Вместо предисловия: «А вы знаете, как выглядит ваше сознание, если смотреть на него изнутри?»

Средний по своим размерам кабинет, обставленный тяжелой мебелью. Здесь было все, что должно быть у среднестатистического психоаналитика: книжные шкафы, сверху донизу забитые книгами, массивный стол из цельного дуба, с не менее внушительной столешницей из малахита. Кушетка, сделанная по образу тех, которые показывали в фильмах 60-х годов, а рядом с ней массивное кожаное кресло, кожа была темно-коричневого, похожего на оттенок темного дерева, цвета. Тяжелые шторы, нависавшие на огромные окна и не дававшие свету проникнуть в эту комнату, чтобы осветить царивший здесь полумрак. На краю стола справа стояла настольная лампа, своим видом дававшая понять, что она тоже была взята из сундука под названием «60-ые навсегда». Кроме того, здесь было несколько предметов, которые девушка когда-то видела на практических занятиях по физике, она помнила, как когда-то преподаватель давала им задания связанные с этими приборами и даже называла их, но мозг упорно не позволял ей вспомнить ни одного названия. И весьма нелепо во всей этой массивности, твердости и неотступности от идеалов смотрелся небольшой журнальный столик, выполненный из стекла и держащийся за счет одной ножки, узким концом, державшей на себе стеклянную поверхность и расширявшейся к низу в широкий круг.

– А что ты еще ожидала от кабинета психотерапевта, которому явно за сорок. Ярких расцветок и современного дизайна вида «нью-эндж»? – хмыкнув себе под нос, девушка прошла к кушетке и аккуратно провела рукой по спинке. – Теплая… – на какие-то доли секунд ее лицо озарила счастливая улыбка от ощущений этой теплоты.

Дверь за ее спиной тихо приоткрылась, и она услышала, как неторопливо, но уверенно ступая, зашел мужчина.

– «Словно здесь устроили показательные выступления на лучший марш…» – закрыв глаза, она слегка покачала головой.

– Здравствуй! – раздался строгий и в тоже время теплый голос за ее спиной. – Прости, что заставил ждать…

– Ничего, док! Думаю, у вас до меня был какой-нибудь не менее сложный пациент… – она слегка повернула голову, но собственная длинная челка, закрывавшая глаза, позволила ей увидеть только то, что мужчина, стоявший за ней, был одет в достаточно дорогой и подходящий для него костюм.

– Как себя чувствуешь? – он старался сохранить дружескую ноту в голосе, и это начинало ее раздражать.

– Превосходно, но, может быть, хватит? – вновь посмотрев на спинку кушетки, она шумно вздохнула и продолжила говорить, не скрывая своей уверенности в том, что не услышит ничего нового. – Я здесь совершенно не для того, чтобы вы интересовались моим самочувствием или тем, как я провела день, или чем-то еще. Все, что вам поставили в обязанности мои родители, – поковыряться в моей голове и объяснить им, что же со мной такое происходит. Чтобы они наконец-то смогли позволить себе с чистой совестью запереть меня в какое-нибудь место типа этого.

– А ты сама не хочешь понять, что происходит в твоей голове? – все так же спокойно отозвался врач.

– Нет, – безразлично ответила она. – Мне нравится то, что я там вижу.

– И что же ты видишь?

– Отражение своей жизни и души… Я знаю, что я все еще жива в отличие от них! – уверенно, но немного вяло, словно она уже устала повторять одно и то же всем и каждому, ответила она.

– А ты расскажешь мне, что творится в твоей голове? – вкрадчиво спросил врач.

– А смысл? – хотя он все еще не видел ее лица, мужчина слышал, как девушка устало ухмыльнулась. И в том, что она уже устала от одних и тех же вопросов, не оставалось никаких сомнений. – Вы просто можете прочитать мою историю и сделать вывод на основе описаний, составленных вашими многочисленными коллегами.

– Знаешь, я читал то, что они написали, и считаю, что они многое упустили, так как эти диагнозы выглядят как куцые записи дилетантов, – сказал он, в точности подражая ее интонации.

– Интересно… – прошептала она. – И вы готовы увидеть мой мир только с моих слов?

– Да! – обойдя девушку, он встал возле кресла, и, положив свою руку на спинку, посмотрел в окно. – Я уверен, это будет увлекательное путешествие.

– Как самонадеянно! – едко ухмыльнувшись, ответила она. Ей все еще не хватало смелости посмотреть на лицо того, кто вызвал в ней небольшой интерес, хотя бы потому, что не говорил при ней какими-то заумными словами и не пытался унизить ее, говоря «мне все ясно» сразу же после прочтения ее истории.

– Ты позволишь мне узнать больше, чем смогли узнать эти кретины? – с какой-то едва заметной таинственностью в голосе проговорил он.

– Пожалуй, да… – она замялась всего на мгновение, но мгновение – это слишком быстро, для того, чтобы обратить внимание на эту заминку. – Мне лечь на кушетку?

– Если хочешь, можешь на нее сесть…

– А если она меня не устраивает? – перебила его девушка.

– Можешь устраиваться там, где тебе будет удобнее всего! – благосклонно ответил он.

– Даже если я захочу лечь на этот маленький стеклянный стол? – ехидно спросила она.

– Даже если захочешь повиснуть на шторе, я не буду тебе мешать, – ухмыльнувшись, ответил он. – Желание человека – закон.

– Намного удобнее будет здесь, – сделав окончательный выбор, девушка обошла кушетку и с некоторой осторожностью легла на нее. – Теплая… – прошептала она, закрыв глаза.

– Тебе не будет мешать, если я возьму блокнот и буду записывать за тобой? – вежливо спросил он.

– Валяйте! – сейчас она чувствовала себя как никогда защищенной, и ничто не могло разрушить этой уверенности. Сев в кресло, стоящее рядом, но расположенное так, чтобы девушка могла увидеть доктора, только повернув голову, он взял в руки блокнот и карандаш. Сейчас он видел ее полностью: светлая макушка, довольно длинные волосы, даже непривычно длинные для этого времени, худое тело, измученное то ли голодовками, то ли какими-то другими лишениями, и лицо, застывшее, словно венецианская маска. Ее лицо было правильной формы, с красивыми, четко отчерченными тонкими чертами, но вся эта красота казалась неживой. Из-за того, что, даже когда она закрыла глаза, лицо не выражало никаких эмоций – просто оставалось маской.

– Скажи мне, как только будешь готова начать говорить, – спокойно и довольно тихо сказал он.

– Если вы хотите знать, как выглядит мое отражение, то можете уже задавать вопросы, – сохраняя полное спокойствие в голосе и на лице ответила она.

– Ты всегда отвечаешь на вопросы, закрыв глаза?

– Да, потому что так я вижу то, о чем рассказываю, и не сбиваюсь от внешних условностей… – слишком логичные и осмысленные ответы для человека, которого считают душевнобольным.

– Расскажи мне, что ты видишь сейчас?

– Мой персональный Ад… Огромный лабиринт… этот лабиринт живой, он состоит из деревьев и кустарника… как лес, только в этом лесу есть еще и разные залы. В каждом зале украшения – в соответствии с темой. И нельзя попасть в другой зал, не пройдя первый… Хотя… – девушка слегка поморщилась и протянула руку вперед. – Здесь есть потайной ход: можно из самого страшного зала вернуться в самый красивый, обойдя предыдущие шесть….

– Почему тогда ты называешь это место своим персональным адом? – голос врача был расслабляющим и спокойным, словно ласковые волны моря, качающие лодку, в погожий денек.

– Потому, что здесь девять залов, у каждого зала своя тема, и в соответствии с этим, все, что в нем есть – не повторяется в другом зале, а последний, девятый… он как бы вдалеке от всего остального, его отделяет вода и мост, там ничего нет, кроме жуткого одиночества и вечной зимы, – ее дыхание сбивалось, она вновь и вновь пыталась отмахнуться от чего-то, но судя по повторяющемуся жесту, ей давалось это с большим трудом. – В этот зал легко попасть, но из него тяжело выбраться… Снег выглядит слишком притягательным, а холод… даже холод там стремится обмануть и заставить поверить в то, что нет ничего прекраснее, кроме вечной зимы…

– Твой голос дрожит… Это от холода?

– От страха… Я не люблю этот зал, но каждый раз я возвращаюсь в него…

– Что заставляет тебя туда вернуться?

– Неизбежность… – в голосе появились ноты отчаянья, смешанного с горем. – Все начинается с одиночества и заканчивается им… Мне всегда казалось, что я сама выстроила эти залы в те периоды, когда мне было особенно тяжело справляться с тем, что окружало меня.,. А потом…

– А потом? – эхом повторил врач.

– А потом я начала плутать по ним, обманывая свое сознание и отрицая очевидные вещи…

– Какие именно вещи остаются для тебя очевидными?

– Неизбежность… рано или поздно все закончится в вечных снегах и холоде того острова одиночества, который зовет меня к себе, где бы я ни находилась… – помолчав пару минут, она продолжила с некоторым облегчением в голосе. – И я всегда слышу его зов и всегда стремлюсь попасть именно туда, где ничего нет… только белый слепящий на солнце снег…

– Ты так любишь снег?

– Я его ненавижу… но только там я чувствую, что возвращаю себе истинное «Я», не размытое и стертое условностями общества. А свое истинное, кем я могла быть, если бы не это давление со стороны всех, кто окружает меня.

– Даже я давлю на тебя?

– Даже вы, доктор. Но это же ваша работа, никаких претензий.

– Но почему твое одиночество – это снег?

– Потому что зимой все мертво… так же как и чувства людей к незнакомцам, окружающим их…

– Неужели ты считаешь, что безразличие равно смерти?

– Безразличие хуже смерти!

– Почему?

– Смерть забирает жизнь у тела, а безразличие умерщвляет душу!

– Хочешь подробнее рассказать о своих кругах?

– А вам это действительно интересно?

– Да, но давай начнем не со снежного острова, а с начала…

– Этот остров и есть начало!

– Тогда давай начнем с конца… Как выглядит первый зал, в который ты попадаешь после того, как выбираешься с острова?

– Это ухоженный зеленый парк с клумбами, живыми изгородями, парой беседок и надоедливым проводником… Там царит вечное лето!


1 круг сознания: «Там вечное лето и надоедливый проводник…»

В то время, когда лето достигает своего пика, так мог бы выглядеть самый прекрасный парк на свете. Здесь нет ничего лишнего, только то, что позволяет расслабиться и отвлечься от лишних мыслей, которые так любят досаждать именно в те периоды, когда их хочется слышать меньше всего!

– Можешь описать более подробно, как выглядит этот парк?

– А вы не боитесь, что захотите остаться в нем навсегда? – легкая улыбка тронула ее губы.

– Нет…

– Раз вы настаиваете… – вздохнув, она продолжила.

Этот парк окружен высокой стеной зелени живой изгороди, наверное, здесь метров пять высоты, а может, даже и больше. Но это не сплошная стена, где-то здесь…

– Он был где-то здесь… – сморщив лоб, она стала осторожно оглядываться по сторонам, словно боялась что-то пропустить.

– Ты что-то потеряла?

– Вход… он всегда ускользает от меня, если я стремлюсь в это место без особой нужды… – вдруг она замерла и облегченно вздохнула. – Вот же он!

– Как выглядит этот вход?

Кованные врата, такие же высокие, как и сама изгородь… Такую ковку, кажется, называют ажурной, все оттого, что металл, застывший в причудливых формах, завитках и фигурах, всегда выглядел как-то фантастически, словно из него соткали кружево. На правой половине врат выкована огромная, раскрывшая свои лепестки лилия, а на левой стороне – вьюн, со своими крохотными распустившимися цветами… Сейчас ворота чуть зеленые, словно время решило наложить свою лапу на бронзовые фигуры, они тяжело поддаются и поэтому открываются со скрипом и не всегда с первого раза…

Похоже, придется толкать… – чуть покачав головой, сказала она.

– Это из-за того, что сейчас не время для первого зала?

– Да! Даже врата так считают… – ее голос был наполнен обреченностью.

– С чего ты это взяла?

– Если бы пришло время – они сияли бы на солнце, словно сделаны из золота, а не из бронзы… – вытянув руку вперед, девушка сделала усилие, словно толкнула что-то стоящее перед ней.

Скрип… небольшое расстояние между створками, но я смогу пройти, главное успеть до того, как они захотят захлопнуться вновь…

– Врата сами решают, пускать тебя или нет?

– Нет, врата ничего не решают… – казалось, что она оглядывалась, оценивая ситуацию. – Здесь все решает проводник, и мне лучше убраться отсюда до того, как он появится…

– А, может быть, просто стоит с ним поговорить?

– Он нудный! – громко возразила она.

– И все-таки могу я попросить тебя, чтобы ты заговорила с ним, если он придет?

– Хорошо… – тихо ответила она.

Врата, несмотря на то, что сквозь них можно увидеть этот сад, никогда не позволяли любоваться этим местом…

– Как они это делали?

– Что делали?

– Не давали любоваться садом?

– Если бы вы смогли посмотреть на рисунок, вы увидели бы, что в узоре есть просветы, в которые можно смотреть, как в замочную скважину. Но, стоит только подойти к вратам ближе, как листья вьюна, или лепестки лилии начинают двигаться, расширяться, разрастаться сильнее… Они делают все, чтобы было невозможно посмотреть сквозь них.

– Ты хочешь сказать, что эти врата живые?

– В этом месте все живое… – ненадолго замолчав, девушка вновь тяжело вздохнула, словно настраивалась на определенную волну.

Здесь всегда лето, теплый солнечный день. Если стоять спиной к вратам, то прямо перед собой можно увидеть небольшой изящный фонтан. Только две чаши, средних для обычного фонтана размеров. Нижняя чаша выполнена в форме цветка лилии, а верхняя в форме цветка кувшинки, венчает все это статуя маленькой девочки с крыльями бабочки… Проводник как-то рассказывал, что это его сестра. Он так не хотел расставаться с ней, а она настолько стремилась отдалиться от него, что единственная возможность удержать ее подле себя была сделать ее частью этого сада. Она сидит на самом верху и играет на флейте.

