Выкуп по Гендарски 4

«Капитолий» благоухал, как и положено мусорной столице: очень плохо. Старый запах алкоголя и нестиранных вещей распахнул объятия, встречая гостей. Следом подкрался неистребимый привкус химасла – той прогорклой эссенции, которой усталые хозяева натирают импланты низкого качества, чтобы они постоянно не отторгались. И это были самые вежливые представители сногсшибательной толпы запахов, которая хлынула навстречу гостям! Главные, бьющие под дых знакомства, ждали впереди.

Через пять шагов вонь стала настолько фундаментальна, что отравляла воображение. Её питали гигатонны фантомного мусора, прошедшего через баржу за десятки лет – и горы реального, которые гнили в утилизационных залах. Переборки «Капитолия», покоробленные слоями налёта, уже не могли препятствовать проникновению отборной коллекции запахов повсюду и везде. В итоге миазмы сбивались в случайные группы и влекли друг друга по барже в безумном вальсе сквозняков.

Ана охнула, прикрыла нос ладонью и включила фильтры прежде, чем позеленеть. Одиссей рассмеялся от смрада ностальгических воспоминаний – повеяло детством… Он поднял воротник свитера-трансформера и сделал себе полумаску; дышать стало гораздо легче.

– Товарищи вип-гости, расчистила вам пятачок, – доложила Зойка, в глазах которой туристы были не только ходячим прибытком, но и редкой оказией для социализации. – Залазьте наверх, Пушок вас проведёт.

Хозяйка вещала с тридцатиметровой высоты, из просторной рубки под куполом «Капитолия», куда вела гнутая вертикальная лестница. А лифта, левиплатформы и даже скрипучего древнего эскалатора вокруг не наблюдалось, значит, гостям полагалось карабкаться вручную. Как странно. Современные люди к такому не привыкли, а Одиссей давно отвык. Но для системы Гендар, орбитателикоторой не так давно жили в капсульных блоках и с детства не вылезали из скафандров – это было в самый раз.

Детектив задел плечом башенку устаревших плат, та зашаталась и едва не рухнула, когда из полумрака возник Пушок и удержал хламину от падения.

Это был старый капсульный уборщик: летающая овальная штуковина на воздушной подушке в полметра шириной. «Пушистость» ему придавало множество свисавших из-под днища сочленений (хваты, щётки, свёрла и скребки) для самой разной работы, и ёжик торчащих сверху сенсорных антенн. Бряцая висюльками, будто ожившая люстра, Пушок проплыл через нагромождения старья, показав пешеходный путь к лестнице.

– Пииик! – громко пропищал он, отметив и без того очевидное место подъёма.

И отправился дальше по своим делам, уверенно лавируя в лабиринте может-когда-нибудь-пригодящегося хлама, которым Зойка заполонила купольный зал. Тут были и поломанные генераторы, и детали выкинутых на свалку космических кораблей, и лом средней ценности, и разбитые экспонаты, не поддающиеся идентификации на глазок. Детектив с затаённой грустью оглядел это кладбище оплавленных надежд, собрание, как бы точнее выразить… пропащих, но не абсолютно бесполезных вещей.

– Высоко! – принцесса задрала голову.

Для неё происходящее было забавной экскурсией в экстрим-музей. Фокс колебался: не мешать Ане балдеть от калейдоскопа впечатлений – или мягко вернуть её ногами на землю, то есть, на палубу. С каждым шагом они глубже увязали в серьёзном деле со ставками выше, чем казалось изначально. А после их близости она стала такой счастливой, что мужская натура Фокса слепо стремилась защищать и радовать Ану. Но если в результате она окажется не готова к внезапной череде убийственных событий? Одиссей вздохнул. Ладно, решил он, у нас осталось немного времени перед рывком. Пусть радуется, пока может.

– Я первая!

Ухватив проржавевшие перекладины, принцесса ловко полезла вверх – и Фокс внезапно понял, что Ана думает примерно то же самое, только с другой стороны. Она карабкается по старой кривой лестнице, чтобы испытать её на прочность, и в случае крушения – спрыгнуть без ущерба даже с большой высоты. Чтобы устаревший человек неловко не сверзился и чего-нибудь себе не сломал.

