Вот это да, вот это сюрприз! Ритка торопливо расплатилась с таксистом и замерла возле сумок-чемоданов, разглядывая свой новый дом. «Вот это тётушка удружила! И хоть бы слово сказала, что квартира у неё в центре Москвы! Вон, даже Кремль отсюда виден! И до моего нового места работы, наверняка, рукой подать. Какой там адрес у офиса?» Она полезла за записной книжкой и ещё раз перечитала название улицы: Большая Грузинская. Интересно, там что, одни грузины живут? Рита тихонько хихикнула и набрала на домофоне номер тёткиной квартиры. Тот пропиликал раз тридцать, да и затих. Ну вот, нет никого! Хоть и звонила она тётушке три дня назад, говорила, что сегодня приедет, да надо было вчера ещё раз позвонить, напомнить! Ну да ладно, мало ли какие могут быть у старушки дела. Хотя старушкой тётю Таю назвать можно с натяжкой. Семьдесят четыре года, а энергии – на шестерых хватит. «Где-то тут у меня код был записан»… – она полистала книжку, отыскивая. Нашла, набрала комбинацию цифр, открыла дверь, втащила чемоданы в подъезд и застыла, озираясь. Однако! Стены парадного выложены плиткой под мрамор, возле лифта («Надо же! Дом в три этажа – и с лифтом!») – ковровая дорожка, справа и слева от лифта – узкие мраморные ступени. Справа от входа – дверь с табличкой «Агентство недвижимости «Бриз». Слева от входа – застеклённая будка, откуда выглядывает пожилая дама, похожая на Риткину школьную учительницу по географии.
– Здравствуйте! – кивнула Рита «географичке», собралась и потащила чемоданы к лифту. Так, тётушка говорила, что живёт на третьем этаже. Ритка нажала кнопку третьего этажа, но ничего не произошло. Лифт не работает, что ли? Это что же ей, по узкой лестнице и с чемоданами на третий этаж тащиться?
– Простите, а лифт что, не работает? – спросила она, вернувшись к будочке.
– Работает. У вас есть ключи от лифта? – строго глянула на неё поверх очков дежурная.
– Ключи? – Рита порылась в сумочке и вытащила связку. Толстый ключ, тонкий ключ и две забавные железочки-таблетки на пластиковых хвостиках, черном и сером. – Вот.
– Серый от лифта, чёрный от домофона, – объяснила «географичка». – Гнездо сразу под кнопками.
«Ключи от лифта, гнездо под кнопками. Странно тут всё у них», – она вернулась в лифт, поискала глазами. И точно – под никелированной пластиной с пятью кнопками («Интересно, почему с пятью? Этажей-то три!»), чуть ниже красного огонька, нашёлся кружочек с металлической блямбою. Ритка ткнула в него своей таблеткой на сером пластике, огонек под кнопками позеленел.
– Вы в четвёртую квартиру, что ли, заселяетесь? Меня предупреждали, что там жилец меняется! – крикнула ей из будочки «географичка».
– Нет, я в шестую, к Таисии Спиридоновне, – ответила девушка, нажимая на кнопку третьего этажа. Двери лифта закрылись, отсекая ещё какую-то фразу «географички». Невежливо получилось!
Да, в непростом доме живёт тётя Тая. И подъезд в мраморе, и лифт в зеркалах. Идёт мягко, ход почти не чувствуется. После их облезлой провинциальной девятиэтажки с исписанными стенами, вонючим мусоропроводом и припадочным скрипучим лифтом здесь просто дворец какой-то!
Лифт раскрыл створки, Рита вытащила свои чемоданы, свернула направо и не угадала – оказалась у дверей пятой квартиры. И у каких дверей! – таких она раньше никогда не видела. Не обитые дерматином фанерки, похожие на торчком поставленные диваны. Не крашеные жестянки, имитирующие сейфовую неприступность. Нет, двери пятой квартиры были толстыми, деревянными, совершенно не крашенными. Только покрыты матовым лаком, который, подчеркивая красоту древесины, сообщал: хорошее дерево, дорогое. И никаких глазков. И медная кнопочка на косяке. Звонок, что ли? Интересно, у тёти Таи тоже такая дверь?
