Отдираю записки и приклеенные скотчем обрывки бумаги от дверцы буфета, стола, стен и даже одну от крышки мусорного ведра. Невольно улыбаюсь. Забавный способ узнать человека – несколько месяцев кряду черкать друг другу по несколько строк. И ведь все произошло само собой – короткая бумажка про еду незаметно превратилась в полномасштабную ежедневную переписку.
Хотя, отклеивая свидетельства нашего задушевного общения от спинки дивана, отмечаю, что в среднем пишу раз в пять больше, чем Леон. И что мои записки гораздо более откровенные. Забавно перечитывать. Во-первых, сразу видно, насколько никудышная у меня память. Например, я пишу, как стыдно было, когда в прошлом году не передала Джастину приглашение на день рождения Рейчел. Однако сейчас отчетливо помню – я его все-таки пригласила, и дело кончилось жуткой ссорой, поскольку он не хотел отпускать меня одну. Джастин всегда говорил, что у меня ужасная память; досадно находить письменное тому подтверждение.
Половина шестого. Я рано ушла с работы, потому что в редакции никого не осталось – увольняется коллега, все отправились отмечать, а у меня нет денег, и так как из начальства никого не осталось, я сама отпустила себя домой. Уверена, никто бы не был против.
Думала, застану Леона, поскольку пришла около пяти. Странное было чувство. Согласно официальным условиям нашего уговора, я не должна возвращаться раньше шести. Я знала, когда на это соглашалась, что мы не будем в квартире в одно и то же время – тем-то мне и приглянулось объявление. Хотя и не предполагала, что мы в буквальном смысле никогда не встретимся. То есть вообще, совсем, ни разу за целых четыре месяца.
Я, надо сказать, хотела пересидеть в кофейне за углом, однако подумала, что это странно: друзья, а ни разу не виделись. Чувство именно такое – мы друзья. Да и может ли быть иначе, если наши жизни постоянно пересекаются. Я точно знаю, какую он любит яичницу, хотя не видела, как он ест ее – на тарелке всегда море размазанного желтка. Могу довольно точно описать его вкус в одежде, хотя ни разу не видела на нем ни одной вещи из тех, что болтаются на сушилке в гостиной. И, что самое странное, я знаю, как он пахнет.
Не вижу причины, почему нельзя встретиться, – это не изменит условий, на которых мы сосуществуем. Просто, если я вдруг увижу Леона на улице, смогу его узнать.
Звонит телефон. Странно – я даже не знала, что он у нас есть. Сначала бросаюсь к своему мобильному, но у меня мелодия звонкая и веселая, а не допотопный дзынь-дзынь, который сейчас раздается непонятно откуда.
Наконец обнаруживаю стационарный телефон на кухонной стойке под шарфом мистера Прайора и ворохом записок с обсуждением все или не все – абсолютно все – сливочное масло слопал Леон.
Стационарный телефон! Обалдеть! Я думала, это ископаемое, за которое платишь, когда надо провести домой выделенную линию интернета.
– Алло… – робко говорю я.
– О, салют!.. – отвечает какой-то парень на том конце.
Он удивлен – надо полагать, не ожидал услышать женский голос, – и у него занятный акцент: смесь лондонского с ирландским.
– Это Тиффи, – представляюсь я. – Я живу у Леона.
– А! Привет! – Заметно повеселел. – В смысле спишь в его кровати?
– Я просто соседка, – морщусь я.
– О’кей, о’кей, – говорит он и, кажется, ухмыляется. – Приятно познакомиться, Тиффи! Я Ричи, брат Леона.
– Привет, Ричи.
Не знала, что у Леона есть брат. С другой стороны, я, наверное, о Леоне еще много чего не знаю, даже если и знаю, что́ он читает перед сном. Сейчас «Под стеклянным колпаком», в час по чайной ложке.
– Вы с Леоном, видимо, разминулись. Я пришла минут тридцать назад, и его уже не было.
– Вкалывает на работе как про́клятый. Я не сообразил, что уже полшестого. Во сколько вы там сменяетесь?
– Обычно в шесть, но я сегодня рано закончила. Звони ему на мобильный.
– Видишь ли, Тиффи, не могу.
Хмурюсь.
– Не можешь позвонить на мобильный?
– Это длинная история… В общем, я в тюрьме строгого режима, и единственный номер, на который мне разрешено звонить, – домашний телефон Леона. Кстати, звонки на мобильные еще и дороже в два раза, а я зарабатываю четырнадцать фунтов в неделю за уборку в блоке. Причем, чтобы получить это место, пришлось кое-кому дать на лапу… Так что не разбежишься.
Я в легком трансе.
– Хреново!.. Реально хреново! И как ты там?
Слова сами срываются с языка. Не лучшее, что можно сказать в данных обстоятельствах, но дело сделано.
К моему – а может, и к своему – удивлению, Ричи начинает хохотать.
– Я нормально, – отвечает он спустя секунду. – Но все равно спасибо. Уже семь месяцев. Видимо, я – как это Леон называет? – акклиматизируюсь. Учусь здесь жить, терпеть минуту за минутой.
