– Скорее всего, ваша дракониха досталась вам беременной.
– Вот это фортель, – прошептал Веник, прикрывая рукой рот и сглатывая. Я очень надеялся, что дамочка, бесстрашно вошедшая в вольер, выцепит нашего ракушонка поскорее, и через минуту мы отсюда свалим. Но дамочка вышла одна. И растерянно – а растеряла она свой готический пафос вмиг! – поклонилась:
– Судари, вашего дракона здесь нет…
***
Наступили нелёгкие деньки. Небо хмурилось, Ракушка страдала и на фоне этого простудилась, а Веник… Веник неуклонно очищал ящики своего стола на базе, собирал документы и знакомился с новыми коллегами – одним словом, медленно уходил на новую работу.
Конец напарникам. Конец технарям-колдунам!
Это прозвище, такое ёмкое и волшебное, мы придумали, кажется, тысячу лет назад, когда на втором или третьем задании надышались веселящим газом. Тогда мы даже не думали, что проведём вместе так много времени, что у нас появятся квартира, архив, ручной дракон и даже два. А теперь… Иногда меня загрызала совесть, и я понимал, что должен разыскать её детёныша. Но я не представлял, с какого конца за это взяться. А Вениамин, кажется, был занят совсем другим, и дракониха словно обитала в доме сама по себе.
Да, Куш, хозяева тебе достались – не фонтан…
Незаметно подкатил конец очередного рабочего периода, пришла пора подбить официальные бумаги, отчитаться по командировочным, подать запросы на следующий месяц. И хотя бы минимально пополнить запасы хозяйственных мелочей: кончались бритвенные лезвия, совсем тонким стало мыло, а в нашем домашнем плохоньком принтере картриджи надсадно чихали остатками чернил. К тому же настроения, в связи уходом Веника и пропажей ракушонка, не было никакого. Ракушке мы пока про её детёныша ничего не рассказывали, отговариваясь тем, что съездим в приют, как только будет время. Она ходила понурая, злая и очень грустная. По ночам ревела. Как-то, глубоко за полночь, пока все спали, она «случайно» подпалила сброшенный на пол диванный плед. Я, мгновенно очухавшись, погасил его, щелчком пальцев сгустив влагу воздуха. В квартире стало душно и холодно. Мы переглянулись (на мгновение показалось – вернулась былая стылость!), но дружно сделали вид, будто ничего не заметили. Ракушка рыкнула и ушла на балкон, опрокинув этажерку с книгами.
Я безразлично упал щекой в подушку. Уже во сне активировал подогрев балкона. Потом снились какие-то кошмары. Было гадко: совсем забросили питомицу. В этом плане я был не лучше Веника: такой же предатель и к тому же угрюмец – нахохлившийся, обозлённый на целый мир (ну, тут масло в огонь подбавлял ещё и начавшийся роман Венделидзе и Катарины). В последние недели каждый из нас мариновался в своих мыслях, и Ракушка, наша бедная, преданная, несчастная Ракушка, осталась совсем одна.
Накануне ухода Вениамина у меня выдался особо бюрократный день: долежали до последнего срока полугодовые отчёты, пришло время утвердить планы и подписать характеристику для допуска в очередную реальность, куда мне следовало отправиться уже с новым напарником… К вечеру я измотался в очередях, в глазах рябило от бесчисленных документов, в голове шумело. Домой, к унылой Кушке и депрессивно-экзальтированному напарнику, не хотелось, – в последнее время Веник был то неестественно взбудоражен, то погружён в мрачные раздумья по поводу новой работы.
Он, мой почти-бывший-напарник, должен был съехать от меня, как только получит доступ к новой служебной квартире. А пока – вот уже никогда бы не подумал – я старался избегать Вениамина. Мне казалось, он предаёт нашу работу, а этим и нашу дружбу тоже. Глупость, знаю. Но избавиться от этой мысли не получалось.
…Чтобы не возвращаться домой, я решил заночевать на базе. Обычно к ночи здесь никого не оставалось, но в этот раз ещё на подходе я заметил в единственном выходившем на улицу окне свет. Поднялся, отворил старую, до последней шероховатости знакомую дверцу. Изнутри дохнуло теплом, окатило привычными ощущениями: потрескивание сигналки на входе, запах чая, ворчание сервера. Я заглянул в одну комнату, в другую… Никого. Завернул в кухню.
Возле кофе-машины копошился Веник.
– Привет, – холодновато поздоровался я.
– Привет! – бодро и напряжённо откликнулся он. – Хочешь кофе?
– Неужели ты решил заварить из капсул?
– Да. Только никак не могу выбрать. Я думал, это брусочки. Закладываешь в кофе-машину, и она варит. А оказывается, это баночки…
Он указал на батарею ярких перламутровых банок – золотистых, бирюзовых, вишнёвых и розовых. Я взял одну, рассеянно покрутил в руках. Веник, словно оправдываясь, добавил:
– Я ведь скоро уйду отсюда. Обидно будет так и не попробовать. Капсульные машины теперь редкость…
***
Мы возвращались домой вместе, привычным маршрутом монорельса. Веник сказал, что уже получил доступ к новому жилью, но решил ещё пару дней провести в нашей квартире. Ключи ему дали по блату – официально в КИЦе – конструкторско-исследовательском центре – он ещё не числился. И, честно сказать, я всё ещё лелеял надежду…
Состав вынырнул на особенно красивый участок ночного города. Рельсовое полотно было проложено где-то посередине: выше крыш здешних кварталов, но ниже стеклянных сияющих башен элитных высоток. Вдоль эстакады искрились рыжие провода, по которым то и дело пробегало синее диодное пламя. Дальше, в темноте, сквозь голые ветви светились переплёты окон.
