14 июня.
Дивизионный отдел СМЕРШ
18.45
– Трофимов, к капитану!
Алексей вытер руки и пошел к начальнику отдела. Голуб в своей «горенке» что-то писал, одновременно прихлебывая чай, обжигаясь и ядовито критикуя телефониста, тщетно пытавшегося дозвониться до «восьмого».
– Ага, Трофимов! Значит, так: хватит тебе прохлаждаться. Садись и признавайся, как самочувствие…
– Терпимо, товарищ капитан, – с опаской сказал Алексей. – Вот только ухо…
Ухо, в общем-то, не слишком беспокоило. Не слышало, но и не мешало. Спина – иное дело. Возня с трофейным сейфом, который сначала пытались закрыть, а потом открыть, даром не прошла. Прав Хворостин – откровенно лехтарского нрава тот ящик. Или те ключи, что нашли, все-таки не от него.
– Ухо – не жопа. Тут двойной резерв есть, – заметил Голуб. – Значит, имеется к тебе, Трофимов, отдельное ответственное задание.
– Товарищ капитан…
– Все понимаю. Подлечиться бы тебе, дух перевести. Боец ты сознательный, к анархии и прочей расхлябанной саботажности не склонный. Но сейчас у нас наступление, и дело твое рассматривать некогда и некому. Сам все понимаешь. Ты же у нас комсомолец?
– Комсомолец, – чувствуя, что мало не покажется, согласился Алексей.
– Ну, я и не сомневался, текущий момент ты понимаешь. Короче, временно прикомандировываешься к нашему отделу. Вот предписание…
Алексей развернул лист с фиолетовой печатью. «Вплоть до дальнейших распоряжений, в должности водителя автотранспортного средства ГАЗ-АА номер А-5-13-34». Ох, загоняют. И кто тогда за язык тянул?
– Гонять не будем, – заверил догадливый Голуб. – Но сегодня придется тебе покрутить «баранку». Свыше приказано оказать содействие командированной оперативной группе. Можно сказать, конкретно тебе и приказывают, поскольку мы зажрались и лишний транспорт заимели. Задача такова: катите к хуторку у озерца Иха-ярви – это верст шесть севернее Майнилов. Там работает опергруппа. Намекаю – отдельная московская опергруппа. Лишних вопросов не задавать. Задача: помочь оперативникам транспортом и связью.
– Товарищ капитан…
– Да, рации у нас нет, – согласился Голуб. – Ну, так помогаем исходя из реальных возможностей. Так и передашь. Уж и рады бы, да… В конце концов, там наших частей полно, посредством телефона с кем угодно свяжетесь. Ты не новобранец, связист с фронтовым опытом, разберешься. Осознаешь ответственность?
– Так точно.
– Ну и отлично. Вам там к утру нужно быть. Время есть, заскочите в хозяйство Тавтеева, заберете одного пленного финна. Сомнительный тип. Поосторожнее с ним.
– Товарищ капитан, а финна-то куда? Он же…
– Финна сюда, ко мне, для дальнейших следственных мероприятий. С тобой Кутлов поедет. Сопровождающим. Утром или ко мне их с этим чухонцем забросишь, или пересядут на попутку. По обстоятельствам. Справитесь. Все понятно? Чаю хочешь?
– Не откажусь, товарищ капитан, – вздохнул Алексей.
Чай был сладкий, крепкий. Капитан отложил бумаги и сказал:
– Ты, Алексей, парень правильный, советский. Со здоровьем, конечно, не особо. Ничего, подлечишься, до Берлина запросто дотопаем. А пока выручай. Наступаем, вторую линию финнов взломали, отдыхать да приходить в себя некогда – бить надо, пока мерзавцы бегут и пятками сверкают. К старшине сейчас зайдешь – он оружие по твоему нынешнему состоянию выдаст. Я распорядился. И веселей, веселей…
Через полчаса Алексей уже заводил машину. Полуторка-диверсантка упрямилась. Коренастый Кутлов топтался рядом и подавал идиотские советы:
– Ты с протягом крути, с протягом.
Алексей с трудом выпрямился и протянул кривой стартер умнику:
– Показывай.
– Ошалел, что ли? Кто шофером-то?
Алексей поправил замурзанную повязку на ухе и негромко сказал:
– Я шофер. Еще я контуженый. Нервный. И еще старше по званию.