– Почему именно флейта? – он задал вопрос.

– А где вы видели фею, играющую на контрабасе?

– Он превратил ее в статую?

– Нет, просто эта статуя – точная копия его сестры… Вы еще встретитесь с ней в седьмом зале… – улыбаясь, ответила она.

– Можешь продолжать…

Когда включается вода, то ее маленькие бронзовые пальчики начинают шевелиться, и тогда можно услышать мелодию воды… Приятную, успокаивающую и уносящую куда-то далеко от всех забот мира.

Немного помолчав, девушка начала двигать правой рукой, словно ощупывала что-то.

Когда я бываю здесь, мое любимое место – это центральная скамья. Сидя на ней, хорошо видно и вход и фонтан. А кроме этого, можно прижаться спиной к живой изгороди и почувствовать пьянящий аромат зелени и цветов.

Неожиданно она замолчала. На ее лице появилось отражение покоя и даже едва уловимая радость.

– Почему ты притихла? – осторожно спросил доктор.

– Простите, просто я так давно здесь не была, а сейчас очень хочу насладиться этим мгновением…

– Как будешь готова, продолжай! – он внимательно следил за тем, как из равнодушной маски ее лицо превращалось в живое, наполненное радостью и легкостью. Теперь она действительно была похожа на молодую девушку, получающую удовольствие от того, что она наконец-то посетила то место, куда давно хотела попасть.

Шелест листьев… Мне всегда казалось, что листья в этот момент общаются друг с другом, шепча что-то очень важное ветру и цветам, окружающим их. Плеск воды… Каждый раз, как я оказываюсь здесь, я жалею только о том, что у меня нет с собой мольберта и красок, чтобы запечатлеть всю эту красоту. И особенно это огромное синее небо над моей головой.

Она умиротворенно улыбалась еще несколько минут, до тех пор, пока выражение ее лица снова не обрело выражение все той же венецианской маски, вот только что-то изменилось в этом выражении до неузнаваемости.

– Что ты здесь делаешь? – вместо нежного девичьего голоса, он услышал странный, больше похожий на мужской, голос. – Неужели ты забыла о том, что сейчас твое присутствие в моем зале запрещено?

– Фейеро, заткнись! – ответила она самой себе, но уже своим голосом. – Я здесь только потому, что меня попросили показать этот зал!

– Так ты тут еще и не одна! – удивление и раздражение звучало в этом чужеродном голосе. – Ты решила сразу же нарушить все запреты нашего мира? За это…

– Я попросил ее об этом, – быстро ответил доктор, наблюдая за реакцией девушки.

Девушка резко подняла голову, и казалось, будто она изучает его, пристально глядя даже сквозь закрытые веки. В кабинете повисла гнетущая тишина, как вдруг она как-то странно улыбнулась и вновь легла на кушетку.

– Твой друг? – ехидно спросил Фейеро.

– Что-то в этом роде… – безразлично отозвалась она и тяжело вздохнула. – Может быть, покажешь ему здесь все?

– Может быть, и покажу, – похоже, что ехидство было основной и одновременно с этим отличительной чертой голоса Фейеро. Сказав это, девушка взмахнула рукой так, как обычно взмахивают экскурсоводы, предлагая обратить внимание на особо ценный для искусства экспонат. – Следуйте за мной… Надеюсь ваша фантазия позволит вам увидеть все даже с открытыми глазами.

– Прекращай! – девушка толкнула локтем воздух с правой стороны и тут же схватилась за левый бок.

– Прекрати себя вести как маленькая! – немного раздраженно отозвался Фейеро, и девушка попыталась что-то поправить на своей голове.

– Фейеро, пока ты не начал свою экскурсию, могу я попросить тебя рассказать о себе… – сказал врач, слегка постукивая ручкой по блокноту.

– А может, я нарисую для вас свой портрет, чтобы вы понимали, как выглядит тот, с кем вы имеете честь поддерживать диалог? – было что-то в его голосе такое, отталкивающее, заставляющее усомниться в его дружелюбности.

– Хорошо, Фейеро! – благосклонно ответил врач и положил на стол карандаш и несколько листов бумаги.

Поднявшись с кушетки, девушка сразу же взяла в руки карандаш и один из листов, безошибочно найдя их на столе, все так же не открывая глаз.

– Вам нужно много времени для того, чтобы нарисовать свой портрет? – поинтересовался доктор.

– Буквально несколько минут, – ухмыльнувшись, ответил Фейеро. – Быть может, вам будет удобно, если я нарисую всех проводников этого мира?

– Если это не доставит вам особых хлопот, Фейеро.

– Что вы! Я давно не разминал пальцы, и сейчас для меня это будет лучший способ попрактиковаться, вспомнить свои навыки, – продолжая ухмыляться, ответил он. И спустя какое-то время, отодвинув от себя готовый рисунок, он взял еще один чистый лист.

Девушка продолжала что-то усердно рисовать, откладывая и пододвигая к себе лист за листом, усердно выводя линии и что-то не менее усердно заштриховывая. Доктор в это время, делал пометки в своем блокноте:

«Поведение пациента больше напоминает собой множественное расщепление личности, но есть в этом случае то, что отличается от всех, описанных в научной литературе: личности не подавляют друг друга, а сотрудничают, сосуществуя в одно время с основной личностью владельца, сохраняя все воспоминания за тот период, что они провели вместе. Попытки подавления на данном этапе не зафиксировано».

– Скажите, вам подписать имена каждого проводника, или вы потом сами напишите их на рисунках, чтобы не запутаться? – задумчиво спросил Фейеро, рассматривая листы. Глаза девушки были все так же закрыты, но глядя на ее рисунки, тяжело было поверить в то, что столь прекрасно можно было нарисовать, смотря на бумагу закрытыми глазами.

– Подпишите все портреты, если это не будет большой проблемой, – с интересом в голосе ответил он.

– Ваше желание для меня закон! – бодро ответил Фейеро и безошибочно и быстро подписал каждый рисунок. Придвинув их в сторону врача, девушка устало опустилась на кушетку и слегка потерла переносицу левой рукой.

– Это было утомительно для вас? – поинтересовался врач, рассматривая рисунок за рисунком, поражаясь тому, как были изображены каждый из проводников. Наконец-то он нашел нужный ему рисунок.

– Что вы, доктор. Ваше желание для меня выглядело весьма интересно, даже учитывая то, как легко было его выполнить, – самодовольно ответил Фейеро, и, вздохнув, она снова поправила невидимую шляпу на своей голове.

С листа бумаги на него смотрел молодой мужчина с хитрым прищуром. Тонкие черты лица, слегка удлиненный нос, миндалевидный разрез глаз с весьма необычным рисунком радужки вокруг зрачка, словно зрачок был окружен языками пламени. Высокие скулы, делающие лицо еще более узким, но не отвратительным, а даже таинственно-притягательным. Тонкие губы, искривленные в ехидной улыбке. Довершала эту картину венчавшая голову мужчины шляпа-котелок, слегка сдвинутая на правый бок. На листе бумаги было изображено лицо, глядя на которое возникала только одна мысль – воплощение опасного ехидства.

– Спасибо, Фейеро, теперь мне намного проще говорить с вами, – добродушно ответил мужчина, пристально разглядывая рисунок.

– И так вам намного проще понимать, с кем приходится иметь дело, – оторвав на мгновение взгляд от рисунка, доктор встретился с практически прямым взглядом, если только не считать того, что глаза девушки были по-прежнему закрыты.

– Так как насчет экскурсии, Фейеро? Никто, кроме вас, не сможет показать мне зал, которым вы владеете, – с легким наплывом лести сказал доктор, следя за реакцией личности первого проводника.

– Если только малышка не будет возражать, – устало ответил он.

– Фейеро, ты же знаешь, что я готова любоваться этим местом каждый раз, как только попадаю сюда, – довольно улыбнувшись, ответила девушка. – Кроме того, мне нравятся твои истории…

– Льстишь, малышка… Но делаешь это приятно! – довольно ухмыльнувшись, ответил проводник, и, вытянув руку вперед, девушка поманила врача за собой. – Следуйте за мной! – сейчас его голос звучал таинственно, словно Фейеро стремился околдовать своих гостей. Как только его голос затих, девушка легла на кушетку, так что доктор снова перестал видеть ее лицо.

«Фейеро не подавляет ее, напротив, каким-то образом он обострил чувства девушки, позволяя ей совершать невероятные вещи – рисовать с закрытыми глазами портреты, способные по своей технике выполнения соревноваться с лучшими работами профессиональных художников. Данный факт удивляет не меньше отсутствия подавления с последующим блокированием памяти».

– Итак, мы начнем с наших врат, если вы успели заметить, доктор, – сказала она, выгнувшись на кушетке, практически встав на мостик. Казалось, что девушка внимательно следит за его реакцией. – Я имел наглость нарисовать их и центральный фонтан моего зала, поскольку увидеть данную красоту для вас не представляется возможным, а листы все равно еще оставались… – она снова ухмыльнулась… вот только основной вопрос стоял в том, кто именно ухмыляется из них двоих: девушка или живущий в ее сознании проводник.

Быстро пролистав портреты, доктор наткнулся на два рисунка: на одном были изображены врата, на другом – фонтан. От увиденного великолепия, пусть и нарисованного простым карандашом на обычном листе бумаги, у врача перехватило дыхание.

– Они действительно настолько прекрасны? – с восхищением в голосе спросил он.

– Даже более. К сожалению, обычное черно-белое изображение не способно передать всего великолепия этого произведения искусства из металла! – сейчас доктор был полностью согласен с Фейеро, поскольку то, что было нарисовано на листе, вызывало чувство восхищения, и желание увидеть все это своими собственными глазами. – Если внимательно посмотреть на врата, то можно увидеть явное различие между правой и левой стороной. На правой створке врат изображена лилия, достигнувшая пика своего цветения, заключенная в ажурный рисунок металлического терновника. Этот символ издревле, означает красоту и вечную любовь, – с благоговением в голосе, ораторствовал Фейеро. Девушка вторила его словам движениями правой руки, то вздымая ее вверх, то проводя ей по воздуху так, словно ведет ее по металлическому рисунку врат.

– Но разве лилия не символ лжи? – полный желания раскусить этого оратора, спросил доктор.

– А вы не так глупы, дорогой мой, – с едва скрываемой насмешкой, ответил ему Фейеро. – Дело в том, что лилия несет в себе и данное значение, но в моем саду все поет свою особенную песнь вечной красоте и любви! – продолжал он, задыхаясь от восторга.

– Именно поэтому вы сказали ей, что сейчас не время появляться в вашем саду? – спросил доктор, делая пометки в своем блокноте.

– Именно! Именно! – выражая восторг, девушка захлопала в ладоши и залилась звонким смехом. – Наконец-то нам попался тот, кто понимает символы, а не просто бубнит себе под нос какие-то истлевшие от старости и времени истины. Ты рада этому, милая моя?

– Да, Фейеро! – ответила она уже своим голосом, довольно улыбаясь. – Спасибо, доктор, вы действительно первый, кто понимает меня!

– Раз все так, то предлагаю продолжить наше общение, ведь достопочтимый проводник, – при этих словах она приподняла невидимую шляпу на своей голове в знак поддержки слов собеседника. – Еще не все рассказал о своем зале.

– Вы правы, доктор. Я только начал свой рассказ! – довольно ответил он. – Но поверьте мне, вы первый человек, кому я рассказываю о своей обители с таким удовольствием!

– Надеюсь, что это отношение к моей скромной персоне продлится как можно дольше… – с легкой таинственностью в голосе ответил ему доктор.

– Вы можете на это расчитывать! – не менее таинственно ответил Фейро, и продолжил. – Терновник в данной композиции является символом непорочности…

– Фейеро, я слышал, что терновник означает еще и доисторическое общество… – прервал его речь врач.

– Истина есть и в этом значении, но, так как этот мир я разделяю вместе с моей маленькой птичкой, он полностью соответствует ей, – левой ладонью девушка нежно провела по своей правой щеке и слегка покраснела.

– Фейеро, это уже слишком! – пытаясь подавить выступивший румянец на щеках и явное смущение в голосе, она улыбнулась, повернув голову вправо.

– Было бы из-за чего смушаться, – спокойно ответил Фейеро и продолжил. – Теперь давайте обратим свое внимание на левую створку врат, на ней вы можете увидеть вьюн, покрытый распустившимися полностью или же только-только распускающими свои лепестки, цветами. На языке цветов вьюн означает примирение и смиренность…

– Неуверенность и лесть… – тихо продолжил за Фейеро доктор и, поняв, что тот его услышал, осекся. – Простите, не хотел вас обижать.

– Поверьте мне, давая такие трактовки нашему светлому миру, вы обижаете не меня как стража этого зала, а нашу птичку как главного хранителя этого мира! – дерзко и довольно резко, словно щелчок по носу, прозвучали эти слова.

Доктор с какой-то странной опаской посмотрел на лежащую на кушетке девушку. Изогнувшуюся так, что верхняя половина туловища была направлена к спинке кушетки, а нижняя в противоположную сторону, она продолжала что-то усердно ощупывать на своей голове.

– Я ни в коем случае не хотел обидеть тебя, – обратился он к девушке, но казалось, что она абсолютно не слышит его.

– Все в порядке! – сев на кушетку, сказала она. – Просто Фейеро любит фантазировать, и ему всегда кажется, что люди предвзято относятся ко мне и всегда хотят обидеть… Странно, правда?

– Ничего странного! Твои родители – верное тому подтверждение…

– Фейеро! – она сказала его имя так громко, словно хотела его оглушить.