Вечерние окна – прекрасный индикатор разнообразия и качества современных световых аккумуляторов. Раньше все они были стандартно-жёлтыми. Позволить себе оттенки могли только те, кто как следует разбирался в электронике и световых импульсах; лишь единичные квадраты светились мягко-золотым, искусно выверенным, ровным и тёплым, как солнечное плавленое тепло. А теперь едва ли не в каждом окне была подсветка: рыжие, пурпурные, красноватые и с просинью, фиолетовые, резко-лимонные, флуоресцентные и даже фосфоресцирующие цвета переливались, тут и там бледнея, вспыхивая и обваливаясь, словно штукатурка – явный признак севшего аккумулятора или плохо продуманной подпитки.
Но издалека всё это было красиво. После длинного дня перед глазами плыло, и оконные огни сливались в мерцающую плитку, в полотно цветной мозаики, сияющие кубики неона и света. Рассыпались искрами и снова склеивались в одно.
– Антон?..
…Рассыпались искрами и снова склеивались в одно. Кажется, что-то подобное происходило и с мыслями в моей голове.
Глава 14
Добро пожаловать в коктейль-бар
Вскоре почти-официально-бывший напарник начал основательно обживать новую служебную квартиру – по крайней мере, так он заявил мне поздно вечером, стоя, по-походному одетый, на пороге нашего жилища с рюкзаком и котомкой.
Я пожал плечами и простился с ним.
– До скорого.
– До завтра, – поправил он. – Я всё ещё технарь-колдун. Утром увидимся на работе.
Я снова пожал плечами и отвернулся. Скрипнула дверь. Когда я обернулся, Веник уже ушёл.
Технарь-колдун. Ну-ну.
Через несколько дней мы снова побывали в приюте – надо было сделать ещё одну попытку найти детёныша Ракушки; надо было по-максимуму решить все совместные дела.
В прошлый раз хозяйка приюта, стараясь держать лицо, сказала, что такое бывает: новенькие драконы порой сбегают, но потом возвращаются, ведь приют, в отсутствие хозяев – единственное место, где им могут дать защиту и кров. В фешенебельные заведения редко попадают дикие животные, а ручные драконы, как правило, совершенно не приспособлены к одинокой уличной жизни и потому возвращаются – почти всегда. С этой надеждой мы и ехали. Но надежда не оправдалась. Может быть, к кому-то и возвращаются. Но от меня пока только уходили. Ракушонок. Веник.
Обратно из приюта друг сразу поехал к себе. Я впервые добирался домой один – в квартиру, где меня не ждал никто, кроме унылой ручной драконихи. Но, как выяснилось на пороге, меня не ждала даже она.
Ракушки не было.
Стараясь не паниковать, я обошёл дом. Хотя что там было обходить – одна большая комната, кое-как разгороженная на прихожую, кухню, спальню и кабинет. Заглянул на балкон и в ванную, выпотрошил шкаф, проверил холодильник. Драконихи не было.
– Кушка? – позвал я так громко, как только посмел. Эхо с заминкой разнесло дрогнувший голос. Никто не откликнулся. Я бросился проверять маячок, который мы вживили ей в гребень перед отбытием в военный мир. С трудом подавляя тревогу (во рту солоно, вдоль позвоночника – табуны мурашек), настроился на нужную волну. Картинки, даже самой плохонькой, не было – сплошные помехи. Но звуковой образ я уловил: далёкий нарастающий гул, как грохот колёс. Я прислушался. Гул приближался. Кульминация, гудок…. И медленно накатившая тишина.
Я отмотал запись и поставил на ускоренный темп. То же самое: звуковая комбинация, мало варьируясь, чётко повторялась. Всё это было бы похоже на обыкновенный монорельс, если бы звуки не раздавались точно сквозь толщу воды. Или земли.
И вдруг – инсайт! – я отчётливо, ясно понял, где находится Ракушка. Она в подземном монорельсе – том самом, о котором вскользь упомянула хозяйка приюта, когда мы впервые приехали туда за ракушонком. Подземный монорельс!
Стоило мне мысленно произнести эти слова, как картинка, от которой до этого я слышал только звук, резко улучшилась: похоже, это было ключевым сочетанием, выводившим на частоту, на которой сейчас мыслила Ракушка. Помехи исчезли. В плане обзора помогло это мало, я видел только черноту – скорее всего, чрево тоннеля. Но бонусом я услышал, отследил эхо всех действий драконихи с тех пор, как она ушла из дома.
…Балкон. Зона перехода на высоте двадцать пятого этажа. Страх. Рывок. Шаг вперёд, оранжевая лапа робко, зябко щупает пустоту за пределами козырька. Расправляются некрепкие, непривыкшие летать крылья. Но ветер упруго подхватывает, бьёт по перепонкам, вселяя уверенность. Ракушка камнем мчится вниз, к земле (у меня перехватило живот), у самой эстакады справляется с потоком воздуха, выравнивается, зависает на несколько мгновений, безошибочно летит к приюту и там берёт след своего малыша. Ныряет в узкие норы и дыры барьеров, вольеров и клеток. И вдруг пропадает: наступает полная чернота. Потом – уже в реальном времени – я услышал её всхлип, гортанный выкрик, и связь прервалась: Куша почувствовала, что я слежу, и сделала что-то такое, от чего маячок отключился. Что ж… По крайней мере, теперь я знал, где её искать. Разве что перед этим нужно было основательно подготовиться.
***
Я твёрдо сказал себе: ты не пойдёшь в подземный монорельс сейчас же.
Я знал это судорожное состояние, когда жажда действовать немедленно разгоняет по крови адреналин, когда дрожат локти и колени, а по рукам разливается противная липкая слабость. В таком состоянии я проворачивал свои лучшие дела – и совершал худшие ошибки. И теперь я не мог рисковать, положившись на авантюрный авось. Нужно раскопать всю возможную информацию об этом объекте. Нужно подстраховаться. А ещё – нужно расслабиться и изгнать из рук дрожь, а из ног – эту отвратительную ватность. В нервном, дёрганом, напряжённом состоянии я запросто сгину в подземных переходах.
