнул Хаст. – На каком основании?»
«На основании твоего позорного, развращенного поведения! – взревел Рохан. – Как тебе известно, в уставе есть соответствующий пункт!»
Скляр Хаст смерил Зандера Рохана долгим, задумчивым взглядом. Вздохнув, он решился: «Устав предусматривает также, что человек остается главой гильдии, пока его профессиональные качества не начинают уступать качествам других. Я заявляю, что ты не имеешь права обо мне судить и не заслуживаешь называться главой гильдии!»
В таверне наступила тишина. Зандер Рохан сдавленно произнес: «Ты надеешься превзойти меня в наперстничестве?»
«В любое время, днем и ночью!»
«Почему же ты до сих пор не продемонстрировал столь завидные способности?»
«Если хочешь знать правду – потому, что не хотел подвергать тебя унижению».
Рохан ударил кулаком по столу: «Прекрасно! Посмотрим, кто кого унизит. Пойдем! На башню!»
Хаст удивленно поднял брови: «Ты куда-то торопишься?»
«Ты сам сказал: в любое время, днем и ночью».
«Как тебе угодно. Кто нас рассудит?»
«Арбитр Мирекс, разумеется. Кто еще?»
«Арбитр Мирекс? Он вполне подойдет – если будут присутствовать свидетели, регистрирующие скорость передачи символов и ошибки».
«Я назначаю свидетелем Семма Войдервега – он хорошо умеет читать символы».
Скляр Хаст указал на других присутствующих – людей с острым зрением, понимавших практически любые сигнальные символы: «Рубал Галлагер! Фрихарт Ноу! Эрлингер Шоуальтер! Назначаю вас свидетелями: считывайте символы, отмечайте ошибки».
Зандер Рохан не возражал; посетители таверны поднялись и направились к сигнальной башне.
Пространство под башней было огорожено стеной из прутьев и лакированной оболочки. Первый этаж служил чем-то вроде училища – здесь стояли тренировочные механизмы. На втором этаже башни хранились запасные наперстки, масло для лампад, соединительные жгуты и записи. На третьем и четвертом уровнях ютились ученики, дежурные помощники наперсточников и разбойники, обслуживавшие сигнальные решетки.
Зандер Рохан и Скляр Хаст прошествовали под навес первого этажа, сопровождаемые назначенными судьями, свидетелями и еще дюжиной других – всеми, кто мог поместиться. Зажгли лампады, отодвинули скамьи, подняли жалюзи окон, чтобы помещение проветривалось.
Рохан направился к новейшей из двух тренировочных машин, пробежался пальцами по клавишам, пнул пусковую педаль. Нахмурившись, Рохан выпятил губы, подошел к старой машине – ее компоненты двигались свободнее, требуя приложения меньших усилий, но отличались существенным люфтом. Новая, туго собранная машина позволяла быстрее набирать символы. Рохан подал знак ученикам, смотревшим вниз со второго этажа: «Масло! Смажьте соединения. Почему оборудование не обслуживается как следует?»
Ученики поспешили выполнить указание.
Скляр Хаст тоже попробовал клавиши обеих машин и решил использовать новую – если ему предоставят возможность выбора. Зандер Рохан отошел в дальний конец помещения и стал вполголоса совещаться с Мирексом и Войдервегом. Все трое оглянулись на Хаста, невозмутимо ожидавшего дальнейших событий. В воздухе чувствовалась тяжелая атмосфера враждебности.
Мирекс и Войдервег приблизились к Хасту: «Желаешь ли ты поставить какие-нибудь условия? Потребуются ли исключения?»
«Объясните, чтó вы предлагаете, – ответил Хаст. – Тогда я смогу решить, какие условия или исключения мне потребуются».
«Мы не предлагаем ничего особенного – по сути дела, хотели бы провести испытание, сходное с тем, какое устроили на турнире Омержа в год Вальдемарова Привода».
Хаст коротко кивнул: «Четыре выдержки из Аналектов?»
«Совершенно верно».
«Какие именно?»