– Прости меня, птичка. Просто ты действительно невовремя пришла в мой зал… – тихо ответил он. Со стороны могло показаться, что в его голосе даже прозвучало раскаянье, но так ли сильно он сожалел на самом же деле…

«Отрицает свои ошибки, стремится свести тему на нет, притворяясь, будто бы искренне раскаялся…»

– Может быть, мы продолжим экскурсию? – напомнил о своем присуствии доктор.

– Как неловко получилось! – всплеснув руками, она покачала головой и продолжила говорить голосом Фейеро. – Конечно же, продолжим! Ты же не против, птичка?

– Я только «за», – успокоившись ответила девушка.

– Тогда давайте продолжим, раз уж мы закончили с вратами…

– Я же не рассказал вам главного об этих вратах! – перебил доктора Фейеро. – Они отлиты из бронзы, и их уникальность состоит в том, что, если кто-то пытается проникнуть в мой зал против воли, они темнеют, и на них появляется зеленый цвет. Но достаточно придти к ним день в день, когда приходит время – на солнце они сияют так, словно отлиты из чистейшего золота! – он сказал это так, словно перед ним стояла толпа поклонников тайн и мифов, ожидавших, что он расскажет нечто такое, что заставит их содрогнуться от понимания величия момента, нахождения рядом с этим предметом, даже если бы это были не врата, а спичечный коробок, только что подобранный с пола. – Предлагаю пройти дальше, ведь это не самое прекрасное, что есть в этом саду.

– Фонтан или беседка? – заинтересованно спросила она. Девушка сидела на кушетке, повернув голову влево, слегка наклонив ее, словно с той стороны перед ней и сидел ее собеседник.

– Фонтан, думаю, это будет лучшим продолжением экскурсии, – взмах руки и поворт головы под неестественным углом, она улыбалась чужой улыбкой. Доктору казалось, что на ее закрытых веках кто-то нарисовал контуры чужих глаз, смотрящих на него. Он с трудом борол в себе желание сказать вслух о том, что могло навсегда закрыть для него дверь, приоткрытую его пациентом. Но чем больше он наблюдал за всем происходящим, тем сильнее в его мозгу пульсировало одно слово – кукла! Проводник, словно куклу, надевал ее личность на руку, заставляя тело девушки двигаться в ту сторону, в какую ему было нужно, сопровождая весь процесс постоянным повторением одного и того же, что он заботится о ней.

– «Ты программируешь ее на веру в то, что все создаваемое тобой, делается ради ее блага», – хмыкнув, мужчина отложил в сторону рисунок с вратами, и более внимательно стал рассматривать второй рисунок – фонтан.

– Итак, фонтан… – только сейчас он заметил, что она размахивала левой рукой так, словно что-то держала в ней. – Нижняя чаша в виде лилии, выполнена из малахита.

– Довольно необычный выбор материала, – спокойно заметил доктор.

– Так думаете не только вы, однако именно поэтому наша малышка так любит смотреть на этот фонтан, – лаконично заметил Фейеро.

– Знаете, когда вода льется, создается ощущение, будто бы лилия живая, – мечтательно сказала девушка. Пока она говорила, ее руки были спокойны, но стоило ей закончить говорить, как левая рука снова двигалась, словно она чем-то размахивала.

– Фейеро, что вы держите в левой руке?

– Мою любимую трость, а как вы догадались? – девушка замерла, сидя на кушетке спиной ко врачу.

– Довольно изящный взмах, словно сейчас вы дирижировали целым оркестром – ответил врач, сделав несколько пометок в блокноте.

– Быть может, продолжим? – невозмутимо спросил Фейеро.

– Конечно, я с удовольствием послушаю историю фонтана, – ответил мужчина, внимательно наблюдая за ее руками. Стоило ему ответить, как левая рука девушки начала двигаться вновь.

– Итак, как я уже говорил ранее, нижняя чаша выполнена в форме лилии из малахита, – она сделала взмах левой рукой, как делают экскурсоводы или учителя, стоя у доски, желая задержать внимание собравшихся на конкретном предмете, детали или элементе. – Если вы внимательно посмотрите на оба рисунка, доктор, то заметите явное сходство между лилией на вратах и нижней чашей фонтана – цветок изображен в самом пике своего цветения. – она снова повернула голову в сторону мужчины, словно желала проверить внимательно ли он слушает рассказ. – Верхняя чаша сделана из оникса и представляет собой цветок лотоса.

– Символ бессмертия, – тихо сказал врач.

- Именно так, дорогой мой, именно так, – Фейеро был доволен, и особенно сильно это подчеркивалось его интонациями.

«Фейеро явно доволен теми познаниями, что я демонстрирую в области символики и ее расшифровки. Вопрос в другом – как долго он будет настроен столь дружелюбно?»

– Венчает эту непростую композицию небольшая бронзовая статуя, которая, к слову сказать, является точной копией моей младшей сестры… – Фейеро как-то таинственно замолчал, но пауза повисла ненадолго. Девушка ухмыльнулась, довольно едко и непривычно злобно. – Но с ней вы увидетесь позже!

– Подождите, как малахит и оникс выдерживают бронзовую статую такого размера? – доктор вглядывался в рисунок, пытаясь прикинуть, какой толщины должны быть чаши, чтобы не сломаться под тяжестью веса статуи, да и собственного. – Это же…

– Невозможно? – перебил его Фейеро, глумливая улыбка не сходила с ее лица. – Позвольте вам кое-что объяснить… – врач посмотрел на девушку, она сидела к нему боком, демонстрируя прекрасную осанку и точеный профиль. Ее длинные волосы ровным покровом легли на плечи и спину, закрывая все тело, словно накидка, глаза ее были закрыты все время сеанса, хотя мужчина был готов поклясться, что, как только начинал говорить Фейеро, создавалось ощущение, что она открывала их. Лицо девушки выражало полную безмятежность, словно сейчас все это было очень далеко от нее, да и вобще происходило не с ней, а с кем-то другим. Единственное, что нарушало всю картину, разрушая ее гармоничность и целостность, было постоянное движение кисти левой руки, словно она что-то размешивала или чем-то размахивала, плавно и достаточно легко, будто бы дирижировала оркестром, но между тем, этот повторяющийся жест был весьма раздражающим, так как все время отвлекал мужчину от ее лица, положения тела, а периодически и от самого разговора. И, пожалуй, главное было в том, что, кажется, тот, кто дирижировал в ее сознании сейчас, понимал это и постоянно прибегал к данному трюку. – Этот мир, существующий отдельно от всех реальностей, да и жизни в целом, подвластен только одному закону – закону желания. Все остальные, которые вы так активно применяете в жизни – здесь не действуют. Так что данный фонтан будет именно таким ровно до тех пор, пока сама хозяйка не решит, что бронза не может стоять на вершине, не сломав основание!

– «Хорошо парирует…» – вновь хмыкнул доктор, и посмотрел в сторону, на стоявщий рядом с кушеткой журнальный стол.

– Фейеро, как ты можешь! Я никогда так не решу и даже не подумаю! – с едва уловимой досадой в голосе сказала она. – Ты же знаешь, как я люблю этот фонтан!

– Да, милая, я прекрасно это знаю! – благосклонная интонация, говорящая только об одном – он чувствовал себя повелителем не только этого зала, а всего ее сознания…

«Возможно, именно поэтому он не стремится подавить ее, ведь она безропотно верит во все, что он говорит…»

– А что со статуей? Она простая, или же в ней есть какой-то секрет? – изображая заинтересованность в продолжении рассказа, спросил доктор.

– Вы же понимаете, что в этом мире все обладает своими секретами!

«Та же благосклонность, что и по отношению к девушке, говорит о том, что эта личность не чувствует опасности в лице врача, напротив, считает его далеким и несведущим человеком».

– Статуя не просто венчает данную композицию, но еще и является особой изюминкой данного фонтана. Когда приходит час, вода струится по трубам вверх, к флейте, но выход для нее закрыт пальцами статуи. Именно тогда, когда вода достикает флейты, бронзовые пальцы приходят в движение, и вода начинает струится вместе с музыкой, которая звучит в этот момент! – в его словах звучало искреннее восхищение. – К слову, это придумала наша маленькая принцесса, а я лишь попросил ее поставить данный фонтан именно у меня.

– А почему именно здесь?

- Во-первых, лучшее место для этого фонтана – вечное лето, а во-вторых, – она размахивала кистью левой руки так, словно перебирала варианты кончиком трости.

– А во-вторых?

- Никто из них не достоин такого подарка! – твердо ответил Фейеро.

Даже ваша сестра?

– Особенно она! – он был неприклонен, и особенно хорошо это чувствовалось в интонации ее голоса.

– Отчего такая неприклонность? Она же ваша младшая сестра…

- Но это еще не означает, что я обязан ее любить!

«Ненависть к младшей сестре – показатель эгоизма и глубокой обиды за появление ее в этой жизни».

Быстро записав, мужчина вновь посмотрел на девушку. Она сидел все так же неподвижно, но теперь ее лицо было направлено на врача, и это немного нервировало его, так как он чувствовал взгляд, который буквально прожигал его.

– Фейеро, что-то не так?

– Зачем вы так много пишите?

– Чтобы не забыть те истории, которые ты мне рассказываешь.

– Мы с вами не переходили на «ТЫ»! – резко ответил проводник, в его голосе звучало раздражение и откровенная злость.

– Прошу прощения, я не…

И не нужно держать меня за идиота! Делаете какие-то выводы, ведь так?

– Фейеро, а где Кристал? Почему она молчит? – мужчина понял, что уже на протяжении довольно долгого периода девушка ни разу ничего не сказала.

– Она играет с золотыми рыбками, живущими в фонтане, – ответил проводник, – Считаете, что я могу причинить ей боль? Той, кто создал для меня этот зал? Как вы смеете? – ее голос практически срывался на крик, но доктор так и не мог понять, что именно злило эту личность. То, что он злился, выходил из себя, было понятно по-всему ее виду. – Думаете, что в состоянии изучить меня? Хотите ей чем-то помочь или просто решили погубить?

– Я просто заинтересован в том, чтобы лучше понять ее, тебя и тех, кто живет в этом мире! – он прекрасно понимал, что очень неумело врет своему оппоненту, и так же чувствовал, что Фейеро видит в нем главный фактор своего раздражения, от которого нужно избавиться, и чем скорее, тем лучше!

– Вам лучше отсюда уйти, и чем скорее, тем лучше! – ее голос звучал очень серьезно, и достаточно враждебно для того, чтобы окончательно убедиться в мысли о том, что никто не будет ему рад. – Вы чужак, который пришел изучить этот мир, а следом разрушить! И даже не пытайтесь сказать, что это не так… Вас таких было уже очень много!

Фейеро, мне действительно хочется изучить мир созданный Кристал… – эти слова из уст сорокалетнего мужчины звучали так, словно он оправдывался за что-то.

– Доктор… Доктор… – покачав головой, она снова повернулась к нему лицом. – Я дам вам один совет. Не стоит снова сюда возвращаться, поскольку этот мир не ваш, а наш. И для Кристал я всегда буду тем, кто защищает этот мир от каждого ублюдка, считающего себя психиатром, и думающего о том, что он знает все… Недооценивание – вот что всех вас губит! Вы никогда не поймете, и не примите всей правды, которая есть здесь. И именно поэтому, я не считаю вас серьезной угрозой, вы просто назойливая муха, которая скоро оставит всех нас в покое! – последние слова были настолько пропитанны презрением, что мужчину невольно передернуло при мысли, что он виден для этой личности так, словно стоит прямо перед ним.

– Как? – это все, что он мог ответить на выпад своего незримого соперника.

– Это не имеет значения, важнее то, что, если вы не прекратите, мы будем вынуждены вам помочь…

А что тогда подумает о вас Кристал?

- То же, что и всегда – мы защищали ее, от очередного врага! – эти слова прозвучали с интонацией безукорительного победителя. – Она всегда нас так оправдывала!

– Это не будет продолжаться вечно! Рано или поздно…

– Рано или поздно закончится ваше время, а наше будет длиться бесконечно! Мы вечны в ее сознании!

Сейчас ты недооцениваешь ее!

– Это ваши мысли, не имеющие никакого веса в этом мире! – она едко умехнулась, и облокотилась на спинку кушетки. – А я управляю этими реалиями! – казалось, будто бы он хотел добавить что-то еще, но вместо этого повисла пауза, которая прервалась так же неожиданно, как и возникла.

– Фейеро, может быть мы прогуляемся к беседке и озеру? – девушка снова была здесь.

– Прости, малышка, мне нужно идти! Но, если хочешь, я сделаю тебе подарок, и ты сможешь пробыть здесь ровно столько, сколько будет необходимо для тебя и твоего доктора! – это было прямое объявление войны, мужчина понял это не из-за того, что, а именно как сказала эта личность, выделив последние слова.

– Ты обижен на меня за то, что со мной пришел еще кто-то? – она искренне не понимала, что происходит. Врач вздохнул с облегчением: для него это означало, что связь нарушена не будет, по крайней мере сейчас. А это означало только то, что дверь доверия все еще открыта.

– Нет! – голос звучал так, словно Фейеро стремился сказать это, как можно мягче, вот только получалось это не очень искренне. – Просто мне действительно нужно идти, развлекайтесь! – она снова провела левой рукой по своей правой щеке, и спустя несколько мгновений девушка чуть приподнялась с кушетки, протянув руки вперед, это значило только одно – Фейеро ушел!

– Кристал? – мужчина тихо позвал ее.

– Все в порядке, я здесь! – тихо и неуверенно ответила она. – Просто, я впервые вижу его таким…

Каким?

– Растерянным и озлобленым, – тяжело вздохнув, она потерла лоб, и аккуратно легла. Вытянувшись на кушетке в полный рост, девушка еще раз тяжело вздохнула. – Вы сказали ему о том, чем занимаетесь?

Он догадался сам, – спокойно ответил врач.

