Глава первая. В действительности – все наоборот
У пропагандистов и даже теоретиков «казгеноцида» есть книги, на которые они никогда ссылаться не будут. Даже если они им известны и доступны. Причина того элементарна – содержание этих книг не только резко противоречит защищаемому ими мифу, но и подрывает его под корень.
В списке таких книг я бы на первое место поставил «Материалы к отчету Казакского Краевого комитета ВКП(б) на VII Всеказакской партконференции», изданные Казкрайкомом ВКП(б) в 1930 году[10]. Сама эта партконференция состоялась в Алма-Ате в июне 1930 года.
Книга весьма редкая. Она украшена грифом «Только для членов партии» и издавалась только для партийных работников. По этой простой причине изложенные в ней материалы и данные отличаются объективностью и точностью: почти все члены партии, которые делегировались на партконференцию, состояли на хозяйственной или советской работе и сами неплохо знали действительное положение дел. Врать им смысла не было. В отличие от партийных собраний позднего советского времени с крепким духом формализма, партконференции 1930-х годов, как и многие другие конференции того времени, были реальными политико-экономическими форумами, на которых обсуждалось реальное положение дел и принимались решения, впоследствии проводившиеся в жизнь.
Книга материалов к партконференции попутешествовала по библиотекам. Экземпляр, с которым я работал в Государственной публичной исторической библиотеке в Москве, имел штамп книгохранилища 8-го, учетно-статистического отдела ГУГБ НКВД СССР. Ценный источник, что и говорить.
Так что эти материалы отражают положение дел на момент завершения сплошной коллективизации, не только объективно сложившееся экономическое положение, но планы, которые вынашивал Казкрайком ВКП(б) по поводу дальнейшего развития сельского хозяйства. Эти планы там были изложены с достаточной полнотой.
Если же почитать публикации пропагандистов «казгеноцида», то складывается впечатление, что все планы партийного руководства КАССР состояли только и исключительно в том, чтобы отнять у казахских кочевников скот и обречь их на голод. Например, Роберт Киндлер, немецкий историк, подвизавшийся на ниве живописания голода в Казахстане, писал: «Эти сухие цифры описывают не что иное, как крах казахского хозяйства. Самонадеянное и недальновидное стремление изъять из частного сектора как можно больше скота, не принимая никаких мер по дальнейшему уходу за ним, вымостило дорогу к экономической катастрофе»[11]. Или вот, из классики жанра «казгеноцида» Валерия Михайлова: «Менее всего занимало Голощекина хозяйство степняков, материальный уровень их жизни, благосостояние. „Абстрактного человека“, к которому он хорошо относился, то есть на самом деле человека усредненного, порабощенного, надлежало осчастливить абстрактной же идеей, на самом деле – конкретной идеей усреднения и порабощения. Счастье же состояло в классовой борьбе, то есть в уничтожении одних другими… И вот классовой борьбы становилось все больше, а баранов и лошадей все меньше и меньше. А когда борьба достигла высот, люди стали умирать с голодухи…»[12].
Подобных высказываний можно найти немало, и этот тезис о том, что будто бы Казкрайком только и думал о том, чтобы «освободить» казахских кочевников от скота, входит в обязательный комплект мифа о «казгеноциде». Собственно, весь миф состоит, в сущности, из четырех взаимосвязанных тезисов: 1) конфискация бая (или «Малый Октябрь», как выражался первый секретарь Казкрайкома ВКП(б) Ф. И. Голощекин); 2) сплошная коллективизация и насильственное оседание; 3) изъятие скота; 4) голод и миллионные жертвы.
Миф вроде бы прост по своему устройству, но эта простота обманчива. Его не так-то просто опровергнуть. Каждый из этих тезисов опирается на бесспорные исторические факты. Конфискация байских хозяйств – была, сплошная коллективизация и оседания – были, изъятие скота, по крайней мере в форме скотозаготовок и обобществления скота с концентрацией его в колхозных товарных фермах – тоже было, ну и голод – тоже имел место. Отрицать эти факты вроде бы не получается, а раз так, то и опровержение мифа о «казгеноциде» тоже не получается. Создатели этого мифа прекрасно понимали, что без знания многих специфических деталей и тонкостей сельского хозяйства КАССР того времени свалить их миф нельзя. Узнать их непросто, потому что они рассеяны в редкой, труднодоступной литературе и архивных документах. Те же, кто этих деталей и тонкостей не знает и узнать не может, вынуждены поверить пропагандистам «казгеноцида» на слово. Тем более что широко доступная литература, как советская, так и новейшая, в принципе работает на утверждение мифа о «казгеноциде». Чтобы не быть голословным, сошлюсь на книгу профессора, доктора исторических наук Чапая Мусина, в прошлом старшего научного сотрудника Института истории партии при ЦК Компартии Казахской ССР, то есть плоть от плоти советской партийной номенклатуры Казахстана, «Қазақстан тарихы». Вся история коллективизации у него уместилась на пяти страницах, на которых Мусин поведал о насильственной коллективизации, «великом переломе», о резком сокращении скота и, конечно, о том, что от голода умерло много людей: 1750 тысяч человек или 49 % казахов[13]. Разумеется, все это Чапай Мусин подал как истину, не подлежащую сомнению и без каких-либо ссылок. Просто удивительно, как бывший историк партии, которому все обстоятельства были хорошо знакомы (он проработал в этом институте более 20 лет), излагал миф о «казгеноциде» без тени смущения. Книга издана большим для Казахстана тиражом в 5000 экземпляров, и ее читали многие.