«Удобнее всего было бы набирать упражнения для учеников – не думаю, что у мастера Рохана есть какие-нибудь предпочтения на этот счет».
«У меня их тоже нет. Ученические упражнения приемлемы».
«Предлагаю применять турнирные множители. Лучшая оценка умножается на пятьдесят, вторая на тридцать, следующая на двадцать и последняя на десять. Таким образом наилучшее достижение получает наибольший вес».
Скляр Хаст задумался. Множители, как правило, были выгодны нервничающему, чаще совершающему ошибки наперсточнику, но не размеренно, последовательно набирающему символы оператору. Тем не менее, в сложившихся обстоятельствах это не играло существенной роли – ни он сам, ни Зандер Рохан не отличались склонностью к внезапным приступам молниеносного проворства.
«Согласен. Как насчет ошибок?»
«Каждая ошибка, то есть неправильный набор символа, прибавляет три секунды к счету времени».
Хаст снова согласился. Оставалось обсудить еще несколько вопросов технического характера: чтó именно считалось ошибкой, как должны были регистрироваться ошибки и каким образом штрафные секунды следовало прибавлять к счету времени.
Наконец согласовали все возможные ситуации. Выбрали тексты: упражнения 61, 62, 63 и 64 – отрывки из Аналектов, в свою очередь представлявшие собой записанные сигнальными символами сокращенные цитаты из шестидесяти одного тома Мемуаров.
Перед тем, как согласиться с выбором упражнений, Зандер Рохан надел очки, которые носил с недавних пор – две линзы из прозрачной смолы, расплавленной и формованной, вставленные в оправу из прессованных прутьев – и внимательно прочел заданные тексты. Скляр Хаст сделал то же самое, хотя, будучи наставником учеников наперсточника, знал выдержки наизусть. Каждый участник соревнования мог пользоваться любой из двух тренировочных машин; оба выбрали новую. Они должны были набирать символы каждого упражнения по очереди, причем Рохан дал понять, что предпочел бы, если бы Хаст делал это первый.
Скляр Хаст сел за панель машины, расставил перед собой текст упражнения, размял загорелые пальцы, проверил функционирование клавиш и нажимных стержней. Напротив сидели судьи, а показания часов контролировал арбитр Мирекс. В этот момент отодвинулась дверь первого этажа, и в тренировочное помещение зашла Мерил Рохан.
Зандер Рохан повелительно указал ей на выход, но дочь проигнорировала его. Заступник Войдервег нахмурился и неодобрительно погрозил ей пальцем; его она даже не заметила. Скляр Хаст бросил на нее один-единственный взгляд. Встретившись с ее ясными глазами, он не смог понять, чтó именно прочел в этих глазах. Презрение? Отвращение? Насмешку? В конце концов, это не имело значения.
«Внимание!» – объявил Иксон Мирекс. Хаст чуть наклонился вперед, его сильные руки и напряженные пальцы нависли над клавишами. «Приготовиться! Начали!»
Пальцы Хаста ударили по клавишам, нога нажимала на пусковую педаль. Первое сочетание символов, второе, третье. Хаст работал аккуратно, мало-помалу расслабляясь, позволяя естественному мышечному ритму набирать скорость.
«…Даже если бы мы могли связаться с Исходными Мирами, не уверена, что теперь захотели бы это сделать. Невзирая на неизбежные преследования, каковые последовали бы за установлением такой связи (учитывая наш особый жизненный опыт) – вообще не рассматривая эту сторону вопроса – мы приобрели здесь нечто, чего никто из нас прежде не знал: ощущение достижения на уровне, превышающем то, что я назвала бы „социальной манипуляцией“. В общем и в целом мы счастливы на плотах. Разумеется, многие ощущают тоску по дому, ностальгию, тщетные сожаления – как этого можно было бы избежать? И разве эти чувства были бы не столь же мучительны на Новом Оссининге? Все мы долго спорили по этому поводу, но окончательного решения так и не приняли. Фактически все мы, судя по всему, готовы смотреть в лицо новой действительности с решимостью и хладнокровием, о существовании которых в нас мы, пожалуй, раньше и не подозревали».