- Всегда был чертовски проницателен! – девушка ухмыльнулась, после чего плавно повернула голову, словно оглядывалась по сторонам. Какое-то время она пролежала неподвижно, после чего села, поджав под себя ноги, и начала водить в воздухе рукой так, словно что-то гладила. – Я всегда питала к этому месту особое чувство нежности и любви…

– С чем это было связано?

– Дело в том, что я создала этот зал в тот момент, когда искала защиты от бесконечного одиночества и равнодушия родных… – тихий всхлип, тяжелый вздох. Она боролась с собой, чтобы не зареветь в голос.

– Не нужно душить их… – он старался говорить как можно мягче и добрее. – Ты должна хотя бы иногда позволять себе эту маленькую слабость…

– Я знаю… Просто тяжело отпустить все это, особенно когда ты подавляешь в себе любую эмоцию на протяжении долгого времени… – ее речь прерывалась редкими всхлипами, но между тем в ее словах слышалось облегчение, словно она уже очень давно ждала, когда кто-нибудь позволит ей больше не скрывать того, что тяготило ее. – Это место… этот зал всегда был моим спасением, когда мне становилось особенно тяжело, я запиралась в своей комнате, залазила под одеяло, закрывала глаза, и представляла, как оказываюсь здесь.

– А где именно ты сейчас?

– Озеро… – она слегка улыбнулась и снова тяжело вздохнула. – Знаете, оно огромно, цвета лазури, всегда ярко переливается на солнце. Вдоль берега всегда плавают лебеди или утки, и оно окружено скалами и лесом, а если смотришь на него с вершины, кажется что скалы и лес растут прямо из воды… Я когда-то видела подобное озеро, только давно, в детстве. – немного помолчав, она продолжила. - Здесь очень теплая и прозрачная вода. Если отплыть от берега и посмотреть вниз, то можно увидеть не только неровное дно, но и множество кораллов, рыбок разных размеров и цветов и много еще чего.

– Например что?

– Когда я читала про пиратов и сокровища, то на дне озера появился корабль со скелетами пиратов, затонувших вместе со своим кораблем, и несметное количество сундуков открытых и закрытых, с самыми разными сокровищами…

– А что же сейчас ты можешь увидеть на дне озера?

– Мертвые тела… огромное количество мертвых тел… – безразлично ответила девушка. – И я узнаю каждого…

– Это будут твои друзья?

– Нет! – она отрицательно замотала головой. – Мои мечты… У каждой моей мечты есть человеческое лицо, и все они затоплены здесь, прежде чем он придет за ними, чтобы унести их… – Кристал замолчала, и грустно ухмыльнулась.

– Кто придет?

– Ненавижу, когда они так делают! – тихо прошептала она, и застыла, опустив голову.

– А Фейеро был здесь всегда?

– Нет… – чуть сморщив лоб, она пыталась вспомнить когда он появился в этом мире. – Судя по всему, он появился очень давно, я помню только, что появился он как-то неожиданно, сразу. Мы быстро подружились, и через какое-то время вслед за ним пришли остальные. Я даже не помню как они появились, все произошло как-то неожиданно… – вздохнув, она повернулась на бок и свернувшись в клубок, снова замолчала.

– Кристал, ты чем-то расстроена? – он старался быть как можно более деликатным с ней, не желая расстраивать ее еще больше.

– Не люблю, когда он вот так уходит… – девушка произнесла эти слова так, словно размышляла вслух. – Я же знаю, что он обиделся, но Фейеро до последнего не признается в этом, потому что это слишком для него… Даже больше, чем просто слишком…

Быть может, он увидел во мне что-то, что натолкнуло его на вывод о моей работе… – сказал врач, подражая интонациям девушки.

– Он не видел вас! – твердо сказала она, и снова вздохнула. – Даже несмотря на то, что вы прошли через врата вслед за мной, вы были невидимы для него…

– Но как же он тогда отвечал мне? – немного удивился врач, вспоминая движения девушки, в моменты его разговора с Фейеро.

– Невидимы, не означает что он вас не слышал, – она ухмыльнулась. – В моем мире вы всего лишь голос, который звучит отовсюду и ниоткуда одновременно. И поэтому проводник не знает, как реагировать на ваше присутствие, то ли начать защищать это место, то ли поговорить, и выяснить причину вашего прихода сюда…

Мне показалось, что Фейеро не был мне рад…

– Конечно, не был, он пытался оставаться дружелюбным, но дело в том, что за последние пять лет, вы уже не первый голос, посещавший мой мир, – она говорила эти слова с едва уловимой печалью, но все же что-то кольнуло в его сердце, когда он услышал сколько уже ее считают достойной прибывания только в отделениях психиатрических лечебниц. – Не нужно меня жалеть, я же себя не жалею, – она словно улавливала его настроение, не видя и не слыша мужчины.

– Почему ты думаешь, что я жалею тебя? – он был немного озадачен этой чувствительностью.

А разве вы не считаете это чудовищным? Запирать свою собственную дочь от всего мира в психиатрических больницах, пряча ее от всех, чтобы никто даже не мог подумать о том, что у почтенной семьи есть паршивая овца, психически больная дочь… – девушка снова перевернулась на спину, и вытянулась на всю длинну кушетки. Мужчина старался молчать, позволяя ей высказать все, что она думает о сложившейся ситуации. Но стоило ей перестать двигаться, застыв в одном положении, как врач заметил, что она вновь вращала кистью левой руки, упиравшейся в спинку кушетки.

– Кристал, а Фейеро сейчас слышит нас? – этот вопрос застал девушку врасплох, так как стоило только произнести имя ее проводника, как левая рука безвольно упала на тело девушки.

– Вряд ли… – спокойно ответила она. – А что такое?

– Ничего, просто я думал, что ему будет интересно поговорить еще немного… – пытаясь найти хоть какое-то объяснение данному вопросу, мужчина зацепился только за одно. – Вы говорили про озеро, и он ушел, так и не рассказав о нем.

- Действительно… – протянула она и, вздохнув еще раз, повернула голову вправо. – Сейчас мы рядом с ним, это озеро… Никогда в жизни не подумала бы, что я буду любить воду настолько сильно, что даже создам целое озеро в этом мире…

– У тебя есть какие-то неприятные воспоминания, связанные с водой? – он пытался вспомнить хоть какое-то упоминание о воде в записях, сделанных его коллегами, но, вспоминая прежние записи, понял только одно – никто из его предшественников не смог дойти до этого откровения.

– Небольшое, из детства… – тихо прошептала она. – Мама очень часто ругает себя за то, что тогда произошло…

– А что тогда произошло?

– Уже не имеет значения, – резко ответила она и снова вздохнула. – Главное, что сейчас это не имеет никакого значения… Теперь я люблю воду, особенно смотреть на то, как она блестит на солнце! – чуть зажмурившись, она прикрыла глаза рукой и довольно улыбнулась. – Жаль, что придется возвращаться отсюда… Ведь нужно же жить в реальном мире, а не в придуманном… Пусть он и продуман до мелочей…


* * * * *

Открыв глаза, она продолжала неподвижно лежать на кушетке, молча разглядывая потолок кабинета. Встав с кресла, доктор подошел к своему столу и, аккуратно положив блокнот, карандаш и рисунки, посмотрел на спинку кушетки так, словно мог видеть сквозь нее. И сейчас он явно видел, что девушка была в растерянности и даже каком-то смущении, словно рассказала нечто исключительно личное, что не должна была никому открывать.

– «Боязнь воды, которую она смогла преодолеть, но при этом создала себе целую реальность… Интересный способ справляться с собственными фобиями», – размышляя об этом, мужчина невольно посмотрел на портрет первого проводника. Отчего-то именно сейчас ему казалось, будто бы рисунок жил, и портрет пристально изучал его.

– Наверное, не стоило начинать с его зала… – наконец-то нарушила молчание девушка. – Он очень щепетилен в вопросах того, за чем следит и где поддерживает порядок. Поэтому бывает довольно резок и груб, когда что-то задевает его гордость… То, что вы говорили о значениях символов, задело его!

– Кристал, я не хотел его обижать, просто я искал подтверждение своим познаниям символов… – как можно более мягко и искренне ответил он. – Ты сможешь объяснить Фейеро, что я не хотел задевать его, тем более, в столь важных вопросах?

– Да, – с легкой улыбкой на лице, ответила девушка. Мужчина облегченно вздохнул. Для него это означало, что нить доверия становится только крепче.

– Я думаю, на сегодня нам стоит закончить, – говорил он уже более официальным тоном, подходя к кушетке со стороны спинки. – Тем более, что уже стемнело, и тебе нужно отдохнуть… Твоя бледность заставляет меня чувствовать себя виноватым за то, что я затянул прибывание в твоем мире.

– Ничего страшного, – она устало улыбнулась и аккуратно села. – Вы правы, мне действительно стоит отдохнуть… – чуть покачав головой, она повернулась так, что ей стал виден стол и лежащие на нем предметы.

– Ты что-то хотела? – спросил ее мужчина.

– Карандаш и листы… – быстро ответила она. – Иногда наступают периоды, когда мне хочется рисовать, и чем больше, тем лучше!

– Хорошо, – благосклонно улыбнулся он, и подойдя к столу, достал целую пачку бумаги, и, еще не распечатанную, коробку с карандашами. – Я отдам все это санитару, чтобы тебе не носить такую тяжесть, – добавил он, подходя к двери и пытаясь локтем опустить дверную ручку вниз.

– Этого не нужно! – молниеносно, буквально в несколько шагов она оказалась возле него и, быстро забрав все из его рук, прижала бумагу и карандаши к себе так, словно в ее руках были главные сокровища этого мира. – Спасибо, – толкнув дверь, она влетела лбом в широкую грудь санитара, и застыв на одном месте, боялась поднять лицо и посмотреть вверх.

– Все в порядке, – мягко сказал доктор и, показав жестом, чтобы санитар отвел девушку в ее палату, закрыл за ними дверь.

Подойдя к письменному столу, он опустился в кресло так, словно силы покинули его и, потирая глаза правой рукой, тяжело вздохнул.

– И во что ты ввязался на этот раз? – тихо спросил он сам себя, но, поняв, что ответа на данный вопрос пока еще нет в его голове, он открыл глаза и включил лампу, стоявшую слева от него.

Разложив перед собой рисунки, созданные девушкой буквально за несколько минут, он достал карандаш и, взяв в руки портрет Фейеро, начал писать на свободном месте, прямо под портретом:

«Хочется назвать тебя котом и кукловодом. Раз ты привел в ее сознание остальных, значит без сомнения – ты и есть лидирующая личность этой процессии. Двойственность символов и уклонение от прямых вопросов заставляет усомниться в честности и искренности произносимых тобой фраз. Ты преследуешь какую-то вполне конкретную цель, но почему именно эта девушка – это не понятно. Почему это расщепление личности хочется назвать как-то иначе, абсолютно ненаучным термином – тоже хороший вопрос… Я знаю, что ты скрыл от нее, что истинность значений символов твоего безупречного зала: вечное общество, существовашее за много лет до появления людей, славившееся своей ложью, лестью и добивавшееся всего через зарождение неуверенности в душах, сердцах и разуме…»

Перечитав написанное, мужчина невольно ухмыльнулся и, еще раз посмотрев на оставленный ему портрет, положил его к остальным. Взгляд мужчины блуждал по нарисованным лицам. Они были отталкаивающими и притягательными, вызывали чувство страха или просто трепета, и пока только одно лицо вызывало в нем недовольство.

– Я знаю, что ты специально мучаешь ее… Кто же ты, черт тебя побери, такой? – это был единственный вопрос, на который он никак не мог найти ответа.


2 круг сознания: «Здесь множество блюд… Это как бесконечный фуршет…»

«Свинцово-серое небо нависло над этой больницей…» На протяжении вот уже пяти лет – с этой мысли он начинал каждое свое утро, не замечая, как повторение стало неискоренимой привычкой.

Доктор Дональдс уже давно закрылся от всего мира стенами своего кабинета и предпочитал покидать его крайне редко, и то только для того, чтобы пройтись по местам своих воспоминаний, движимый простым желанием: не потерять то немногое, что у него осталось от прошлой жизни. В какой-то степени он и сам был клиентом собственной психиатрической лечебницы, вот только он учился справляться с личными проблемами у тех, кого остальное общество стойко считало ненормальными.

– В какой-то степени мы все ненормальны! – эту фразу он произносил в тот момент, когда к нему обращались родные очередного несчастного человека, потерявшего силы и поддержку окружающих, в тот момент, когда они ему были нужны сильнее всего.

– В этом мире так много сумасшедших только потому, что люди больше не умеют полагаться на кого-то еще, кроме себя самих. Одиночество, разрозненность и неумение доверять друг другу – вот основные причины того, что у меня всегда есть и в дальнейшем будут клиенты! – горько ухмыльнувшись, он стоял у окна и смотрел на свинцово-серое небо, нависшее над больницей.

Чем был для него этот кабинет? Кто-то из персонала, работающего на него, считал, что доктор уже давно перестал разделять понятие жилище и работа, и просто еще по какой-то нелепой и одному ему известной причине, до сих пор не перевез свои вещи в кабинет, который он стремился не покидать 24 часа в сутки, 7 дней в неделю.

Кроме того, доктор Дональдс был героем множества сплетен и слухов, разраставшихся по причине его сильной замкнутости.

– Когда я только пришла сюда работать, – говорила его секретарь-ассистент, Эл. – Он не был таким замкнутым, много улыбался и все время торопился покинуть работу за несколько часов до окончания рабочего дня.

– Что изменилось? – недоуменно спрашивали ее медсестры, санитары и другие врачи отделения.

– Не знаю… – в такие моменты девушка задумчиво морщила нос, пытаясь вспомнить, что же на самом деле так могло повлиять на взгляды доктора, но, не найдя ни одного подходящего ответа, драматично вздыхала и задумчиво добавляла. – Просто в один день все переменилось… Резко! Раз – и на работу приехал совсем другой человек!