Он улыбнулся, немного подождал и двинулся следом. Под стройной девушкой лестница почти не скрипела, а вот рывки пыхтящего детектива вызвали у уставшего от такой жизни металла протяжный стон.

– Добрались, – оценила Пересмешница, как будто сомневалась, что они смогут. Капитанша сидела в подвижном кресле пилота, опутанная контактными разъёмами и подключённая к кораблю. – Стоп, так вы не местные? Вот уж не ожидала. Вы прилетели в Гендар пограбить? Эт что-то новое, всегда было наоборот.

Зойка хохотнула.

– Ладно, нам уплочено, чтоб мы не задавали лишних вопросов. Так что милости прошу к нашему шалашу!

А шалаш был весьма интересный.

Бронированные стеклопластовые плиты сходились к вершине купола, под которым висела ОПЕРНАЯ ЛЮСТРА. От былой славы остался лишь каркас, без роскоши хрустальных висюлек. Но вместо них мусорная княжна годами подбирала и вешала стекляшки, кусочки прозрачного цветного оргпластика, мелкие обломки блестящего металла, выкинутые на свалку керамические фигурки и статуэтки – и тому подобное. Судя по Зойкиному возрасту, она управляла «Капитолием» лет тридцать, и за эти годы здоровенная пятиярусная люстра была заполнена всего на треть. Но даже так производила оглушительный вау-вайб.

В одном углу рубки были натянуты титановые нити для штопки корабельных обшивок, и там на магнитных защёлках, способных удержать бронепластины под давлением в сто атмосфер, висела сохнущая одежда и потёртые пледы. Между ними топорщилась пара плюшевых игрушек, подвешенных за ухо и за щупальце. Фокс скользнул взглядом по коллекции мембранного термобелья, выцветшего от тысячи стирок: часть боди были с дырками для кабелей, в других эти дырки заклеили вакуумным скотчем. Как интересно, подумал сыщик и деликатно отвёл взгляд от фильтро-компрессорных бельевых систем, также известных как подгузники для пилотов.

Другой угол рубки занимал монументальный силовой гамак с медицинским контуром – не чета игрушке Фокса, а серьёзная штуковина, хоть и старой модели.

Слева на всё той же титановой нити висели банки и бутылки: можно стучать любой из десятка металлических деталей, и склянки будут издавать мелодичные звуки. Рядом громоздились кучи старой обуви разных рас: словно высыпали целый магазинчик и пытались рассортировать по формам и цветам, разложить в миниатюрный спектральный город. Рядом с обувными кварталами располагались улочки упаковок от давным-давно съеденной еды; а на вершинах каждого из обувных и упаковочных «зданий» темнела тяжёлая промышленная гайка, для устойчивости.

Странной была и «центральная площадь»: там прикорнули штук пять кособоких фигурок, умело собранных из мелкого хлама. Одиссей уставился на ёжика, утыканного снопом фильтрующих ворсинок от устаревших топливных систем. Судя по тому, что он был привит проволокой к голове человекоподобной фигурки, это был не ёжик, а гендос; другие фигуры тоже напоминали гуманоидов.

Всё это выглядело, как инсталляция музея шизанутых культур. Да, в галактике был и такой музей – однажды Фокс расследовал там дело о пропаже очень нетривиальных экспонатов.

С другого бока рубки, в сравнительно чистой области красовался облезлый корпоративный диван. Витков десять назад его выкинули из какой-нибудь приёмной, а мусорная княжна залатала кусками попавших под руку материалов. Получился пэчворк в стиле «гранж», туда Ана с Одиссеем и приземлились.

– Чем будете травиться? – спросила Пересмешница с гостеприимным оскалом. – Могу предложить крепкое, игривое, терпкое, сладкое, капельку в эйфорию или стаканчик на расслабон. Коллекционное, марочное, экзотику или чисто-просто нажраться. А мож вам функционала? Подумать, поспать, взбодриться, подлечить печень. Не стесняйтесь, господа хорошие, вы заплатили за вип-проезд, так что бизнес-ланч и аперитивчик прилагаются! У Зойки есть всё.