– Вот еще нервный хрен с горы… – Кутлов разобиделся, но за заводную ручку взялся, крутить начал. Не шибко успешно, но тут на глаза откомандированным на спецзадание страдальцам попался сонный Хворостин. Привлекли и, переругиваясь, совместно занялись «диверсанткой». От дверей давал советы часовой, на шум вышел старшина. Минут через пятнадцать машина, уступив превосходящим силам контрразведчиков, затарахтела.
Алексей, сдвигая все время съезжающую на ненужное место кобуру с наганом, забрался в кабину.
– Перекурим, – сказал ерзающий со своим автоматом и пухлым «сидором» на коленях Кутлов. – А то ты бледный, чо та бумага. Дух переведи.
– Давай выедем, а то снова заглохнет, гадина, – пробормотал Алексей, вытирая лицо обрывком бинта. – Ты за «старшего» не бычься. Это я для порядка.
– А я-то удумал, – Кутлов ухмыльнулся. – Давай без горячки. Докатим. Вот как обратно-то мне ехать? В кузове масла на два пальца набрызгано. Как же я с подконвойным?
– На шпиона и сядешь. Они откормленные, мягкие…
Тащились долго. До шоссе добрались без труда, но войск шло густо, втереться в колонну не давал регулировщик. Едва уловили момент, сунулись в разрыв. Оказалось неудачно – впереди шел тягач с прицепами, чадил так, что не продохнешь. Обогнать не получалось – и навстречу пер сплошной поток грузовиков. Шоссе – в общем-то, неплохое и даже не слишком разбитое – было узковато. Алексей изловчился – пропустил вперед шибко спешащих саперов. Потом контрразведчики оказались позади батареи на конной тяге. «Диверсантка» присмирела – катили не слишком гладко, но без сюрпризов.
– А леса тут схожие, – рассказывал Кутлов – его звали Семеном, и родом он был с какой-то дремучей Нижней Тотьмы. – У нас, правда, комарья пожиже. Да ты не отмахивайся, притерпи…
Кусали в потную шею комары, качалась белая недоделанная ночь, двигались и двигались сквозь бледный сумрак войска. Много их было. И даже несколько подбитых и сгоревших «тридцатьчетверок» у дороги настроение экипажу «диверсантки» не испортили. Командированные малость поспорили о Хельсинки; Алексею смутно помнилось, что столица вражья гораздо севернее стоит, а Кутлов утверждал, что «прямый путь, только тама шоссе шире станет». Но штурмом брать Хельсинку приказа нет, по плану окружат ее и ультиматум предъявят. Финнам о Ленинградской блокаде напоминать не надо – живо лапки задерут.
Впереди угадывался подъем – видать, гряда, где и располагался финский неприступный рубеж, что днем с ходу взяли. Погромыхивало уже недалеко. И взблескивало за озером смутно – видимо, отошедшие финны с досады клали «по площадям», спать нашим не давали. Левее от шоссе, за лесом активно работали пулеметы.
На посту посланцы пытались узнать о хозяйстве Товтеева. Из объяснений выходило, что «да черт его знает». Как финнов днем со дзотов и траншей сбили, так перепуталось все.
…Под колесами скрипел камень, «Диверсантка» переваливалась, виляя между воронок.
– Ща въедешь, – обеспокоенно забурчал Кутлов. – Въедешь, грю. Давай встанем да оглядимся, где погожей-то…
Машину пришлось заглушить. Мимо тянулись повозки, но на вопросы ездовые лишь отмахивались – никто хозяйства Товтеева не знал, да и по всему видно, знать и не мог, – в первый раз к здешней передовой шли. Попытка осмотреться ничего не дала – левее угадывались танки – с десяток машин, правее развалины то ли сарая, то ли просто груда камней, дальше шоссе уходило в лес. Кто-то возился на опушке, похоже, обозники разгружались.
– Вот в Хельсинках мы того Товтеева и найдем, – мрачно предрек Кутлов.
Алексей сполз-спрыгнул с борта, принялся вытирать липкие подошвы – это ж не кузов, а трясина какая-то ядовитая. Было душно, опять густо зудели комары.
– Вот завсегда так, – Кутлов закурил, – пошлют и ищи-свищи…
– Не кури рядом с машиной, – пробормотал Алексей.
– Так я только от мошки…
Из сумрака широким шагом явился человек в танкошлеме, резко двинул Кутлова по затылку, выбил и затоптал самокрутку.