В такие моменты все задумчиво кивали, делая вид, что понимают, о чем идет речь, и что они удовлетворены полученным ответом. А разойдясь, начинали шептаться по углам, рассказывая истории, одна невероятнее другой. Он знал об этом, но руководствовался правилом невмешательства и просто не замечал происходящего вокруг.

Итак, его кабинет был своего рода цитаделью, местом, где он скрывался от всех, даже от собственных работников. Единственные, кому было позволено нарушать покой этого места – пациенты этой психиатрической больницы. Те, кому нужна была защита не меньше, чем самому доктору Дональдсу.

Робкий стук в дверь. Этот стук был именно робким и неуверенным, даже, несмотря на то, что ей было назначено на это время, девушка все равно чувствовала себя неловко, словно она вторгалась в чужой мир. Тихо открыв дверь, она с некоторой опаской посмотрела на санитара, который стоял в ожидании того, что она зайдет. Возможно, его посещали мысли о том, что девушку можно было бы и затолкнуть, в открывшуюся дверь, но правила больницы запрещали жестокое отношение к пациентам. Вдобавок к этому, все помнили о той истории, которая произошла три года тому назад, когда доктор уволил нескольких санитаров за то, что те толкали пациентов, когда хотели, чтобы они быстрее шли на процедуры или по своим комнатам.

Итак, она стояла на пороге, прижимая ворох листов к груди и ожидая, когда владелец кабинета предложит ей войти. Этот ритуал был необходим для нее, так как иначе, девушка чувствовала себя неуютно.

Доктор Дональдс стоял возле окна, задумчиво глядя на пейзаж, открывавшийся ему из окон больницы. Сколько он там стоял, не было известно никому, даже он сам не мог точно сказать, сколько времени уже прошло, и возможно, если бы не подошедшее время для нового сеанса с Кристал, мужчина простоял бы, глядя в окно до тех пор, пока день не сменился ночью.

– Доктор… – позвал его санитар, все еще размышляя, подтолкнуть ему девушку в кабинет или же дождаться, когда доктор пригласит ее сам. – Доктор! – повторенное еще раз, это слово звучало уже более настойчиво. Звук стремился добраться до самых потаенных уголков сознания мужчины, желая выдернуть его из тумана размышлений. – Док…

– Кристал, ты можешь войти, – неожиданно быстро и громко сказав это, доктор шумно вздохнул. Девушка осторожно прошла внутрь, а санитар быстро закрыл за ней дверь.

Какое-то время она не решалась подойти к кушетке и столу и, робко стоя рядом с дверью, смотря на Дональдса широко открытыми глазами, прижимая рисунки к груди.

– С вами все в порядке? – тихо спросила она.

– Да… – так же тихо, почти шепотом ответил он, продолжая смотреть в окно. – Просто я размышлял…

– О чем? – он не заметил, как девушка сделала несколько шагов вперед.

– Тот сад, в котором мы были вчера… Он действительно так много значит для тебя? – смятение поглотило его, мужчина боялся ответить самому себе на единственный вопрос, ответ на который интуитивно всплывал в его голове: «Хотел бы и я иметь подобный сад, где смог бы хоть ненадолго укрыться от этого мира!»

– Я же предупреждала вас! – тихо ответила она, склонив голову. Ее руки, до этого с силой прижимавшие к телу листы, разомкнулись, и, шелестя, словно листва деревьев на ветру, бумага упала на пол. – Зачем?

– Не важно, – тихо ухмыльнувшись, он обернулся и посмотрел на свою пациентку.

Немного сонная, слегка растрепанная, с раскрасневшимися глазами, готовая вот-вот расплакаться. Сейчас девушка напоминала ему ребенка, не ожидавшего того, что его могут наказать за какую-то невинную шалость.

– Плохо спала? – мужчина перевел взгляд на пол, усыпанный рисунками, сделанными простым карандашом.

– Просто Фейеро сказал, что будет лучше, если вы будете знать, как выглядят все наши залы, так вам будет проще оценить мой мир… – опустившись на колени, она начала судорожно собирать рисунки. – Но теперь я не уверенна, что вы готовы к такому… Я ухожу! – тяжело вздохнув, она придвинула к себе листы, беспощадно сминая их, словно боялась, что может произойти еще что-то такое, чему не нужно происходить.

– Кристал, подожди! – доктор быстро подошел к девушке, помогая ей аккуратно собрать рассыпавшиеся листы. – Прошу тебя, ты должна мне доверять! Я действительно хочу помочь тебе!

– Так помогите сначала самому себе! – был ли это крик, или она просто сказала эти слова слишком громко, но на мгновение Дональдс замер удивленно глядя на нее.

– Я уже себе помог… – спокойно ответил он, глядя в ее глаза. Что он видел в них? Страх? Боль? Отчаянье? Трудно было точно сказать, что это было какое-то одно чувство, но и не правдой было бы то, что она испытывает все их одновременно. – Кристал, я уже давно помог себе и теперь хочу помочь тебе! – он старался придать больше уверенной мягкости собственному голосу, чтобы она поверила в его слова.

– Фейеро так не считает… – ответила она, опустив голову. – Он думает, что вы притворяетесь, что у вас все в порядке, а на самом деле переживаете какую-то боль.

От этих слов он слегка отшатнулся от девушки, но после взял себя в руки и, быстро собрав все рисунки, отдал их Кристал.

– Я не уверен в том, что Фейеро правильно думает обо мне, – с легкой улыбкой на лице ответил он. – Сложно очень точно сказать что-то о человеке, поговорив с ним все один раз.

– Да… я и забыла об этом… – тяжело вздохнув, девушка взяла в руки рисунки и, положив их на журнальный столик, села на кушетку и стала старательно разглаживать помявшиеся листы. – Мы рисовали всю ночь… Фейеро очень хотел, чтобы вы увидели каждый зал, в котором вам еще предстоит побывать…

– Передай ему от меня слова благодарности, – он продолжал спокойно улыбаться, в то время как что-то внутри него восставало против созданной девушкой личности. Но он не имел права показать ей то, как на самом деле он относится к Фейеро. – В конце концов, она создала его для себя, потому что нуждалась в собеседнике и защите.

– Не стоит его благодарить, – меланхолично отозвалась девушка, аккуратно разложив все листы. – Дело в том, что он считает, что у вас недостаточно воображения для того, чтобы представить все великолепие каждого зала.

– Действительно не стоит… – эхом повторил ее слова врач и, взяв в руки блокнот и ручку, он сел в кресло у изголовья кушетки. – Как ты себя чувствуешь, Кристал?

– Неплохо… – она вновь стала впадать в безразличие ко всему окружающему, словно снова переставала чувствовать этот мир.

– Скажи, ты готова рассказать мне о следующем зале? – он старался говорить как можно осторожнее, поскольку до сих пор сомневался в том, что она начала хоть немного ему доверять.

– А вы так хотите знать о нем? – ухмылка, и ее лицо снова стало похоже на венецианскую маску. – Возьмите листы и вы его увидите! – небрежный взмах рукой в сторону рисунков, которые еще минуту назад она разглаживала и расправляла с такой старательностью и заботой, что было тяжело поверить в то, как быстро она потеряла к ним всякий интерес.

– Кристал, я хочу увидеть этот зал не по рисункам, созданным тобой и Фейеро. Я хочу увидеть этот зал только твоими глазами! – она вздрогнула, на какой-то миг ее глаза расширились от удивления, а дыхание сбилось на несколько секунд, и одинокая слезинка скатилась по ее щеке. Это не смогло ускользнуть от взгляда доктора даже, несмотря на то, что она сидела к нему боком.

– Вы увидите его точно таким же, – она сопротивлялась, стремясь заставить себя не верить в то, что еще может быть кому-то небезразлична.

– Рисунки показывают только внешнюю сторону зала, а я же хочу увидеть его изнутри и прочувствовать так, как его чувствуешь и воспринимаешь ты…

– Приятная лесть… – тихо прошептала она. – Я знаю, что вам платят за мое лечение, потому что это ваша работа…

– Эти деньги платят не для того, чтобы я слушал тебя. А для того, чтобы наше отделение могло предоставить тебе и остальным пациентам чуть больше возможностей для выздоровления, чем в других больницах, – спокойно ответил Дональдс. И он был честен с ней, поскольку уже давно не испытывал особой тяги ни к деньгам, ни к славе, ни к поддержанию идеальной репутации.

– Вы честный… – облегченно вздохнув ответила она, и легла на кушетку. – Вы первый, кто честно сказал мне, что для него дороже – репутация, или пациенты… – он удивленно слушал ее, глядя на то, как она спокойно вытягивается на кушетке, устраиваясь максимально удобно. – За вашу честность я расскажу вам обо всех залах!

Она закрыла глаза, дыхание стало ровным, ее лицо стало умиротворенно-спокойным, и даже легкая улыбка полная искренности и покоя появилась на ее лице.

– Где ты, Кристал? – осторожно спросил ее мужчина, внимательно следя за реакцией ее тела.

– Я возле входа во второй зал… – тихо ответила она. – Знаете, если бы в нашем мире где-то было бы место, где продукты не портились бы, сохраняя свою свежесть при теплой летней погоде, то оно выглядело бы именно так…


* * * * *

– Никогда не любила эту живую изгородь, мне всегда казалось, что она существует здесь не для того, чтобы разделять залы, скрывая один от другого, а для того, чтобы прятать врата.

– Почему ты так считаешь?

– Еще несколько секунд назад врата были прямо передо мной, а теперь я их не вижу… Скорее всего, они переместились чуть дальше.

– Кристал, а эти врата, они находятся где-то за пределами первого зала?

– Нет! Они его часть. Фейеро никогда не нравились эти врата, потому что они нарушали целостность образа его зала.

– И чем же они ему не угодили?

– «В них нет утонченности и изящности линий!» – кажется, именно так он сказал мне однажды.

Ее руки были устремлены вверх, словно она искала что-то, ощупывая каждый сантиметр преграды, стоящей перед ней.

– Ты хочешь найти их на ощупь?

– Сейчас это возможно только так, потому что я нарушила ход времени, и иду в этот зал тогда, когда еще не имею на это права.

– А откуда появились эти правила с соблюдением времени прихода в тот или иной зал?

– Я уже не помню, просто однажды они появились, и я не сразу стала им подчиняться. Вначале это было весело, можно было бегать из зала в зал, проводя в каждом ровно столько времени, сколько мне хотелось… Это потом уже все стало напоминать пребывание в тюремном заключении.

– Потому что рамки стали слишком жесткими?

– Потому что я не хотела, чтобы меня ограничивали. Мне хватало того, что моя семья все время стремилась меня в чем-то ограничить, и для меня было абсолютным шоком, что и в этом мире все тоже стремились ограничить меня.

Замолчав, еще какое-то время девушка ощупывала руками пространство перед собой, как вдруг она замерла и довольно улыбнулась.

– Нашла врата?

– Да! Как я и говорила, живая изгородь стремится скрыть врата. У меня иногда создается ощущение, что она перемещает вход по всей своей длине, чтобы я никогда не попадала туда, когда хочу этого сама.

– А как выглядят эти врата? – доктор посмотрел на ворох бумаги на журнальном столике, пока ждал ответа от девушки. Она же замерла, вытянув руку вверх, и сжав пальцы так, словно что-то держит в руке. Вытащив рисунок, который ему показался наиболее подходящим, он стал ждать, что расскажет ему Кристал.

– Эти врата, они чем-то напоминают двери холодильника… Знаете, такие большие холодильники стоят где-нибудь на заводах, или складах с продуктами, которые нужно хранить только при определенной температуре.

– Именно поэтому они так не нравятся Фейеро? – тихо усмехнулся доктор.

– Да, но и не только поэтому. Он много раз ругался со Спиром, чтобы тот изменил внешний вид врат, хотя бы со стороны первого сада, но Спир был неуклонен, и врата остаются неизмененными до сих пор!

– А он может их изменить?

– На самом деле нет, потому что врата – полное отражение сущности проводника зала. А вы сами знаете, что изменить суть вещей невозможно. Фейеро настаивал на том, чтобы Спир хотя бы немного приукрасил свой мир, но и тут Спир ответил, что душа повара остается таковой всегда. А значит врата повара – всегда будут показывать на вход в святая святых кухни, и пусть Фейеро еще радуется, что врата не напоминают дверцу духовки.

– Кажется, этот проводник достаточно забавен, – улыбнувшись, доктор достал из-за блокнота листок с портретом проводника второго зала.

– Он еще и достаточно честный, вот только нужно… Она немного сморщила лицо, мускулы на ее руке напряглись, словно ручка открывалась с большим трудом.

– Может мне стоит тебе помочь? – вежливо поинтересовался доктор.

– Нет, эти врата открываются, только если к ним прикасаюсь я. Если вы попробуете мне помочь, даже просто взяв меня за руку, то они не только не откроются, но и в дополнение к этому, я попаду в девятый зал… А я не хочу туда… по крайней мере сейчас!

Говоря про девятый зал, ее голос задрожал так, словно она боялась попасть в него снова.

– А чем так страшен этот зал для тебя?

– Я не боюсь его, я просто не люблю там находиться. Каждый раз мне кажется, что я медленно схожу с ума!

Еще какое-то время она сильно напрягала сначала правую руку, после чего схватилась за что-то обеими руками, судя по напрягшимся мышцам, она сделала еще одно усилие, и с легкой улыбкой радостно выдохнула.

– Можем заходить! – чуть привстав с кушетки, она махнула доктору рукой так, словно предлагала ему проследовать за ней. – Итак, второй зал – это место вечного праздника живота или вечного фуршета. Здесь множество столов с блюдами разных кухонь мира. Здесь есть все от мясных блюд до изысканных десертов, причем смешиваются не только различные кухни, но и века. Проводник этого зала, Спир, большой любитель приготовить что-нибудь по рецепту, который использовался пять или шесть веков назад. Я не знаю, откуда он их достает, но он, словно фокусник, извлекает рецепт, а следом и уже готовое блюдо, полностью соответствующее той эпохе, когда писался этот рецепт. А еще он любит стилизовать столы в соответствии с тем, блюда какой кухни будут стоять на ней, поэтому, как только заходишь в его зал, сразу же можешь сориентироваться, где какая кухня и чего тебе хочется попробовать больше всего. Самое интересное, что кухни он разделил по сторонам света, и тут невозможно ошибиться и попробовать что-то не то. Всегда найдешь свое блюдо, главное точно помнить с какой стороны света, находится интересующая тебя кухня.