Она почти не преувеличивала, ибо единственным современным и самым ухоженным предметом на этом горе-корабле был большой пищевой синтезатор – встроенный прямо в панель управления, чтобы всегда оставаться под рукой. Вот так гурманство. Наверняка у Пересмешницы оплачена десятилетняя подписка на гигантскую базу галактической рецептуры GedonistMaxPro, и она может синтезировать большинство известных блюд. Немного не по статусу побирающейся мусоровозке. В вакуумных блоках дорогущего агрегата хранилось достаточно разнообразного сырья для производства еды и, особенно, питья.

Но главный шарм рубке «Капитолия» придавал большой арматурный стеллаж, где в ложах из мягкого пеноформа возлежали… пустые бутылки, кувшины, футляры, капсулы, бокалы и прочие сосуды из-под известного марочного спиртного разных планет. Фокс непонимающе моргнул, прежде чем осознал концепцию – а осознав, восхищённо ахнул.

Бутылки от когда-то выпитых дорогих напитков угодили на свалку, попали в мусорный груз «Капитолия», здесь их нашли, отмыли – и с гордостью добавили на полки. Не просто для антуража. А чтобы делать в синтезаторе соответствующие напитки, наливать в оригинальную посуду – и потреблять с чувством состоятельного достоинства! Может, синтезированный коньяк и хуже настоящего, но в такой посуде… Бомжур, господа.

– Моя коллекция, – с гордостью сказала Зойка, сделав королевский жест рукой. – Из настоящей тары даже гипер-ром слаще.

– Это лучшая коллекция, которую я видел за годы, – удивлённо признал Одиссей. Ведь на стеллаже чего только не было!

Пузатые зелёные бутыли «Наполеона» с металлической оковкой.

Мохнатые калебасы из отвердевших плодов хохо для натурально бродящего сока «Шизари».

Гранёные гидропластиковые капсулы из-под кислородного коктейля «КосмоКраш».

Гроздья-шарики известной марки «Турбулент», для удобных шотов в невесомости.

Термические тубусы высокооктанового «Топлива богов». Топовый алко-стимулятор поставит на ноги даже отпахавшего поле быка.

Скромный кувшин саке «Кибер-Гейша» и непритязательная бутылка «Столичной» водки, которая не изменилась за последние полторы тысячи лет.

Двойная бутыль для знаменитого «Коктейля Шрёдингера»: когда пьёшь, несовместимые половинки смешиваются в горлышке, рождая невообразимые бурления вкуса.

Резная костяная чаша из черепа хищнозавра для смертельно-опасного «Mortini», каждый глоток которого может стать последним. Memento Mortini, искусно вырезано на лбу когда-то живого существа. И хотя это не оригинал, а заводская штамповка, напечатанная на принтере – всё равно произведение искусства, а не чаша.

Коллекцию венчала витая бутылка в самом центре, с чужеродным дизайном и мрачная, как провал в ночи: бесценное чёрное шампанское «Neutrino Black». Типичный пример, как нечто невообразимо дорогое может перепасть и беднякам – в виде пустой скорлупы.

– Мне иллирийскую амброзию, – осмотрев экспонаты, попросила Ана.

Шипучий энергетик с молекулярной пеной создали её предки, пытаясь возродить эллинскую культуру погибшей Земли. Только на родине этого напитка никогда не было, его придумали, чтобы подчеркнуть миф. Но иногда обман лучше правды. Пить амброзию полагалось из рога, окованного в бронзу, а если рога нет, можно из пеностакана. К счастью, на стеллаже красовался иллирийский бокал-рог.

– Это мы одобряем, – обрадовалась Зойка, будто встретила сестру во питье. – Лёгкая шняга, но бодрит посильнее первой стопки абсента. А тебе, мохнатый?

– Мне нужно утилизировать остатки топлива, – серьёзно сказал Одиссей и вытащил из свитера последние баночки «DarkStar».

