Цветы получают новые имена в самый короткий день года. Шесть женщин. Все незнакомки. Они стоят на пустой парковке и ждут заселения. Снег выбелил округу, облепил крышу обветшалого торгового центра, одного из немногих зданий, все еще стоящих на этом обледенелом участке шоссе.
Последняя в очереди останавливается, вдыхает холодный воздух. На севере холоднее, чем она ожидала, а снег – нежнее. Она снимает перчатку и смотрит, как снежинка тает на ладони. Цветок никогда не видела снега, и снежинка освежает кожу, словно прохладная ткань на разгоряченном лбу.
Когда она добирается до входа в торговый центр, ее новая Мадам представляется как Юдифь. Она совсем не похожа на предыдущую, которая разгуливала в льняной тунике и сандалиях из телячьей кожи. Юдифь одета в парку на меху, черные зимние штаны и ботинки со стальными носками, будто ее наняли снести этот полуразрушенный торговый центр.
– Ты будешь Роза, – зачитывает Мадам с планшета.
– Роза, – повторяет Цветок.
Приторное, сентиментальное имя. Как бабуля, которая хранит в морозилке яблочные пироги. А она-то ждала, что ей дадут псевдоним в духе азиаток из «Петли», где она раньше работала: Нефрит, Мэй, Лотос. Неважно, что эти имена избиты или что она наполовину белая, наполовину кореянка. Тогда в Плавучем городе этническая принадлежность считалась готовым брендом.
Юдифь понижает голос:
– Я хотела дать вам, девчонкам, возможность самим выбрать себе имена. Но Мейер любит делать все по-своему.
– Мейер – мой клиент? – спрашивает Роза, стараясь сохранить небрежный тон.
– Ему не нравится, когда мы используем это слово. Считай его компаньоном. – Юдифь распахивает дверь, и Роза проходит внутрь. – Добро пожаловать в торговый центр «Миллениум».
Комнаты Цветов находятся в его задней части, в универмаге, который давным-давно разграблен. Металлические вешалки для одежды свалены беспорядочными грудами, зеркала покрыты пятнами. Роза катит чемодан мимо парфюмерной витрины – там все еще висит реклама с изображением сияющего женского лица, которое прижимается к щетинистой щеке модели-мужчины, – и ощущает слабый запах искусственной гардении. Мать никогда не пользовалась духами и Розе не позволяла. Она хотела, чтобы их запах оставался естественным, как морской бриз полуострова.
– Когда он закрылся? – спрашивает Роза.
– Пятнадцать лет назад, – отвечает Юдифь. – Как только перестали бурить платформы, его закрыли первым.
Юдифь ведет Розу в бывший мебельный отдел, где вдоль гулкого коридора из фанеры выстроено жилище Цветов. Каждый вход обрамлен светом, из-за дверей доносятся звуки: остальные девушки заняты распаковкой вещей.
Юдифь открывает дверь в комнату, предназначенную для Розы, и кладет ее единственный чемодан на кровать красного дерева с балдахином. На полу расстелена медвежья шкура, к потолку привинчена хлипкая пластиковая люстра. У стены стоит туалетный столик с зеркалом и небольшим табуретом с мягким сиденьем. В комнате неприятно пахнет сырым кожзаменителем.
Дэмиен, ее бывший клиент, который и устроил Розу на эту работу, предупреждал, что здешний лагерь будет скромным, однако ни словом не обмолвился, что придется ютиться в заброшенном торговом центре. Но уже поздно предъявлять ему претензии. До тех пор, пока задание не будет выполнено, переговорить с ним не удастся. У Розы есть лишь контакт в лагере, который, как обещал Дэмиен, в подходящий момент выйдет на связь. Не Юдифь ли это, гадает Роза, но затем решает, что для подобной аферы женщина с планшетом кажется излишне прямолинейной.
– Вода нагревается до комнатной температуры, – говорит Юдифь и показывает Розе «Санитарный график», прикрепленный к двери спальни. Цветы будут пользоваться общим туалетом, в котором с помощью насадки к крану раковины приделан импровизированный душ. – Мы держимся благодаря топливу и должны экономить запас.
– Разве топливо не запрещено? – удивляется Роза. В Плавучем городе использование топлива вызывает возмущение у людей не меньше, чем убийства.