Киваю.
– Уже что-то. И как там по шкале от «Алькатраса» до «Хилтона»?
Снова смеется.
– Зависит от настроения в конкретный день. Хотя, скажу тебе, по сравнению со многими я – везунчик. У меня теперь отдельная камера и два свидания в месяц.
С моей точки зрения, везением тут и не пахнет.
– Раз звонок платный, не хочу сильно тебя задерживать. Леону что-нибудь передать?
В трубке воцаряется трескучая тишина, слышны только фоновые шумы.
– И ты не спросишь, за что я сел?
– Нет, – огорошенно отвечаю я. – А ты хочешь рассказать?
– Обычно люди спрашивают.
Пожимаю плечами.
– Не мое дело тебя судить. Ты брат Леона и позвонил с ним поговорить. И потом, мы говорили об ужасах тюрьмы, а они одинаковы для всех, неважно, что ты сделал. Тюрьмы неэффективны, это любому понятно. Так?
– Так. В смысле правда понятно?
– Конечно.
Снова тишина.
– За вооруженное ограбление. Только я этого не делал.
– Господи, ужас какой! Тогда действительно хреново!
– Ага, как-то так… Ты мне веришь?
– Мы даже не знакомы. Какая разница?
– Не знаю. Почему-то мне не все равно…
– Чтобы сказать «верю», мне нужны факты. Иначе какой смысл?
– Тогда передай Леону вот что: я хочу, чтобы он сообщил тебе факты, и ты смогла бы ответить, веришь или нет.
– Постой… – Тянусь за бумагой и ручкой, пишу и проговариваю вслух: – Привет, Леон, это записка от Ричи. Он говорит…
– Я хочу, чтобы Тиффи знала, что со мной произошло. Хочу, чтобы поверила, что я этого не делал. Она, по-моему, хорошая девушка и, держу пари, еще и красивая. Это сразу понятно, брат, такой особенный голос – низкий и сексуальный, знаешь, как…
Смеюсь.
– Такое я писать не буду!
– На чем остановилась?
– Сексуальный, – признаюсь я, и Ричи смеется.
– Хорошо. Ставь точку. Только последнее предложение не вычеркивай, пожалуйста, Леон повеселится.
Качаю головой и улыбаюсь.
– Хорошо. Оставлю. Рада познакомиться, Ричи.
– И я, Тиффи. Присмотри там за моим братиком, ладно?
Молчу, удивленная просьбой. Во-первых, присматривать, по-моему, надо за Ричи, а во-вторых, я не лучшая кандидатура для присмотра за братьями Туми, ибо ни разу не видела ни того, ни другого. Открываю рот, однако Ричи уже вешает трубку, и слышны только гудки.
Смеюсь. Ричи в своем амплуа. Очаровывает комплиментами мою квартирантку даже с тюремного двора.
Кей заглядывает через плечо.
Кей: Ричи, как вижу, не изменился.
Напрягаюсь. Она это чувствует и тоже напрягается, однако на попятную не идет.
Я: Он храбрится, шутит.
Кей: А Тиффи что? Не против подцепить мужика?
Я: Зачем так грубо?
Кей: Какой ты зануда, Леон! Я просто спросила.
Не собираюсь я подсовывать бедную девушку брату. И что-то еще здесь не то, хотя я слишком устал, чтобы разбираться.
Я: Она одна, но все еще влюблена в своего бывшего.
Кей, внезапно заинтересовавшись: В самом деле?
Не пойму, какая ей разница. Стоит упомянуть Тиффи, она или перестает слушать, или сердится. Сегодня впервые за много месяцев мы встретились у меня. Кей сегодня не надо на работу, и она зашла на «зужин», пока я не лег спать. Увидела повсюду записки и почему-то начала огрызаться.
Я: Ее бывший, кажется, самый заурядный. Гораздо хуже каменщика-ди…
Закатывает глаза.
Кей: Хватит уже о треклятом каменщике!
Прочти она книгу, не была бы так категорична.
Прошло несколько недель, на дворе солнечный день, какие обычно бывают только за границей. Англия не привыкла к жаре, особенно когда та приключается внезапно. Сейчас всего лишь июнь, начало лета. Пассажиры электричек бегут на работу, опустив головы, будто под дождем, на голубых рубашках темнеют треугольники пота. Мальчишки-подростки стягивают футболки и разгуливают полуголыми, с бледными руками, грудью и несуразными острыми локтями. Куда ни шагни, натыкаешься на обожженные плечи или неприятный жар тел, облаченных в деловые костюмы.
Я возвращаюсь из военного музея, где предпринял очередную попытку отыскать Джонни Уайта и добыл список из восьми имен и адресов. Адреса собраны путем бесконечного копания в архиве, звонков родственникам и поисков в интернете. Совсем от ошибок не застрахуешься, но все же это начало или, точнее, восемь начал. Я вытянул из мистера Прайора достаточно информации, чтобы детализировать поиск. Разговоришь – и, оказывается, он помнит гораздо больше, чем утверждал.
