Пивник Ефим Борисович
Я родился в 1924 году в Борисполе, под Киевом. В школе увлекался авиацией. В 1940 году закончил школу планеристов при Осоавиахиме, получил справку об окончании и о том, что имею 30 самостоятельных полетов. В Борисполе был грунтовый военный аэродром, стояла десантная бригада. 20 июня 1941 года мы окончили десятилетку, выпускной вечер был назначен на воскресенье, 22 июня. Так он и не состоялся.
Как для вас началась война?
Сразу после начала войны мы побежали в военкомат, но наш год еще не призывали. Ребят 23-го года, с которыми я учился, взяли и отправили в Омское училище. А из нашего возраста формировали отряды и посылали на восток, в эвакуацию.
Между тем в городе создавался истребительный отряд, куда я и записался. Основная задача – ловить диверсантов. Машин не было, оружия тоже, можно сказать. Выдали учебные осоавиахимовские винтовки с просверленными патронниками, но был штык.
Сразу получили задание. Перед войной на Бориспольском аэродроме начали делать бетонное покрытие. На стройке работали заключенные. В первый же день войны немцы бомбили Киев, и наш аэродром тоже. Заключенные разбежались. Мы вместе с красноармейцами ловили их. Мы ни одного не поймали, а солдаты ловили. Я потом видел их, сидят в кузове грузовика, злые, надменные. Так началась для меня война.
Истребительный отряд бездействовал, и я решил пойти работать в авиаремонтную мастерскую № 14 при аэродроме. Проработал слесарем месяц. Немцы жали. Бомбили Борисполь. Мастерскую эвакуировали в Миргород. Там, в районе гоголевской деревни Сорочинцы, тоже был недостроенный военный аэродром и производственные помещения. Работали как военные, так и вольнонаемные, вроде меня. Прилетали летчики, плакали:
– Где бомбили?
– Под Белой Церковью.
– И как?
– Немец не дает подняться в воздух.
Через некоторое время ко мне приехала мать с двумя младшими братьями Григорием 1927-го и Петром 1938 года рождения. Жили в Сорочинцах, у людей. Отец остался дома и погиб. В августе мастерская снова эвакуировалась дальше на восток. Начальник сказал, что не имеет права брать с собой мою семью, но, поскольку я не военнообязанный, может уволить меня, выдать документ, чтобы я сам эвакуировал их. Эвакуация проходила спокойно, никакой паники не было. Мы купили билет и ехали в пассажирском вагоне. Прибыли в Воронежскую область, станция Талое. Здесь нас разобрали по колхозам. Как раз началась уборочная. Я работал на току, Григорий возил зерно на волах. В октябре я решил, что прежде, чем идти в армию, нужно пристроить семью куда-нибудь на восток. Эвакуационные документы у нас были в Воронежскую область, поэтому решили добираться своим ходом. Поезда шли переполненные, но в конце концов нам удалось доехать до Свердловска.
Семья. Верхний ряд: братья Петр, Григорий. Нижний ряд: мама Феня Борисовна, Ефим.
Устроился работать на Среднеуральский механический завод слесарем. На заводе, как потом выяснилось, мы делали головную часть снарядов для «катюш». Гришу в ремесленное училище не приняли по возрасту, но он устроился учеником токаря и через три месяца стал токарем. На заводе работали пацаны и девчонки от 14 лет, а мне уже было 17, назначили слесарем-наладчиком. Я в авиаремонтной мастерской самолеты чинил, поэтому со станками справлялся. Мы с Гришей получали по 800 г пайка, мама и трехлетний Петя – по 400 или 500.
Как вы попали в армию?
В апреле 1942-го я болел тифом. В это время должны были призвать в Челябинское авиационное училище, а я не попал, проболел. В мае я пришел на призывной пункт Орджоникидзевского района (Уралмаш). Нас всех, человек 15–20 с поселка Сугрэс, отправляли в пехотное училище. Я подошел к военкому, показал документы из школы планеристов и попросился в летное училище. Тот распорядился отправить меня пока обратно, до особого распоряжения. В августе снова вызвали в военкомат, говорят: «Летных наборов пока нет, а служить надо». Мало было самолетов в 42-м году. Даже те ребята, которые уехали в Челябинское авиационное, как писала мне потом мать, тоже не стали летчиками. Их отправили в танкисты. Так и я оказался в гвардейском минометном училище в г. Миасс.