– В лагере нет ничего запрещенного, – отвечает Юдифь. – Поэтому мы живем особняком. Нам повезло: мы имеем право сами себе устанавливать правила.
Похожи ли эти правила, гадает Роза, на те, что действуют в Плавучем городе, и работают ли на благо тех, кто их создал. Если так, то вряд ли их диктует Юдифь. Женщина производит впечатление менеджера среднего звена, наемной работницы, которой платят за надзор за Цветами и чье влияние в лагере ограничено внутренним обустройством спален. Но для Розы Юдифь, по сути, начальница, и поэтому придется изображать напускное равнодушие искушенной эскортницы, чтобы новая Мадам ничего не заподозрила. Даже если Юдифь заправляет лишь выделенной Цветам частью лагеря, она все-таки обладает некоей властью, а это уже больше, чем Роза может сказать о себе.
Юдифь требует от Розы выложить содержимое чемодана на покрывало. Роза вываливает его кучей: пара комбинаций, облегающее коктейльное платье, черное шелковое платье, шелковый халатик, льняная пижама, свитер из мериносовой шерсти, две пары брюк, несколько блузок, носки, нижнее белье, чулки со швом, блестящие туфли на каблуках, ботинки из телячьей кожи, резинки для волос и косметика. Юдифь спокойно и сосредоточенно осматривает каждую вещь.
– Что вы ищете? – спрашивает Роза.
– Острые грани и наркотики. – Юдифь включает на ночном столике лампу с абажуром из черного кружева, освещая стопку книг. – Мы содержим дом в чистоте. Разрешены только выпивка и сигареты.
Юдифь пробегает пальцами по всем швам, роется в косметичке, открывает помады и пудру. Розе вдруг хочется вырвать у женщины из рук свою одежду. Вместо этого она берет из стопки книгу в твердом переплете, «Здание в руинах», с фотографией молодого бородатого мужчины с серьезным выражением лица, помещенной на суперобложке. Рукава его рубашки закатаны до локтей, а сам он стоит на выжженном клочке пустыни, рядом с домом в стиле модерн.
– Непреложный манифест о том, как в истреблении найти проблески надежды, – читает Роза текст на обороте. – Стоит попробовать?
– О, любишь читать? – Похоже, Юдифь удивлена. – Можешь сама узнать. Это первая книга Мейера, опубликованная им сразу после окончания архитектурного. Здесь все его труды. – Юдифь постукивает по другой книге, которая называется «Утопия в антропоцене». – Ему нравится, если среди нас образованные.
На мгновение Розу перестает заботить и запах плесени, и что панель потолка вот-вот обвалится, и даже то, что новая Мадам считает ее, Розу, неграмотной. Здесь лежат книги Мейера – бери и читай. Победа, маленькая, но очень важная. Знание того, что Мейер думает и чувствует, станет первым шагом к завоеванию его доверия. И от этого зависит все, что пообещал Дэмиен.
– Комната очень… – Роза ищет подходящее слово, – уютная.
Юдифь бросает на нее взгляд и смеется.
– Чушь собачья, сама понимаешь. Здесь смердит дохлой животиной. Но придется смириться. Давай-ка покажу тебе кухню.
Юдифь ведет Розу по темному коридору в помещение, где пахнет свежей краской и промышленным клеем. Оно совсем не похоже на изысканные столовые «Петли», в которых Роза обычно обедала с клиентами. Здешняя кухня выглядит как бывшая комната отдыха для персонала: она оборудована микроволновкой, электрической плитой на две конфорки и маленьким холодильником, гудящим в углу. В другом углу стоят белый пластиковый стол, какой обычно зарастает плесенью на заднем дворе, и стопка садовых стульев.
Кухня лагеря, скорее всего, не имеет винного погреба, зато в ней естественное освещение. Роза подходит к высокому, от пола до потолка, окну и смотрит, как на деревья мягко падает снег. Этот вид будет приютом ее души.
– Снег такой чистый, что хоть ложкой ешь, – замечает Юдифь.
Роза впечатлена. Даже в Плавучем городе воду приходится прогонять через фильтры. Или озонировать? Роза не может вспомнить. Она касается себя за левым ухом, чтобы уточнить ответ, но Юдифь указывает на стул.
– Я зачитаю короткое заявление, и в случае твоего согласия мне нужно получить устное подтверждение.