И идти туда, кстати, лучше после семи – вечером повсюду снуют толпы людей, и я не привлеку лишнего внимания. А пока, чтобы не сорваться, чтобы не свихнуться, нужно отодвинуть на задний план все мысли о Ракушке и её ракушонке, о Венике и его пассии, которая… которая так мне… Не-ет. Нельзя. Нельзя!
– Да что ж так всё сплелось… – простонал я, сжимая руками голову. – Р-р-р!
Нужно подготовиться, освежить голову и отправиться искать драконов. Да. Вот так. А сейчас – к компьютеру. Искать. Иска… Стоп. У виска чвиркнул вызов.
Не рабочий. Не Веник.
Катарина-Женевьева.
– Да что ж так всё сплелось!
***
Утром я очнулся поздно – валялся, просыпался и вновь проваливался в дрёму; великолепное чувство, если бы не тревоги. Ближе к одиннадцати выбрался из-под груды одеял, взбил подушки, поправил простыню, ухватил в кухне пирог с курицей, налил чаю и улёгся обратно. Когда с пирогом было покончено, взялся за книгу. Перелистал, прочёл несколько любимых мест и вновь выбрался в кухню. На этот раз приём пищи был более обстоятельным: я выпил кофе с пакетиком сливок, съел вчерашнюю сосиску, подобрал из чашки остатки салата, отломил батон и намазал его кетчупом, уложив сверху лепестки особого утреннего сыра. На десерт взял инжир, гроздь винограда и полбаночки вишнёвого мороженого, недоеденного накануне. У вас ещё не заурчало в животе? Хотя мой комбинаторный гастрономический вкус, конечно, весьма неординарен.
После я принял душ, взбодрился, как следует заправил кровать, подмёл – квартира ощутимо посвежела, а я подуспокоился и отправился к компьютеру. Я чувствовал, как от ленивых домашних удовольствий (хоть и сквозь шершавую кальку тревоги) нервозность и страх перед грядущей авантюрой уходят – ровно то, чего я и добивался.
К трём часам я уже не боялся идти в подземелья один. Я не собирался звать Веника. Сел за компьютер и начал искать упоминания о подземном монорельсе.
***
Через полтора часа поисков (за окнами уже клубились ранние, золотистые и пыльные сумерки) я обнаружил лишь две зацепки: одну – документальную, за лохматый энный год, о том, что перспективное ответвление монорельса законсервировано «в силу неустойчивости и осыпчивости породы». Вторым упоминанием был фантастический рассказ «Моно-2», опубликованный на частном ресурсе. Что ж… Вечером мне предстояло прокатиться на этом мифическом транспорте, в существовании которого до сегодняшнего дня я даже не был уверен. Да и сейчас не уверен. Но попасть в подземелья нужно непременно – где ещё можно отыскать нашу неугомонную Ракушку, я даже не представлял. И даже думать не хотел, что будет, если я ошибся в распознавании сигнала, если она успела убежать, если «Моно-2» вовсе не существует.
Боялся думать, что будет, если я её не найду.
Из-за этих мыслей, несмотря на все усилия, меня всё ещё накрывали азарт и лёгкая паника. Сегодня я собирался стать настоящим сталкером. Не это ли мечта всех мальчишек Полиса? Я собирался сунуться в место, куда в здравом уме не стоит и соваться, собирался одиночку. Собирался, чтобы вытащить оттуда агрессивно настроенную, обозлённую на меня дракониху. Зато потом…
Потом меня ждала награда, о которой я не смел и мечтать. Меня ждала встреча с Катей-Женей – именно так после вчерашней беседы я называл про себя Веникову мадемуазель.
…Она появилась на экране моего небольшого приёмника слегка лохматой: волосы выбились из причёски, воротник водолазки скручен и перекошен, глаза блестят.
– Антон Константинович? Я надеюсь, я вас не очень побеспокоила. Простите, пожалуйста, Антон… Вы, наверное, заняты?..
– Что-то с Веником? – на автомате спросил я, вглядываясь в её искрящиеся синие глаза.
– С Вениамином? Я не знаю, – растерянно и как-то с задержкой отозвалась она. – Думаю, всё в порядке. Он разве… не с вами?
– Он меняет работу, – сухо ответил я, продолжая исподлобья рассматривать Веникову подругу. В тот раз она показалась мне гораздо моложе – я думал, ей едва ли за девятнадцать. Сейчас она выглядела вполне взрослой девушкой, если можно так выражаться. Слегка усталый, тёплый, но цепкий взгляд, прямые плечи, собранная поза – она сидела в какой-то полукруглой комнатке, похожей на офисный кабинет, обхватив себя руками за плечи – как будто размышляя о чём-то.
– Ах, да… КИЦ, верно? – улыбнулась она. Я наконец поднял глаза и посмотрел на неё прямо:
– Он говорил вам? Давно?
– Не очень. На днях. – Катарина неопределённо махнула рукой, спутав тщательно рассыпанные по плечам тёмно-русые, слегка вившиеся волосы. Ей очень шла эта причёска. – Но вообще-то я хотела спросить о вас, Антон Константинович. Вениамин упоминал, вы работаете в паре уже несколько лет, но именно вы, Антон Константинович, занимаетесь документооборотом…
Мне так резало ухо это «Антон Константинович», что я прервал, не дослушав:
– Просто Антон, умоляю вас, Катарина-Женевьева, просто Антон.
– Ну тогда просто Катарина, – рассмеялась она, тряхнув волосами. На свету они заискрились светлым, как будто в пушистых прядях таял хрупкий снег.
– Интересное у вас имя, – пробормотал я. – А насчёт документооборота вы правы. Веник умеет делегировать скучную работу.
Она снова усмехнулась, но как-то невесело.
– Хороший навык. Я бы поучилась. Антон, я, собственно, звоню за тем, что мне нужно уточнить кое-какие детали для кандидатской. В плане биографий.