– Это идея Спира, так разделить кухни? – доктор слушал девушку не без интереса, так как заметил, что она изменилась: на лице вновь появилась живость и заинтересованность.

– Не знаю, иногда мне кажется, что так было всегда. Спир очень изобретателен, и это часто можно заметить и в его блюдах и в самом расположении столов. Да и в самих столах есть определенная символичность.

– И чем же она выражается?

– Каждый стол, по форме напоминает страну, блюда из кухни которой на нем выставлены. Основное блюдо, которым славится данная страна, ставится на место столицы, а все остальное выставляется исходя из того, в какой провинции, области или округе это блюдо было впервые изготовлено.

– Это тоже придумал Спир?

– Да, он считает, что познать страну можно только тогда, когда ты попробуешь главное блюдо на вкус.

– И ты согласна с его мнением?

– Даже больше, чем просто да! Иногда мне кажется, что, если бы мы были знакомы тогда, когда мне нужно было готовиться к урокам по географии, и он рассказал мне о таком способе изучения стран, этот предмет давался бы мне легче, и я была более чем заинтересована в изучении географии и истории… Но это все догадки.

Она улыбалась как-то нервозно, словно не верила даже собственным словам. Кристал боялась признать, что то, что ее родные считали ненормальным поведением и отклонением от нормы, для нее было самым радостным событием в жизни, потому что рядом с ней были те, кто понимал ее. Пусть даже это и происходило только в ее голове.

– Скажи, а Спир приходит так же неожиданно, как и Фейеро? – стоило только доктору задать этот вопрос, как девушка подняла правую руку и сжала ее так, словно держит в руках какой-то предмет.

– Даже не упоминай его имя в этом месте! – ее голос стал намного грубее, а движения более резкими, словно она разрубала воздух вокруг себя.

– Спир, прости. Он просто не знает правил твоего зала! – отозвалась она уже своим голосом.

– Кто этот он? Я никого не вижу кроме тебя! – доктор вновь наблюдал ту же картину, что и на прошлом сеансе. Сев на кушетку, девушка резко поворачивала голову, стараясь разглядеть пространство вокруг себя, не открывая глаз.

– Доктор, я показываю ему этот мир, – тихо и немного безразлично отозвалась она, глядя куда-то за спину доктору.

– Еще один шарлатан, который считает, что тебе нужно пить пилюли, и тогда все пройдет? – эти слова прозвучали не как укор или насмешка, а скорее как констатация того факта, что абсолютно все врачи в глазах этого проводника являются шарлатанами.

– Я считаю, что ей нужно лучше познать свой мир! – позволил себе доктор вставить несколько слов.

- Тогда у меня тем более нет смысла вам доверять, господин доктор.

– Отчего же? – удивился Дональдс, глядя на то, как у девушки стало сбиваться дыхание, словно любое движение давалось ей очень тяжело. – «Этот Спир должен весить не меньше 150 килограмм, при такой отдышке», – подумал врач, продолжая наблюдать за неуклюжими движениями девушки.

Кое-как поднявшись с кушетки, она села так, словно пространство, занимаемое ей, было непомерно мало, и из-за этого она чувствовала себя жутко неуютно. Испарина появилась на ее лбу и шее, словно ей было очень жарко, хотя в кабинете при этом поддерживалась температура градусов в 20 тепла.

– Спир, а что ты приготовил сегодня? – ее голос звучал так, словно она стояла рядом с волшебником, который вот-вот извлечет из рукава что-то необычное и абсолютно в нем не помещающееся.

– А какая кухня интересует принцессу сегодня? – она немного кряхтела и тяжело дышала, но при этом говорила так, словно в этой жизни не было никого более важного.

«Спир явно ее защищает и испытывает к Кристал чувства, сравнимые с чувствами отца или старшего брата. Довольно необычно, учитывая, что он является полной противоположностью предшествовавшей ему личности, которого она называла Фейеро. Исходя из реакции Спира на имя последнего, он явно не является его другом, но при этом он знает его самого. Еще одно несоответствие диагнозу, хотя я могу допустить исключительность и уникальность данного случая».

– Хотелось попробовать настоящих эклеров, покажешь на каком они столе? – она говорила довольно весело и бойко, ее лицо больше не выражало вселенской усталости, Кристал снова ожила.

– Так, давай мне руку, я поведу тебя, – девушка подняла вверх левую руку и сжала правую так, словно держала что-то или кого-то этой рукой. – Сожалею доктор, но вам не суждено попробовать мои лакомства, – немного насмешливо сказала она низким голосом.

– Ничего страшного, Спир. Кристал потом расскажет мне, насколько это было вкусно, – меланхолично-спокойно ответил доктор и стал внимательно следить за действиями девушки. Замечая, что когда с ним разговаривала ее очередная сущность, она предпочитала сидеть к доктору спиной, а не лицом, как это было на прошлом сеансе.

Следя за тем, как она сама себе что-то рассказывает, разными голосами, то начиная тяжело дышать, то весело смеясь, доктор Дональдс вытащил из блокнота портрет второго проводника.

Грузный мужчина лет пятидесяти или около того, с широкими скулами и крупными чертами лица, ярко выраженной усталостью в глазах и несколькими дополнительными подбородками смотрел на него. В нем было обычно абсолютно все, кроме одной единственной детали: доктор был готов поклясться, что из-под колпака на рисунке, проглядывались небольшие рожки, и именно эта деталь в портрете, придавала ему какой-то чертовщины во всем его естестве.

– Я так понимаю, вам очень нравится то, что вы делаете? – задал вопрос доктор, чтобы начать беседу.

– Я ценю тот опыт, который передается с годами в виде рецептов различных блюд, но иногда я устаю от всего этого – звучало немного самодовольно, словно он любовался самим собой, но, в тоже время, довольно искренне, по крайней мере, то, что касалось усталости. – Если бы вы изучали кухню столько, сколько с ней знаком я, вы бы узнали, что за все время существования общества, рецепты приготовления мяса изменялись более ста раз!

– Это действительно интересно! – воодушевленно повторил его интонацию мужчина.

– Издеваетесь… – подытожил его слова Спир. – Никто из вас не понимает всей важности того, что я делаю! Я создаю произведения искусства из еды, повторяю уникальные рецепты и разрабатываю свои. В конце концов, я не позволяю принцессе умереть с голоду в то время, пока остальные кормят ее рассказами о своих личных забавах!

Простите меня Спир, я не имел права так вас обижать, – доктор пытался хоть как-то исправить ситуацию, но это давалось ему с большим трудом, если не сказать, что это был полный провал.

– Вы не понимаете, насколько я важен для нее! Никто из вас этого не понимает! – если бы эмоции взяли верх, то девушка уже била себя в грудь после каждого сказанного слова, выражая таким образом недовольство из-за столь наплевательского отношения.

«Эта личность удивительно ранима, и, возможно, страдает из-за низкой самооценки. Довольно странно, учитывая, что когда происходит расщепление, как правило, остальные личности считают себя полным совершенством, оставляя комплексы владельцу тела».

В комнате повисла пауза, девушка тяжело дышала, и это означало только то, что сама Кристал сейчас находится где-то далеко, а место в сознании полностью отдано повару Спиру.

– Спир, как вы думаете, почему Фейеро, – девушка вздрогнула и замерла, – рисуя вас, нарисовал вам еще и пару рожек на лбу? – как только вопрос достиг слова «рожки», девушка вздрогнула во второй раз, тяжело задышала и быстро ощупала свой лоб правой рукой. Было ясно видно, как одной рукой, она стремилась натянуть что-то на лоб, чтобы скрыть какую-то деталь. Девушка сделала это настолько быстро, что изначально могло показаться, что она просто чешет лоб.

– Док, для Фейеро, я, своего рода, паразит, мешающий его задумкам, вот он и пририсовывает мне, то рожки, то еще какую-нибудь чертовщину, – в звучавшем голосе слышалось беспокойство вперемешку с явным довольством собой, так как логичный ответ был найден, а это означало, что он ускользнул от реального ответа.

– Вы настолько не дружны? – доктор продолжал следить за реакцией девушки, пока ее сознанием руководил Спир.

- Этот самодовольный кретин… Он посмел усомниться в моем кулинарном искусстве, раскритиковал мою идею зала, и плюс ко всему еще и выставил претензии по отношению к моим вратам! – чувства, переполнявшие эту личность, рвались наружу, дыхание стало еще более учащенным, а это говорило только о том, что задета крайне важная тема для него. – Да как он только посмел назвать меня бесполезным существом нашего мира! Я! Я!… – задыхаясь то ли от злобы, то ли от сильных чувств, девушка пыталась перевести дыхание. Пот градом струился по ее лицу и шее, доктор поставил рядом с ней на стол коробку с салфетками, заметив, что Спир абсолютно не пользуется левой рукой, он все делает только правой, в то время как левая весит как бесполезный предмет.

– А почему он назвал вас бесполезным? На это были какие-то особые причины? – были ли эти вопросы какими-то особенными катализаторами для этой личности, но только девушка резко повернулась, и вновь на мужчину был устремлен пристальный взгляд закрытых глаз, если его можно было бы назвать таковым.

– Если вы думаете, что все знаете только потому, что у вас есть портрет, нарисованный этим выскочкой, и вы заметили, что у меня нет левой руки, это еще не значит, что вам известно все, что скрыто от ваших глаз! – она говорила резко, словно стремилась каждым словом, если не достать до тела доктора, то хотя бы разорвать воздух вокруг него. – Я очень рад, что в моем мире вы, всего лишь голос, звучащий неизвестно откуда и пропадающий неизвестно куда. Поскольку если бы я знал, где находится ваша шея, уже бы давно перерезал вам горло и больше не заботился о том, что какой-то неуч, не умеющий видеть даже с открытыми глазами, пытается влезть туда, куда ему лазить строго противопоказано! – этим словам тяжело было не верить, хотя бы потому, что они звучали настолько уверенно и жестко, что не оставляли не то, что никаких сомнений, а даже не позволяли задать ни одного вопроса. – Попрошу вас не забывать, что вы общаетесь не просто с поваром, знающим множество рецептов или искусным кондитером. А еще и с искусным мясником. И поверьте мне, я найду способ вам это продемонстрировать!

Неожиданно она перестала тяжело дышать, и, повернувшись в противоположную сторону, заговорила уже своим голосом.

– Спир! Твои эклеры – это что-то волшебное, никогда не ела ничего вкуснее! Научишь меня их готовить? – она словно не замечала, как изменился персонаж ее мира.

– Конечно, принцесса! Вот только сейчас я должен оставить вас, – недобро ухмыльнувшись, она повернула голову в сторону доктора и продолжила говорить, не поворачивая головы. – Мне еще столько нужно успеть подготовить!

– Я понимаю, – понуро опустив голову, ответила девушка. – Но мы же еще увидимся?

– Конечно, ведь я обещал тебя научить готовить эклеры и разделывать мясо! – девушка радостно захлопала в ладоши, а доктор судорожно сглотнул, на некоторое время ему показалось, что воздуха стало катастрофически мало. Но спустя некоторое время, он все-таки пришел в себя и посмотрел на молча сидевшую девушку.

– Он еще здесь? – осторожно спросил мужчина, приглядываясь к левой руке девушки.

– Нет, – уперевшись обеими руками в кушетку, Кристал чуть подалась вперед и замерла. – У него снова какие-то дела на кухне… Наверное нашел еще один редкий рецепт и теперь хочет его приготовить.

– Мне показалось, что Спир немного неуверен в себе… – доктор продолжал говорить, соблюдая осторожность. Он делал это хотя бы потому, что ему не было известно, слышит ли его сейчас эта личность, или нет.

– Да, так и есть, – девушка слегка кивнула, и, оперевшись всем телом на спинку кушетки, она сложила руки на животе и снова вздохнула. – Понимаете, он был очень замкнут, когда мы с ним познакомились. Боялся доставить неудобства своей неповоротливостью, из-за того, что он большой… Остальные считают его толстым и неуклюжим, а по мне, так он замечательный. От него веет заботой, защитой… А главное, ему я могу доверять больше, чем остальным… Жаль только, что мы слишком редко видимся. Он волшебник!

– Его волшебство – это кулинария… – вздохнув, он закончил за нее фразу.

– Нет, доктор, главное волшебство не в этом… – она замолчала, и, подняв голову, можно было бы подумать, что она смотрит вверх.

– А в чем тогда? – он видел, что ее лицо выражало полное спокойствие, и именно в этот момент, она была по-настоящему прекрасна.

– То, что он делает с блюдами, которые потеряли свою свежесть… – опустив голову, она склонила ее набок, словно рассматривала что-то впереди. – Как только продукт теряет свежесть, он обращает его в прах. Спир проделывал этот трюк несколько раз на моих глазах. И самое забавное в этом то, как они рассыпаются. У меня каждый раз было ощущение, что все то, к чему он прикоснулся, было из песка, и только поэтому все так легко рассыпалось в его руках.

– А в чем же был секрет этого фокуса?

– Спир так и не рассказал мне об этом. Но он сказал, что я никогда не рассыплюсь так же, как все это, потому что моя душа вечна! – она улыбалась искренне, счастливо и безмятежно, теперь в ее лице не осталось даже намека, на былую маску безразличия.

– Что мешает видеться чаще?

– Выставленный срок и частота пребывания в каждом зале… – немного задумавшись, девушка ненадолго замолчала.

– Здесь ты можешь быть меньше всего?

