Созидающий миры As`mir haluim
Разрушающий сознание Nia`s maanur
Насаждающий волю Imra`s elohim
Несущий в себе власть Iska`t vis dinur
Побеждающий тление Uvim`s aldusim
Возьми мою кровь Sia`s mis burad
И претвори ее в жизнь As`mir ris dusim
Призыв на языке Перворожденных, молитва к Единому
Прежде времен был Единый. Несущий в себе все обилие материи и магии, могуществом своим близкий к Первоначальному.
Но времена пустоты близились к концу. Единый сотворил мир, с помощью своей высшей магии призывая материальные потоки, созидая из них Вселенные, планеты, звезды и все сущее.
Когда же материя его подошла к концу, он принял облик чародея, взяв себе имя Анаилат. Лишь на облик хватило его былого могущества.
Созданный мир развивался, цвели новые поля и луга, леса и горы на глазах чародея росли и высились к небесам. Настало время вдохнуть в жизнь разум.
И он истратил свою магию, чтобы наделить энергией жизни каждое живое существо, появившееся в мире. Став простым смертным, Анаилат взял себе новое имя – Исграмон, известный как Первозданный Король.
Он основал империю, равной которой не было ни раньше, ни позже. При его тысячелетнем правлении росли и множились поселения, развивалась культура, и многие народы, что населяли новый мир, крепли и мужали.
Эльфы, созданные из материи воды и воздуха, получили наибольший талант в магии и знаниях. Никто, кроме них, так точно не ведал о происхождении законов мироздания и связях между мирами.
Но любому благоденствию рано или поздно приходит конец.
Первозданный Король умер, ознаменовав своей кончиной начало времени, о котором пойдет речь в этой истории.
Я, бард по имени Мартин, начну ее сначала.
Атавист, конец XIV века от П.Э.
В небольшом захолустном городке Атавист, на западе от тракта, расцветала сирень. Солнышко грело по-летнему, и никак нельзя было заподозрить в конце апреля весну, только-только вступавшую в свои законные права.
Здесь, в северных землях, приход весны ранее марта был событием неслыханным, а летняя жара в апреле – и того реже. Как бы там ни было, королевское войско двигалось лениво, огибая тракт по проселочным дорогам и стараясь не увязать в заболоченных, местами, тропинках.
После вступления в город организованных войск жители решили, что нужно жить немного скромнее, и количество скота и птицы на улицах уменьшилось в геометрической прогрессии, сообразуясь с численностью вечно голодающей регулярной армии.
И только у гнома Витура все шло, как следует. Приход войск лишь поднял его прибыли, и невиданные доселе барыши потекли в загребущие ручки с огромными кулаками, коими Витур любил похвастать вечерами в близлежащей к его корчме кузнице.
Он даже не помнил, в каком году покинул Тарволлен, империю гномов. Кузнечному ремеслу его пытались научить, словно неразумного несмышленыша, коим он, без сомнения, и являлся среди своих сородичей, но сердце его лежало к торговле. Отец Витура не мог смириться с тем, что в семье из трех дочерей единственный наследник тринадцати кузнечных колен не хочет брать в руки молота. Витура изгнали, согласно древнему правилу, которое дает возможность главе гномьего семейства изгнать свое дитя, если для того есть веские причины. Причин было множество, включая скверный характер и постоянную непокорность, что в мире гномов равносильно социальной гибели.
Витур собрал вещи и с нескрываемым упоением отправился прочь, навстречу новой жизни, как он выражался – «без треклятого металла и закоснелых рож».
Атавист, который только создавался в то время, принял сильного и независимого гнома в свои объятия с радостью. Витур, правильно распорядившись взятым по праву наследством (попросту продав все, что содержалось в его скромной котомке), смог купить строительный материал и с помощью нескольких наемных крестьян соорудил первое здание корчмы.
Надо ли говорить, что столь востребованное в каждом молодом селении заведение окупилось настолько быстро, что спустя несколько лет Витур решил расшириться до гордого титула таверны, в которой можно было бы принимать путников и даже более высокородных гостей. Посетил же старого гнома настолько высокородный гость, о котором невозможно умолчать.