Роза усаживается за стол и кивает.
– …Известная как Роза, согласна ли ты пройти процедуру удаления Флика на три месяца, – Юдифь бросает взгляд на свои цифровые наручные часы, – начиная с тринадцати часов двенадцати минут 21 декабря 2049 года?
Роза знает, что выбора у нее нет.
– Да.
– Можешь ко мне наклониться?
Юдифь расстегивает кожаную сумку и натягивает латексные перчатки.
Роза перекидывает волосы через плечо:
– Будет больно?
– Не больнее, чем при установке. – Юдифь собирает волосы Розы в резинку и щупает за левым ухом, пока не находит характерную шишечку. – Ты была среди первых, кому поставили имплант, верно?
– Откуда вы знаете?
– У тебя Флик первого поколения, его легче обнаружить.
Роза получила Флик в пять лет. Пока его установка при рождении не стала обычным делом, каждый ребенок получал его перед тем, как пойти в детский сад. По программе «Один ребенок – один Флик». Местная медсестра просканировала глаза и отпечатки пальцев Розы, затем зафиксировала данные ее лица с помощью флеш-фотографии, следом попросила Розу помахать роботу-имплантатору с улыбчивым лицом и жутковатыми немигающими глазами. Тот помахал в ответ, а потом сделал три крошечных прокола вдоль макушки Розы, переплетая нити электродов через синапсы ее мозга. Когда ей за левым ухом сделали двухмиллиметровый надрез, Роза ощутила нажим и маленькую вспышку боли. После того как робот вставил туда отливающий цветами радуги чип, по щеке Розы скатилась одинокая слезинка.
Юдифь надавливает снова, теперь сильнее.
– Вот ты где. – Она отмечает место ручкой. – Считаю до трех. Как комарик укусит.
Юдифь снимает колпачок с металлического поршня, плотно прижимает его к коже. Роза прикрывает глаза. Сосущий звук, нарастающее давление, а потом отчетливый «чпок».
– Вот и все. – Юдифь убирает Флик в пробирку с помощью пинцета.
– Можно посмотреть? – спрашивает Роза, когда женщина запечатывает пробирку.
Юдифь пожимает плечами, протягивает маленький сосуд:
– Конечно, он же твой.
Роза никогда не видела свой Флик, хотя он пробыл в ее теле целых двадцать лет. Он объемнее применяемых сейчас, размером примерно с ноготь ее мизинца, и почти прозрачный. А когда Роза наклоняет пробирку из стороны в сторону, Флик мерцает и переливается биолюминесцентными цветами: коралловым, зеленым и топазовым.
– Новые ощущения? – интересуется Юдифь.
Роза смотрит в верхний левый угол кухни, моргает: раз, другой, третий – ничего. Канал не отображается. Как будто что-то умерло. Нет, не просто умерло, а вымерло, окончательно и бесповоротно.
Последняя история, которую Роза видела через Флик, была о тигре Самсоне, который умер от теплового удара в Бронксском зоопарке. Достойный появиться в канале заголовок, ведь речь идет об одном из последних тигров на планете, обычно триггерит бурный поток историй: статья в энциклопедии о тиграх в неволе; старинные кадры, на которых тигрята катаются в грязи; лекция, которую биолог читает о проблемах выращивания крупных кошек в условиях потепления климата; тигровые полоски; тигровое мороженое; плюшевые тигры; люди в тигриных костюмах.
Роза, сосредоточившись, снова думает: «Тигр». Канала все нет.
Вместо этого Роза вспоминает тигра, которого однажды увидела в зоопарке «Франклин-Парк» в Бостоне, когда тот был еще открыт для посещения, а местный тигр – жив. Мама отвела Розу туда отметить ее шестой день рождения, что случалось не часто в их жизни на полуострове. Воспоминание размыто, но если закрыть глаза, то оно становится более отчетливым: мама, непривычно молодая, ест дорогое мороженое, сидя на обжигающе-горячей стальной скамейке. Вот она передает рожок Розе и держит под ее подбородком салфетку, пока та облизывает лакомство. А потом, когда от мороженого не остается ни крошки, она поднимает Розу, чтобы та посмотрела на зверя за решеткой, и между матерью и дочерью расцветает счастье, которое на ее родном языке звучит очень необычно.