– Гости со своей выпивкой? Чудно. Тогда амброзия с фруктовыми спарксами для леди и плавленный хлеб для косматого. А я махну пивка с духариками.

Из боков капитанского кресла вылезли складные механические руки, они стремительно и чарующе-синхронно делали сразу несколько дел: взяли посуду, пшикнули дезинфектором и аккуратнейшим образом просушили из плазменной горелки; подтянули крепления на нужных ёмкостях с сырьём и отодвинули вниз ненужные. Зойка владела механоруками так же естественно и легко, как живыми. Она запустила синтез в пяти ячейках из десяти, не прошло и минуты, как все трое взялись за «кружки».

– Ну, господа залётные, за встречу, – капитанша приподняла бокал с пивом в механоруке, а мизинчик оттопырила на своей настоящей. – За усиление дружественных, мать их, контактов с гражданами других систем!

– За! – дружно кивнули две встрёпанных туристических головы.

И кстати, традиционная космическая газировка зловещей корпорации DarkStar оказалась идеально-хороша.

Хозяйка поглядывала на гостей, а те обводили взглядами рубку, чтобы не глазеть на неё. В воздухе витала невысказанная неловкость, потому что Зойка оказалась парсом. Так называли существ, потерявших автономность, ставших малой частью чего-то большего – в данном случае, живой деталью корабля. Жить без своего «Капитолия» Пересмешница уже не могла.

Внешне она была не то, что уродлива: элементы экзоскелета, пять разъёмов с неаккуратно сидящими крепежами, на которых скопилась труха от высохших порций смазки. Несколько вздувшихся подкожных жил, пульсирующих по всему телу – трубки жизнеобеспечения и энергообеспечения. И чипы для усиления связи, такие плоские бляшки-антенны на лбу и кистях рук. Несимпатично, но и не киборг, совсем утративший человеческий облик.

Вот только Ана и Фокс хорошо помнили недавнюю визио-связь, и там никаких имплантов не было. Зойка включила цифровой аватар, чтобы скрыть реальные черты – значит, импланты были ей неприятны. Неудивительно.

Стать парсом – незавидная участь представителей слаборазвитых миров. Тех, кто был вынужден пойти на серьёзные модификации, часто невозвратные, чтобы выполнять технологические задачи. Лет тридцать назад Зойку имплантировали в «Капитолий», а не наоборот. Чтобы она могла в одиночку обслуживать все системы и управлять старым, технологически несовершенным кораблём. Потому что так дешевле.

Ещё недавно Гендар прозябал, и мусорный бизнес в голодной и скупой системе приносил, по космическим меркам, немного. Стать парсом-одиночкой было не просто экономически выгоднее, чем нанять команду – это оказалась единственно возможная бизнес-модель. Однажды Зойке пришлось выбирать: остаться неконкурентной или дать себя раскромсать и пришить к «Капитолию». Наверное, она сделала правильный выбор.

С тех пор капитанша вела непростую и неприятную жизнь: имплантам низкого качества нужен постоянный уход. После всех операций по совместимости и синхронизации, Зойка стала системо-центрированной: половина её мозга была отдана «Капитолию», половина сознания устремлена в глуховорот безжизненных технических процессов. Словно пёс на цепи, она не могла покинуть корабль – формально могла, но это требовало отдельных усилий и затрат. Глухи были и перспективы: с годами они не улучшались. Зойка старела вместе с баржей, в недалёком будущем обеих ждали свалка и утиль.

Говорят, это проклятие – жить в эпоху перемен. И Гендар проклял Зойку, её захлестнула и утопила взбудораженная волна прогресса. Ведь в стремительно развивающейся системе, где на смену примитивным технологиям спешат новые, вытесняя одна другую – переделать стареющего парса под новое судно было почти нереально. Сложно найти ещё один подходящий корабль устаревшей конструкции. И даже если найдётся, подходящих парсов будет несколько, а корабль один. Поэтому билет на «Капитолий» у Зойки оказался в один конец.