– Охерели, вашу…?! Растопырятся как… Снайпер снимет…. не успеете…
– Ты чего… – Кутлов разглядел погоны, – виноват, товарищ лейтенант.
– Вы с бэ-ка с пункта боепитания? Туда, к батальону сворачивайте, – нетерпеливо махнул рукой танкист.
Алексей объяснил ситуацию. Лейтенант интерес к грузовику мигом утерял, но обстановку прояснил. Где Товтеев, танкисты, понятно не знали. Была вечером какая-то пехота, но та ушла назад, занимать финские траншеи. Это левее, за поселком. Еще впереди пехоты хватает – в лесу засели, по обе стороны от шоссе. Финны драпанули, но одиночки кругом лазят, к своим просочиться норовят. Лучше ощупью не шариться, ибо напороться, как те два пальца…
– Поехали к поселку, – сказал умный Кутлов. – Доподлинно там штаб сыщем. Здесь где-то семьдесят вторая[33], уж они о соседях знают.
– Как ехать-то? Напрямки? – Алексей показал на зверски измятые обрывки «колючки» и обломки гранита, – похоже, здесь взрывали противотанковые надолбы, то-то на шоссе сплошь воронки, кое-как засыпанные. – Или на мину наскочим, или скаты пропорем.
– То и говорю, к посту повернемся, там покажут, – согласился Кутлов, которому явно не нравилось торчать посреди дороги, кое-как прикрытой мелколесьем.
Мимо вновь катились повозки. Пришлось ждать. Рисковать и разворачиваться, съезжая с дороги, Алексею не хотелось. Бок снова ныл…
– Ладно, возвращаемся. Надо кого знающего отыскать.
– Ну, чо, давай заводиться? – Кутлов решительно ухватил заводную ручку.
В небе, довольно низко, прошелестело и рвануло где-то у деревни.
– Твою…! – Семен присел, ухватился за лоб, задетый кривым стартером.
…Особо жутко не было. Финская батарея клала снаряды реденько, с большим разбросом, – возмущенный Кутлов замысловато ругался между разрывами. Танкисты, правда, залетные снаряды игнорировали – привычные, никакого шебуршения в ельнике. Вот по дороге пронеслась двуколка – возницы нет, перепуганные лошади несли куда глаза глядят. Впереди, в лесу, начали активнее постреливать – видимо, ободренные финские «кукушки» оборзели.
– Давай-ка все ж живее к штабу какому-никакому, – сказал, поднимая голову, Семен.
– Да уж, покурили, – согласился Алексей.
«Диверсантка», видимо, тоже отдохнула, – завелась с полтычка.
Алексей вел осторожно, примеривался, где же развернуться. Раз попробовал – уткнулись в кочковато-пупырчатую поляну: рядами торчали бревна, связанные толстой проволокой в огромные «пакеты» и вкопанные вертикально. И чего только враг не удумает…
– Ты давай, ловчей, ловчей, – обеспокоенно сказал Кутлов.
Алексей и сам слышал – даже сквозь урчание двигателя, как нарастает пулеметная трескотня впереди. Уже не перестрелка, а вроде натуральный бой – видно, наши в ночную атаку пошли.
«Диверсантка» кое-как, задним ходом выбралась на шоссе – впереди показались танки – двигались колонной по шоссе. Тьфу, опять не развернешься. Сворачивать? Проезд вроде есть, но все так гусеницами размолото. В зарослях стояли «тридцатьчетверки» с распахнутыми люками – экипажи спали где-то рядом… Да, «мазуту» каким-то близким обстрелом хрен разбудишь.
Алексей свернул точно по следам гусениц, перевалил кювет, дал задний ход – и проклятая «диверсантка» заглохла.
– Ну, руки у тебя… – заворчал Семен.