Всех зовут Джонни Уайтами. Не знаю, с которого начать. Самого приглянувшегося? Живущего ближе всего?
Достаю телефон и набираю сообщение Тиффи. В прошлом месяце рассказал ей о поисках возлюбленного мистера Прайора. Сделал это после ее пространного письма о злоключениях книжки про вязание; видимо, был в то утро необычно словоохотлив. Как будто ее чрезмерная откровенность заразна. Всегда неловко, когда приезжаю в хоспис и вспоминаю, что́ нацарапал за кофе перед работой.
Привет. Получилось восемь Джонни Уайтов (для мистера Прайора). С кого начать? Леон
Ответ приходит минут через пять. Она вплотную засела за книгу про вязание сумасшедшей авторши и, видимо, концентрируется с трудом. Не удивляюсь: вязание – штука странная и скучная. Пробовал почитать рукопись – вдруг такая же хорошая, как про каменщика. Увы: одни инструкции и картинки готовых изделий, которые, по-моему, связать нереально.
Проще простого. Энни, бени, рес, квинтер, финтер, лес…
И две секунды спустя:
ЭНИ, бени, рес, квинтер, финтер, ЖЕС. Автозамена достала! Вряд ли какой-то лес в данном случае поможет.
Оригинальная женщина. Тем не менее послушно останавливаюсь в тени автобусной остановки, достаю список и считаю по считалочке. Естественно, выпадает Джонни Уайт. Тот, что живет под Бирмингемом.
Удачный выбор. Загляну, когда в следующий раз поеду к Ричи – он там недалеко. Спасибо. Леон
Несколько минут молчания. Иду по запруженным потеющим улицам Лондона, который нежится в зное, глядя в небо темными очками. Устал до смерти. Давным-давно пора спать, но я теперь мало бываю на улице днем, и кожа соскучилась по солнечным лучам. Вяло размышляю, хватает ли мне витамина Д, потом уношусь мыслями к Ричи – сколько он на этой неделе выходил из камеры. Полагается полчаса ежедневно. Правда, это редкость. Охранников не хватает, и прогулки все время сокращают.
Кстати, ты получил мою записку насчет Ричи? Он просил рассказать, что случилось. Не хочу давить, но прошло больше месяца, и я бы с удовольствием послушала.
Щурюсь на сообщение, которого из-за солнца почти не видно. Затеняю рукой и перечитываю. Странно, получил его как раз в тот момент, когда вспоминал Ричи.
Как только узнал об их разговоре, задался вопросом, верит ли Тиффи в его невиновность, несмотря на то, что не знакома ни с ним, ни с подробностями дела. Бред. Даже если бы все знала, какая разница? Ни разу в жизни ее не видел. Так всегда – постоянное зудение в голове, с кем бы ни общался. Вроде разговариваешь нормально, а потом вдруг раз – и думаешь: ты бы поверил, что мой брат невиновен?
Однако спрашивать нельзя. Жуткая тема для беседы и жутко, когда тебе с бухты-барахты задают такой вопрос. Кей может подтвердить.
Отвечу запиской, когда вернусь. Сообщения я посылаю нечасто и ощущение странноватое. Как отправить электронное письмо маме. А записки… мы так разговариваем.
На платяном шкафу – куда ведет последняя вереница бумажек.
Если не возражаешь, попрошу, чтобы Ричи сам тебе написал. У него лучше получится.
Еще мысль: твоя авторша по вязанию не могла бы как-нибудь прийти в «Сент-Маркс», где я работаю? Хотим организовать для пациентов дополнительные развлечения. Вязание крючком, хоть оно и скучно, может заинтересовать стариков.
Привет, Леон!
Конечно! С нетерпением жду письма от Ричи.
И – да! Запросто! Наши пиарщики только об этом и мечтают. Позволь сказать, ты выбрал отличное время, потому что Кэтрин как раз стала ЗНАМЕНИТОЙ. Загляни к ней в твиттер.
Под запиской – распечатанный скриншот из «Твиттера»:
Katherin Rosen @KnittingKatherin[4]
Потрясающий шарф, который можно связать по моей новой, готовящейся к печати книге «Провяжи дорогу в жизнь». Создавайте красоту и практикуйте осознанность!
117 комментариев, 8000 ретвитов, 23000 лайков.
Ниже еще бумажка:
Да-а-а… ВОСЕМЬ ТЫСЯЧ РЕТВИТОВ. Кстати, и шарфик мистера Прайора тоже все видели, не забудь ему сказать!
Следующая записка:
Ты в твиттере, наверное, не особо разбираешься, твой ноутбук несколько месяцев даже не открывался, не говоря уж о том, чтобы его зарядить. Но ретвитов реально много, Леон. МНОГО. А все потому, что потрясающая блогер Таша Чай-Латте с ютуба прокомментировала этот твит и поделилась им.
Распечатка скриншота из «Твиттера» (прилеплена так низко, что приходится присесть):
Tasha Chai-Latte @ChaiLatteDIY
Вязание крючком – новый тренд ярких образов! Огромная благодарность @KnittingKatherin за потрясающие идеи. #bemindful #crochetyourway