– Ах, вот как…
Кажется, Катарина слегка смутилась. Заправила прядь за ухо и закусила губу:
– Если вы, конечно, не против.
– Да нет, – пожал плечами я, ловя себя на том, что провожу по лбу, откидывая сто лет не стриженную чёлку. – Пожалуйста. Что именно хотите уточнить?
– Н-ну… где вы учились, карьера. Библиография научных публикаций. Может быть, какие-то нюансы… Вы ведь и сами понимаете… Можем обсудить, когда вам будет удобно…
– Конечно, понимаю, – кивнул я. Конечно, прекрасно понимаю: она хочет со мной встретится, но неловко вот так сразу в лоб. Веник всё-таки мой напарник. Хоть и почти бывший.
Что-то не то сконтачило в мозгу. Что-то завистливое, горделивое и злое. Как будто в микросхеме спаяли проводки, которые не должны быть спаяны. Я посмотрел ей в глаза и повторил:
– Конечно, понимаю. Давайте встретимся. У вас есть на примете какое-то кафе или библиотека? Погода не очень располагает к прогулкам…
Катарина-Женевьева улыбнулась. Оказалось, глаза у неё не просто синие. Они как вечернее небо в снежную бурую: с примесью ночной тени и снежного серебра.
…Некоторое время после разговора с ней я сидел перед приёмником и молча смотрел в остывший экран. Снаружи всё было спокойно, но внутри… Кажется, проводки́ всё-таки спаяли не намертво, и во мне полыхал гремучий коктейль: предвкушение, адреналин, страх и – кровавая борьба. Борьба порядочности и новой влюблённости.
Глава 15
Дурак дурака не видит издалека (Вениамин)
Этим вечером я призывал на лифты и все мысленные кары. С тридцатого этажа высотки Поисковой службы сначала доехал до восемнадцатого, потом остановился на одиннадцатом, затем – на шестом. Выйдя за ограду башни, горько махнул мигнувшему на прощанье скоростному маршрутному составу. Придётся ехать обычным.
…В вестибюль монорельса я вбежал, растолкав каких-то туристов. Спрыгивал по ступеням, думая, что ощущаю не романтический подъём диггера, а сплошную злость. На самой нижней ступени подвернул ногу. Ну что тут скажешь…
Доковыляв до поезда, я уселся, отдышался и наконец задумался. Я каждой клеточкой чувствовал наивную злость Антона и злился сам – за то, что не могу, ну не могу объяснить, почему на самом деле перехожу на новую службу! И что поросячий восторг от профессии конструктора сейчас вовсе не на первом месте.
Другой (более приятной) думой была Катарина. Такая интересная и необычная, такая миниатюрная и весёлая, серьёзная и красивая. Но… Я вздохнул и с сожалением направил мысли в другое русло, ближе к делу и пропавшему ракушонку. Достал книгу, чтобы привычно отгородиться ею от остальных пассажиров. Итак, маленький дракон… Теперь я знал – между прочим, только благодаря будущим коллегам из КИЦа! – куда он пропал. Меня отделял от ракушонка только вопрос проникновения в подземную систему. Звать Антона я не собирался, нужно было как следует обмозговать всё поисковое предприятие.
Поезд тряхнуло, и небритый сосед, который то и дело скашивал глаза в мою книгу, едва не впечатался в меня своим обширным торсом.
– Может, вы перестанете пялиться, а? – гавкнул я.
Тот выпучил глаза, что-то пробормотал и завозился со своими сумками. Я гневно втянул воздух и перевёл взгляд на попутчика напротив. Широкий расстёгнутый плащ цвета хаки, выбившиеся из-под шапки волосы, рюкзак защитной расцветки и высокие ботинки на шнурках и пуговичках. Свитер с высоким горлом и бусины в волосах. В руках толстенная книга блокнотного формата. На указательном пальце – кольцо с рунным узором. Я пригляделся. «Иляна», было выведено там аккуратной вязью.
***
В тоннелях, вопреки ожиданиям, было сухо. Редкие капли звонко разбивались о ржавые рельсы, шуршал под подошвами гравий. По стенам плясала моя сгорбленная тень.
Не было страшно.
Двумя часами ранее, не задавая лишних вопросов, мои будущие коллеги из Поисковой службы конструкторского центра взяли в работу засохшую чешую, которая осталась на рукаве с тех пор, как мы забирали ракушонка из леса в военном мире. Поисковики быстро сняли с чешуек тепловой индекс излучения – у молоденьких драконов он особенно отчётлив, – а затем определили свежий след. Увы, он оказался довольно слабым, кто-то из ребят даже пошутил, что дракончик провалился сквозь землю.
Шутка стала ключевой гипотезой, и через сорок минут поисков стало ясно, что ракушонок бродит под Полисом. Наверняка случайно нашёл коммуникационный ход или угодил в лаз, ведущий к подземным техническим помещениям. Мне указали приблизительную точку, я поблагодарил ребят и ушёл, «позабыв» поделиться своей основной версией: ракушонок попал в D6, или, в простонародье, в систему «Моно-2» – подземный тоннельный город, точно повторяющий карту монорельса. О нём слышали многие, но всегда – на уровне баек. Это считалось выдумкой времён образования Полиса. Раньше и я считал так же – до тех пор, пока не начал готовиться к собеседованию в КИЦ.
Я ведь так и не рассказал Антону, что буду работать не просто конструктором-чипидейлом (в смысле, чиподелом). Моя новая должность – с филигранным уклоном в сторону изучения законсервированных объектов научных групп. На первом собеседовании намекнули, что во время технической проверки поспрашивают о гипотезах построения коммуникаций D6. Тогда я и не подозревал, что это второе название «Моно-2». Но, разумеется, начал копать – под посапывание Ракушки и шуршание Антона, на которого напал ночной дожор.
Тогда-то, бессонной ночью (и позже, после второго технического собеседования), я убедился: «Моно-2» – вовсе не россказни. Теперь я был уверен, что ракушонок не просто забрался в техпомещения под станцией «Самурайский глаз». Он провалился гораздо глубже. Он в D6.