Раньше быть парсом считалось почётным, они шли на жертву ради светлого будущего и несли импланты гордо, как награды. Предполагалось, что после отработанной в хлам героической молодости, накоплений и социальных выплат хватит на обратную деимплантацию и достойную старость. Но с приходом более развитых технологий парсы стали не нужны. Однажды они проснулись и осознали себя когортой фриков и изгоев, о которых стараются забыть. Тем временем граждане планеты жили в разы богаче и современнее, чем орбиталы Кольца. Гендар богател общими трудами, но траектория Зойки вела на свалку истории, без права вырулить хотя бы к пенсии.

Эти мысли пролетели в голове Одиссея, не задерживаясь, он был сосредоточен на другом. Искоса смотрел на одну из ячеек синтезатора, там стояла кружка с мембраной – чтобы неумелый пьющий не пролил содержимое на себя. Взгляд Фокса вернулся к панели управления, которую по всем инструкциям нужно очистить от посторонних предметов. Там, теряясь посреди тумблеров и огоньков, лежали универсальный инъектор и несколько картриджей, незаметные и всегда под рукой. Детектив отвёл глаза.

– Да не стесняйтесь, – хмыкнула капитанша, упрямо мотнув косичками. – Можно и поглазеть, мы привыкшие. Смогла бы я в бизнес, стала бы обратно Зойкой. А так Зоище. Ну хоть живу спокойно, не в тесноте, и никто меня не достаёт. Летаю в гробу, но гроб-то просторный и обжитой. Прозябать надо весело!

Она щедро глотнула из кружки и сморщилась от горечи пива. Одиссей понимающе кивнул. Годы жесткой экономии и кропотливой торговли найденным в мусоре не приблизили Пересмешницу к мечте: вернуться к тому, с чего она начала, к нормальному человеческому телу.

– Лет пять назад ты поняла, что накопить не получится?

– Лет восемь назад, – помедлив, поправила Зойка.

– И решила хоть напоследок пожить в удовольствие? – спросил Фокс так спокойно и прямо, что волосы Аны лимонно пожелтели.

– А как ещё? – Пересмешница опустила взгляд, ей не хватило твёрдости посмотреть детективу в глаза. – Я копила на новое синтотело, да хоть на деимплантацию. Думала, покопаюсь лет тридцать в мусоре и сяду на планетку, пря-а-амо в райский сад.

Она усмехнулась и сделала ещё один щедрый глоток, похлопала по жёсткой титановой раме своего кресла-трона.

– Но моей ласточке требуется слишком много ремонта. Когда стало ясно, что накопить не светит, я решила: доживать – так с музыкой! Пошла во все тяжкие, вот, прикупила менто-сетку и мощный синтезатор. Не по статусу, ой, не по статусу.

Зойка нервно потёрла переносицу и весело засмеялась.

– Зато теперь обжираюсь, как королева. И живу в ментосфере, в шикарных мирах. Не далее, как вчера, пока дрыхла, бегала с друганами в рейд.

Парс проводит жизнь на одном месте, тело требует микромассажа и деатрофирующих процедур, поэтому большой силовой гамак Пересмешницы был медицинской установкой. В его сплетениях темнели и ментальные узлы, они превращали силовую кровать в устройство полного погружения в менту, ментально-виртуальную реальность. Не отключаясь от мусоровоза, Зойка прямо на кресле переезжала в гамак и спала в иных мирах.

Неплохая, на самом деле, антитеза хреновой жизни.

– За то, чтобы наши возможности не слишком отставали от наших желаний, – пробурчала капитанша. – А то получается чёрте что.

Ана не знала, что сказать. Она сидела с почти не тронутым рогом, где выдыхался пенный нектар, и серые волосы свесились на опущенное лицо.

– Может, настоящая жизнь там, а не здесь, – кивнул детектив.

– А согласна! – расхохоталась Зойка с наигранным гортанным задором. – Там я героиня, спасительница миров. Уж точно не мусоровозка.