«Конец!» – воскликнул Скляр Хаст. Иксон Мирекс проверил часы: «Сто сорок шесть секунд».
Хаст отошел от машины. Хороший результат, хотя и не потрясающий – ни в коем случае не самая высокая скорость, на которую он был способен.
«Ошибки?» – спросил Хаст.
«Ошибок не было!» – объявил Рубал Галлагер.
Нормой для этого упражнения считались сто пятьдесят две секунды; в процентном соотношении результат Хаста пока что составлял 6/152, то есть на 3,95% превышал норму.
Зандер Рохан уселся перед машиной и по сигналу начал передавать сообщение в своей обычной несколько порывистой, нервной манере. Хаст внимательно наблюдал – возникало впечатление, что мастер-наперсточник работал несколько аккуратнее обычного.
Рохан закончил первое упражнение за сто сорок пять секунд; он не допустил никаких ошибок, и теперь его результат превышал норму на 4,21%. Он отошел в сторону с едва заметной усмешкой. Скляр Хаст покосился на Мерил – исключительно из любопытства. По крайней мере так он себе это объяснял. Ее лицо ничего не выражало.
Хаст поставил перед собой упражнение №62. Иксон Мирекс подал сигнал; руки Хаста набрали первую пару сигналов. Теперь он работал легко, без напряжения, пальцы поднимались и опускались, как поршни.
Упражнение №62, так же, как №61, было выдержкой из мемуара Элеанор Морзе:
«Сотни раз мы обсуждали то, что, на мой взгляд, стало самым поразительным аспектом нашего нового сообщества на плоту: ощущение доверия, зависимости друг от друга, взаимной ответственности. Кто мог представить себе, что группа людей с таким разнообразным жизненным опытом, с такими изначальными недостатками (не возьмусь судить, следует ли считать эти недостатки врожденными или приобретенными) могла создать мирную, упорядоченную и жизнерадостную общину? Выбранный нами лидер – так же как и я, растратчик. Некоторые из наших самых неутомимых, самоотверженных работников – бывшие мародеры, хулиганы, громилы. Взглянув на них, никто не подумал бы о том, какую жизнь они вели в прошлом. Наши мнения, конечно, нельзя назвать единогласными, но прежние привычки и подходы в поразительной степени сменились положительным ощущением участия в чем-то большем, чем мы сами. К большинству из нас словно вернулась потерянная молодость – или, точнее говоря, молодость, которой мы никогда не знали».
«Конец!» – объявил Скляр Хаст.
Иксон Мирекс остановил часы: «Сто восемьдесят две секунды. Норма: двести секунд. Ошибок не было».
Теперь Хаст опережал норму на солидные 9%. Зандер Рохан набрал тот же текст нервным стаккато с молниеносной быстротой, но при этом допустил как минимум две ошибки. Рубал Галлагер и Эрлингер Шоуальтер утверждали, что заметили достаточное колебание одного из угловых наперстков, чтобы его можно было считать третьей ошибкой, но Фрихарт Ноу не заметил этого промаха, а Войдервег и Мирекс оба настаивали на том, что символ был набран достаточно четко. Тем не менее, за вычетом шести штрафных секунд время Рохана составило сто восемьдесят пять секунд, а его оценка – 15/200, то есть 7,50%.
К третьему упражнению Скляр Хаст подошел вдумчиво. Если бы ему удалось получить высокую оценку на третьем этапе, Зандер Рохан, уже достаточно нервничавший, мог не выдержать напряжения и полностью сорвать состязание.
