Полковник Картер Кларк не доверял Иосифу Сталину. Веских оснований для этого у Кларка, служившего в Министерстве обороны США, в общем-то, не было. Только догадки. Но одно Кларк знал точно: в 1939 году Сталин уже заключал пакт о ненападении с Гитлером, чтобы получить отсрочку и успеть лучше подготовиться к войне. Теперь, четыре года спустя, в разгар самых кровопролитных и крупномасштабных сражений в истории человечества, Советская Россия вполне могла, по мнению Картера, снова договориться с Германией. И тогда вся мощь немецкой военной машины оказалась бы направлена против англо-американских союзников.
Свою гипотезу Кларк поручил проверить сотрудникам Агентства национальной безопасности (АНБ), работу которого он непосредственно курировал[4]. С самого начала Второй мировой войны почтовое и другие правительственные ведомства Соединенных Штатов Америки осуществляли широкомасштабный перехват всех телеграмм, которые приходили из-за рубежа или отправлялись за пределы страны. В их число, естественно, попали и шифровки, которыми советские дипломаты в Вашингтоне обменивались со своим руководством в Москве. Кларк имел все основания полагать, что, прочтя эти шифровки, он сможет получить больше информации о намерениях Сталина.
Однако легко сказать – прочесть шифровки! Приступив в феврале 1943 года к выполнению задания Кларка, американские взломщики кодов из АНБ вскоре поняли, что для засекречивания своих дипломатических депеш русские использовали очень сложную шифровальную систему (сокращенно – шифрсистему), которая при правильном использовании не поддавалась взлому. Тем не менее напряженная и скрупулезная работа в сочетании с хорошей подготовкой и незаурядными способностями в области криптоанализа – науки о вскрытии шифров, принесли свои плоды. Американцы сумели воспользоваться грубейшей ошибкой, которую совершили советские шифровальщики. Благодаря ей к 1946 году значительную часть перехваченных шифровок удалось прочесть.
К этому времени Вторая мировая война уже успела закончиться, и вопрос о намерениях Советской России заключить сепаратный мир с Германией представлял интерес разве что для историков. Однако напряженный труд американских дешифровальщиков не пропал даром. Оказалось, что многие сообщения, пересылавшиеся между советским генеральным консульством в Нью-Йорке и Москвой, имели лишь весьма косвенное отношение к дипломатии как таковой: это были донесения, которые профессиональные советские разведчики в США отправляли в Москву. Первой прочитанной шифровкой стало сообщение офицеров советской разведки, работавших под дипломатическим прикрытием в Нью-Йорке, о том, что они сумели получить доступ к информации об одном из самых секретных американских проектов того времени – программе создания атомной бомбы.
К 1948 году с помощью дешифрования советской дипломатической переписки были добыты новые данные, которые доказывали, что русские навербовали себе агентов практически в каждом американском правительственном ведомстве. Выяснилось, что, начиная с 1942 года, против США целенаправленно вели работу десятки кадровых советских разведчиков и около пары сотен завербованных ими американских граждан, большинство которых являлись членами Коммунистической партии Америки (КПА). Всего в прочитанных советских шифровках были упомянуты 349 американцев, которые на постоянной основе поддерживали отношения с советской разведкой. Поскольку американские дешифровальщики смогли прочесть лишь часть советской шифрованной переписки, а содержание нескольких тысяч шифровок так и осталось для них тайной, разумно предположить, что в этих непрочитанных шифровках были упоминания множества других агентов советской разведки, работавших на территории США. О некоторых из них стало известно позднее из показаний перебежчиков.