***
Я миновал полузнакомые станции сепаратной ветки – «Кукушкина Слобода», «Степной дуб», «Трёшка», «Эф-Универсум», – вышел, пересёк по эстакадам два квартала и наконец перешёл на центральную линию. Слез с поезда на станции «Самурайский глаз» и незаметно просочился в коридор техпомещений. Оттуда, пользуясь ещё не аннулированным рабочим пропуском технаря-колдуна, двинулся в ответвление с вентиляционными киосками и проходами к шахтам. Через несколько десятков шагов пришлось включить мощный фонарь: такая наступила темнота.
Наконец дорога, круто шедшая вниз, оборвалась. Я посветил под ноги: узкая труба, поручни-ступени… Взял фонарь в зубы, вздохнул и полез внутрь. Примерно на середине лестницы на локоть капнула гранула подземного конденсата. Я вздрогнул, выругался сквозь зубы и случайно укусил кнопку включения. Всё вокруг проглотила тьма. Я побоялся отрывать руки от перекладин и зажигать фонарь на ощупь. Включить обратно зубами не получилось – пришлось ползти дальше в темноте. Я сосредоточился на перебирании руками и, по ощущениям находясь уже у самого дна, слишком поздно услышал возню снизу. Неловкий шаг, вскрик, короткое падение, резкий выплеск адреналина и…
– Дебил! Ты мне прямо на лицо наступил!
– Ан… тон?..
– Он самый, зараза! Что ты тут делаешь, Вентяй?!
***
Конечно, я был ему жутко рад – несмотря на неожиданность, обиду, недоговорки и молчаливую ссору.
– Так что ты тут делаешь, Веник?
– Что делаю? То же, что и ты, – моргая в свете зажжённого фонаря, ответил я. – Ищу ракушонка… Ты чего без света сидел?
– Придурок ты… И я придурок… Идиоты… – как-то совсем немужественно вздохнул Тони, подошёл и крепко, нервно сжал мои плечи. – Веник.
– Не дрейфь. Найдём.
– Веник, ты настоящий дурак. Хоть и не позвал меня.
– И ты такой же дурак… – растроганно ответил я.
– Да уж… Вень. Только я ведь не только ракушонка ищу.
– В смысле?!
– Ракушка пропала.
Глава 16
Решительная Ракушка
Я не зажигал фонарь не потому, что у меня его не было, а потому, что не хотел привлечь лишнюю нечисть – мало ли кто бродит в здешних подземельях. Но теперь, вдвоём, было не страшно. К тому же свет моего карманного фонаря умел быть далеко не карманным: мощный, тёплый, жёлтый, он бил метров на двадцать в глубину тоннеля и словно вытягивал из темноты блестящие верёвки рельсов.
Но в результате свет не особо-то помог. Помог бутер.
Я свесил рюкзак на одно плечо и достал контейнер с бутербродами. Жрать под землёй хотелось ужасно. Взглядом спросил у Веника: будешь? Друг кивнул и протянул руку. Я вложил в его ладонь бутерброд, и в следующий миг меня спас только мягкий, быстро сомнувшийся в пальцах кусок хлеба и реакция Вениамина: пол под ногами провис, словно скис, и обвалился неаппетитными белыми хлопьями прямо в бездну.
Напарник крякнул – скорее от неожиданности, чем от страха. Растерялся на долю секунды, зависнув на краю и ухватив мою ладонь. Но тут же, не успев подумать головой, сработав на инстинктах, вытянул меня на край облома и, волоча за собой, осторожно отполз подальше. Контейнер с бутербродами ухнул в бездну, не издав ни звука.
– Остался чай, – констатировал я и, побледнев лицом, сжался у дальней стеночки.
– Спокуха, – велел Вениамин, хлопая по заднему карману брюк. – Есть ещё галеты. Драконьи, – уточнил он. – Вставай. Надо идти дальше.
Я и сам понимал, но противная дрожь прожорливо накинулась на все поджилки.
– Вставай! – заорал вдруг Веник. И, не дожидаясь, пока я приду в себя, схватил меня за плечи и поволок в глубину тоннеля.
– Ты чего, Веня… – блеял я, волоча ноги. Он молча, не прекращая меня тащить, ткнул рукой во тьму куда-то позади.
Я оглянулся.
На стене за нами висела огромная тень. Секунду спустя влажный горячий ветер принёс настороженный рык. Я постарался взять ноги в руки и уже самостоятельно поковылял за напарником.
Тень приближалась; кто знает, что это было. Я напрягал все силы, но бежать не мог. Веник, беспощадно ругаясь, вынул из-под куртки излучатель. Первым крутым залпом он окатил следовавшее за нами существо. Затем, переключив рубильник с режима «на поражение» в режим «дозированные импульсы», приложил плоскую плашку мне к плечу:
– Тони, считай до двух! Живо!
Кажется, я был в шоке, и только это спасло Веника от моего ответного нападения.
– Считай!
– Р-раз…дэ-ва-а-ах!
Он поддал мне неплохой, бодрящий такой импульс. Я не то что вскочил – у меня волосы на загривке встали дыбом. Это было как крепкий пинок. Но это сработало. И мы помчались, как ошпаренные, глубже и глубже в тёмный, тайный тоннель. Чудовище за нашими спинами ещё рокотало, но постепенно звук удалялся, заглушаемый нашим топотом и дыханием. Вениамин начал выдыхаться минут через пять, за ним, с отрывом секунд в сорок, иссяк и я. С безудержной рысцы мы перешли на обычный бег, затем на быструю ходьбу и наконец – на шаг. Несколько десятков метров, и я осел на пол, кашляя и держась за грудь. Веник согнулся и опёрся рукой о склизкую стену.
– Ну и… – сипло выговорил я, – ну и… методы… у тебя…
– Уж… какие есть, – так же одышливо ответил напарник.