Хаст сосредоточился. «Начали!» – воскликнул Иксон Мирекс. И снова пальцы Хаста ударили по клавишам. Третьим упражнением был текст из мемуара Уилсона Снайдера, Первоплавателя неизвестной касты:
«Прошло почти два года, и никак нельзя сказать, что мы – не изобретательная команда. Бдительность, находчивость, навыки, способность импровизировать: таковы наши свойства. Или, как сказали бы насмешливые критики, обезьянья смекалка. Что ж, пусть будет так. Для всех нас, к счастью, более или менее характерна еще одна черта: развитое, укоренившееся чувство покорности судьбе, подчинения не зависящим от нас обстоятельствам – может быть, это следовало бы называть фатализмом. Именно поэтому мы счастливее, чем в таких же условиях была бы группа, скажем, музыкантов, ученых или даже блюстителей порядка. Не то, чтобы эти профессии не представлены в нашей немногочисленной банде: Жора Альван – превосходный флейтист, Джеймс Брюнé был профессором физики в Юго-западном Университете, Ховард Галлагер – высокопоставленный офицер полиции. А я сам? Нет, однако! Сдержу обещание, которое дал самому себе, и ничего не скажу о своем прошлом. Скромность? Хотел бы я, чтобы это объяснялось скромностью!»
«Конец!» Скляр Хаст глубоко вздохнул и отошел от машины. Он не смотрел в сторону Зандера Рохана; такой взгляд могли бы счесть проявлением хвастливого злорадства, так как он набрал символы с максимальной скоростью, на какую был способен тренировочный механизм. Ни один наперсточник не смог бы работать быстрее, в таком же мощном, напористом ритме.
Иксон Мирекс рассмотрел часы. «Сто семьдесят две секунды, – неохотно произнес он. – Норма… Здесь какая-то погрешность. Двести восемь секунд?»
«Двести восемь секунд – никакой погрешности, – сухо обронил Рубал Галлагер. – И ошибок тоже не было».
Мирекс и Войдервег угрюмо пожевали губами. Фрихарт Ноу объявил оценку: 32/208, то есть достопримечательные 17,3%!
Зандер Рохан достаточно храбро устроился перед панелью машины. «Начали!» – провозгласил Иксон Мирекс срывающимся от волнения голосом. И некогда уверенные пальцы Рохана утратили гибкость от страха и напряжения, его тщательный ритм сбился. Присутствующие смущенно напряглись.
«Конец!» – объявил Рохан.
Арбитр Мирекс огласил результат: «Двести одна секунда».
«Кроме того, были допущены две ошибки», – сказал Семм Войдервег. Рубал Галлагер начал было возражать, но придержал язык. Галлагер заметил как минимум пять погрешностей, которые придирчивый наблюдатель – такой, как сам Зандер Рохан – охарактеризовал бы как ошибки. Но исход состязания был очевидно решен. Двести одна секунда плюс две ошибки давали Рохану оценку 1/208 или 0,48%.
Четвертое упражнение содержало выдержку из мемуара Хедвиги Суин, которая, так же, как Уилсон Снайдер, предпочитала не сообщать о своей кастовой принадлежности.
Иксон Мирекс неохотно сбросил предыдущее показание часов и подал стартовый сигнал. Скляр Хаст набирал текст проворно, без малейшего усилия – сочетания символов появлялись быстро, уверенно, ритмично:
«Благосклонный, чудесный мир! Мир непревзойденного климата, неописуемой красоты, мир воды и неба – здесь, насколько мне известно, нет ни клочка суши. Вдоль экватора, где процветает морская поросль, океан, надо полагать, относительно мелководен, хотя никому еще не удалось измерить его глубину. Почти наверняка никто никогда еще не уродовал и не осквернял эту планету промышленной цивилизацией – что, конечно, только к лучшему. Тем не менее, говоря от своего имени, я приветствовала бы пару настоящих мысов, добротную гору со скалами и деревьями, вцепившимися корнями в почву, песчаный пляж, несколько лугов, полей и садов. Нищим, однако, не приходится выбирать – и по сравнению с тем миром, который ожидал нас первоначально, это райская планета».
«Конец!»
Иксон Мирекс сухо произнес: «Сто сорок одна секунда. Норма: сто шестьдесят».