Над машиной пронеслась трассирующая очередь – Алексей инстинктивно пригнулся к рулю. Следующая очередь зацепила кабину: звякнуло стекло, полетели щепки от двери, ахнул Кутлов…
Алексей выкатился из кабины, упал за скат: метрах в восьмидесяти рычали двигатели, лязгали гусеницы. Передняя машина, низкая, приплюснутая, наверное, самоходка, вдруг развернулась, на мгновение замерла – отчетливо звякнули траки, и урчащая тварь практически в упор влепила снаряд в ближайшую «тридцатьчетверку»…
…Как заполз обратно в кабину, толком не помнилось. Вроде сдвинул сапог Семена – сам Кутлов откинулся к дверце пассажирской, видно, уже готовый, а ступня все дергалась, все норовила до педали «газа» дотянуться. Эх, что уж там…
…Глухо громыхали, били по ушам выстрелы танков и самоходок, звенели, ударяя в башни и борта, болванки бронебойных. Очереди пулеметные и автоматные гасли в этих звонких нелепых ударах, и тарахтенье ошалевшей «диверсантки», и винтовочный треск, все куда-то делось. Виляла полуторка между остатков надолбов, дрожали осколки лобового стекла, качался Кутлов, ронял тяжелые темные капли с простреленной головы, а Алексей ни о чем не думал, только о самоходке гадской, приплюснутой угловатой железяке, что сейчас разворачивается, тянет вслед ствол с уродским набалдашником… Стукнет, щас стукнет снаряд, кузов разболтанный, как картонный, пронзит и…
…Орал в лицо вспрыгнувший на подножку усатый сержант, пытался ствол автомата в окно сунуть. Алексей тормознул:
– Танки прорвались!
– Да мы що, сами без глаз?! Куда прешь-то, контуженый?! Вот загни твою дудоргу…
Алексей увидел прямо перед бампером «диверсантки» борт трактора: тот, плюясь дымом, разворачивал гаубицу прямо на дороге. Дальше ставили еще орудие. И еще дальше… Сбрасывали с кузова в кювет снарядные ящики. Орал, махал руками, требуя убрать машину, старший лейтенант. Еще орали. Выпрыгнул откуда-то коротконогий раскосый капитан, грозил кулаком, лапал кобуру пистолета…
«Диверсантка», ободрав борт, протиснулась между тягачом и сломанной сосной. Немо закричали пулеметчики, бегущие куда-то вперед с «Дегтяревым» и большими артиллерийскими лопатами. Полуторку тряхнуло – правым колесом в выбоину влетела. Мертвый Кутлов вновь начал сползать со скользкого сиденья, тянуться сапогом к педалям. Ох ты господи…
К селу Алексей довез полный кузов бойцов – финны яростно атаковали занятые нашими днем позиции, и стрелковый полк спешно стягивал в траншеи всех штабных-тыловых. За высоту волна за волной проскакивали «илы», долбили поле, по которому атаковал противник. Громыхало до горизонта.
– Вали отсюда, сержант, – сказал лейтенант-связист, отирая подошвы о траву. – Я ваших, из особого, днем в Кулясалми видел. Тьфу, да что ж у тебя в кузове говнище-то такое?
– Трофейная, – пробормотал Алексей.
Пехотинцы, пригибаясь, побежали к траншее, что уводила в сторону развалин села.
В Кюлясалми ни местных особистов, ни хозяйства Товтеева не было, Алексея сгоряча послали, потом дали дозвониться до своих. У Куутерселькя громыхало неустанно, связь была трескучей и шипучей до полной невозможности. От капитана Голуба передали «работать по задаче», а «посылку отставить». Алексей понял с пятого на десятое, но, похоже, падлюку-финна уже доставили куда надо.
Кутлов, накрытый шинелью, лежал рядом с четырьмя телами. Алексей посидел с сержантом из комендантского взвода, оставил бойцам кисет Семена. Ничего, похоронят как положено. Красноармейская книжка и медаль убитого лежали в кармане гимнастерки, пора было двигаться «по задаче».
На передых Алексей остановился рядом с дорогой. К громыхающему западу спешно шли машины со стрелками, противотанковыми пушками. Алексей нарубил расхлябанным топориком, оказавшимся в «диверсантке», еловых лап, набросал в загаженный кузов. Пахло смолой и машинным маслом – все казалось, запах той самоходки распроклятой насмерть прилип. Видать, повезло, сэкономил финн снаряд…
Бок болел все сильнее. Младший сержант Трофимов осторожно вытянулся на хвое и закрыл глаза.
Справка Отдела «К»
Ночь с 14 на 15 июня
23.55–10.30
Действия противника у Куутерселькя
В ту ночь возвращать позиции на ВТ двинулась сводная группа полковника Пурума: три егерских батальона, пехотинцы 48-го пехотного полка и самая боеспособная часть танковой дивизии полковника Лагуса – батальон штурмовых орудий StuG-III с финскими долгопятыми голубыми свастиками на рубках. Бронирование некоторых из машин было усилено бревнами, горизонтально укрепленными на надгусеничных полках. На данный момент в батальоне была 21 боеспособная машина.