Однажды глубокой ночью, отмеченной сильным ливнем и пронизывающим северным ветром конца сентября, Витур пил сваренное им самим пиво и, смахивая дуновением воздуха из губ очередную порцию пены, услышал странный звук из-за крепких дубовых ставен. Он решил, что в такую погоду никого кроме разбойников не может принести нелегкая к дому приличного человека, и потому открывать не спешил. Спокойно, будто постигая внутреннее равновесие, гном достал из сундука громадный, изукрашенный сплавом серебра арбалет с пружинным перезаряжанием и высунул кончик болта в щель между дверью и стенным брусом. Спустя минуту, когда он вновь услышал звук и понял, что разбойники не стали бы ждать так долго, он приоткрыл дверь.
Прямо на пороге, грубо обернутый в грязное тряпье, лежал ребенок. Сквозь порывы ветра и звук ливня его отчаянный крик превращался в нечто скрипучее и донельзя неприятное. Оставить же на улице несчастный комок Витуру не позволяла совесть. И хотя особой любви к детям, особенно чужим, он никогда не питал, найденыш нашел приют в корчме.
Витур осознал все величие момента позднее. Когда заезжий знахарь сказал, что после скитаний и сна на мерзлой почве почтенный гном никогда не обзаведется своими собственными подгорками, он с миром отпустил молодую жену, происходившую из людей, и с двойным усердием принялся воспитывать свой подарок судьбы.
Мальчик (найденышем оказался самый обыкновенный человеческий мальчик) рос быстро, и не успел Витур заметить, как его борода получила проседи, а в окружающем мире минуло двадцать лет. Взрослый уже юноша, не называя гнома иначе как «отцом», в меру опыта и возможностей помогал при корчме и, конечно, не упускал случая погоняться за юбками там же, за что неоднократно был бит полотенцами или выкупан в ушате пива.
Как бы там ни было, гном понимал, что не намерен совершать ошибку своего отца, и после двадцать первого дня рождения его названый сын отправился путешествовать, чтобы повидать мир. И, наверное, Витур думал даже, что может никогда его больше не встретить, однако у жизни были свои планы.
Его сын Рандуил вернулся в корчму спустя несколько лет, заявив, что найдет свое предназначение здесь, рядом со своим воспитателем. И хотя строптивая и жесткая натура Витура не дала ему обронить скупой слезинки, в глубине души он был рад такому повороту событий.
Поэтому, когда армия короля разрозненными отрядами встала лагерем около Атависта, Витур обрадовался возможности снова заработать и вернуть издержанное на путешествие сына. Солдаты пили и ели, словно дикие кабаны, а тем временем семья Витура, а именно он и его сын, подсчитывали в подвале медяки и серебро.
Прошло несколько дней. Витур, проснувшись в очередное раннее утро с первыми лучами, с трудом сполз с мягкой кровати, устеленной шелковым бельем эльфийского шитья, и втиснул ноги в мягкие, но местами тесные меховые сапоги. Служанка уже была в дверях:
– Господин Витур, что прикажете подать вам на завтрак?
Гном задумчиво почесал бороду и, улыбаясь, положил другую руку за проплешину.
– Ума не приложу, Велора. Можно яичницу или горшочек перловой каши с луком и вареными яйцами.
– Нельзя есть столько яиц, господин Витур! От них полнеют!
И, легкая как мотылек, распространяя собственные идеи здоровья, Велора спустилась по завихренной лестнице вниз, к дубовой стойке, где Рандуил уже готовил свой скудный, аскетичного вида завтрак. Ломоть черного хлеба, намазанный сливочным маслом, кружка чистой родниковой воды и миска свежих овощей, возглавляемых гордыми кусочками баклажана.
Велора зашла за стойку, достала из-под прилавка свежие, собранные утром куриные яйца.
– Отец снова просит яичницу?
– Да, господин. А я снова убеждаю его, что это вредно.
Громогласный бас прозвучал шутливо угрожающе:
– Я все слышу, Велора! Уже спускаюсь!
Рандуил обернулся, отвлекаясь от тарелки с овощами и початого кем-то сырного круга. Витур спускался тяжело и как-то непривычно, судя по звукам, доносившимся из-за витка лестницы. Вскоре все прояснилось.