Рита подошла к квартире слева от лифта. Здесь дверь была другая. Такая же массивная, филенчатая, но выкрашена белой краской. Инородная была дверь, будто перенесенная сюда из пятидесятых годов. Рита такие двери в старых фильмах видела. Возле верхнего замка («Тонкий ключ – к нему!») была приклеена бумажка. Она шла лентой от замка к косяку, как бы перекрещивая дверной край. На бумажке было написано позавчерашнее число и время: 11-30. Потом – неразборчивая подпись и синяя расплывшаяся печать.
– Так, девушка, вы кто и откуда?
Видимо, ключей от лифта у «географички» не было: она взобралась на третий этаж по лестнице и теперь переводила дыхание, сбитое то ли подъёмом, то ли волнением.
– Я племянница Таисии Спиридоновны. Я к ней переехала жить. Вы не знаете, почему дверь опечатана?
– Так умерла же Таисия-то! Позавчера умерла. Утром Тамарочка, соседка, зашла к ней, а та и остыла уже, – сообщила «географичка», с интересом наблюдая за Ритиным лицом.
– Как – умерла? – не поверила Ритка. – Я же звонила ей в воскресенье вечером! Она в порядке была, и голос был бодрый!
– Ну а в понедельник утром сердце остановилось! Что удивляться, в её-то возрасте! Хорошо, что бог дал лёгкую смерть, без болезни, без немощи! Раз – и всё!
– Раз – и всё… – тупо повторила Рита. Что же это такое? Только ведь маму схоронила, а тут тётя Тая раз – и всё.
– А где она? Её же хоронить надо?
– А это вы у Тамарочки спросите, она с Таисией хлопотала. У неё и ключи от квартиры остались. Сейчас позову!
«Географичка» подошла к пятой квартире, позвонила в великолепную дверь, дождалась, пока её открыли, и сказала:
– Здравствуй, Тамарочка! Тут к Таисии племянница приехала, выйди, поговори!
– Племянница? Откуда это у Таисии племянница взялась?
Из пятой квартиры вышла хмурая женщина лет за сорок. Полноватая, в простом халате в синий цветок и клетчатых тапочках с серой опушкой, она как-то не вязалась с шикарностью двери. Ни шика, ни блеска, ни солидности. Не женщина, а тётка.
– И что за сказки, девонька, ты нам тут рассказываешь? У Таисии нет никого, одинокая она, – обличающее спросила тётка, вперив в Риту цепкие тёмно-карие глаза.
– Таисия Семёновна – моя тётя, старшая сестра моего отца. Вот, если не верите, посмотрите!
Рита достала из сумочки паспорт и протянула его, но не Тамарочке, которая уже потянула руку (слишком хищным показался Рите её жест), а «географичке». Та, по крайней мере, взирала на происходящее с любопытством, а не с враждебностью.
– Видите, я Зубова Маргарита Ивановна. А тётя Тая – Зубова Таисия Спиридоновна.
– Да, действительно, – покивала «географичка» – всё сходится.
– Сходится – не сходится… Всё равно без милиции нельзя печать снимать! – не унималась соседка.
– Почему нельзя? – удивилась Ритка. – Это же моя квартира!
– Ну, положим, твоей она станет через полгода, если в наследство вступишь, – задумчиво сказала Тамарочка
– А разве надо вступать? Тётя Тая мне её подарила! Надо? – спросила Рита опять у «географички», и та участливо ответила.
– Если дарственная есть, то не надо. Только собственность надо зарегистрировать!
– Анна Макаровна, а тебе не попадёт, что тебя так долго внизу-то нету? Ты ведь уже минут пятнадцать как здесь топчешься-то! – спросила Тамарочка, и «географичка» подхватилась:
– Ой, точно! Не дай бог, менеджерша из «Бриза» домоуправу наябедничает, что консьержки нет!