Головным шел «Штуг» лейтенанта Сартио. Наводчиком в этом экипаже был сын командира дивизии – восемнадцатилетний капрал Олаф Лагус. Мимо советской пехоты штурмовым орудиям удалось проскочить, и головная машина как-то внезапно оказалась среди расположившихся по обе стороны от шоссе танков противника. Очевидно, русские не ожидали столь стремительной атаки: среди невысоких елочек темнели неподвижные туши изумленных Т-34-76[34]. Лейтенант Сартио взвизгнул по ТПУ[35] – самоходка развернулась поперек шоссе. В окуляре прицела возник борт «тридцатьчетверки». Команда, выстрел… До танка противника пятнадцать метров – звук удара слился с грохотом выстрела. «Русский» вздрогнул, на башне подпрыгнула крышка люка – изнутри неохотно потянулся дым, тающий в сумраке белой ночи. «Штуг» лейтенанта Сартио лязгнул гусеницами, довернул – до следующей машины противника оставалось метров сорок – «стоп» – «бронебойным» – «готово» – «огонь!». Попадание… Обнаружены еще «тридцатьчетверки» – все машины в таком же необъяснимом параличе застыли в глубине ельника…
Выстрел, выстрел, выстрел… Два попадания… Шедшая второй самоходка старшего сержанта Хюютиайнена подбивает еще одну советскую машину. Бог помогает смелым – русские словно ослепли…
…Практически так и было. Проспали. Изматывающий марш, изобилие мин и противотанковых заграждений, атаки с ходу, нащупывание практически невидимых огневых точек финнов, и главное, жуткая духота. Сейчас машины стояли пустыми, танкисты спали на брезенте, на свежем воздухе, не обращая внимания на близкую грызню пулеметов в лесу и закутав от комарья головы. Кто ж думал-то…
…Уходят в блеклое небо обрывки трассеров, дым, сгущаясь, застилает истерзанный гусеницами ельник, в этой смолистой густой пелене тенями смутными прыгают на броню фигуры в комбинезонах и замасленных гимнастерках. Вот проваливается головой вниз в башенный люк командир машины… Двигатели еще молчат, лишь жужжит электропривод, разворачивая башню: а там, на растрескавшейся полосе шоссе ерзают низкие силуэты «штугов». Бронебойным… – на!!!
…Полуслепые машины колотят друг друга в упор. Две минуты? Десять? Выбито шесть «тридцатьчетверок», да и взвод ухоженных «штугов» в считаные мгновения стал грудой уже не способного стрелять, едва двигающегося металла: на самоходке лейтенанта Сартио разбито орудие, в машину Хюютиайнена влепили снаряд с двадцати метров… Как ни странно, экипажи еще живы…
В чаще леса яростная стрельба, взрывы мин и гранат: егеря 3-го и 4-го батальонов, атаковавшие лесом, встретили яростное сопротивление – бойцы 219-го минометного полка русских живо организовывают круговую оборону и держатся стойко. В завалах сосновых стволов и наскоро вырытых окопчиках вскипают краткие рукопашные схватки – и финны отброшены. Времена, когда егеря с «пуукко»[36] да всякие там автоматчики-«кукушки» казались мистической жутью карельских лесов, давно миновали…
…Подбит еще один «штуг» первого взвода. Командир роты отправляет вышедшие из строя машины в тыл, их место занимают «штуги» взвода лейтенанта Ауланко. Вперед! Немедленно прорваться к линии обороны, пока русские не опомнились! Ельник и шоссе ужасны – разбитые и брошенные машины, повозки, трупы… Финны упорно идут вперед. Подбита самоходка русских, уничтожена не успевшая развернуться батарея на конной тяге. Мечутся в клубах дыма обезумевшие лошади, трещат под гусеницами доски разбитых передков и снарядные ящики, лежат тела русских артиллеристов и финских егерей. Щелкают по броне пули и осколки…
Вперед! Линия ВТ, надежда Суоми, будет возвращена внезапным и могучим полночным ударом.