Она аппетитно хрустела духариками и отпускала мусорные шутки, чтобы растормошить Ану. А Фокс искал то, что не на виду, но сложно спрятать, даже в таком пёстром месте. Наконец детектив разглядел в густой темноте под гамаком что-то вроде маленького шалаша. Составленный из десятков ковриков и одеял, он напоминал то ли будку питомца, то ли самодельную хижину, детище весёлой игры. Но судя по металлическим скобам, таким же, как на стеллаже с бутылками, шалашик был сделан надолго и всерьёз.

– Эт конура для Пушка, – проследив взгляд гостя, сказала внимательная Зойка. – Должна же старая робо-скотинка иметь свой угол?

Но улики по всей рубке говорили о другом.

В обычной ситуации Одиссей оставил бы это за скобками, мирно кивнул хозяйке и предложил бы тост. Но они оказались вне обычной ситуации, им нужно спасти Фазиля… и остальных.

– Ужасно вкусно! – громко сказал детектив. – Но я больше не выпью…

Он нагнулся и поставил последнюю газировку на пол.

– …А топливо надо срочно употребить, иначе взорвётся!

Одиссей сильно толкнул баночку, и она покатилась, весело подпрыгивая на наростах из окаменевшей грязищи, прямо к «конуре».

– Какое топливо? – слегка ошалела Зойка. – Чудик, ты не мог сбрендить, ты бренди не пил…

Тут она увидела, куда катится ситуация, но было уже поздно. Баночка стукнулась о скобу шалаша, из темноты мигом высунулась худая детская рука, схватила её и утащила внутрь.

Хозяйка поняла, зачем Фокс нёс ахинею про взрывающееся топливо: чтобы ребёнок купился и выдал себя. Капитанша дёрнулась, бляшки сенсоров на её голове высветил яркий всполох. Ржавые погрузочные хваты-краны «Капитолия» с лязгом высвободились из стен и жамкнули Ану с Одиссем. Ана успела соскочить с дивана, и клешня глухо щёлкнула впустую, а вот Фокса немилосердно сжало поперёк тела и приподняло на полметра вверх. Рука принцессы метнулась в сумочку на бедре, но упреждающий жест босса её остановил.

Всё это заняло не больше трёх секунд.

– Дражайшие гости, – трезво и потому очень недовольно произнесла Зойка. – Вы нарушаете древний закон гостеприимства: не лезть в хозяйские дела. А на моём корабле, если обидеть капитана, легко превратиться в мусор.

– Мы не тронем твоего Маугли, – прохрипел Одиссей. – И не выдадим властям.

– А зачем ты его подманил? – клешня немилосердно тряхнула человека. – Ты из биоконтроля! Не ври!

– Нет, мы и правда туристы! – звонко воскликнула Ана. – Нас ограбили в вашей системе, взяли в заложники друга, а потом пытались убить.

– Сказала бы, что сочувствую, но в Гендаре таким не удивишь, – шикнула Пересмешница. – Последний раз спрашиваю: зачем прицепились к ребёнку?

– Нам нужна информация.

– От него? – опешила Зойка, и одна из механорук для уверенности указала на шалаш, в тёмном проёме которого брезжило смуглое лицо и настороженно блестели глаза.

– Да, – невозмутимо, насколько мог, подтвердил Одиссей. – Я расследую заговор гендосов, а у твоего приёмыша мало того, что новый симбионт, так ещё и плохо прижился. Неужели он «дикий»?

Зойка застыла в шоке с открытым ртом, а потом взорвалась.

– Да откуда ты знаешь, что у меня ребёнок, что у ребёнка гендос, а у гендоса болезнь?! – воскликнула она.

– Я лучший детектив в галактике.

– Вот оно что. А я прима-балерина Млечного пути!

Диалог получался бредовый.

– Ну докажи, лохматый. Только смотри: времена нынче нервные, а я выпивши, в любой момент клешня может дрогнуть и сжаться слишком сильно.

– У тебя идеальная координация механорук, а в ячейке синтезатора стоит кружка с мембраной-непроливайкой, кто из неё пьёт? – холодно выговорил Одиссей. – Ты носишь термобельё с дырами для кабелей и разъёмов, а у половины боди дыры заделаны, зачем? В углу сушится пара мягких игрушек, и целый угол отведён под игровую зону. Только слепой бы не догадался про ребёнка.