Она заспешила вниз по лестнице, а Ритка, которой надоела вся эта говорильня на лестничной клетке, принялась открывать дверные замки. Верхний на два оборота вправо, нижний на три оборота влево. Затем потянула створку на себя, и та открылась, прорвав бумажку точно посредине печати.
– Скажите, а куда тётю отвезли? Ну, тело. Надо же похороны организовать, – спросила Рита Тамарочку, которая наблюдала за её манипуляциями со странным выражением лица. То ли с досадой, то ли с недоверием.
– Сделано уже всё. Кремировали её. Вчера.
– Как кремировали? А почему так быстро?
– Потому что не знали, что у неё племянница есть. Никому почему-то твоя тётя Тая про тебя не сказала.
– А… прах куда дели?
– Не знаю куда. Иди в крематорий, спрашивай, родственница.
Это «родственница» прозвучало так презрительно, что Ритка, наконец, вспылила:
– Послушайте, как там вас! Тамара? Вы почему так со мной разговариваете, Тамара? У меня родная тётя умерла, а вы смотрите на меня, как на воровку! Говорю же вам: тётя Тая – моя тетка. Родная. Квартиру эту она мне подарила. И что бы вы там себе не придумали, теперь здесь живу я!
«Потому что жить мне просто-напросто больше негде. И опять нужно самой решать, что мне теперь делать!» – мысленно добавила она, решительно хватая чемодан и перетаскивая его через порог. Потом, вспомнив, опять повернулась к Тамарочке, которая по-прежнему наблюдала за её передвижениями.
– Скажите, сколько я должна вам за хлопоты с кремацией? И отдайте мне ключи от моей квартиры!
– За хлопоты с тебя ничего не возьму, мы с Таисией Спиридоновной дружили, да и собес денег дал, – сдалась Тамарочка. – А ключи я сейчас принесу.
Она скрылась за своей дверью, а через пару минут, когда Рита уже втащила в квартиру второй чемодан и сняла пуховик, позвонила и протянула через порог связку из двух ключей.
– Вот, держи. Вторая связка у участкового. Я позвоню ему, скажу, что у Таисьи родственница объявилась. Пусть придёт, принесёт. Заодно познакомится и вообще… документы проверит.
Рита устало кивнула, притворила дверь и прошла в квартиру как была, в обуви. Все равно полы мыть. Светлый паркет был испятнан чьими-то следами. Наверное, тех людей, кто без неё нашёл умершую тётю Таю. Всё, больше в её жизни умирать некому, разве что ей самой.
**
– Ритка, ты не представляешь, как я рада видеть тебя вживую, а не читать твои письма в этом дурацком «мыле»! Слушай, так быстро тебя нашла, сама не ожидала! Иду, а сама прямо изнываю от нетерпения: какая же теперь у Ритки квартира? Слушай, ну шикарно ты устроилась, шикарно! Совсем рядом с метро живёшь! И Кремль, можно сказать, из окна виден. Слышно, как куранты бьют?
– Иногда слышно!
Майка, давняя задушевная и, пожалуй, единственная её подруга, была прежней: шумной, яркой, весёлой. Позвонила два часа назад на мобильный – «Ритка, я в Москве, как тебя найти?» – и теперь носится по квартире живым смерчем. Прошло больше года с тех пор, как они виделись, хотя словно и не разлучались: общались через электронную почту и знали друг про друга всё-всё-всё.
– Ну, Ритка, ну, молодец! Ну, ты устроилась! – резюмировала Майка, обегав все сто двадцать метров новой Риткиной жилплощади. Везде любопытный нос сунула – и в ванную с огромным окном, и в кладовку размером с приличную комнату, и на антресоли, где пылилось тёткино барахло, а у Риты за неделю всё никак руки не дошли разобрать. И не поленилась же, егоза, стремянку ставить, под трёхметровый потолок лезть! Наконец подруга осела на кухне у круглого стола под белой кистястой скатертью («А на кухне-то скатёрку и занавесочки надо бы поменять!») и потребовала «чаю и зрелищ»:
– Давай, Ритка, рассказывай с самого начала, как ты москвичкой стала!