«Хоранги», – говорит мать и указывает на тигра.
Роза виснет на ее руках, пытаясь привлечь внимание потрясающего полосатого зверя и повторяя слово на корейском. Запинается на втором слоге, и щеки начинают гореть от смущения. Тигру плевать на ее плохое произношение. Он сидит совершенно неподвижно, словно застыл в янтаре, лишь моргает, когда муха садится на темную складку глаза.
Пыльная картинка из прошлого, явившаяся из тонкого эфира. Дэмиен предупреждал, что без Флика память может неожиданно преподносить сюрпризы, но Роза не ожидала, что воспоминания будут казаться такими недавними. Она закрывает глаза – мать все еще там, звучит ее смех, который Роза совсем позабыла.
– Не могу открыть канал, – говорит Роза и возвращает Флик Юдифи.
Мадам убирает пробирку в деревянную шкатулку.
– Привыкнешь. Мейер хочет, чтобы Цветы были чисты, не испорчены технологиями.
Роза машинально трогает себя за ухом. Там нет ничего, кроме синей чернильной точки.
В свое первое утро в лагере Цветы собираются на завтрак в кухне, на каблуках, под флуоресцентным светом щеки блестят от пудры, губы сияют блеском. Снаружи пока царит кромешная тьма. Цветы изящно сидят за пластиковым столом, но без Фликов, отвлекающих внимание; пальцы постукивают по столешнице, рассеянно теребят браслеты на запястьях, тонкую золотую нить на шее. Взгляд то и дело по привычке направляется к углам комнаты, но развлекательный канал все не появляется. И девушки продолжают смотреть друг на друга.
Юдифь говорит, что они – первые Цветы в лагере и должны гордиться тем, что предпочтение отдано им.
– Мы рассматривали многих девиц, – произносит она, прицепляя каждой из них над сердцем бирку. – Отобрали только вас, шестерых.
Они быстро запоминают свои новые имена: Ирис, Жасмин, Фиалка, Флёр, Ива и Роза. Звучат довольно красиво. Как для королев школьного выпускного. Роза, представляясь, внимательно изучает каждую.
Та, которую зовут Ирис, пахнет душистым инжиром. У нее низкий, чувственный голос, и когда она улыбается всем Цветам по очереди, в уголках ее глаз на мгновение появляются морщинки. Ее рыжие волосы собраны в тугой пучок, она одета в белую шелковую блузку с большим бантом на вороте. В клубе у Авалон в «Петле» зрелым хостес, таким как Ирис, поручали изучение святой троицы: политики, путешествий, гольфа – тем, которые любили обсуждать за ужином пожилые клиенты определенного происхождения, прежде чем удалиться в номер на сеанс легкой щекотки или порки.
Волосы Жасмин подстрижены в виде прямого каре, и у нее длинные, изящные пальцы человека, искусного в игре на пианино или составлении букетов. То, что Авалон назвала бы «классической красоткой»: ясные глаза, чистая кожа и прелестная шейка. Таких Роза тоже видела в «Петле»: шлюха голубых кровей родом из Новой Англии, получившая образование в одном из последних элитных женских колледжей, где приобрела строгие манеры и эрудицию бостонского бизнес-класса. Девица, что носит дизайнерский жакет и жемчуга как вторую кожу, умеет обращаться с вилкой для салата и говорит на трех языках. Девушка на контракте. Спутница в путешествии. Отдых на частных яхтах и покрытых дюнами островах под охраной хорошо оплачиваемых головорезов в дешевых костюмах.
Фиалка – из Нового Орлеана, из исконно коренных жителей. Она рассказывает, что ее отец-креол был музыкантом и научил ее играть на полудюжине инструментов. Потом она получила частичную стипендию в известном музыкальном колледже Нью-Йорка, но вскоре бюджет сократили, и деньги кончились. Бросив учебу, Фиалка начала выступать с концертами в небольших клубах и встречаться с клиентами в кондоминиуме, который делила с четырьмя индивидуалками. На ней красный комбинезон, волосы заплетены в длинные косы.