– Чёрт. Глазастый чёрт. А при чём тут гендос?

– Игрушка, прикреплённая к голове человеческой куклы. Держу пари, она сделана с натуры. Ты сварганила пацану его фигурку, чтобы играл и воображал себя в приключениях. А недавно ты долепила к нему симбионта – потому что он появился у мальца.

У Пересмешницы не нашлось слов, она лишь развела механоруками.

– Ещё ты сказала «нам заплатили», «добро пожаловать к нашемушалашу», – торопливо добавила Ана, чтобы хоть немного поучаствовать в расследовании.

– Земля – Капитолию, приём, – начиная злиться, напомнил Фокс. Его не восхищало висеть в неудобной позе до боли сжатым погрузочно-сортировочной клешнёй.

– Не рыпайся, подозрительный тип, я думаю. Ну а как ты понял про болезнь?

– Мальчишка-сирота живёт у тебя без надзора, ты прячешь его от гостей и делаешь вид, что одна на барже. Беспризорный ребёнок не мог получить гендоса от государства. Поставь ты мальца на учёт, его бы моментально отсюда забрали. Значит, он получил симбионта другим способом, и эту историю я очень хочу узнать. А судя по инъектору с дозами иммунорегуляторов у тебя на панели управления, гендос не прижился. Мальчик его отторгает, уже началась аутоиммунная реакция – и, если не принять мер, она его убьёт.

– Етитская сила…

Зойку, по жизни не блиставшую умом и свято уверенную, что её конспирация нерушима, разрывала буря противоречий.

– Мы вам поможем! – пообещала Ана. – Честно, нам можно доверять.

– Так говорят перед тем, как кинуть, – нервно и глухо ответила жительница Гендара, её лицо исказилось от роя неприятных воспоминаний. – Неубедительно.

– Мы с тобой одной крови, ты и я, – тихо сказал Одиссей.

– Чёрта с два! – рявкнула Пересмешница. – Я глушила рабочий пивас, а ты смаковал шикованую газировку! Между нами пропасть в парсек.

– Может и больше. Но я капитан мусоровоза.

Зойка с недоумением уставилась на коллегу.

– Такой чистенький и хорошенький, да мусорщик? Опять заливаешь.

– Только топливо в баки. Держи тэг моего корабля.

Она поймала инфо со старенького кристалла и удивлённо помотала косичками.

– «Мусорог», – хмыкнула Зойка. – А ты весёлый.

– Обычно да, но в данный момент уже не очень.

– Ба, поставь чоха на место! – раздался тоненький возмущённый голосок. – Больно ему, не видишь? А что он натворил: дал нам денег, а мне вкуснотищу? Чох неплох, ба.

Клешни нехотя лязгнули, Одиссей плюхнулся обратно на диван и как ни в чём не бывало закинул ногу на ногу.

– Ну, давай знакомиться, – сказал он. – Меня зовут Фокс, а тебя?

Мальчик вышел на свет. Ему было восемь, тонкий, как коллекция палочек, принципиально-немытый, в залатанном термобелье и кроссовках-липучках не для людей, зато подходящих по размеру. Волосы, вернее, куски слипшейся пакли, были схвачены двойной утянутой гайкой, чтобы не лезть в глаза. Заострённое лицо покрывали странные прыщи, они усыпали все руки, а глаза у мальчика были крайне нездорово-жёлтого цвета с сеткой полопавшихся сосудов. Из правой щеки, словно пугающая опухоль, рос небольшой пушистый гендос. Только цвет у него был не зелёный, а с коричневым отливом, и кожица, обычно гладкая, у этого вяло морщилась. Брр.

Ана едва сдержала вздох, увидев мальчишку, вцепилась в него взглядом и стремительно выстраивала профиль болезни. Мусорный Маугли не глядя перепрыгнул препятствия на пути к дивану и встал перед ними.