– Май, ну я же писала тебе!
Ритка аккуратно нарезала маковый рулет, разложила его на блюде и прикинула, чего ещё им для полного счастья не хватает. Чернослив, курага, Майкина коробка конфет и её же бутылка сухого красного, сервелат в тонкой тети Таиной тарелочке. Сырку еще подрежет, и можно начинать, пока курица в духовке дозревает.
– Мало ли что ты писала! Вернее, писала ты много чего, но я хочу послушать. Из первых уст! Рассказывай!
– Ну что рассказывать, – Ритка налила чаю в чашки и села к столу. – Мама умерла на следующее утро, как меня бросил Гришка. Знаешь, я даже на помощь его рассчитывать не смогла… Позвонила, наткнулась на эту цацу, ну, я писала тебе, которую в квартире у него застукала, та сказала, что нет у меня гордости, и трубку бросила… Знаешь, я так разозлилась на них, у меня аж второе дыхание открылось!
– По-моему, двести двадцать второе!
– Не знаю. Смогла, в общем, как-то обзвонить нужные конторы, а потом и тётя Тая приехала, выстроила всех этих шкуродёров.
– А откуда она взялась, твоя тётя Тая?
– Да я мамины бумаги разбирала, чтобы друзьям её и знакомым о смерти сообщить – Мария Сергеевна, сиделка, сказала, что так положено. Ну и нашла в старой книжке Зубову Таисию Спиридоновну. Папину сестру. Я слышала про неё, знаю, что она старше папы на пятнадцать лет и в сильной ссоре с ним была. Мама никогда подробно про неё не рассказывала. Я даже думала, что тётка умерла уже, семьдесят четыре года всё-таки. Но дала телеграмму в Москву на всякий случай. А она приехала. И, представляешь, так смогла всё устроить, что цены на похороны втрое меньше стали. А у меня тогда денег почти не осталось, я ползарплаты за кредит отдала. Мне тётю Таю будто бог послал, она и денег привезла, и квартиру подарила.
– Слушай, с квартирой – вообще фантастика! Сказка! – восхитилась Майка. – После всех твоих ужасов появляется богатая тётушка и делает тебя наследницей!
– Да никакая она не богатая, – остудила подругу Ритка. – Она меня к себе жить позвала, чтобы я за ней присматривала. А квартира ей от мужа-профессора осталась. Он у неё был какой-то крупный специалист в авиации. Мне тётушка рассказывала, что муж любил её очень, они сорок лет прожили душа в душу.
– А с отцом твоим тётка отчего рассорилась?
– Ты знаешь, я не успела её толком расспросить. Я думала, приеду, поселюсь, обо всём спрошу! А она умерла…
– Помню, ты писала, что с тёткой твоей инфаркт случился!
– Да. Так неожиданно. Вроде крепкая была, на похоронах так хлопотала – на троих энергии хватило бы.
– Может, к лучшему, что бог прибрал? – подпёрла щёку кулачком Майка. –А то знаю я таких старушек – замордовала бы тебя своей энергичностью.
– Майка, ну как ты можешь так говорить! – всплеснула руками Ритка. – Это же моя последняя родственница была!
– Прости, я, как всегда, цинична, – смутилась подруга. – Слушай, может, это смерть твоей мамы её подкосила? Знаешь, так бывает: человек держится-держится, а потом, раз – и разрыв сердца.
– Может быть. И тётя Тая почему-то никому не сказала, что я сюда переезжаю. Знаешь, какой переполох я тут подняла, когда вселилась!
– Ну вот, я же говорю, что всё к лучшему – тётка твоя, похоже, уже в маразм начинала впадать! – махнула рукой Майка и тут же сменила тему, заметив Риткино неудовольствие – Так что там с переполохом?
