Когда Сеит бывал дома, то он не выпускал из рук Леман, которую называл Полуш.
Однажды Эмине отправилась навестить старшего брата. Сеит пришел довольно поздно. Мюрвет уже накормила сестер. Супруги сели за стол. На ужин была утка, которую Сеит принес из ресторана. В тот самый момент, когда он поднимал бокал, из комнаты послышался плач Леман. Мюрвет беспокойно заерзала на стуле. Сеит спросил:
– Почему плачет дочка?
– Мне откуда знать, Сеит? Ребенок, вот и плачет.
– Голодная?
– Может быть, проголодалась.
Сеит не выдержал:
– Давай, оставь еду и сходи посмотри, что там стряслось.
Когда Мюрвет накормила ребенка грудью и, поменяв пеленки, вернулась, Сеит еще не съел ни кусочка. Он обрушился на жену:
– Ты весь день дома с ребенком! Ты знаешь, когда я прихожу домой. Накорми ее, пока я не пришел. Почему ты оставляешь эти дела ровно на тот час, когда мы садимся за стол? Зачем мне вообще приходить, если я не могу поесть горячей еды и посидеть со своей женой?
Мюрвет молчала. Мужчина взял себя в руки.
– Ладно, проехали! За благополучие!
В этот момент из комнаты выскочила Фетхийе, подслушавшая их разговор из своей комнаты. Она была в бешенстве.
– Что ты хочешь от моей сестры? – заорала она. – Нельзя с ней так разговаривать!
Мюрвет не могла поверить ушам своим. Этого только не хватало! Вскочив с места, она заставила Фетхийе замолчать и, взяв ее за руку, увела в комнату. Она была в шоке. Вернувшись, она посмотрела в лицо Сеиту. Он был холоден как лед.
– Сеит… Фетхийе еще ребенок.
– Судя по тому, как твоя сестра себя ведет, она давно уже выросла! А раз так, поговори с матерью, и пусть уходит. Я не желаю выслушивать от нее оскорбления.
Эмине вернулась на следующий день под вечер с новостью. Она арендовала дом вдовы, жившей с двумя дочерьми, и собиралась тотчас туда переселиться. Мюрвет вроде как возражала, но ничего изменить не могла. Эмине собрала свои вещи. Когда она, забрав с собой дочерей, садилась в повозку, то сказала Сеиту:
– До свидания, сынок, мы больше не будем мучать тебя.
Он ей ответил с сарказмом:
– Ради Аллаха, мама. Доброго пути!
Дом казался абсолютно пустым. Мюрвет заплакала. Она могла бы проплакать весь вечер, но понимала, что в таком случае заставит мужа разнервничаться. Слава Аллаху, тем вечером они были приглашены к Сафийе и Сулейману и, взяв Леман, поднялись на верхний этаж. Сеит сидел за столом, взяв жену под руку. Он часто целовал ее, гладил ее руки и волосы. Сафийе и Сулейман реагировали на это совершенно естественно. К ним присоединился и маленький Хасан. После двух бокалов вина он опечалился и погрузился в мысли. Сеит, потрепав его по плечу, спросил:
– Что с тобой, маленький поэт? Снова пишешь стихотворение?
Прозвищем Хасана было Поэт Хасан. Он получил его от друзей Сеита, так как постоянно писал стихи. Когда он немного выпивал, то закрывал глаза и начинал читать свои вирши. Большинство из них было о печали, любви и безысходности. Хасан чувствовал бесконечную тоску по своей семье. Он тосковал по Крыму. Иногда он переставал стесняться и ревел навзрыд.
Сафийе подхватила:
– Правда? Ты пишешь стихотворение, Хасан? Ради Аллаха, пожалуйста, прочитай нам одно.
Юноша начал:
Посмотрите, друзья, что со мной сотворила судьба:
Лишила ума от любви, разум мой забрала…
И тотчас замолчал. Бросив на Сафийе тоскливый взгляд, он отвернулся, скрывая слезы.
Леман исполнилось три месяца. Сеит обожал дочь. Светло-русые прямые волосы начали появляться на ее голове. Ее глаза были карими.
Сеит укладывал дочку на кровать, сам вытягивался рядом и разговаривал с ней, как со взрослым человеком. Малютка словно понимала, что ее отец ведет себя с ней по-другому, нежели окружающие, и берегла для него свои самые красивые улыбки. Когда приходила очередь матери заворачивать ее в пеленки, она разражалась криком. Быть с отцом было свободой, счастьем. На кровати, под теплом солнца, проникавшего сквозь занавески, оказаться в руках отца только в распашонке было для нее большим удовольствием. Сеит же очень хотел, чтобы дочь поскорее выросла. Он знал, что они с Леман будут хорошо ладить.
Дела Сеита шли в гору, и он часто приносил жене подарки, купленные в шикарных магазинах в Бейоглу.