– Остались ещё импульсы? – Я кивнул на плоскую шайбу излучателя, которую он так и не выпустил из рук.
Он внимательно оглядел плашку. Моргнул.
– Да. Но немного.
– Пойдём. Кто знает, как скоро эта тварь очухается…
– И как быстро она бегает. Пойдём.
Опёршись о руку Веника, я встал, и мы ходко побрели вперёд. Из-за всей этой суеты я даже забыл, ради чего мы спустились в подземелья. Ракушка. Где-то здесь бродит Ракушка вместе со своим драконёнком…
– Надеюсь, их ещё не съели, – словно в ответ на мои мысли мрачно произнёс Веник. – Посвети-ка, пора достать карту…
– Карту?
– Ну да. Своркал кое у кого.
– Ещё скажи, у будущих коллег?
– Меньше спросишь – меньше вранья услышишь…
Кто знает, как далеко бы мы ушли, если бы не тонкий писк у нас за спиной.
– Что такое?
…Скрючившись у стены, в луче мощного фонаря, пищала, ревела и хныкала, вздрагивая, наша грязная, рыжая, бесхозная Ракушка.
***
После того, как схлынула первая волна рыданий и объятий, дракониха буксиром потащила нас вперёд – в пыльную глубину тоннелей. Стало заметно холодней, повеяло влагой. Ракушка то и дело спотыкалась и постоянно оглядывалась на нас: не пропадём ли? Весь её вид – поникшая неухоженная чешуя, скорбное выражение морды, тоскливый взгляд, – вопил о том, как несладко ей пришлось и как она боится снова нас потерять.
– Куда ты нас ведёшь, Куша? – в который раз спросил я, порядком устав; начинала нешуточно болеть рука, за которую Веник выдернул меня из провала. – Скажи, куда ты идёшь, может быть, мы знаем путь короче…
Я тихо гордился тем, что выучил почти наизусть единственную найденную рукописную-отсканированную карту D6. Но повода похвастать знаниями не представлялось – дракониха не слушала, а упорно топала вперёд, ухватив меня за рукав и отчаянным взглядом цепляясь за Веника.
Долго гадать, куда она чапает, не приходилось, да и о чём тут было гадать? Мама-дракониха, у которой отобрали её дракончика. Что ещё она могла делать в лабиринте заброшенных тоннелей, кроме как скрывать своего найденного малыша? Минуту спустя мы вышли на островок света – явно не электрического. Что-то волшебное, совершенно точно не рукотворное, не человеческое. Не аккумулятор, не концентрированные фотоны… Свет словно пах: теплом, мокрой шерстью… И чем-то ещё. Чем-то очень странным… очень знакомым…
– «ДракоДоктор»! – воскликнул я и поперхнулся озарением: свет создала Ракушка. Наш волшебный дракон.
И в этом колеблющемся янтарном островке, отвоёванном у здешней мглы, в гнезде из каких-то тряпок, листьев и обрывков газет копошился рыжий комок. Ракушка с воем бросилась в ворох тряпок и, закрыв комок обеими лапами, уставилась на нас.
У меня что-то внутри защемило и оборвалось от этого взгляда. Ракушка глядела с надеждой – мы ведь её друзья, мы любим её, мы никогда её не бросим. Со страхом: вдруг опять отнимем её дитя? С недоверием: неужели это мы, её друзья, так с ней поступили? Затравленно: мы сильнее, а она устала, она испугана, она голодная и замёрзшая, отдающая все силы, чтобы укутывать своего малыша теплом и светом. С ненавистью: мы отобрали её ребёнка. Неважно, что за иллюзорная тень в нём таится, что за фантомное зерно в нём спрятано – мы разлучили её с её драконёнком.
И с огромной, громадной надеждой в чёрных глазах: ну же… спасите нас… заберите отсюда… отведите домой, к нам домой.. Накормите, укройте, защитите! Вы же сильные… Вы же – свои…
Бросившись к ней, прижавшись к её оранжевому боку, горячему, пыльному, шелушащемуся, я почувствовал, как заложило нос. Веник, кажется, тоже шмыгал. Маленький дракончик глядел на нас чёрными блестящими смородинками и жался к матери.
А через два часа, добравшись домой (Веник по такому случаю поехал в старую квартиру), отмыв Ракушку и её дракошу, накормив обоих до отвала, вымазав Кушку лечебной мазью, укрыв и согрев, мы убаюкивали наших драконов. Но Куша никак не засыпала: беспокойно месила лапами плюшевую подстилку, то и дело проверяла, рядом ли её детёныш, то и дело глазела на нас. Веник не выдержал первым: стащил с дивана матрас, подтащил к драконам и улёгся рядом, не переставая копошиться в своём ноутбуке.
Потом, выключив технику и затемнив окна, к ним забрался и я. И, несмотря на крохотного непонятного драконёнка, несмотря на туманный разговор с Катей-Женей, несмотря на то, что Веник своей новой работой предавал меня, а я предстоящим свиданием с Катариной почти предавал его – мне уже давно не было так тепло и спокойно. Даже несмотря на то, что я знал: утром, всего через несколько часов, на нас свалится миллион проблем с драконами, с девушками, с работой…
Ну и пусть. Невозможно прожить жизнь ровно. Бывают периоды, дни, недели и месяцы, когда ты упарываешься. Бывают островки относительного затишья. А бывают ночи приключений, после которых ты чувствуешь тепло своих драконов, своих друзей, и знаешь, что счастлив, несмотря ни на что.
…Кушка уснула, угомонился дракончик. Веник выключит ноут, повздыхал и тоже задремал. Он даже бормотал во сне – я разобрал что-то вроде «или она» или «иляна». Не знаю… Возможно, его, в отличие от меня, терзания не отпускали даже в таком умиротворении. Хотя какие у меня терзания… Самые банальные: я собираюсь увести девушку лучшего друга.