Только появились в расположении, увидели – стоят «катюши» на ЗИСах, на танкетках, пусковые станки, я же не знал, что это такое. Началась учеба. Курсы были сокращенные, шестимесячные. Мы прибыли в конце августа, и нас тут же направили на поля. До сентября работали на уборке урожая, только потом начали учиться по шестимесячной программе. Закончили программу, сдали экзамены. Всем хочется на фронт, а нас не выпускают. Неизвестно почему. Начальство не знало, когда мы понадобимся, поэтому программу не меняли, а перегоняли из пустого в порожнее. Повторяли пройденный материал, работали на лесозаготовках, на постройке эвакуированного завода ЗИС, снаряды грузили и так далее. Только в декабре 1943-го нас выпустили. Я был в чине младшего лейтенанта, специальность – командир огневого взвода.
Какие обязанности были у командира взвода?
Командир взвода отвечает за установку пусковых станков, загрузку снарядами. Командует: «Снять колпачки, – если стрельба осколочными, – не снимать, – если фугасами, – ввернуть взрыватели». Затем нужно подсоединить снаряды. Все 12 станков стоят в ряд, на каждом по 8 снарядов, из которых торчат провода. Еще один провод прокидывается вдоль всего ряда. К нему подсоединяются все мины. Все очень примитивно. Этот провод соединяется с подрывной машинкой или с батареей БАС-80. По команде – огонь. Залп производит электрик.
На залп нам давали 5 минут. Объясняю: при залпе не всегда вылетали все мины. Где-то оборвется проводочек, и часто несколько мин не вылетали. За 5 минут мы должны запустить их вручную. Я, как комвзвода, и вообще все офицеры, кто есть, распределяем снаряды меж собой. Кто бежит к мине с батареей БАС-80, цепляет провода, пускает напрямую, кто вообще с факелом. Если БАС не сработал, значит, обрыв внутри. Факел засовываешь в сопло, и берегись, потому что и обжигались, и камни с землей летят – это же реактивная сила.
Дивизион – это взвод управления и три батареи, или, по-другому, огневых взвода. На каждой батарее – взводный комбат, помкомбата, электрик батареи – желательно офицер, лейтенант, потому что он выполняет ответственную работу – подсоединяет снаряды, или старший сержант. Командиры отделений. Три отделения солдат, около 12 человек. 12 пусковых станков.
Станок для стрельбы реактивными снарядами М-31.
Станок состоит из сошника, который в землю упирается, самой рамы и стоек с отверстиями, чтобы регулировать угол возвышения. Один поднимает раму, двое у стоек со штырями, чтобы зафиксировать угол. Станки ставят в ряд. Направление вычисляем по буссоли. Угол возвышения смотрим по угломеру, квадранту угломера. Обыкновенный уровень. Потом идет загрузка снарядов. Четыре штуки в ряд в деревянных ящиках. Потом стали класть в два ряда – 8 штук. Сверху кладется металлическая планка и притягивается талрепами, стяжками к раме, чтобы закрепить конструкцию.
Реактивные снаряды.
В ящиках по углам набиты 4 бруса-направляющих. Чтобы снаряд не выпал при транспортировке, он закреплен в ящике поперечными планками. Перед стрельбой их необходимо сбить. Слышал, немцы говорят, что «русские ящиками кидаются»? Если планка не сбита, реактивная тяга выкидывает весь ящик. Конечно, снаряд не долетает, иногда падает и на своих.
Стреляли с расстояния 2 километра, километр, а в наступлении вынуждены были даже перед пехотой выползать. Точности ведь никакой, стреляли по площадям, поэтому расстояние зависело и от того, какой участок фронта нужно накрыть. Эллипс рассеивания разный.
Чтобы поставить все, нужна ночь. Нас подвозили к огневой на грузовиках. Но машины не всегда могли подъехать прямо к позиции. Иногда это передний край. Приходится все это хозяйство: рамы, снаряды – тащить на себе. Тяжелый труд.
Ветераны, воевавшие на «катюшах», говорят, что после залпа они сразу уходили, так как их тут же накрывала немецкая артиллерия.
Они уходили, им хорошо. Сел и поехал. Мы, если время есть, на позиции отрывали ячейки, потому что после залпа артналет обязательно должен быть. Во время обстрела кто бежит, кто лежит. Рамы не очень страдали, это же решетка обычная, бывает, перевернет взрывом. А потом пехота пойдет, уже легче.
Давайте вернемся к тому времени, когда вы попали на фронт.