Для Зандера Рохана все было потеряно. Чтобы победить, ему нужно было бы получить оценку 25%, 30% или даже выше. Он знал, что у него это не получится, и набирал символы безнадежно, без напряжения, в связи с чем получил самую высокую оценку на всем протяжении состязания, достойные уважения 12,05%. Тем не менее, Рохан проиграл – и теперь, согласно традициям гильдии, должен был уступить должность Скляру Хасту.
Он не мог заставить себя произнести надлежащие слова. Мерил развернулась на каблуках и покинула башню.
Наконец Рохан повернулся к Хасту. Он начал было хрипло провозглашать церемониальную формулировку передачи полномочий, но Семм Войдервег быстро подскочил к нему и, взяв под локоть, отвел в сторону.
Они о чем-то возбужденно спорили вполголоса; Хаст наблюдал за происходящим с язвительной усмешкой. Иксон Мирекс присоединился к разговору, с сомнением поглаживая подбородок. Зандер Рохан сутулился, что было для него необычно, копна его белых волос уныло поникла, даже борода слегка покривилась. Время от времени он тряс головой, безнадежно, но не слишком энергично возражая на настойчивые понукания Войдервега.
Но Войдервег возобладал и повернулся к Хасту: «В порядке проведения состязания допущено серьезное упущение. Боюсь, признать его результаты действительными невозможно».
«В самом деле? – спросил Скляр Хаст. – Почему же?»
«Известно, что ты работаешь с этими упражнениями ежедневно, наставляя учеников. Короче говоря, ты долго и упорно практиковался в наборе этих текстов, в связи с чем соревнование никак нельзя считать справедливым».
«Ты сам выбирал упражнения».
«Возможно. Тем не менее, ты обязан был предупредить нас о своем близком знакомстве с этими текстами».
«Правда состоит в том, – возразил Хаст, – что я не передавал эти тексты с тех пор, как сам был учеником».
Семм Войдервег покачал головой: «Не могу в это поверить. По меньшей мере лично я отказываюсь признать действительность результатов этого так называемого состязания и, насколько я понимаю, Иксон Мирекс испытывает такое же отвращение и возмущение».
В Рохане осталось достаточно добропорядочности, чтобы выдавить: «Пусть результаты останутся такими, какие есть. Я не могу оправдать свой проигрыш».
«Ни в коем случае! – воскликнул Войдервег. – Мастером-наперсточником должен быть человек безукоризненной честности. Неужели мы хотим, чтобы этот возвышенный пост занимал…»
Скляр Хаст ласково прервал его: «Будь осторожен со словами, заступник! За клевету, как может подтвердить арбитр Мирекс, предусмотрено суровое наказание».
«Клевета возможна только в отсутствие истины или при наличии злоумышленного побуждения. А меня беспокоит только благополучие Транка и сохранение традиционной системы нравственности. Разве можно назвать клеветой то, что я отвергаю тебя, как практически очевидного презренного обманщика?»
Скляр Хаст медленно шагнул вперед, но Рубал Галлагер удержал его за локоть. Хаст повернулся к арбитру Мирексу: «Что ты на это скажешь, арбитр?»
Лоб Иксона Мирекса вспотел: «Возможно, нам следовало использовать другие тексты. Даже несмотря на то, что ты не участвовал в их выборе».
Неподалеку стояли два или три представителя клана Бельродов, водолазы из касты вымогателей, добывавшие стебли и прутья; они отличались угрюмым нравом, грубостью и склонностью к вульгарным выражениям.
Один из них сказал: «Неужели, арбитр Мирекс, ты поддержишь очевидно лживую и безосновательную позицию? Вспомни: мы тебя выбрали, чтобы ты принимал решения по справедливости, а не на основе вымысла и нравоучений!»
Мирекс разъярился: «Ты сомневаешься в моей добросовестности? Заступник привлек мое внимание к злоупотреблению – его возражение, к сожалению, выглядит обоснованным. Посему я объявляю результаты состязания недействительными. Зандер Рохан остается мастером-наперсточником!»
Скляр Хаст начал было говорить, но снаружи донесся крик: «Краген вернулся! Краген в лагуне!»