Да всё я вру, ничего они не отпускали. Я повозился ещё чуть-чуть и встал. Уснуть больше не светило.
Глава 17
Катя и Иляна
После ночных скачек население нашей квартиры пришло в себя только к вечеру. Ракушка разбудила нас беспокойным писком: требовала еды. Не для себя – для драконыша.
– Как мы его назовём? – спросил я Вениамина, который сонно проворчал что-то о мясных галетах в боковом кармане. – Ве-ень?
– М-м-нь, – пробормотал он и скалачился у стены. Мне очень хотелось растормошить друга и отправить его кормить драконов. Но я и так чувствовал себя виноватым. Я понимаю, то, что я дам ему поспать, не искупит моей вины за то, что вечером у меня встреча с его пассией, но всё-таки…
– Ну-с, Куш, что кушает твой ребёнок?..
Мы на цыпочках выползли в кухню – чтоб не будить ни Веника, ни малыша, – а там я открыл холодильник, и Ракушка немножко поруководила моим выбором с помощью прицельного писка. Я почему-то не сразу вспомнил, что понимаю драконий.
Клюквенный сок, разбавленный водой до слабо-алого. Размоченное в молоке печенье. Подогретое варёное яйцо. И три шоколадные колбаски.
– А он не ест мяса? – поинтересовался я на чистом человечьем.
Ракушка помотала головой и вздохнула. Видимо, и вправду с дракончиком что-то было не так.
Минуту спустя он, как по часам, проснулся и, прижавшись к материнскому боку, принялся уминать завтракоужин за обе щёки (очень аккуратно, надо сказать; даже не выпачкался). Ракушка с умилением глядела на него, то и дело настороженно озираясь. Я тихонько дотронулся до её гребня:
– Куша… Прости. Мы с Веником дурни. Прости нас! Мы больше никогда, никому вас не отдадим – ни тебя, ни… ни… Куш, как его зовут?..
Ракушка смотрела на меня с укором. Но всё-таки, грустно-ласково рыкнув, проворковала что-то на истинно драконьем. Не ручаюсь, что понял верно, но, кажется, разобрал что-то вроде «Пыхепых».
Пыхепых. Ну что же… Так значит так.
***
Когда драконы угомонились, проморгался Веник.
– Я есть хочу, – шёпотом сообщил он, глядя на спящих рыжих питомцев.
– Я тоже, – отозвался я. – Пойдём, попьём чаю, что ли… С блинчиками. А?
– Блинчики, конечно, заманчиво… Но их готовить долго. Да и вообще, я бы что-то поплотнее поел…
Признаться, я страшно обрадовался, что у Веника вновь проснулся аппетит. Последние дни совместного житья-бытья он почти ничего не ел. В кухне мы вытащили из холодильника большую стеклянную миску со вчерашним салатом, контейнер винегрета и банку сметаны, нарезали батон и сыр, а в качестве основного блюда поставили на стол лазанью с пюре и острые куриные ножки в панировке – всё от Фуфур. Та ещё натура, но производство поставить умеет и доставку наладить – тоже. А уж как готовят её повара… Правда, в последнее время Веник признавал первенство за своей Катей-Женей.
Да кто сказал, что она – его.
– Слушай, ты пока спал, всё бормотал «или она», «или она». Что это за она такая? – поинтересовался я, когда, стараясь не слишком шуметь, мы таскали еду в комнату – не хотелось надолго оставлять драконов одних. Спросил просто так, шутки ради, но друг вдруг насупился.
– Девушка.
Ого! Ого! Так-так-так…
Я тактично выждал несколько секунд, но Веник не собирался распространяться. Тогда я решил надавить:
– Ну?
– Я переезжаю к ней.
Я опешил.
– К ней? Это Катя?
Оказалось, нет. Я надеюсь только, что, пока он рассказывал, у меня слюни из открытого рта не текли.
Веник коротко изложил события, и по всему выходило, что он с этой Иляной даже не знаком. Так, случайная встреча в вагоне.
– Но это ещё нескоро будет, – как-то странно моргнув, успокоил меня он. – Переезд.
Я только и нашёлся, что спросить: почему?
– Потому что она… она… Катя-Женя пока не знает об этом…
– Понятно, – выдохнул я. – Всё с тобой ясно.
Точно помню: ровно в тот момент я отчётливо понял, насколько Катя-Женя похожа на фантомную девушку моей мечты. Настолько похожа, что могла бы быть матрицей. Да только Веник – Веник уже успел захапать эту чудесную девушку себе. И заочно бросить ради какой-то мутной девицы с черногорским, хазарским именем. Теперь у меня нет шансов. А вдруг теперь Катя-Женя не посмотрит на меня иначе, как на друга бросившего её хама?!
Как быстро-то всё это. Как спуталось, как наслоилось…
– Тьфу. Вень. Как собака на сене. Видеть тебя не могу.
– Да что случилось?
– Да ты вообще-то девушку динамишь!
– А тебе-то какое дело?
Напарник вскочил и упёрся кулаками в стол. Звякнула миска с салатом, дрогнули пластмассовые крышечки на сушилке. Взвизгнул во сне дракончик.
– Тише! – прорычал я.
– Ещё будешь мне указывать?
– Ах ты ловелас!
Я от души дал по столу – со звоном подскочили белые широкие кружки, а ладони вспыхнули тупой и горячей болью.
– Идиот! На хрена ты обнадёживаешь Катю, если у тебя другая на уме?
Вениамин подскочил ко мне близко и прищурился:
– Катю, говоришь? А тебе что за интерес? И с каких это пор она стала тебе Катей?
– С тех самых, как ты во сне зовёшь какую-то Иляну! Кто промывал мне мозги, что крутить с двоими – моветон?
– Яйца курицу не учат, – прошипел Веник и схватил меня за рукава рубашки. Я почувствовал себя курёнком, которого трясут за грудки. – Не смей лезть в мою жизнь!