– Тамарочка, соседка, решила, что я – квартирная аферистка. Она даже участкового на меня наслала, чтобы документы проверил! Ты чай-то пей, остыл уже, наверное.
– Я пью. Что за соседка? Какая-нибудь стервозная баба, наверное? – поинтересовалась Майка, засовывая в рот конфету.
– Я тоже сначала думала, что стервозная, а она неплохая тётка оказалась. Знаешь, как помогла с тёть Таиным погребением! Она ведь её без меня кремировала, думала ведь, что родственников нет. Все-все бумаги оформила, с крематорием договорилась и денег с меня не взяла! А что в штыки встретила, то это потому, что бдительность проявляла, думала, что я мошенница. Действительно ведь, если со стороны посмотреть, странно выходит. Умирает одинокая старушка, и вдруг появляется наследница, новая владелица квартиры в центре Москвы!
– И какой квартиры! Это ж сколько денег она стоит! – зажмурилась, прикидывая, Майка.
– Миллион долларов, как минимум. Я когда в регистрационную палату ходила, специально всё выяснила.
– А зачем ходила? Квартиру оформлять?
– Нет, копию свидетельства брала. Тётя Тая ведь, оказывается, и квартиру на меня зарегистрировать успела. А я всё удивлялась, зачем ей от меня генеральная доверенность!
– А зачем тебе копия?
– Я оригинал не нашла, хотя перерыла тут всё, пока порядок наводила. Наверное, бумагу прихватили с остальными её документами, когда тело забирали. Разве теперь найдёшь?
Майка кивнула, соглашаяась, и спросила задумчиво:
– Слушай, а что ты с квартирой делать теперь будешь? Тут же ремонту требуется – уйма! Может, продашь, раз она таких деньжищ стоит, купишь себе что-нибудь поновее и попроще? И деньги останутся.
– Может быть когда-нибудь и продам. А сейчас не до того мне. И, знаешь, мне совсем не мешает, что квартира такая… старомодная. Уютно здесь. И интересно, как в пещере с сокровищами. Я тут и безделушки всякие нашла, и фотографии старые, где папа маленький, и где тётя Тая молодая совсем. Знаешь, мы с ней молодой похожи очень! И глаза, и овал лица, и фигура… Я и письма нашла от её профессора, почитала, не удержалась. Майка, какая же там любовь – сердце переворачивается!
Ритка мечтательно вздохнула, и Майка покивала, примерно представляя, о чём сейчас думает подруга. А Ритка думала о красоте. О своей внешности, с которой, как она считала, ей не очень повезло. С лицом ещё можно смириться – пусть не суперкрасавица, но ничего так, миловидная. Рот небольшой, чётко очерченный, глаза, если подкрасить, очень даже выразительные. Кожа, опять же, чистая, матовая, не нужны ни пудра, ни тональный крем. Но вот фигуру свою Ритка принять решительно не могла. Девушка-гитара какая-то! Плечи покатые, попа большая, пока юбки-брюки подберёшь, намучаешься: то в талии широко, то в бёдрах узко. Разве такие формы нынче в моде? И тюменский Павлик-зануда, который весь их годичный роман намекал, что неплохо бы ей последить за фигурой, и рязанский Гришка, так резко оборвавший их отношения, только подтвердили то, что Рита и без них знала: она не красавица. И если заметит её какой мужик – можно считать, что ей повезло.
А тут, прочитав письма от тётиного профессора – нежные, теплые, искренние – Ритка вдруг подумала, что и Пашка, и Гришка – не её мужчины были. А когда встретится её – будут и у неё такие письма. И такие чувства. Она ещё раз вздохнула, возвращаясь мыслями к столу, и сказала:
–Мне тепло в этой квартире, душевно, понимаешь? Почти как у нас дома в Тюмени было. Такое дороже всяких денег! Кстати, о деньгах!
Ритка поднялась, ушла в комнату, порылась в ящике секретера и вернулась с пачкой тысячерублевок в руках.
– Вот, возвращаю свой долг. С процентами!