- Да! – грустно ответила она. – Дело в том, что остальные считают, что мне этот зал нужен меньше всего, так как вечно есть никогда не будешь… Но проблема в том, что попасть сюда я могу только через первый зал, а вернуться назад из третьего, пятого или девятого мне запрещают!

– Кто именно тебе это запрещает?

– Живая изгородь… В тот момент, когда я хочу вернуться в какой-то зал, она полностью поглощает врата и не позволяет мне их найти. В результате поисков я подхожу к тем вратам, которые ведут в следующий зал… И так каждый раз! – она мотнула головой, отчаянно стремясь отогнать от себя все дурные мысли.

– Но если этот мир придумала ты, то все, что находится здесь, должно подчиняться тебе, разве не так? – с каждой последующей минутой ее рассказа, у доктора появлялось все больше и больше вопросов, на которые он никак не мог найти ответа.

– Я не знаю, почему все так… Может быть, я отказалась от возможности управлять этим миром, и все что в нем есть, только поэтому и перестало меня слушаться… – неожиданно схватившись за голову, она согнулась пополам, чуть не закричав, ее дыхание участилось, лицо исказилось в гримасе боли. – Я не помню, почему все так! Я не знаю этого! Нет! – задрожав всем телом, она стремилась закрыть голову, словно кто-то невидимый наносил ей удары.

– Кристал! – быстро оказавшись возле девушки, он схватил ее за плечи, мужчина чувствовал, как дрожало ее тело. Выставив руки вперед, девушка пыталась избавиться от чего-то или кого-то, удерживающего ее, отчаянный крик разрывал пространство вокруг нее. – Ты слышишь меня? Кристал! Кристал…


* * * * *

– Что с тобой произошло? – мужчина сидел рядом с девушкой, держа ее за левую руку.

– Я не знаю… – опустив голову, почти шепотом ответила она. – Такого раньше не случалось…

– Что ты чувствовала? – он старался говорить тихо, спокойно, уверено, сейчас он боялся напугать девушку своим напором.

– Я честно не знаю, – несколько слезинок скатилось по ее щекам. – Я как будто перестала чувствовать тело, словно что-то забрало его у меня!

– Но почему ты схватилась за голову? – он беспокоился о ней, впервые за всю его практику к нему попал пациент, который не был безнадежно болен, но боялся своего диагноза, и между тем смирился с жизнью в подобных заведениях.

– Мне показалось, что если сдавить голову сильнее, то он отпустит меня, и я снова почувствую свое тело… – подняв голову, она смотрела на мужчину широко открытыми от страха глазами. – Странно, правда? Даже более чем просто странно – это ненормально! Родители правы!

– Кристал, не делай преждевременных выводов! Я постараюсь тебе помочь! Мы вместе решим твою проблему! – она замотала головой, на что он сжал ее руки чуть сильнее. – Скажи мне, как именно ты потеряла свое тело в этом зале?

– Потолок… – она подняла голову вверх, и посмотрела на потолок кабинета. – Потолок навалился на меня, и мне стало нечем дышать… Это было больно!

– Какой потолок? Как он выглядел? – он старался поймать ее взгляд, сфокусировать на себе и не позволить ей отвести глаза от его глаз.

– Живая изгородь… там она смыкается над головой, создавая потолок… Она упала на меня, и я запуталась в ней… мне было нечем дышать… – дыхание девушки участилось, она продолжала смотреть на доктора широко открытыми от ужаса глазами, слезы катились по ее щекам, но она не замечала этого. Вместо того чтобы хоть немного успокоится, она вырвалась из его рук и, безмолвно рыдая, свернулась калачиком на кушетке, обхватив свои колени и стараясь не закрывать глаза.

– Эл, успокоительное! Быстро! – с этими словами он распахнул дверь кабинета, и посмотрел на свою перепуганную ассистентку.

Подскочив со своего места, девушка подбежала к аптечке, и судорожно начала перебирать пачки с таблетками и ампулами.

– Доктор, в таблетках или…

– У нее шок, о таблетках не может идти речи! – резко и немного зло ответил Дональдс, глядя на то, как девушка извлекает нужную упаковку с ампулами из шкафчика.

Ее руки сильно дрожали, из-за этого ампула никак не хотела поддаваться, не выдержав, доктор подбежал к девушке, и, выхватив из ее рук ампулу и шприц, быстро отломал горлышко и набрал лекарство.

С молниеносной скоростью он подбежал к кушетке, где лежала Кристал.

– Эл, ты мне нужна! – крикнул он в открытую дверь, девушка же стояла в оцепенении, и боялась пошевелиться. – Черт побери, Эл! Не смей! Ты мне нужна! – грозно прокричал он.

Ассистентка, на ватных ногах зашла в кабинет, и посмотрела на девушку. К ее горлу подступил огромный ком, дыхание перехватило, но Эл смогла сделать над собой усилие, и, подойдя ближе, опустилась на колени, возле кушетки.

– Возьми ее за руки, нужно их расцепить! – командовал Дональдс, не замечая никого и ничего, кроме, содрогающейся от слез, Кристал. Эл крепко взяла девушку за руки и, сделав усилие, смогла их разомкнуть, доктор быстро вколол успокоительное. Почувствовав укол, Кристал словно вернулась из какого-то забытья, но попытавшись резко подняться, она почувствовала сильную слабость в ногах, а вслед за этим у нее закружилась голова.

– Что вы делаете? – Кристал чувствовала, как ее тело начало слабеть, перед глазами все поплыло. Вместе со слабостью пришло чувство покоя, что не хотелось даже говорить. Только очень тихо шептать. – Что вы?…

– Тихо милая, тихо… – доктор осторожно гладил девушку по голове, аккуратно укладывая ее на кушетку. – Сейчас тебе нужно отдохнуть… Это был слишком тяжелый сеанс для тебя! – он гладил ее по голове до тех пор, пока она не закрыла глаза.

В кабинете наступила тишина. Только сейчас он почувствовал, что на пальцах правой руки есть что-то липкое. Поднеся руку к глазам, Дональдс увидел, что все его пальцы были в уже ставшей коричневой крови. Он даже не заметил, как поранился, когда вскрывал ампулу.

– Эл, принеси мне раствор перекиси, вату и пластырь, – уставшим голосом сказал он. Но в ответ была лишь тишина. – Эл! – резко повернувшись в ту сторону, где должна была сидеть девушка, он увидел, что его ассистентка лежит на полу. – Эл! – он подбежал к ней, беспокоясь о том, что с ней что-то произошло. Приподняв девушку с пола, доктор Дональдс взял ее за руку и начал прощупывать пульс. – Господи… Просто обморок! – облегченно вздохнув, он покачал головой и, осторожно взяв девушку на руки, перенес Эл в кресло, стоящее рядом.

Слегка пошатываясь, он пошел в сторону приемной. Сейчас, все что ему было необходимо, это обработать руку, привести в чувства Эл и переместить Кристал в ее палату.

Подойдя к столу секретаря, он нажал на селекторе кнопки громкой связи и вызова, спустя несколько гудков в трубке раздался спокойный и даже немного сонный голос.

– Эл, что у вас там произошло? – это был дежурный врач отделения.

– Питер, это Дональдс…

– Доктор! Что-то случилось? – легкий шок вперемешку с испугом и одновременное удивление слишком ярко прозвучали в его голосе, что не могло не удивить доктора Дональдса.

– Да! Мне нужно несколько санитаров, носилки, и нашатырь… Все ясно?

– Хорошо, док, сейчас все будет! – быстро ответил Питер и положил трубку. Спустя несколько минут дежурный врач уже был в приемной, вместе с санитарами носилками и флаконом нашатыря.

– Что у вас тут произошло? – Питер стоял на пороге, с удивлением разглядывая приемную и кабинет, насколько это позволяла открытая дверь. Доктор Дональдс сидел на диване, и, закатав рукава, обрабатывал правую руку, протирая мелкие царапины. На столе секретаря лежала открытая упаковка с пластырями, мужчина был предельно сосредоточен на своем занятии и поэтому даже не заметил, как кто-то зашел в приемную. В кабинете в это время на кушетке и в кресле лежали две девушки, не подававшие никаких признаков сознания. Тишина, нагнетавшая и без того не простую обстановку, рисовала в головах пришедших людей картины расправы доктора с ассистенткой и пациенткой. А проявляемое им спокойствие, во время стирания крови с руки, заставляло верить в реалистичность предположения о том, что доктор уже давно сошел с ума. – Док? – тихо, почти шепотом позвал его Питер.

– Вы уже здесь! – тряхнув головой, словно он прогонял остатки сна из своего сознания, доктор Дональдс посмотрел на толпящихся в дверном проеме людей. – Нашатырь принес?

– Да… – замявшись, ответил Питер. – А что здесь…

– Сеанс был слишком тяжелым для нее, она не смогла справиться, пришлось успокаивать… – он говорил эти слова, не проявляя никаких эмоций. – Подай, пожалуйста, упаковку с пластырем.

– А?…

– Когда вскрывал успокоительное, не заметил, как часть ампулы рассыпалась в руке, – все так же спокойно проговорил Дональдс. – Нужно отнести Кристал в ее палату и проследить за тем, чтобы, когда она очнулась, ей дали еще успокоительное и половину таблетки снотворного… – мужчина отдавал распоряжения, глядя на двух санитаров, стоявших за спиной Питера. В ответ они кивнули головой и, пройдя в кабинет, аккуратно переложили девушку с кушетки на носилки. – Будьте с ней предельно осторожны! – крикнул им доктор Дональдс, когда санитары уже несли девушку в сторону выхода.

– Хорошо, док!

Не прошло и двух минут, как Питер и Дональдс остались в приемной вдвоем. Эл все еще лежала в кресле с закрытыми глазами, можно было подумать, что она просто заснула, если бы не нездоровая бледность лица девушки.

– А что с Эл? – не выдержав долгой паузы, спросил Питер.

– Обморок, – спокойно ответил Дональдс, заклеивая последнюю царапину. – Я именно поэтому и просил тебя принести нашатырь…

– Но у вас же должен быть свой флакон! – немного возмущенно ответил Питер.

– Я отказался от этого, – беспечно и безразлично ответил доктор. – Моим пациентам больше необходимо успокоительное, чем нашатырь.

– А Эл?

– Эл пока не может справиться со своими призраками прошлого, поэтому и реагирует так на некоторые ситуации, иногда возникающие в процессе сеансов, – мужчина перевел взгляд на флакон с нашатырем в руках Питера. – Не прижимай его так к себе! Лучше иди и приведи в чувства мою ассистентку, а я пока закончу со своей рукой.

Кивнув головой, Питер взял немного ваты и, слегка смочив ее нашатырным спиртом, прошел в кабинет Дональдса. Спустя несколько минут девушка чихнул, и открыла глаза.

– А! Питер! – Эл явно была удивлена увидеть кого-то еще. – А где Кристал?

– Ее отнесли в палату, ей сейчас лучше отдохнуть, – немного хмурясь, доктор Дональдс прошел в кабинет, и, сев на кушетку, посмотрел на все еще бледную Эл. – Снова вспомнила?

– Да… – тихо и неуверенно ответила она. – Мне кажется, что это никогда не пройдет.

– Спокойно, Эл, на все нужно время, – потирая лоб левой рукой, он и сам боялся признаться в том, что вспомнил эту же ситуацию.

– Док, вы как? – осторожно спросила девушка.

– Справлюсь, – устало улыбнувшись, он собрал все рисунки с журнального столика, и отнес их на свой рабочий стол. Обернувшись, он посмотрел на девушку и ничего не понимающего парня, переводившего взгляд то на девушку, то на Дональдса. – Эл, я даю тебе два выходных, на завтра и послезавтра… Тебе нужно придти в себя. Питер! – обратился он к парню. – Выброси уже вату и, пожалуйста, позаботься об Эл, ее нужно довезти до дома и проследить, чтобы все было в порядке.

– Я могу и сама сесть за руль! – обиженно сказала Эл.

– Твои руки дрожат, и док прав. Сейчас тебе нельзя садиться за руль, я отвезу тебя, – Питер был на стороне Дональдса. Выкинув вату, он подал Эл руку и повел ее к выходу из кабинета.

– Док, вам точно ничего не нужно? – обеспокоенно спросила Эл, обернувшись уже на выходе.

– Все в порядке, если что я помню, где и что лежит, – он снова улыбнулся, сделав это только для того, чтобы девушка не беспокоилась за него.

Они ушли, в кабинете снова установилась тишина, словно здесь не было никого, даже его самого. На письменном столе одиноко горела настольная лампа, кипа рисунков лежала рядом с ней, образуя небрежную гору бумаги. Доктор Дональдс стоял возле окна и смотрел на темное ночное небо.

Ему было тяжело признавать это, но тьма, заполнявшая весь мир в ночное время суток, уже давно стала частью его собственного сердца и души. И только сегодня, глядя на то, что творилось с Кристал, мужчина вспомнил, когда эта тьма появилась в нем самом. Он уже был частью событий, навсегда изменивших жизнь для небольшой группы людей, но в первую очередь изменивших не только жизнь, но и его самого.

– Ты всегда говорила, что можно найти путь даже в кромешной тьме, главное, верить, что твой главный ориентир рядом. И тогда его свет поведет тебя обратно к освещенной дороге… Прости, но я потерял этот свет… – горько усмехнувшись, он закрыл глаза, и тяжело вздохнул. – Все, что у меня осталось, это души бродящие во тьме, без единой надежды на путеводную звезду.


3 круг сознания: «Место вечного праздника… Я всегда вижу тут призраки прошлых торжеств…»

«Все что мы видим или слышим, уже когда-то было в нашей жизни. Но, по какой-то причине, мы предпочли забыть об этом, отказаться от воспоминаний, независимо от того нравились они нам, или нет»

Отложив в сторону записную книжку, доктор Дональдс перевел свой взгляд на разложенные перед ним рисунки. Изображения двух врат, фонтана, зала заполненного столами с едой, и два портрета, то, что уже было пройдено, и оставило свой след, для каждого, кто присутствовал при тех событиях.