Гном, будучи с утра в прекрасном расположении духа, надел свои тяжелые доспехи, купленные пару десятилетий назад у заезжего купца для любительских турниров и собственных тренировок во дворе. Они были воистину тяжелыми, даже для изделия из стали, и тяжесть их была видна даже в линиях каждой пластины и секции. Плечи прикрывались массивными получашами, изготовленными из цельных листов толстого металла. Гравировка в виде узоров дополняла тяжеловесную броню некой свежестью формы и вызывала желание рассмотреть ее ближе. Витур спустился и до треска в дереве облокотился на стойку.
– Предлагаю сегодня устроить спарринг во дворе, что скажешь? Мне не помешает размять мои старые кости. К тому же наш знакомый из предместий Атависта привез недавно клинок, который я бы хотел тебе показать. Цвайхандер с «кабаньими клыками», то оружие, что украшает добрую половину гербов знати.
Действительно, стоило оглянуться в сторону от стойки, как глаза встречались с любительским портретом Первозданного Короля, в некоем классическом фольклорном образе, изображенный заезжим художником. Подпись позолоченной краской уже довольно облупилась, и можно было лишь различить дату, первое Весеннего Вступления, одна тысяча двести шестого года по календарю Морока-Итаура. Образ Первозданного Короля был величествен, Король опирался на огромный двуручный меч с широким клинком. Оружие такого типа в народе считалось «драконобойным», за счет веса и формы клинка способным пробивать крепкую, словно гранит, шкуру и крошить внушительные туши без особых трудностей. К коим, без сомнения, относится умение тварей дышать пламенем и исполинские размеры.
Витур испытующе смотрел на своего воспитанника. Как ему хотелось сейчас выйти на задворки и, упершись ногами в землю, словно столпами, размять свои мышцы, затекшие после сна, и снова ощутить в костях мощные удары стали.
Рандуил с трудом проглотил остаток хлеба:
– Прямо сейчас?
– Да, прямо сейчас! Допивай воду и пойдем! Я жду тебя снаружи.
И под изумленные взгляды первых утренних посетителей, а также Велоры, пошел к выходу, сотрясая дощатые полы шагами. Рандуил залпом допил кружку и, не отвлекаясь на взгляды, вышел следом, поправляя манжеты кожаного дублета, в который был одет. Одноручный меч, что он носил всегда с собой, теперь чаще всего оказывался не у дел и просто выполнял роль своеобразного декора на в его одежде.
Витур уже встал на изготовку, подняв клинок с «кабаньими клыками» на уровень своей груди. В тяжелой броне, с мечом, превышавшим его собственный рост, гном являл собой пример такого солдата, который на манер неуклюжего слона способен пронестись тушкой мимо противника и, не оставляя тому шансов на спасение, прорубить себе путь железной оглоблей. Можно было бы утверждать, что для гномов это несколько типично, но Витур и здесь являл собой зрелище особенное. Благородная дородность, подчеркнутая тяжелыми даже для человека доспехами, для рослого и коренастого гнома была делом обычным и облегчала жизнь в походах или в бою. Витур же, воспитанный после шахт и рудников наземным обществом, неплохо владел своим телом и развил его в той степени, какую считал приемлемой. И сделал он это, надо сказать, так же ответственно и скрупулезно, как обычно считал выручку.
К своей круглой дате, вековому юбилею, он имел вес с драконью лапу и достаточно широкие плечи для того, чтобы повесить на каждое по коромыслу. Поэтому «кабаньи клыки», купленные на прошлой неделе, казались ему легкой соломинкой. В юности Витур мог в одиночку бороться с несколькими противниками, не лишенными сноровки, и мало кому под силу было сдвинуть с места центнер живого гнома. Когда же Витур окреп и возмужал, его вес давно перевалил за эту отметку, благодаря богатым кальцием костям и другим частям тела, наименование которых постыдно произнести в этой истории. Так или иначе, в ближнем бою он был грозным противником, и устоять против него было чрезвычайно трудно.
Совершенно скромные, по таким меркам, вес и сила Рандуила компенсировались его находчивостью и сноровкой, а также достаточной мерой хитрости. Посему время от времени названные отец и сын любили позаниматься фехтованием, обмениваясь друг с другом знаниями и опытом.
Рандуил извлек меч и прошел полукруг, встав в позицию.