Перед Курской дугой у нас в училище было много офицеров подготовленных. Но не выпускали. Потом вышел приказ выпустить 1000 человек. Им дали сержантов и старших сержантов, несмотря на то, что они курс прошли, и отправили в войска. Нас оставили. По какому принципу отбирали – мы не знали. Но очень переживали, что война кончается и нам не удастся повоевать. В декабре выпустили и нас, младшими лейтенантами. Обмундирование было только солдатское. Кирзовые сапоги, шинель, ремень – ничего офицерского не было. Я, когда войну закончил, у меня не было настоящей офицерской фуражки.
Из Миасса пассажирским поездом отправили в Москву в резерв гвардейских минометных частей. Наше ГМУ (училище) было создано на базе эвакуированного из Москвы Первого московского Краснознаменного гвардейского артиллерийского училища им. Красина. В его московских казармах нас и разместили. Я там пробыл неделю. Затем нас троих молодых ребят 1924 года рождения направили в опергруппу ГМЧ 2-го Украинского фронта. Шли бои за правобережную Украину. Какое-то время был в резерве фронта, а в апреле меня направили командиром огневого взвода в 8-ю гвардейскую тяжелую минометную бригаду. Там был командиром огневого взвода. Командир взвода управления дивизиона вскоре заболел, и меня назначили на его место. Под Яссами я был командиром взвода управления, потом он выздоравливал и опять болел, в общем, мне два раза пришлось менять должность, в должности комвзвода управления и закончил войну.
Расскажите про свой первый бой.
До августа фронт стоял в обороне. У нас были занятия, разведка работала, но боев пока не было. Первый бой был под Яссами, я был командиром взвода управления. Взвод управления – это отделение проволочной связи, отделение радиосвязи и разведчики. Моя задача была находиться с двумя разведчиками и двумя связистами на командном пункте стрелкового полка, обеспечивать связь с дивизионом. Населенного пункта рядом не было, помню железную дорогу и тоннель, в нем разместился медсанбат. Огневую оборудовали без меня, я был с пехотой. На рассвете должен был быть залп, но команды не поступало, пехотный комполка тоже не знал, в чем дело, ему не сообщали, это же общее наступление, все ждут команды. Нас обстреливали, там меня контузило, но отлежался еще до атаки. Рассвело, немцы засекли наши огневые, начали обстрел. А станки все уже заряжены, ракеты стоят. И в это время командир полка мне говорит: «Я боюсь, что вы можете своих задеть, младший лейтенант, подними станки на два деления».
Он имел право дать такой приказ? Ведь расчеты уже сделаны.
Имел, без его команды мы и не выстрелим, мы его поддерживаем. Про расчеты он не знает, его дело указать, куда стрелять, наше дело расчеты сделать. Если он решил поменять цель, мы должны сменить прицел.
На огневой находился командир нашей бригады, и вот он, вместе с командиром дивизиона, другими офицерами, побежал менять угол возвышения. Рамы загружены минами, взрыватели ввернуты. 3–4 человека залазят под раму, на плечах поднимают, двое переставляют штыри. Так, под опасным обстрелом, поменяли угол. Комполка скомандовал, мы дали залп. Удачно. Потом пехота пошла, а я с ними, вдруг где-то нужно еще будет залп дать. Пехота пленных много набрала. Немцы мало сопротивлялись. Но все же много наших было ранено. Я не забуду, как сидел на бруствере один пожилой солдат с усами и руками кишки обратно в живот вкладывал. Тут немцы пленные сразу сообразили, соорудили носилки из плащ-палаток. Мы им показали, куда нести, они понесли раненых. Сами, без сопровождения. Мы прошли метров 500, я увидел – домик стоит, решил там наблюдательный пункт устроить. Пошли туда с разведчиками. В открытую идем, по нам уже не стреляют. Оказывается, в этом доме у немцев был командный пункт и он окружен минным полем. Противопехотные мины были соединены между собой проволокой. Я заметил эту паутину, крикнул: «Мины!» Тут все присели, потом потихоньку, перешагивая, добрались до этого домика. Это трудный бой был, остальные были не намного легче, но были и такие, когда мы давали залп и оставались на месте, без ответного обстрела.
Офицеры IV дивизиона 1945 г.
Август, сентябрь, октябрь наступали и дошли до Плоешти. После взятия Плоешти нас отправили на формировку. В Гороховецких лагерях, между Горьким и Москвой, формировались гвардейские минометные части. Повезли нас туда, но высадили раньше, в Луцке, это Западная Украина.