Из дешифрованных в ходе операции «Венона» сообщений также явствовало, что очень многие высокопоставленные американские чиновники тайно поддерживали отношения с советской разведкой и передавали ее агентам крайне деликатную информацию, не подлежавшую широкой огласке. Более того, в ряде случаев эти действия нанесли серьезный урон интересам США. Например, Гарри Уайт, являвшийся вторым по важности лицом в американском Министерстве финансов и входивший в состав делегации США в Организации Объединенных Наций (ООН), неоднократно подсказывал русским способы эффективного противодействия американским стратегическим планам. Личный помощник президента США Франклина Рузвельта Лочлин Керри предупредил русских о том, что Федеральное бюро расследований (ФБР), главное американское контрразведывательное ведомство, начало слежку за ключевым агентом советской разведки в США Натаном Сильвермастером. В результате Сильвермастер, возглавлявший крупную разведывательную сеть, которая действовала на территории США, сумел избавиться от слежки и продолжить свою подрывную деятельность. Моррис Гальперин, начальник «латиноамериканского» отдела Управления стратегических служб (УСС) основной разведывательной организации США в годы Второй мировой войны, передал русским тысячи американских секретных дипломатических депеш. Уильям Перл, блестящий специалист по аэронавтике, поделился с русскими результатами, полученными в ходе секретных испытаний реактивных двигателей и самолетов. Советская Россия сумела в самые короткие сроки ликвидировать свое отставание от США в этой области. Как следствие, в ходе Корейской войны в 1953 году советские реактивные истребители превосходили по своим характеристикам американские, и только форсированное создание в США новейшего реактивного истребителя позволило уравновесить возможности советских и американских Военно-воздушных сил (ВВС).
А были еще и так называемые атомные шпионы. Ученые-физики Клаус Фукс и Теодор Холл, а также техник Давид Грингласс, участвовавшие в разработке Манхэттенского проекта – программы создания атомного оружия в США, помогли русским овладеть сложной формулой превращения простого урана в обогащенный, пригодный для использования в качестве смертоносной начинки атомной бомбы, и в деталях разработать технологический процесс приведения ее в действие.
Большинство советских агентов, разоблаченных американской контрразведкой в конце 40-х – первой половине 50-х годов, были идентифицированы именно благодаря «Веноне». Дешифровки «Веноны» ясно указали на Юлия Розенберга, которому Грингласс приходился шурином, как на главу одной из советских агентурных сетей в США. Благодаря им удалось разоблачить Дональда Маклина, высокопоставленного английского дипломата, работавшего в английском посольстве в США, как основного советского агента в Форин Офис – дипломатическом ведомстве Британии, а заодно и его коллегу Гая Берджесса. Арест и вынесение суровых приговоров по делу таких агентов советской разведки, как Джудит Коплон, Роберт Соблен и Джек Собль, состоялись только потому, что из дешифровок «Веноны» ФБР стало известно об их шпионской деятельности. Американские власти наконец поверили показаниям Элизабет Бентли, раскаявшегося советского агента, о том, что несколько десятков американских чиновников, многие из которых были тайными членами КПА, работают на русских, только тогда, когда ее показания были подкреплены материалами, полученными при проведении операции «Венона».
Однако отнюдь не разоблачение советских агентов, упомянутых в прочитанных в ходе «Веноны» шифровках, представляло основную проблему для американцев. Коплон, Розенберг, Грингласс, Соблен, Собль и другие были своевременно нейтрализованы и перестали представлять угрозу безопасности США. Тем не менее еще порядка 200 американцев, которые были упомянуты в этих шифровках в качестве лиц, поддерживающих тайные сношения с советской разведкой, так и остались не узнанными. Вполне разумно было предположить, что они продолжали занимать государственные посты, дававшие им доступ к секретной информации. А что, если некоторые из них с тех пор продвинулись по служебной лестнице и стали высокопоставленными правительственными чиновниками? Смогла ли советский агент под псевдонимом «Муза»[5] выполнить в середине 40-х годов задание Москвы и перейти из УСС в Государственный департамент США или же она продолжила свою службу в Центральном разведывательном управлении (ЦРУ), наследнике УСС? И на каких еще переговорах в высших эшелонах власти сумел побывать безымянный агент № 19, который присутствовал на секретной встрече между американским президентом Рузвельтом и английским премьер-министром Уинстоном Черчиллем в мае 1943 года в Вашингтоне? Дослужился ли до адмирала таинственный капитан американских Военно-морских сил (ВМС), который фигурировал в одной из прочитанных советских шифровок под псевдонимом «Дональд»? А вдруг «Квант» и «Перс», благодаря которым в 1940-е годы русские выкрали многие американские атомные секреты, еще долго продолжали передавать им тайную информацию о дальнейших американских разработках оружия массового уничтожения? И что стало с ценным советским агентом – дипломатом по кличке «Факир», про которого было известно только то, что он одно время представлял государственные интересы США в Москве? Может быть, этот самый «Факир» потом регулярно принимал участие в работе американских делегаций, которые вели переговоры с русскими по различным вопросам? А передаваемые им сведения, возможно, дополнял агент «Крот», который, согласно «Веноне», в свое время отличился тем, что ознакомил русских с руководящими документами, определявшими отношения Соединенных Штатов с их европейскими союзниками. И всякий раз, когда американские руководители встречались со своими коллегами из Европы, на этих совещаниях присутствовал и «Крот», который затем отправлял подробные отчеты о них в Москву!