Эмине раз в два-три дня приходила днем и помогала Мюрвет – кипятила детские пеленки, гладила. Жить раздельно было лучшим решением для всеобщего спокойствия, и никто уже на эту тему не говорил.
Той осенью Сеит продал прачечную. Для процветания ресторана были необходимы дополнительные деньги. К тому же бухгалтер прачечной Петр Сергеевич покинул Стамбул и обосновался в Париже. Сеит боялся, что не сможет найти на его место человека, которому сможет доверять в той же степени. Смысла в том, чтобы держать прачечную, расходы которой он не мог контролировать, не было.
Однажды сентябрьским днем Мюрвет, развешивавшая в саду вещи, которые постирала ее мать, заметила повозку, которая остановилась у ворот. Приехал маленький Хасан. Внешний вид Хасана, который, как и Сеит, проявлял чрезмерную заботу о своей внешности, был безупречным – он был в белоснежном костюме и шляпе. Мюрвет с удивлением смотрела на мешки, которые он выгружал из повозки. Должно быть, Сеит что-то отправил, но что – разобрать она не могла.
– Что такое, Хасан, что это ты привез?
– Скатерти из ресторана, невестка.
– Что делать с этими скатертями?
– А что делать? Постирать и накрахмалить.
Оторопело глядя на скатерти, полотенца, салфетки и покрывала, брошенные у ее ног в дверях бельевой, Мюрвет всей душой желала, чтобы этого не видела мать. Но от матери, разумеется, было невозможно ничего скрыть. Эмине сразу начала причитать:
– Мне стирать пеленки или эти ресторанные тряпки?
Мюрвет постаралась ее успокоить:
– Не трогай их, мама, я сама потихоньку постираю. К тому же не обязательно стирать все сразу, в ресторане есть запасные.
Эмине абсолютно не удовлетворилась тем, что услышала.
– Говоришь, не трогай! Я не трону, а кто тогда тронет? Прачка, что ли, у тебя есть? Конечно же, я снова все сделаю!
Мюрвет, глубоко вздохнув, продолжала вешать белье.
Тем вечером она решила кое-что сказать Сеиту на этот счет.
– Сеит, белье из ресторана постоянно теперь будет отвозиться к нам?
– Да, Мурка. В связи с тем, что у нас больше нет прачечной, белье стираем дома, – подтвердил муж. – А что, есть какая-то проблема? Ты же знаешь, что это скатерти ресторана. Я не могу их отдать абы куда. Они должны быть великолепными и пахнуть крахмалом.
Стирая с тех пор скатерти и полотенца, Мюрвет думала о том, сколько усилий она приложила к тому, чтобы мужу хорошо жилось.
Однажды вечером, после ужина, когда Сеит играл с еще не спящей Леман, Мюрвет утюжила все те же ресторанные скатерти. Внезапно на верхнем этаже раздался грохот. Послышались гневные голоса. Сеит и Мюрвет с удивлением замерли. Сеит положил Леман на кровать и побежал на лестничную площадку, но не поспел за Сулейманом, который уже спустился с лестницы и хлопнул входной дверью. Доносился плач Сафийе. Сеит поднялся на верхний этаж. Сафийе рыдала в три ручья.
– Что случилось, Сафийе? Что происходит?
– Что должно было случиться, Сеит? Как мне только на ум это не приходило? У него есть любовница. Ты можешь в это поверить? У него есть любовница!
Сеит действительно не мог поверить. Сулейман был сильным, волевым, влюбленным в жену мужчиной.
– Где дочери? – только и спросил он.
– Он отправил вчера дочерей к бабушке и хочет со мной разводиться.
Сафийе вновь утонула в слезах. Сеит взял ее за руку.
– Спокойно! Подумаем, как выйти из этой ситуации. Давай спустимся к нам. Здесь ты одна не останешься.
Мюрвет с беспокойством ждала их у двери. Наполнив водкой маленькую стопку, Сеит заставил Сафийе выпить ее. До самого утра они проговорили, обдумывая выходы, чтобы спасти брак. На следующий день Сеит лично пошел на встречу с Сулейманом. Как друг и родственник, он сделал все, что возможно, но результат не изменился – муж Сафийе забрал детей и развелся.
Молодую женщину, которой нужно было съезжать из дома, так как ее средства не позволяли ей одной проживать в большой квартире, Сеит и Мюрвет решили забрать к себе. Сафийе вынуждена была ответить согласием. В ее жизни внезапно произошли большие перемены. Мужчина, которого она любила, бросил ее ради другой женщины, не оставив ей денег. Она была вынуждена покинуть квартиру, которую называла своим гнездом. Но самой невыносимой утратой для нее была разлука с дочерьми. Из-за тоски по детям у нее разрывалось сердце.