В Луцке мы принимали пополнение, занимались боевой и политической подготовкой. В бригаду пришли новые машины БМ-31 – 12. Это как «катюша», только у «катюши» направляющие – рельсы, а тут металлический каркас. Но уже заряжали без ящиков, подъемный механизм. М-31 у нас снаряды, а 12 – количество зарядов. Два ряда по 6 штук. Такими машинами оборудовали 1-й и 2-й дивизионы. 3-й и мой, 4-й, остались на «рамах».
С бандеровцами встречались?
Луцк – это бандеровский край. Мы в деревнях сами видели надписи «Смерть Сталину, смерть Гитлеру». Внутренние войска воевали с ними. Нас же часто привлекали к прочесыванию местности. Ну, мы несерьезно к этому относились, потому что всегда ходили впустую, никого не ловили. Считали, что это все шуточки.
Вещевое довольствие, вооружение нам присылали, а продовольствие получали по разнарядке в колхозах. Однажды замкомбата Сапричян поехал за картошкой в район. Там уже была Советская власть, но бандеровцы командовали. Председатель сельсовета, рассказывали, ночевал всегда в разных местах, ходил с ружьем, старался не встречаться с бандеровцами. Сапричяну дали три машины, на каждую он взял по сержанту и по два солдата, вооружились ручными пулеметами, гранатами.
Приехал, а председатель ему говорит: «Я тебе все дам, только нужно подождать, у нас тут свадьба, пусть они отгуляют, потом возьмете картошку». Свадьба была у бандеровцев. Они Сапричяна даже позвали на свадьбу, говорят: «Не бойся, мы тебя не тронем, мы только против краснопогонников, это внутренние войска. Можешь не охраняться, отгуляем и загрузим тебя». Сапричян взял с собой помкомвзвода, старшего сержанта и пошел. Пить он умел. Свадьбу отгуляли, погрузили картошку, и они благополучно вернулись. Сапричян приехал заросший, не брился неделю.
23 февраля был День Советской армии. Мы выпили, а я молодой был, непривычный и отравился. 24-го меня рвало, болел, в общем. Это меня спасло. Пришел приказ выделить дивизион на прочесывание. Послали по одной батарее с каждого дивизиона, еще хотели послать мой взвод управления, но, увидев мое состояние, послали взвод из 3-го дивизиона. Проводник оказался бандеровцем. Они подошли к селу, проводник велел всем остаться в лесу, взял с собой взвод управления, и они пошли в село на разведку. Наши в лесу ждали, услышали стрельбу, пошли и в центре села увидели весь взвод, около 20 бойцов с командиром, лежат в круговой обороне застреленные. Это были самые большие потери на моей памяти. 26-го похоронили их в Луцке у вокзала, а 27-го нас отправили на фронт. Вот это то, что я сам знаю о бандеровцах.
Как награждали в гвардейских минометных частях?
У нас в части скудно награждали. Под конец войны хорошо награждали те части, что наступали на Берлин. Я получил только медаль «За отвагу» за Братиславу.
Расскажите подробнее.
Через Будапешт в марте мы приехали под Братиславу. Там мы пришли ночью на позицию, поставили станки. Позиция была в первой немецкой траншее, накануне отбитой нашими. Но нашей пехоты в ней не было, должны были подойти утром, перед атакой. Ночь проходит, светает, а пехоты нет. А мы же не сами стреляем, а по команде пехоты. Рассвело, немцы нас сразу засекли. Наше счастье, что у них артиллерии не было, они решили нас просто захватить. Траншея-то немецкая, у них ходы сообщения есть. По этим ходам они пошли и окружили нас. И вот у нас часть солдат на позиции, ждут приказа на залп, а я со взводом управления, разведчиками, связистами в круговой обороне. Учти, это был 45-й год, и мы все равно себя чувствовали победителями. Батарею отстояли, ручной пулемет у нас был, автоматы. И потом они же тоже могли только по траншеям передвигаться.
Полевые занятия. г. Штоки, Чехословакия. Май 1945 г.
Март, апрель, май воевали в Чехословакии, Венгрии, Австрии, войну закончили в Чехословакии. Уже без особых происшествий. Приехали, дали залп, пошла атака.
Как относилось к вам местное население?
Чехи, словаки были к нам очень доброжелательны. Румыны капитулировали и воевали на нашей стороне. После войны, в деревне Штоки, стояла наша бригада и румыны. Чехи их задирали. Румын напьется пьяным, чехи поймают, побьют. Начались у них стычки. Румыны даже в наш штаб пришли: «Помогите». Вот, приходилось мирить их, заступаться. Чехи их не любили: «Они с немцами были, а сейчас уже с вами». Вот такая дружба народов.