– Крысёныш, – серьёзно и даже гордо сказал он, протянув грязную и покрытую мелкой сыпью руку.

Одиссей пожал её, но прежде, чем он успел что-то ответить, Ана взяла происходящее в свои руки.

– Ты обследовала мальчика в своём гамаке?

– Пфф, – громко шикнула капитанша. – Сходу решила, раз я мусорщица и пьянчуга, то за пацаном вообще не слежу?

– Да, – глядя на неё в упор, ответила Ана. – А что, тотальная антисанитария и внешний вид ребёнка это опровергают?

– Не гони на Зою, чоха, – строго сказал Крысёныш. – Она отлично за мной следит, лучше всех. Я такой здоровый, что могу босым в космосе гулять, ясно? И ем всегда самое вкусное.

Он оскалил зубы, они неожиданно оказались жемчужно-чисты и крепки, без единого изъяна.

– Хм, – нейр Аны выдал итоги внешнего обзора. – Внешность обманчива, он и правда… очень здоров. Прошит от бактериальных и вирусных факторов, тонус выше нормы, кожа и секреция до недавнего времени были идеальные. Худой не от недостатка питания, а от жизни в низком тяготении.

– Он с рождения копается в мусоре, – буднично сообщила Зойка. – У него к любой заразе иммунитет.

– Единственное, что с ним не в порядке, это отторжение гендоса, – подвела итоги Ана. Она взглянула на Пересмешницу. – Извини, я была не права. Просто… он ужасно выглядит.

– Я тоже не красавица, – фыркнула Зойка. – Такая у нас жизнь, не до мытья. Я могу синтезировать еды, но вода для ванн и, тем более, уборки, нам не по карману. Знаешь, сколько стоит вода на орбите?

Ана знала. Конденсировать воду из воздуха проблему не решало, потому что воды получалось немного; да и сама дыхательная смесь в космосе куда дороже многих сублиматов и сырья.

– Ладно, – примирительно сказал Одиссей. – Причин ссориться у нас нет. Зойка, мы правда расследуем заговор гендосов и можем помочь твоему пацану. Веришь?

– Я ж тебя отпустила, – Пересмешница пожала плечами и механоруками.

– Когда началось отторжение? Почему он не в больнице? – спросила Ана спокойным, но стальным тоном.

– Два дня назад, – буркнула Зойка. – А врачам я Крыса сдать не могу, он без регистрации, его вообще по системе не существует. Пацана заберут, а меня то ли посадят, то ли сразу в утиль. И не за то, что скрывала мальца без регистрации. А за незаконного гендоса. С этим у нас очень строго.

Ана хотела сказать, что в такой беззаконной системе можно дать взятку врачам и лечить мальчишку подпольно. Но услышав последнюю фразу, осеклась. Ведь к симбионтам в Гендаре действительно относились серьёзно.

– И твоя медсистема, которая всегда вас выручала, с этим не может справиться, – кивнул Фокс. – Ты нашла иммуномодуляторы, но они не помогли. Если не сдать его медикам, через две-три недели он умрёт.

– Ну давай, лучший сыщик вселенной. Придумай, как нам быть.

– Хорошо, – детектив повернулся к Крысёнышу. – Расскажи, откуда у тебя гендос?

– Обменял на чёткий хабар одному фонси, – с достоинством ответил пацанёнок. Из этого ответа выпирали сразу два важных факта.

Во-первых, шлемзы, чохи и фонси явно были элементами одной периодической системы под названием Гендар. И если шлемзами с умилённым презрением именовали туристов, которым можно улыбаться и обдирать, то «чох» звучало слегка менее оскорбительно. Что-то вроде «наш клиент, он нам платит» или «полезный чужак». «Фонси» же было сказано с лёгкой неприязнью, но и с невольным уважением. Может, так бедняки и трудяги Гендара называют богачей? А, ну конечно, это жители планеты. Граждане более высокого статуса, зависть и неприязнь к которым смешана с лёгким испугом и восхищением. Ведь они буквально – обитатели другого, более развитого мира, чем Кольцо.

Загрузка...