Флёр – типичная блондинка и оправдывает сей факт тем, что она из Калифорнии. Она жила в прибрежном городке к северу от Сан-Хосе до того, как всех оттуда эвакуировали во время лесного пожара, а после свалила все свои вещи в машину и сбежала вглубь страны. Она нашла работу в «Доме голубой леди», одном из последних легальных борделей, все еще действующих в пустыне Невада, где с облегчением обнаружила бесплодную и безлесную землю. В свободное от обслуживания игроков и военных время она создавала скульптуры из разноцветного стекла и глины. После этой работы Флёр хочет больше заниматься искусством и надеется открыть свою первую выставку на неработающей заправке на окраине Лас-Вегаса, где установит скульптуры рядом с давно заброшенными топливными насосами. На Флёр покрашенная методом шибори туника, на запястьях позвякивают браслеты, когда она теребит именной бейдж на груди.
Цветок по имени Ива – единственная в повседневной одежде. Стройная девушка с бритой головой, в заляпанной спецовке, с подтянутым, гибким телом кикбоксера. В отличие от остальных Цветов она не объясняет ни откуда родом, ни почему здесь оказалась. Листает роман, покусывая ноготь, пока Юдифь не просит ее представиться. Ива поднимает глаза, с секунду окидывает взглядом Цветы, называет свое имя и тут же возвращается к книге.
Юдифь поворачивается к Розе:
– Роза присоединилась к нам из Плавучего города.
Цветы вдруг смотрят на нее одновременно и с уважением, и с недоверием.
В свой первый день Роза оделась как бдительная секретарша, чтобы показать остальным Цветам, что к делу она подходит со всей серьезностью. На ней туфли-лодочки из лакированной кожи, чулки с задним швом, короткое черное платье, стянутое на талии, помада цвета засохшей крови.
– Ты же знаешь, как тебе повезло там работать? – спрашивает Розу Фиалка.
– Да, почему ушла? – интересуется Жасмин.
– Хотела сменить темп, вот и все, – отвечает Роза, отмечая, как пристально за ней наблюдает Юдифь.
Флёр на мгновение закрывает глаза и улыбается.
– Понимаю. Всецело и полностью. Ты хотела увидеть, действительно ли жизнь на севере лучше.
Ива кладет книгу на стол, проводит по ежику волос рукой, смотрит прямо на Розу.
– И так ли это?
Роза все еще чувствует на себе взгляд Юдифи, и он заставляет ее отвечать с осторожностью.
– Конечно.
– Верно, Роза. Нам всем повезло быть на севере, – произносит Юдифь, одаривая Цветы благожелательной улыбкой. – Однако мы должны себя защищать. Вот почему, пока мы живем вместе, необходимо соблюдать определенные правила.
Юдифь говорит Цветам, что каждый день они должны совершать две прогулки: утром, после завтрака, когда на лагерь проливаются первые лучи солнца, и днем, когда оно садится. Ветер, гололед, снег, дождь со снегом – все это не имеет значения. Они должны гулять, продолжает Юдифь, независимо от погоды. Все остальное время их перемещения ограничены торговым центром. Их комнаты, кухня, неиспользуемые помещения универмага – постоянно в их распоряжении. Однако не стоит забредать без сопровождения в дальние уголки центра, тем более – за его пределы, где шоссе, извиваясь, уходит еще дальше на север.
Роза уже знает, каково это – оставаться в помещении, когда в летние месяцы температура взлетает до сорока градусов и выше. Она неделями сидела в прохладе, обеспечиваемой центральной системой кондиционирования воздуха, когда снаружи от жары асфальт просто плавился. Торчать в четырех стенах для нее не проблема. Главное – с кем это придется делать.
– Запрещается пересекать шоссе, – продолжает Юдифь. – На том складе в данное время находятся Копатели, которые отчаянно нуждаются во всем, что только способно отвлечь их от тяжких условий.
– Копатели? – переспрашивает Ирис.
– Да, Копатели. Мужчины, нанятые для работы на стройке, – поясняет Юдифь.
– Мы в состоянии о себе позаботиться. Уж мужчин-то мы знаем, – включается в разговор Фиалка.
– Таких, как эти, не знаете, – отвечает Юдифь. – Единственное, на что они годятся, – это копать ямы в земле. – Она смягчает голос. – В отличие от ваших клиентов, разумеется. Они настоящие джентльмены. – Юдифь смотрит в окно на падающий снег. – Какое это, должно быть, облегчение – чувствовать холод.