…«Штуг» лейтенанта Ауланко ведет дуэль с «тридцатьчетверкой». А, русский горит! Но тут же и самоходка ловит снаряд в корпус – заряжающий разорван пополам. Вперед, только не останавливаться! Куутерселькя – ключ всей линии обороны, всего «Карельского вала», и этот ключ финны больше не выпустят из рук…
…«Штуги» и уцелевшие егеря наконец достигают опушки проклятого ельника. И едва вырвавшись на простор, самоходчики видят колонну артполка[37] Красной армии, разворачивающегося прямо на шоссе…
Через минуту 122-миллиметровые гаубицы открывают огонь прямой наводкой. Здесь самоходкам не пройти…
…Финны все еще рвутся к деревне через поле – цель атаки близка, русские пятятся, оставляя противотанковые орудия. Пятятся к центру села, к траншеям и пулеметным гнездам оборудованной линии обороны, пятятся, но не бегут. Еще усилие – ошеломить русских дружным ревом молодых егерских глоток, дотянуться до оставленных днем позиций. Егеря 3-го батальона в двухстах пятидесяти метрах от линии укреплений ВТ, но огонь советской артиллерии невыносим. И 182-й стрелковый полк русских, вцепившись в развалины села, огрызается плотным огнем. Егерям срочно преданы «штуги» и 13-й отдельный батальон – но продвинуться вперед невозможно. И развернуть в сторону противника трофейные орудия не получается. С неба снова и снова пикируют штурмовики – почти непрерывный стук авиапушек, вой «эресов» и грохот бомб. Возможно, авиаудары не столь действенны, как огонь советской артиллерии, но видеть несущийся прямо на голову «Ил» просто невозможно…
В 2.00 брошена в бой 3-я рота штурмовых орудий. Машина лейтенанта Мюллюмаа получает снаряд от Т-34, сам лейтенант смертельно ранен. Подбита и брошена самоходка сержанта Рясянена… Застряла в канаве среди каменных амбаров и брошена еще одна машина… Интенсивность огня русской артиллерии лишь нарастает, финскому тяжелому артдивизиону уже давно нечем и некуда отвечать – снаряды израсходованы, большинство корректировщиков убито…
…3.00. Финны все еще атакуют. Из уцелевших егерей 4-го батальона и иных подразделений сформирована и отправлена в обход упершихся русских пехотинцев крупная штурмовая группа. По восточному берегу Куутерселькя направлен 3-й егерский батальон…
В 5.00 русские начали контратаку.
…Финны отходят. Боеспособных штурмовых орудий практически нет. Уцелевший «штуг» старшего сержанта Халонена застрял в болоте, и экипаж, швырнув внутрь гранату, покинул машину. Подорвалась на мине самоходка командира батальона майора (Экермана – чертовы русские саперы уже успели нагадить в тылу. Два «штуга» взвода Пелтонена столкнулись с тремя «тридцатьчетверками» – машина сержанта Раста подбита. Командир второй роты фон Тройль смертельно ранен, – его «штуг» после нескольких прямых попаданий разломился на две части.
К 8.00 отдельные группы егерей еще вели бой в отдельных укреплениях линии ВТ, но это уже не имело никакого значения. Потери были огромными, связь отсутствовала, боеприпасов практически не оставалось. В 10.15 командир дивизии полковник Лагус отдал приказ об отходе всех частей на перешеек между озерами Суулаярви и Онкиярви.
Арсаллми оказался хуторком крошечным. Кругом были связисты: возились с какими-то растяжками. Алексей поставил «диверсантку» у болотца. Сполз к воде с ведром. Как московскую опергруппу искать, непонятно. Ладно, не маленькие, сами найдутся.
Тряпка терла, сдирала чешуйки старого дерматина, проплешина все увеличивалась, а тканевая основа сиденья все еще оставалась розовой. Эх, Степан, Степан, вроде и не таким гигантом был, а ведь прямиком в голову угодило…
– Эй, боец, ты, часом, не от капитана Голуба будешь?
Алексей обернулся – рядом стоял старший лейтенант: широкоплечий, атлетичный, нижняя челюсть, что та наковальня – боксер, что ли?
– Так точно, младший сержант Трофимов. А вы…
Старший лейтенант показал удостоверение: СМЕРШ.
– А радист-то где?
– Я радист, – признался Алексей. – Сопровождающего убило. На финнов напоролись.
Старший лейтенант проверил предписание и временное удостоверение, покосился на забинтованную башку радиста. Вздохнул:
– Я так понимаю, из достижений современной техники у нас только этот курятник на колесах?
– Так точно.
– Ладно. Жди, Трофимов. Сейчас подойдем.
Алексей выжал тряпку, глянул вслед красавцу-контрразведчику. Это ж хоть статую с него лепи. А ведь убьют такого здоровяка непременно. Хотя они московские, тыловые…