Таким образом, операция «Венона» не только помогла правительственным чиновникам в США выяснить, что русские раскрыли самые сокровенные американские секреты, но и лишила их всяческого доверия друг другу. Ведь вполне возможно, что среди этих чиновников продолжали числиться оставшиеся неназванными «Муза», «Квант», «Перс», «Дональд», «Крот», «Факир» и еще пара сотен американцев, которые активно сотрудничали с советской разведкой[6].
«Венона» была отнюдь не единственным источником сведений о широкомасштабной советской разведывательной сети в США. Аналогичные предупреждения содержались и в отчетах ФБР. Однако вначале американское правительство довольно скептически отнеслось к этой информации. В 1947 году его скептицизму пришел конец. Признания Элизабет Бентли и Игоря Гузенко[7] вкупе с накопившимися дешифровками «Веноны» заставили по-иному взглянуть на отчеты ФБР. И, хотя сведения о самой операции «Венона», включая содержание прочитанных в ходе ее проведения советских шифровок, были доступны лишь узкому кругу лиц, полученные данные из рук сотрудников правоохранительных органов вскоре попали сначала к высокопоставленным чиновникам в американском правительстве и конгрессменам, а от них постепенно просочились к журналистам, которые сделали их достоянием широкой общественности.
В конце 40-х – начале 50-х годов каждые пару-тройку месяцев американские газеты выходили под броскими заголовками. В них сообщалось о разоблачении очередной шпионской сети, состоявшей из коммунистов, которые работали в сверхсекретной лаборатории, профсоюзе или правительственной организации. Как следствие, у большинства американцев постепенно крепло убеждение в том, что члены КПА проникли во все учреждения и ведомства США, где ведут подрывную деятельность по заданию из Москвы. К середине 50-х годов после ряда судебных процессов над американскими гражданами, обвинявшимися в шпионской деятельности, общественное мнение в США стало однозначным: шпионаж со стороны Советской России, в ведении которого существенную помощь ей оказывают коммунисты, представляет серьезную угрозу для безопасности страны из-за предательства целого ряда высокопоставленных правительственных чиновников. Неопровержимые факты, доказывающие это, содержались в дешифровках «Веноны». Однако американское правительство твердо решило не предавать огласке прочитанные советские шифровки и по возможности замаскировать настоящий источник, из которого черпалась информация об их шпионской деятельности в США. В результате последовавшие разоблачения как самой этой деятельности, так и активного участия, которое в ней принимали члены КПА, основывались на показаниях перебежчиков и предателей, а также на массе косвенных улик. А эти показания и улики были намного менее весомы, чем содержание донесений советской разведки, перехваченных и прочитанных в ходе операции «Венона».
Решение о том, чтобы скрыть дешифровки «Веноны» от глаз широкой общественности, было принято высшим военным руководством страны по согласованию с ФБР и ЦРУ. За пределами узкого круга дешифровальщиков, работавших над чтением советских шифровок, только весьма ограниченное число сотрудников американской военной разведки, ФБР и ЦРУ знало о «Веноне»[8]. Даже президент США Гарри Трумэн напрямую не получал никакой информации по «Веноне». Добытые благодаря «Веноне» данные включались в сводки, которые Трумэн получал по линии ФБР и ЦРУ, а также в меморандумы Министерства юстиции, в которых освещался ход расследования уголовных дел по обвинению американских граждан в шпионаже. В этих сводках и меморандумах не было даже намека на то, что содержавшаяся в них информация была получена путем чтения советской дипломатической переписки.