Несколько клиентов Розы из «Петли» проводили отпуск за полярным кругом, заплатив сумму, эквивалентную ее годовому заработку, чтобы подрейфовать на пароходе меж тающих айсбергов. «Утраченный мир, – сказал один, показывая Розе фотографию за фотографией голубого льда. – Когда-нибудь увидеть айсберг станет более невозможным, чем побывать на Луне».
Пророчества о том, как, что и, самое главное, кто выживет, были общей темой среди клиентов Розы. Они часто проговаривали, что в периоды кризиса планируют сохранить свои богатства. Офшорные банки. Офшорные города. Обращение нестабильных государственных облигаций в золото. Отказ от всех видов ископаемого топлива в пользу акций экологически чистой энергетики, с отводом значительной доли средств на мониторинг данных и исследований в области кибернетики.
«Мыслит ли Мейер иначе?» – гадает Роза. Если он хоть в чем-то действительно такой, каким его описал Дэмиен, тогда он все еще наивно верит в лучшее будущее. И Роза может использовать это в своих интересах: веру Мейера в то, что он способен спасти мир, а не просто нажиться на разрушении оного.
После завтрака из вареной овсянки Юдифь ведет Цветы ко входу в торговый центр и показывает, где хранятся их длинные парки на меху и зимние сапоги до колен. На каждой куртке разноцветными нитками вышита эмблема: кроваво-красный бутон – у Розы, темно-синее гнездышко – у Фиалки, гроздь белых цветков – у Жасмин, розовые мазки – у Флёр, фиолетовые и желтые лепестки – у Ирис. В отличие от остальных, чьи цветы изображены срезанными со стебля, на куртке Ивы красуется целое дерево с длинными томными ветвями, которые тянутся вниз, к сложной корневой системе, и на каждой распускаются серебристые цветки. Роза однажды видела похожую иву на кладбище полуострова, где похоронен ее отец, вырезанную на сланцевых надгробиях пуритан, заселивших Восточное побережье столетия назад. Символ смерти, но также и возрождения.
Цветы разбирают предназначенные им парки, одеваются для прогулки на свежем воздухе. Когда они выходят наружу, солнце только встает. Занимается утро, бодрящее, яркое, морозное. Роза набирает полную грудь воздуха. Он настолько свеж, что прямо хоть сейчас запечатывай в маленькие серебряные цилиндрики и отправляй на юг, где он будет цениться как набитый пайками ящик во время голода.
Роза предпочитает не искать себе спутницу и гуляет одна по заснеженной стоянке вдоль металлического забора, которым отмечена граница их нового дома. Замечает посреди забора ворота с интеркомом для пропуска людей внутрь или наружу. Правила Юдифи – это не единственное препятствие, что удерживает здесь Цветы.
Роза смотрит, как они нарезают круги по замерзшей парковке. Гадает, льстит ли им то, что они прошли тщательный отбор. Их курировали. Слово само приходит на ум, непрошеное. Их курируют. Рыжую зрелую женщину. Утонченную богатейку. Подтянутую чернокожую. Мечтательную блондинку-художницу. Странную крутышку. И Розу, которая занимает роль скромной азиатки. Кто их выбрал и почему?
Кто-то похлопывает ее по плечу. Обернувшись, Роза видит рядом с собой Иву. В объемной парке и сапогах на меху она кажется еще более юной и длинноногой, чем на кухне.
– Они за нами следят, – указывает Ива.
На другой стороне шоссе, у склада, стоит группа мужчин в одинаковых костюмах цвета грязной воды. У каждого на плече лежит лопата.
– Копатели? – спрашивает Роза.
Ива кивает.
– Да. Юдифь говорит, что они грязные ублюдки.
Роза наблюдает, как они шутливо подпихивают друг друга локтями. Один толкает другого вперед, а тот смеется и отступает обратно.
– По-моему, безобидные.
Ива грубо смеется:
– Как ты можешь быть в этом уверена?
Трое Копателей направляются к середине шоссе. Они громко шутят, подзадоривая друг друга, пока один не отваживается наконец выйти вперед и постучать лопатой по металлическому забору. Затем он что-то кричит и машет рукой. Цветы замирают, оглядываются. Копатель вдруг встает на руки и шагает на них вдоль забора, болтая ногами в воздухе. Ладони в перчатках оставляют в снегу глубокие следы.