Витур бросился на него, огромным, по сравнению с его ростом, клинком описал дугу и ударил кончиком меча, попав в куртку. Рандуил отшатнулся, с трудом удерживая равновесие, как от удара пыльным мешком. Гном перехватил инициативу и ударил снова, подсекая клинком по широкому полукругу. Рандуил подпрыгнул и совершил выпад. Гном пригнул голову, и клинок просвистел мимо.
– Иногда и в малом росте есть преимущество, да?
С упоением Витур продолжил нападать, размахнулся из-за головы и ударил сверху. Рандуил уклонился полуоборотом и опустился на колено, избегая смертоносного острия. Цвайхандер воткнулся в землю, и, пользуясь замешательством соперника, юноша вскочил с земли и приставил к его плечу кончик своего клинка.
– Победа, Витур. Ты снова слишком медленно поднимаешь меч.
Гном сокрушенно фыркнул и уселся на землю, тяжелой пластиной придавив несколько одиноких былинок.
– Да, маленький негодяй. Мои силы уже не те, что прежде. Больше я не могу с разбега снести голову врагу и тут же сразиться с толпой врагов в одиночку. Мои руки больше не могут нести тяжесть глубинного металла.
– Неужели этот меч выкован из аснилатской1 стали?
– Да. Заезжий торговец продал мне его за тридцать золотых, с большой скидкой за предоставленный ночлег и пищу. Можешь представить, сколько бы он стоил на самом деле.
Рандуил внезапно услышал треск кустарника позади и прерывистое дыхание. Он обернулся в тот же миг, когда прямо на них вывалился человек небольшого роста, отчаянно хватавший ртом воздух. Он пытался что-то произнести, но одышка прерывала его, и с булькающим звуком он пытался снова…
Рандуил участливо наклонился и открыл свой бурдюк с водой, висевший у пояса:
– Успокойся, странник. Выпей воды, умой лицо. Что произошло?
Пара глотков, казалось, вернули ясность в глаза незнакомца и смогли помочь ему подняться на колено. Он испытующе посмотрел на Витура, членораздельно произнеся:
– Они идут, старый друг.
Витур, от жары снявший шлем после поединка, прищурил глаза от лучей, вперившихся прямо в него ниже бровей, и от удивления повел губами:
– Купец! Сын, это тот самый купец, Христиан! Он продал мне клинок около года назад. Что произошло, кто идет?
Незнакомец уже сидел на траве, придерживаемый крепкими руками Рандуила, и закрывал ладонями лицо. Его приглушенный голос слышался все отчетливее с каждым звуком.
– Атавист следующий, гном. Васиалан взят, сожжен практически дотла. И они идут дальше, они скоро будут здесь!
– Кто? Кто же?
– Айсельвы. Ледяные эльфы. Они скоро будут здесь. Прислужники Морока и повелители демонического Полотна. Они уже идут!
Ужас на лице Витура изменил и Рандуила. В тот же самый миг он с большим вниманием принялся прислушиваться к словам странного человека.
– Это конец, Витур. Легион эльфов не одолеть даже армии короля. А здесь всего несколько когорт. Они выходят уже вечером, если эльфы придут завтра, Атавист вместе с его ремесленниками и крестьянами окажется абсолютно беззащитен. Бери все, что у тебя есть, и уходи немедленно. Возможно, у тебя еще есть время. Еще остались несколько часов, которые выведут тебя на тракт.
Витур тут же встал, будто несколько минут назад не чувствовал боли в конечностях от тяжелого металла доспехов. Около полуминуты стоял, в недоумении и замешательстве. Рандуил потрогал его за плечо.
– Что будем делать?
Очнувшись будто от сна, гном скомандовал тут же:
– Иди в корчму, собирай все, что сможешь, в повозку, и вели всем уходить оттуда как можно скорее. Отправляемся в столицу. Засветло необходимо попасть на тракт.
Рандуил побежал в сторону дома, по пути сообщая встречным, чтобы шли по домам и собирали скромный скарб. Гном обернулся к своему знакомому:
– Сколько им добираться сюда, по твоему мнению?
– Не более нескольких часов. Поторопись, Витур. К сожалению, Атавист обречен! Но пока они будут разорять его, ты и твой сын, а также еще многие, кого ты успеешь предупредить, успеют уйти.
Гном молча кивнул и двинулся в сторону корчмы, за своим названным сыном.