Очевидно, что для принятия подобного решения имелись довольно веские основания. К примеру, АНБ категорически возражало против использования дешифровок «Веноны» в качестве улик на судебных процессах против лиц, обвиняемых в шпионаже в пользу Советской России, поскольку не хотело, чтобы на перекрестных допросах сотрудники АНБ отвечали на каверзные вопросы защиты о дешифровальных методах, применявшихся для чтения советской шифрпереписки. Однако, вглядываясь в прошлое с позиций дня сегодняшнего, нельзя не признать, что это решение повлекло за собой ряд весьма негативных последствий. Если бы дешифровки «Веноны» были своевременно опубликованы, то вряд ли у кого возникли бы сомнения в виновности четы Розенбергов. Кроме того, маловероятно, чтобы кампания за их реабилитацию продолжалась бы, то затихая, то разгораясь с новой силой, в течение более 40 лет. Ведь эти дешифровки недвусмысленно свидетельствовали о том, что Юлий Розенберг возглавлял одну из самых эффективных советских шпионских сетей в США. Более того, раз и навсегда были бы развеяны все сомнения в его соучастии в атомном шпионаже в пользу Советской России, поскольку в них упоминалось о том, что Розенберг лично завербовал своего шурина – Давида Грингласса.
Если бы сообщения, прочитанные в ходе операции «Венона», были преданы гласности или хотя бы сделаны доступными более широкому кругу американских правительственных чиновников, трудно себе представить, чтобы Этель Розенберг был бы вынесен смертный приговор. Эти сообщения действительно подтверждают, что она вместе с мужем занималась шпионажем и помогала ему вербовать своего брата. Однако степень ее вины удалось бы оценить значительно более точно. Да, Этель ассистировала мужу в его шпионской деятельности, но она никогда не была в ней главным действующим лицом. Будучи использованы в суде, дешифровки «Веноны» показали бы, что Этель была замешана в шпионаже, но одновременно уменьшили бы роль, которая ей приписывалась обвинителями на судебном процессе.
Да и Юлия Розенберга вряд ли казнили бы. Когда состоялся суд над Розенбергами, было известно только о двух советских атомных шпионах – Гринглассе, которого завербовал непосредственно сам Юлий, и Фуксе. Последний находился в Англии, и поэтому все внимание американских средств массовой информации оказалось сосредоточено на Гринглассе. А после того, как Грингласс во всем сознался, из Розенберга и вовсе сделали главного виновника в деле об атомном шпионаже в пользу Советской России.
Однако, как показала «Венона», русские получали секретную информацию о Манхэттенском проекте из рук еще по меньшей мере трех его участников. Молодой ученый-физик Теодор Холл был для советской разведки значительно более ценным источником, чем простой техник Грингласс. В ходе допросов, которые Холлу учинили в ФБР, он так и не признал себя виновным. И поскольку других доказательств работы Холла на советскую разведку помимо прочитанных шифровок у ФБР не было, а упоминать о «Веноне» в суде было нельзя, то Холл сумел избежать наказания.
Двух других советских агентов, скрывавшихся под псевдонимами «Перс» и «Квант», ФБР найти так и не удалось. Характер переданной ими информации явно свидетельствует о том, что «Квант» был ученым, пользовавшимся уважением своих коллег, а «Перс» – или ученым, или инженером. Оба представляли для русских гораздо больший интерес, чем Грингласс. И если бы операция «Венона» была рассекречена на более ранних этапах ее проведения, основными фигурантами в деле об атомном шпионаже оказались бы по крайней мере четверо. А значит, и роль Грингласса в похищении американских атомных секретов была бы менее весомой, что в свою очередь облегчило бы участь Розенберга как вербовщика Грингласса.
Однако историческая наука не знает сослагательного наклонения. Можно долго рассуждать о том, что было бы, если бы открытые тексты шифрованных донесений советских разведчиков и их агентов в США были опубликованы сразу после прочтения этих донесений американскими дешифровальщиками[9]. Тем не менее факт остается фактом: несмотря на то, что «Венона» стала самой значительной операцией за всю историю контрразведывательных спецслужб этой страны, ее детали держались в строгом секрете на протяжении необычайно длительного периода времени. И хотя кое-какие обрывки сведений о «Веноне» стали просачиваться в средства массовой информация, начиная со второй половины 80-х годов, открытые тексты советских шифровок были обнародованы лишь в 1995 году – более чем через полвека после начала самой операции.