Мужчина прыжком возвращается на ноги и отвешивает глубокий поклон. Раскрасневшийся от прилившей крови, он сверкает красивым женщинам в огромных пуховых парках золотой улыбкой.
Роза приветствует мужчину взмахом руки, и он снова кланяется, явно довольный, что ему удалось привлечь ее внимание.
Вдруг на шоссе что-то мелькает. Издалека по неподвижному пейзажу к Цветам синхронной процессией движутся шесть внедорожников, каждый тянет изящный прицеп-трейлер, мерцающий в лучах низкого зимнего солнца. Когда они проезжают мимо парковки торгового центра, Роза замечает на каждом капоте по маленькому зеленому флажку с геодезическим куполом. Тонированные стекла мешают что-либо разглядеть, но Роза знает: внутри машин сидят их клиенты.
Юдифь зовет Цветы их новыми именами; прежде чем последовать за ней, Роза оборачивается и смотрит, как внедорожники проезжают мимо рабочих лагерей, дальше на север. Куда они направляются – загадка, но Роза намерена ее разгадать.
Она спешит обратно в торговый центр. Ей следует подготовиться. Скоро придут клиенты, и она должна сделать так, чтобы Мейер точно выбрал именно ее.
Вернувшись в комнату, Роза садится на кровать и по привычке касается себя за левым ухом. Морщится. Место, откуда извлекли Флик, все еще побаливает. Клиенты часто в восторженных выражениях разглагольствовали о том, как без вмешательства Флика разум становится «свободным», но свободное от работы время, как и большинство хостес «Петли», Роза предпочитала проводить в канале. Теперь, без Флика, ей неуютно, как будто из тела выдернули кусок. Однако сознание стало действительно чище, острее.
Роза берет с тумбочки книгу Мейера, читает введение:
Эта книга начинается простым допущением: что мы способны создать из разрушения? Строительство на руинах – стратегия, которую когда-то использовали в послевоенных условиях, на развалинах разбомбленных городов, на щедро удобренных мертвецами полях боя. Люди всегда создавали империи, рисуя границы кровью. Однако сейчас мы ведем войну не против наций, а внутри собственных стран и сообществ, против самого земного шара. Мы должны начать восстановление на земле, что была разрушена человеческой глупостью: бывший ядерный полигон, вырубленный лес, разоренный после урагана город, разрытое место добычи нефти. Земле нужны люди, которые будут за ней ухаживать, заботиться о ней, строить и мечтать. Если привлекать людей к жизни среди руин, мы все еще, быть может, имеем шанс выжить.
Последнее, что Дэмиен рассказал Розе перед ее отъездом в лагерь: Мейер будет утверждать, что выживание – черта, присущая человеческой эволюции.
«Но выживание – это всегда выбор, – заметил Дэмиен, когда они сидели за столом розового дерева в его номере. Он потянулся к ее руке, прижал большой палец к венам на запястье. – Ты можешь выбрать жизнь или решить погибнуть. Твое слово, моя дорогая».
«Жизнь», – ответила Роза. Под пальцем бился пульс.
«Разумный выбор, – кивнул Дэмиен. – Позволь показать, что ты получишь, когда вернешься».
Дэмиен отвел Розу в квартиру, которую выделил для нее с матерью: белый куб с окнами от пола до потолка, выходящими на мерцающий Атлантический океан.
«Будешь первой видеть восход солнца, – сказал Дэмиен. – И тебе больше никогда не придется думать о материке».
В то время она едва могла поверить, что им будет принадлежать такая жизнь. Стереть все, что было раньше. Открыть чистую страницу. Начать заново.
Роза откладывает книгу Мейера и смотрит из окна своей спальни на снег, падающий на лапы сосны. Маленькая птичка порхает с ветки на ветку, не желая задерживаться на месте. Роза гадает о том, что же мать подумает о Плавучем городе с его сверкающими торговыми центрами и благоустроенными зелеными насаждениями, огромными башнями, которые будто ведут беседы с небесами. А если мать не захочет снова видеть океан? Это беспокоит Розу. Вдруг то, что они потеряли, невозможно заменить?
Резко взмахнув крыльями, птичка взлетает. Роза смотрит, как она по дуге поднимается в небо, пока наконец не исчезает.