Многие ветераны считают румын неважными солдатами, что вы можете сказать по этому поводу?
При форсировании реки Грон мы поддерживали румын, это было под конец войны. Мы и зенитчики. Зенитчикам было делать нечего, немецкие самолеты уже не летали, так что им приказали стрелять по наземным целям. Я был с разведчиками на наблюдательном пункте, вместе с наблюдателями от зенитчиков. А они понятия не имели про систему ориентиров и т. п., не учились стрелять по наземным целям. Да, о румынах. У них были такие небольшие маты. Румын бежит в атаку, когда залечь нужно, мат на землю кладет и на него ложится. Больше я их в бою не видел, но вот это помню. После войны мы в Румынии стояли, там видел их строевую подготовку. Интересно они поворачивались, как-то вприпрыжку.
Верхний ряд: Ефим Пивник, фельдшер Мария Кутырь, Федор Клец. Нижний ряд: начштаба Андрей Мочалов, помпотех.
Где вы встретили День Победы?
Мы взяли Брно и пошли дальше. 7 мая мне приказали отправиться к пехотному полку, найти полковника и поддерживать их наступление. Поехали я, два разведчика и радист. Приехали утром. В Чехословакии фронт держали власовцы и эсэсовцы, самые отборные, но было тихо. Мы пришли – я и трое ребят, все 24-го года рождения, молодые, здоровые. Смотрим, капитан принимает пополнение из среднеазиатских республик, много, наверное, батальон. Командует: «Разойдись!» Они разбежались, а он шутит: «Младший лейтенант, давай махнем, я тебе этот батальон, а ты мне своих троих». 8-го мы пошли на наблюдательный пункт. Мы с разведчиками идем, вдруг выстрел из пушки. Перед нами болванка ударила в землю, жаром обдало, но повезло, все живы. Между домов стоял немецкий танк, все думали, что подбитый. Он и выстрелил только один раз. Начальник артиллерии полка мне рассказал, что половина деревни Бабице наша, половина немецкая. Тут же артиллеристы стояли. А на улице тепло, тишь, благодать. Цели он мне не дает пока, говорит, что батальон пошел в разведку боем, и у него связи с ними нет. Оказалось, они ушли вперед и никого уже не встретили. Фронт рассыпался. Так закончилась война на нашем участке. Мы отправились обратно в бригаду, а 9 мая пришло сообщение по радио, что закончилась война. Тут стрельба, радость. Вино у нас было, водка, отметили.
Женщины у вас в части были?
Была фельдшер дивизиона Маша Кутырь. Она была единственная у нас, относились с уважением. Ну я тогда еще был пацан, с женщинами не умел обращаться.
Приходилось сталкиваться с немецкими реактивными установками?
Под обстрел не попадали. Но под конец войны нам выдали правила стрельбы немецкими реактивными снарядами, такими, как наши, чтобы можно было в случае захвата трофеев их использовать. Тогда у нас еще появились снаряды улучшенной кучности М-31-УК. В конструкцию снаряда добавили 4 маленькие трубки, расположенные перпендикулярно оси снаряда, под углом 90° друг к другу. При горении порохового заряда часть пороховых газов выходила из этих трубок и поворачивала снаряд вокруг его продольной оси. Как пуля в нарезном стволе, поэтому кучность снарядов М-31-УК была лучше, чем М-31. У немцев тоже была такая технология, но у их снарядов эти отверстия были вокруг сопла, прямо в корпусе снаряда. Они умнее сделали. Сам я их не видел. Это я рассказываю, как в правилах было написано. Мы ставили станки, а они вырывали в земле траншею и туда закладывали снаряды, так и стреляли.
Вы обычно делали один залп с одной позиции?
Мне два раза никогда не приходилось стрелять.
Ефим Борисович Пивник, 2014 г.
Посылки домой посылали?
В конце войны нам организованно выдавали трофейный сахар, крупу, материал, и мы посылали домой. Я две посылки отправил.
Вши были?
Мы обычно после боя отходили в тыл, в ожидание. А там баня, в бочках прожаривали белье, вшей не было.
Как сложилась ваша жизнь после армии?
После армии я работал на предприятии «Старт», производили вооружение, системы «Град» в том числе. Был начальником технологического бюро. Оттуда и ушел на пенсию, видишь, они мне календарь подарили на 2014 год.
Интервью и лит. обработка Н. Домрачев