– Ты что, очумела? – отшатнулась Майка. – Какие ещё проценты? Я тебе, как подруге, денег дала, а ты – проценты! Ошалела, что ли, после этих своих кредитов?
– Май, погоди! Ну что ты, в самом деле! Я в том смысле, что ты мне одолжила пятисотками, а я возвращаю тебе тысячными. Вот, держи!
Она протянула деньги, подруга взяла.
– А тебе они точно не нужны?
– У меня осталось кое-что от продажи маминой квартиры. И зарабатывать я теперь хорошо буду. И командировочные мне дали. Бери.
Майка спрятала купюры в сумочку и собралась о чём-то спросить, даже вдох сделала, но не успела. В дверь позвонили и отвлекли.
В дверях стояла Тамарочка с кипой золотистых блинов на плоской тарелке.
– Ритусик, здравствуй, дорогая! А я к тебе на огонёк! Можно? Блинов напекла гору, одной есть тоскливо, мой Толик-паразит звонил, что не приедет сегодня. Поможешь с блинами-то?
«Ой, не ко времени она! Ну да ладно, не хлопать же перед ней дверью!» – мысленно поморщилась Рита и пригласила:
– Проходи, Тамарочка, знакомься. Это Майя, моя подруга детства.
– Тамара, – представилась Тамарочка, поставила блины в центр стола, села сбоку от Майки и спросила, разглядывая её сорочьим любопытствующим взглядом:
– А вы теперь тоже тут жить будете?
– Нет, я здесь ночевать буду!
Майка скрутила самый верхний блин, понюхала:
– Вкусно пахнут! Ванилью! У меня мама тоже ваниль в блины кладет!
– Да? А ваша мама тоже в Москве живет? – продолжала расспрашивать её соседка, на этот раз наблюдая за узкими пальцами с безупречным перламутровым маникюром. Скрученный блин казался в них мышью в когтях коршуна.
– Почему – в Москве? Моя мама тоже в Тюмени живёт, – сообщила Майка, откусывая от «мыши».
– Так вы из Тюмени! – оживилась Тамарочка. – А к Риточке, значит, погостить приехали? В отпуск? Надолго?
– Погостить, – кивнула Майа. – А отчего столько вопросов?
– Ну, так, – спохватилась Тамарочка и отвела глаза, – для поддержания разговора…
– Май, а правда – ты надолго? – спохватилась и Ритка. – Я ведь завтра в командировку с шефом лечу, в Прагу, в обед самолёт.
– Ты – летишь? Самолётом? – не поверила подруга. – Ты же в принципе не летаешь!
– Не летаю, а придётся, – вздохнула Ритка.– Не стану же я шефу объяснять, что боюсь самолётов до обморока. Ничего, наглотаюсь каких-нибудь транквилизаторов, от тёти Таи полная аптечка осталась, продержусь пару часов. Но я ненадолго, на три дня всего, на выставку. Ты можешь тут пожить пока, дождешься меня. И за квартирой присмотришь!
– Знаешь, я бы с радостью у тебя тут зависла на месячишко, – сказала Майка, рассматривая надкусанный блин. – Но, как пела Таня Буланова, «Всего одна лишь только ночь у нас с тобой». Я завтра тоже уезжаю!
– Как – уезжаешь? Куда? Маечка, мы же с тобой почти полтора года не виделись! – всплеснула руками Ритка. А она-то надеялась, что подружка хотя бы ненадолго скрасит её тоскливое одиночество! И что через Майку к ней на какое-то время вернётся их общее прошлое, в котором было столько хороших моментов. Например, та дискотека, где Майка орала под караоке эту самую песню Тани Булановой. Пела фальшиво, но громко. И получила шоколадную медаль за смелость и артистизм! Весело тогда было! И мама была жива. И отец.
– Уезжаю я, Ритка, в джунгли, в экспедицию. Грант получила, буду свою муху изучать!
– Получила-таки? Майка, ты умница, поздравляю! – кинулась Ритка на шею подруге и объяснила жующей Тамарочке, с любопытством взирающей на происходящее:
– Майка у нас учёный-энтомолог, насекомых всяких изучает. А по этой своей мухе докторскую пишет. Как она там у тебя называется?