Уже неделю он не назначал времени сеанса для Кристал, осознанно избегая ее, опасаясь за то, что еще одно воздействие на, и без того хрупкое сознание, может закончиться тем, что больше он не сможет вернуть девушку из созданного ею мира. Ему было неприятно признать, что он сдался, и другого выхода из ситуации мужчина просто не видел. Кроме того, Дональдс пытался понять, почему в нем появляется столько противоречивых чувств, как только он начинает проводить сеансы с Кристал, во время которых общается с личностями, живущими в ее сознании.

– Все это когда-то уже было… Но только когда? – этот вопрос вновь и вновь возникал в его голове, не давая покоя.

Эл, достаточно быстро пришла в норму, и даже вела себя так же, как и всегда. Вот только сейчас, доктор заметил, что она все чаще и чаще старалась не смотреть пациентам в глаза, словно боялась увидеть в них что-то такое, что могло пошатнуть ее веру в собственную нормальность.

– Эл, как ты? – доктор старался быть настолько мягким, насколько мог себе это позволить. Но даже притом, что он знал, как сильно его ассистентка нуждалась в поддержке, не мог дать ей полную уверенность в том, что он полностью на ее стороне. Слова звучали не достаточно искренне, волнение было не достаточно правдивым, так или иначе, но Эл лишь отмахивалась, говоря, что с ней все в порядке. И как бы ни шли дела, она старалась избегать встреч с Кристал, опасаясь за то, что воспоминания, подавляемые ею столько времени, вновь вырвутся наружу.

Они пытались осознать, что же все-таки пошло не так, да и вообще, почему им становилось страшно, только при одном упоминании о том злополучном вечере. Но ответов не было, а продолжать действовать дальше, было более чем страшно.

– Мы не сможем убегать от этого вечно… – задумчиво произнес доктор, перебирая папки с делами пациентов.

– Потому что ее родителям нужен результат? – нервозно спросила Эл.

– Да… – ответил доктор, и, вздохнув, посмотрел на Эл. – Ты меня о чем-то спросила?

– Скорее вы ответили на собственный вопрос, – нервно усмехнувшись, ответила девушка.

– Да? – держа в руках папку с делом Кристал, мужчина посмотрел на обложку, и, отойдя от шкафа с остальными делами, сел на диван в приемной. – Я просто не знаю, как дальше действовать…

– Док, но своими сомнениями вы не делаете ей лучше, – резонно заметила Эл, и, закусив нижнюю губу, внимательно посмотрела в монитор компьютера. – Может быть, вы перестанете бояться?

– Но ты же до сих пор боишься, – от этих слов руки девушки непроизвольно задрожали, замерев, она смотрела в одну точку. – Эл?

– Вы правы, я до сих пор боюсь, но… – подняв голову, она посмотрела на мужчину широко открытыми глазами. – Я не сдалась… В этом наша с вами разница.

– Да… – сказав это на выдохе, мужчина поднялся с дивана, и, подойдя к девушке, слегка похлопал ее по плечу. – Ты молодец! Не знаю, откуда у тебя берутся силы, но я горжусь тем, чего ты достигла, Эл.

– Спасибо док, – шепотом сказала она, и слегка улыбнувшись, облегченно вздохнула. Теперь она верила в то, что справляется с ситуацией. А если что-то пойдет не так, рядом всегда будет он – человек, который ее понимает.

– Эл, на сегодня можешь идти, – сказал Дональдс, остановившись в дверном проеме.

– Но, док…

– Никаких «Но»! Ты уже все сделала, какой смысл тебе сидеть до конца рабочего дня? – спокойно ответил мужчина.

– А если вам что-то понадобиться? – Эл не сдавалась, ей казалось странным, что ее начальник, обычно требовательный к ней, сейчас так спокойно отпускает ее домой.

– Я сам схожу и возьму! – спокойно ответил Дональдс. – Из-за чего ты так переживаешь, Эл?

– Из-за вашей неожиданной самостоятельности! – покачав головой, ответила девушка. – Но если я вам действительно сегодня больше не понадоблюсь…

– Ты итак уже потратила не одни выходные на работу здесь, поэтому несколько поощрительных дней отпуска будут для тебя лучшим подарком, – сказал Дональдс, искренне улыбаясь.

– Мне кажется, что вы хотите от меня избавиться… – чуть сощурив глаза, Эл пристально всматривалась в лицо доктора, но ни один его мускул не дрогнул.

– Я просто хочу, чтобы ты пришла в себя…

– Со мной все в порядке, я же уже вам это сказала!

– Эл, не нужно, я слишком давно тебя знаю, – ком поступил к горлу девушки, судорожно сглотнув, она опустила голову.

– Пожалуй, вы правы… Я и забыла…

– Все в порядке, – благосклонно сказал доктор. Его голос звучал настолько мягко и заботливо, что девушка перестала нервничать, и, сделав несколько глубоких вдохов, пристально посмотрела на мужчину. – Возможно, мне стоит взять отпуск на пару недель?

– Вполне… – улыбнувшись уголками губ, ответил Дональдс. – Я сейчас же отдам все распоряжения по твоему отпуску, а ты съезди куда-нибудь, отдохни… Тебе это сейчас нужно как никогда.

– Вы как всегда правы, док… – покачав головой, она посмотрела за его спину на окно, через которое было видно небольшой край солнца. – Лучше всего куда-нибудь к морю, где много солнца.

– Отличный выбор! – одобрительно улыбаясь, он подошел к столу своей ассистентки, и быстро набрал номер отдела кадров. Объяснения причин звонка, не заняли много времени, и вот, уже спустя полчаса, Эл, собрав сумку, покидала свое рабочее место, направляясь в сторону дома, чтобы воспользоваться неожиданным отпуском.

Выждав час, с момента отъезда девушки, доктор Дональдс достал из верхнего ящика стола все рисунки, которые были принесены Кристал, и аккуратно разложив их перед собой, выбрал три, которые, по его мнению, подходили больше всего.

– Тебе не нужно знать, что будет дальше. Надеюсь, что ко времени твоего возвращения, я уже во всем разберусь… – он сделал еще один звонок, спустя пятнадцать минут, в дверь его кабинета робко постучали. – Кристал, можешь войти! – дверь распахнулась, и неуверенно ступая, девушка вошла в кабинет врача.

– Я думала вы стали меня избегать, – сказала она, сев на кушетку, спиной к врачу.

– Я просто обдумывал то, что с тобой произошло в прошлый раз… – меланхолично спокойно отозвался мужчина. В кабинете повисла пауза. Поднявшись с кресла, он направился в сторону девушки, сжимая в руках три рисунка, и блокнот.

– Это тяжело? – неожиданно спросила она.

– Что именно? – попытался удивиться мужчина, но это давалось ему с трудом.

– Притворятся, что вы спокойны… – она сидела, склонив голову так, что ее длинные волосы, скрывали лицо.

– Почему ты думаешь, что я притворяюсь? – сдерживая свое волнение настолько, насколько это было возможно, доктор Дональдс сел в кресло, положив на журнальный столик рисунки так, чтобы хорошо видеть их.

– Потому же, почему вы сейчас уверены, что мое лицо не выражает никаких эмоций! – он слышал, как она усмехнулась, но доктор знал, что Кристал умела усмехаться голосом, с абсолютно неизменным лицом, так сильно напоминавшем ему маску. – У вас появились сомнения?

– Скорее некоторая самоуверенность, – ответил доктор, глядя на то, как девушка сидела. Сейчас она сгорбилась, словно старалась закрыть все уязвимые места, по которым ее хотели, или могли ударить. То, что не могли защитить скрещенные руки и ноги, она стремилась закрыть волосами, окутавшими ее тело, словно кокон.

– Может быть тогда стоит прекратить, ведь вы готовы уже дать им вердикт, – она старалась держать маску равнодушия, делая попытки наполнить свой голос и интонации именно этим чувством. Вместе с этим, он чувствовал, как слабела ее уверенность в том, что никто и никогда не поймет ее секрет до самого конца. Доктор понимал, что сейчас Кристал стала наиболее уязвима, а вместе с этим, и наиболее открыта. Оставалось приложить еще немного усилий, и она не просто поверит в искренность намерений, окружавших ее людей, но и в честность их слов и чувств.

– Моя самоуверенность связана не с твоим диагнозом, если таковой я вообще поставлю… – когда он начал это говорить, мужчина заметил, как девушка повернула к нему голову, и смотрела на него сквозь челку так, словно видела перед собой человека отличавшегося от всего того общества, которое ранее окружало ее. Это длилось всего несколько секунд, но он не успел продолжить, потому что Кристал теперь требовалось чуть больше, чем простое сохранение безучастия, даже в собственном лечении.

– Тогда с чем она связана? – впервые за это время, девушка смотрела на него, не находясь под действием ни одной из своих личностей.

– Я смогу тебе помочь, – серьезно сказал доктор. Услышав эти слова, девушка на мгновение застыла, а после, опустив голову, засмеялась так, словно ей рассказали какой-то забавный анекдот.

– Серьезно? Вы? – она продолжала смеяться, то потряхивая головой, то поднимая ее вверх, и глядя в потолок широко открытыми глазами, стараясь не моргать. Словно что-то или кто-то запретил ей это. – Неужели вы так ничего не поняли? Они не хотят этого!

– Меня мало интересует, чего хотят они! – резко ответил мужчина, и это заставило Кристал замолчать. – Сейчас моим главным интересом является, чего хочешь ты сама!

– Чего хочу я? – эхом повторила она, и, ложась на кушетку, девушка свернулась калачиком, подложив руки под голову. – А если я не знаю чего хочу… А если все то, чего я хочу, на самом деле желание кого-то другого… – она говорила это так, словно просила пощады у мыслей, возникавших в ее голове, и не дававших ей никакого покоя. – Знаете, мне очень часто приходилось делать то, чего я не хочу. Общаться с теми, кто мне не нравиться… Откуда вы можете знать ответ на этот вопрос?

– А я его и не знаю, просто хочу услышать этот ответ от тебя… – вздохнув, ответил Дональдс, и посмотрел на светлую макушку. – Я хочу, чтобы ты сама поняла, что нужно тебе одной! Ведь только это должно быть важно для тебя.

– Важно для меня? – снова эхом повторила девушка.

– Кристал, почему ты заговорила о том, чего никогда не хотела делать?

– Потому что следующий зал напоминает мне именно о том, чего я так сильно не люблю… Делать то, что нравиться всем, кроме меня…


* * * * *

Я помню, как пришла сюда в первый раз. Это место казалось мне воплощением сказки. Место, где все всегда готово к празднованию любого события. Оставалось только дождаться гостей, чтобы начать отмечать что-то очень важное. Но позже, он стал угнетать меня, потому что в нем я всегда была единственным гостем, а все остальное было искусно созданной иллюзией. Красивым обманом, каким были абсолютно все праздники, устраиваемые моей семьей.

– Ты не любишь этот зал?

– Не то чтобы я его не люблю, просто… Это место заставляет поверить в неизбежность и фальшивость всего, что когда-либо происходило в моей жизни.

В этот раз, девушка спокойно лежала на кушетке, и только спустя несколько минут, ее руки потянулись вверх.

– Да, они всегда на месте, чтобы не происходило… – слегка ухмыльнувшись, Кристал провела рукой по воздуху, словно что-то ощупывала.

– О чем ты, Кристал?

– Помните, я говорила вам, что живая изгородь скрывает от меня врата в другие залы… – она улыбалась, перебирая пальцами в воздухе.

– Да, помню… – задумчиво протянул доктор.

- Врата этого зала, и девятого. Только их изгородь не скрывает, и они всегда на месте… – сомкнув кончики пальцев так, словно она держала что-то тонкое и хрупкое, девушка осторожно повернула кистью руки в правую сторону, приложив к самому жесту, довольно много усилий. – Главное, верно выставить… – прошептала она, и подняв вторую руку в воздух, повторила тоже движение, только в левую сторону

– Что выставить? – мужчине было довольно любопытно следить за действиями пациентки, в особенности, когда она что-то передвигала, или переставляла в состоянии полной отрешенности.

– Время… Врата в третий зал – часы. И нужно всегда помнить, какое именно время является кодом… – вздохнув, она стала потихоньку опускать руки, все еще сжимая в них нечто тонкое.

– Это время тяжело запомнить?

– Да… Оно меняется каждый раз, когда я покидаю его, и нужно помнить то место, на котором мы закончили общение, – еще один тяжелый вздох, еще одна манипуляция руками, и вот, на лице девушки появилась улыбка. – Не забыла!

Мы уже внутри?

– Еще нет, но скоро будем… врата только начали открываться!

– Кристал, получается, что у каждого зала врата с соответствующей только ему темой? – сидя в кресле, он переводил взгляд с рисунка, на макушку девушки, лежащей на кушетке.

- Да, каждые врата являются основным символом зала, и если внимательно к ним присмотреться, можно понять, что именно скрывается за ними… – она говорила монотонно, выдерживая паузы между словами, и протягивая звуки в тех местах, где, по идее, делался акцент, на тот или иной смысл. Но, в результате, смысл терялся окончательно, и она знала это.

Пауза затянулась, девушка перебирала пальцами, словно что-то пересчитывала, а доктор лишь внимательно следил за ее движениями, ожидая скорого рассказа про еще один зал. На мгновение, он отвлекся от движений девушки, и, взяв в руки рисунок, начал рассматривать его, медленно поворачивая листок бумаги то по часовой, то против часовой стрелки, пытаясь понять, где именно находиться верх, а где низ.

– Там где написано «Новый год», это верх врат, а «День рождение» – низ! – словно прочитав его мысли, сказала девушка, не отвлекаясь от своего занятия.

– А как они открываются? – доктор уже перестал чему-либо удивляться, и. положив рисунок на стол, в нужном положении, вновь посмотрел на Кристал.

Загрузка...