– Тогда и ты не смей меня попрекать! Ни в прошлом, ни в будущем! – крикнул я высоким голосом. Ракушка тревожно пискнула, на миг мы оба оглянулись на дракониху, но тут же снова повернулись друг к другу – холодный, яростный Антон Константинович и пышущий раздражением Вениамин Егорович.
Веник не пожелал тратить слов и красиво и скупо, без замаха, ударил меня правой рукой. У меня зазвенело в голове. Я не думал, что дойдёт до драки! Но адреналин уже вскипал под кожей и разносился по крови. Я позабыл, что Веник крупнее и куда опытнее в рукопашной, позабыл, что он мой лучший друг. Сейчас я видел перед собой только злобного нервного парня со скривившимся лицом. При мысли, что Катя-Женя находила это лицо красивым, я зарычал и вмазал ему по носу.
Но он уже был готов: встал в стойку и выставил ладонь ребром, не обращая внимания на сочившуюся из носа кровь. Эти алые пятна разъярили меня ещё больше. В ушах гремело: «Касалка! Касалка!». Словечко из далёкого детства, беспощадная драка до первой крови…
– Идиот! – орал я, плохо запоминая, что говорю. – Донжуан! Собака на сене!
– Придурок! – тяжело дыша, презрительно выплёвывал он и скользил вокруг, пытаясь прорвать оборону. – Колду-у-ун!
– Бездарь! Эксплуататор! Обманщик!
– Псих-одиночка! Чокнутый!
– Веник драный!
– Ай! Оф-ф! Ф-ф!
Что-то влажное, липкое и холодное стукнулось об мою макушку и потекло по лицу и затылку.
– Что за др-рянь?!
У Веника тем же влажным и рыжим оказались залеплены глаза. Он шарил руками по лицу, плюясь и чертыхаясь.
– Ракушка!
Дракониха решила не ждать, пока наши упражнения перейдут в мордобой, и разбила о наши макушки сырые яйца. Я начал хохотать, но желток затёк в рот, и я закашлялся. Вениамин всё ещё плевался яйцом.
Ракушка, едва справляясь с хрупкими ручками морозилки, вытащила весь фарш и замороженное масло и заставила нас прикладывать ледяные брикеты к наливавшимся фингалам. А мелкий дракошка всё спал – вот ведь дети, всё им нипочём! Только то и дело хлюпал и вздрагивал. Кушка грозно зыркнула сначала на меня, потом на Веника. Погрозила нестриженным когтем, опустилась на подстилку и склубочилась вокруг своего детёныша, не сводя с нас сердитого взгляда.
Дракончик присмирел и затих. Мы с Веником, повозившись, тоже улеглись – на этот раз каждый на своём диване.
Не знаю, спал ли он в эту ночь. Сколько бы раз я не скашивал взгляд на напарника, он лежал, уставившись в потолок и бесшумно щёлкая пальцами.
***
Я встал, стараясь не сильно скрипеть пружинами. За окном гулял ветер. На нашем двадцать пятом завывания особенно отчётливы, к тому же в ветреную погоду сильно шумит вентиляция. Чтобы немного утихомирить гул, я распахнул окно. В кухню ворвалась зябкая бодрящая морось.
– Ыж-ыж-ыж!
Я натянул джинсы, застегнул рубашку и принялся готовить кофе. Сегодня хотелось чего-то особенно; я поднялся в несусветную рань и мог позволить кофе в турке. Правда, конечно же, никакой турки в нашей кухоньке не было, а была оловянная солдатская кружка, в которую я засыпал намолотого «Эгоист Нуар», всыпал чёрного перца и добавил застоявшейся в шкафу сахарной пудры. Ещё бы веточку розмарина, и было бы просто супер, но в коробке из-под конфет, в которой мы хранили пряности, его не оказалось, а спускаться в лавочку в одном из нижних этажей было лень.
– Куда это ты разоделся? – проворчал Вениамин, сонно и звонко шлёпая по ламинату босыми лапами.
– Куда надо, – полусердито ответил я, но ругаться с ним больше не хотелось. Напарник, хмурясь, понюхал мой кофе в оловянной кружке и жестом фокусника извлёк из шкафа розмарин. Примирительно уронил его в кофе и взглянул на меня со смесью виноватости и бравады:
– Так куда собрался?
– Спасибо за розмарин, – сухо ответил я, не желая вдаваться в подробности.
– Если на свидание, лучше смени рубашку.
Вот свинья! Иногда я был уверен: он всё-таки умеет читать мысли.
– Почему?
– У этой пятно на рукаве.
Я изогнулся и увидел маленькое кофейное пятнышко около манжета. Зараза! Ещё даже выпить не успел, а уже извозюкался.
Нырнул в платяной шкаф и принялся рыться в своих рубашках. Рабочая, заляпанная и в прорехах. Белая для торжественных церемоний. Жёлтая, хороша, но мала в плечах.
– Не одолжишь свою? – в отчаянии выпалил я.
– А как же твоя чёрно-белая с огурцами? Или девушка не так хороша?
Я вздохнул. Чёрно-белая, ну конечно. В этой рубашке с узором из турецкий огурцов я ходил знакомиться с родителями моей первой второй половинки, с которой намеревался жить долго и счастливо и даже распланировал нашу жизнь на пять лет вперёд. Всё шло так классно, пока вдруг девочка не взбрыкнула без всяких объяснений и не исчезла в никуда. Хотя как «в никуда» – я пару раз видел её в институте и знал, что у неё новый парень.
В общем, я об этой мадемуазель давно позабыл, но вот любимую некогда рубашку надевать больше не хотелось.
– Надень, надень, хватить по ней хандрить, – посоветовал Веник, который в ту пору был в курсе моих любовных дел. – Хороший кофе…
В зеркало, приклеенное к дверце шкафа, я увидел, как он нагло, большим глотками отпивает мой кофе.
– Оставь, – ровно попросил я, выуживая из-под залежей свитеров и носков рубашку. – Я не выспался, мне нужно взбодриться.