Или вот еще пример. В учебнике по истории Казахстана, рекомендованном Министерством образования и науки РК в качестве учебника для высших учебных заведений, довольно прямо говорится об изъятии скота как о цели коллективизации и оседания: «Колхозные фермы, в которые сгонялся обобществленный скот, часто представляли собой участки степи, огороженные арканами, в которых животные стали погибать». И как следствие: было 40,5 млн голов скота, стало 4,5 млн голов; погибло около 2,1 млн жителей республики[14]. Вообще, я не понимаю, чего добиваются вожди движения «Новый Казахстан», какого еще официального признания «голодомора»? Он уже был признан Министерством образования и науки РК, включен в учебники для вузов, забивался в головы студентам, причем за много лет до того, как они удосужились выступить со своими требованиями. Косанов, Сарым и прочие – не ломитесь, пожалуйста, в уже открытую дверь!
Так что нужно лишь замалчивать существование некоторых важных источников, не ссылаться на них, не упоминать их и вообще делать вид, что их и не существует вовсе, чтобы миф о «казгеноциде» казался несокрушимым.
Когда я работал над своей предшествующей книгой о голоде в Казахстане, многим, должно быть, знакомой: «Ашаршылық. История Великого голода», в которой пытался объяснить голод хозяйственной катастрофой, вызванной неразумными и нереалистичными планами развития зерновой запашки, мне тоже эти важные источники были недоступны. Старые карточные каталоги были весьма несовершенными и найти в них нужные книги и документы зависело, по большому счету, от везения. Теперь же ситуация изменилась. Введение в последние годы электронных каталогов, позволяющих быстро и легко находить нужные сведения в фондах библиотек и архивов, позволило эти ценные источники обнаружить и изучить. Вот электронный каталог ГПИБ в Москве дал мне возможность ознакомиться с материалами Казкрайкома, представленными к сведению делегатов VII Всеказакской партконференции[15].
Эти материалы интересны всесторонне. Они рисуют довольно точную картину экономического развития КАССР на момент начала 1930 года, когда республика была еще в основном аграрной (в валовой продукции 1929/30 года[16] сельское хозяйство занимало 87,3 %). Они дают характеристику структуры сельского хозяйства и соотношение казахской и русской ее частей, что совершенно не упоминается в сочинениях пропагандистов «казгеноцида», хотя это очень важные сведения. К этим материалам мы еще не раз вернемся, но пока что заострим внимание на тех планах, которые выдвинул Казкрайком ВКП(б).
Речь в материалах шла о показателях пятилетнего плана развития сельского хозяйства КАССР, составленного Госпланом КАССР. В материалах упоминается, что планы пока что не утверждены окончательно и обсуждаются в союзных наркоматах. Действительно, на момент составления книги, в марте 1930 года, этот план рассматривался в Наркомземе СССР и в него вносились некоторые поправки.
Животноводство в планах развития сельского хозяйства стояло на первом месте, поскольку, по данным 1927/28 года, в валовой продукции сельского хозяйства животноводство занимало 66,7 %[17][18]. План в первую очередь давал показатели динамики развития поголовья скота, от чего зависели все мероприятия в этом секторе. Как же себе Госплан КАССР видел эту динамику? Видел он ее очень интересным образом (в тысячах голов)[19]:
1929/30 40 508,2
1930/31 43 335
1931/32 47 666,8
1932/33 53 331,8
За четыре года пятилетки поголовье скота в КАССР должно было вырасти на 12 823,6 тысячи голов. Из чего следует, что по изначальным планам развития сельского хозяйства скота должно было стать значительно больше, то есть планировался, конечно, прирост и казахского стада, поскольку получить прирост на 12,8 млн голов без казахов было бы совершенно невозможно.
Уже только лишь в силу этого обстоятельства пропагандистам мифа о «казгеноциде» стоило замалчивать существование этих материалов. Эти цифры в корне подрубают один из ключевых тезисов мифа, что будто бы планировалось изъять у казахов весь скот почти что подчистую.
Дальше – интереснее. План развития сельского хозяйства предусматривал бурное развитие полеводства и запашки. В этих материалах имеется единственное известное мне указание на то, что казахи тоже должны были много запахивать земли и выращивать много зерна. Итак, показатели плана по запашке были таковы (в тысячах гектаров)[20]:
Какая чрезвычайно интересная получается картина! Оказывается, что казахи уже не были только и исключительно кочевниками-скотоводами, как утверждает миф о «казгеноциде». В 1928/29 году казахи имели 1,4 млн гектаров посева. Это уровень, достигнутый уже перед началом планирования развития сельского хозяйства. Как показывают данные Акмолинского губстатотдела, опубликованные в 1927 году, очень подробные, казахи сеяли почти исключительно зерновые культуры: яровую пшеницу и яровое просо. В 1926 году в Акмолинской губернии у казахов было 71,4 тысячи десятин посева, из них 61 тысяча гектаров приходилось на яровую пшеницу[21]