– Неважно как, – отмахнулась подруга. – Важно, что я прибилась к американской группе и к их гранту на исследования. Питер, голубчик, пособил. Ну, ты помнишь, Питер Мяги из института в Сан-Антонио? Я писала тебе!
– Писала-писала. Только и делаем, что переписываемся! Ладно, будешь писать мне из твоих джунглей!
– Это вряд ли. В джунглях Интернета нет, связь только через спутник. Дорогущая – жуть! Только для экстренных случаев. Поэтому, Ритка, раньше чем через месяц писем не жди.
– Девочки, у меня тост! – провозгласила Тамарочка, которой надоело сидеть без дела. Она, оказывается, уже разлила вино по тонким бокалам и стучала ножом по своему бокалу, привлекая внимание.
– Давайте выпьем за всё хорошее! За Маечкину муху с диссертацией! За Риточкины успехи! И за моё желание!
– А какое у вас желание, Тамара? – спросила Майка, отхлебнув из своего бокала.
– Не скажу! Вдруг не сбудется! И, Маечка, давайте уже на ты! И давайте по второй выпьем! За счастье в личной жизни!
– Разливай, – согласилась Майка и подмигнула Рите. – Для полного счастья дай Бог, Ритка, тебе мужика хорошего, а не такого козла, как этот Гришка!
– А кто это, Гришка? – заблестела глазами Тамарочка, и Майка отмахнулась, поясняя:
– Да мужик её непутёвый!
– Май, а у тебя-то самой, что с личной жизнью? – быстро спросила Рита. Обсуждать Гришку при Тамарочке не хотелось.
– Всё в порядке! Самцы роями кружатся. Тучами, можно сказать!
– Пра-авда? – протянула Тамарочка, оценивающе оглядывая Майку. Короткая, почти мужская, супермодная стрижка, прямые плечи, небольшая грудь, узкие бёдра, длинные ноги. Глаза синие, холодные, ресницы загибаются. И брови дугой. Точ-в-точь – красотка из какого-нибудь журнала: кожа да кости, нормальному мужику подержаться не за что. Над чем там кружиться-то?
– Правда? Расскажи! – эхом откликнулась Рита. А Майка посмотрела на их лица, скептическое Тамарочкино и оживлённое Ритино, и расхохоталась.
– Да я это о насекомых своих! А вы что подумали? Что о мужиках, что ли? Нет, дорогие мои, до мужиков пока руки не дошли – времени нет ими заниматься!
– А чего ими заниматься, – пробурчала отчего-то обиженная Тамарочка. – Если женщина стоящая, они сами летят, как мухи на… сами знаете на что.
– Ой, Тамарочка, не надо мне, чтобы на меня летели, как мухи на говно, – лениво и с некоторым превосходством ответила Майка. – И того, и другого в моей жизни и так хватает. Мужика хорошего найти надо, выбрать, воспитать.
– Да? А если ты его выберешь, а он тебя – нет? – спросила Ритка, живо вспомнив Гришину физиономию, когда он говорил, что между ними всё кончено.
– Не выберет? Меня? – повела бровью подруга, и Ритка спохватилась. Действительно, о чём это она? Да за Майкой мальчишки с седьмого класса ходили! Даже удивительно, что она отмахивается от ухажёров, что в науку свою ушла с головой.
– Пусть только попробует не выбрать! Если мужик мне понадобился – никуда он, голубчик, не денется! – решительно сверкнула глазами подруга. – Только на это время нужно. И силы. А мне пока некогда.
– Ну ты даёшь, девушка, – покачала головой Тамарочка. – Мужика, будто муху какую, отлавливать собираешься. А потом его куда? На булавку?
– В совместное светлое будущее! – рассмеялась Майка, с вызовом взглянув на Тамарочку, и соседка не стала спорить:
– Вот и давайте выпьем за нас, хороших!