Несмотря на горечь и тоску, Сафийе самоотверженно помогала Мюрвет в домашних делах. Молодая женщина больше не плакала, но Мюрвет постоянно слышала ее глубокие вздохи.
Стоял один из пасмурных, туманных осенних дней. Окна и балконы уже были закрыты. Установилась сырая и влажная погода. Две женщины закончили свои дела и, сварив себе крепкий кофе, сели перед окном. В какой-то момент взгляд Мюрвет упал на прохожего, показавшегося ей знакомым. Чтобы удостовериться в том, кто это, она встала с места и пробормотала:
– Сафийе, посмотри, ради Аллаха, это не наш поэт ли Хасан, не он ли?
И Сафийе поразилась увиденному. Посмотрев друг на друга, они рассмеялись.
Поэт Хасан шел с огромным мешком на спине, шатаясь от его тяжести.
– Ах, Сеит! Он снова чем-то загрузил юношу, я уверена! – воскликнула Мюрвет.
В мешке, который принес Хасан, был уголь.
– Становится прохладнее, дядя сказал, чтобы вы не мерзли в доме, – сказал он.
В тот год День Республики отмечался во всей стране с большим воодушевлением. Мюрвет закалывала на груди золотую брошь, украшенную маленькими алмазами, подаренную мужем, и почувствовала, как ей в глаза ударил алмазный блеск.
Было похоже, что зима наступит рано. Несмотря на то что было только начало декабря, ощущался холод.
Уголь, запасенный Сеитом, оказался весьма кстати. Спустя какое-то время после переезда Сафийе в дом отца, в Мюхюрдар, на верхнем этаже появились новые квартиранты – некая разбогатевшая семья. Даже двухнедельного соседства с ней было достаточно, чтобы утомить Мюрвет и Сеита.
К Новому году они решили переехать и поселились в Английских апартаментах, которые сняли в районе Айналычешме. Все близкие друзья Сеита жили либо на той же улице, либо на очень близком расстоянии. Манол, Искендер-бейзаде, Михаил, Яхья, Леман были его соседями либо на одну-две квартиры выше, либо на нижней улице. Айналы-чешме был одним из тех уголков Стамбула, где белогвардейцы создали себе маленькую Россию. Как и в других местах, где поселились русские, здесь не было различий по титулу или званию. В этом же районе, помимо турецкого, русского и французского языков, можно было услышать и другую речь. Греческая бакалея, армянский зеленщик, албанский мясник держали там свои лавки.
Мюрвет нравились эти люди, хотя их образ жизни был незнаком ей. Женщины и мужчины из России были в высшей степени изящными и шикарными. Среди них попадались те, у кого имелись деньги, на которые они могли безбедно существовать. Время от времени они продавали личные ценности. Но большинство все же работало. Мюрвет, наблюдая за ними, восторгалась их благородными, вежливыми манерами.
Несмотря на невольную тягу к ним, Мюрвет стеснялась заводить с ними близкую дружбу. Один-два раза Сеит приводил некоторых русских друзей к себе домой. Увы, из-за незнания языка Мюрвет была вынуждена только улыбаться, не понимая, о чем речь, когда другие хохотали. Сеит по-прежнему вел свободный образ жизни. Мюрвет безмолвно переживала. Она уже поняла, что не сможет удержать мужа при себе. Она думала о том, что Сеит ближе к этим людям, чем к ней, она видела, что не может спорить с ним по этому поводу.
Сеит чувствовал себя в новом районе в сравнительно более привычной обстановке. Общение с соотечественниками дарило ему чувство близости с Родиной. Много раз он думал о возвращении. Но он знал, что это невозможно, по крайней мере, сейчас. Его друзья держали путь в Париж или в Нью-Йорк. Эмиграция на Запад волновала и его.
Единственным человеком, который мог заставить забыть Сеита обо всем, была его дочь, несмотря на то что она еще не говорила. Она была уже не папиной Полуш, а Леманушкой. Мюрвет нервничала, когда муж называл этим именем их дочь:
– Ребенка зовут Леман. Почему ты так ее зовешь?
Сеит, смеясь, отвечал:
– Для меня она Леманушка. Я буду называть свою дочь, как хочу. Договорились?
Мюрвет видела, что муж привязался к ребенку, и чувствовала страх, что эта связь между отцом и дочерью оставит ее вне отношений с Сеитом. Самое же странное, что, по мере того как это чувство нарастало, оно стало одерживать над ней верх. Сколько бы она ни просилась присоединиться к ним, когда отец играл с дочерью или когда Сеит уходил гулять с ней, с собой они ее не брали. С одной стороны, она очень обижалась. Думала: «Раз уж вам вдвоем так весело, то во мне нужды нет». С другой стороны, гневалась на них, чувствуя одиночество, которое сама же и создала.
С заботой, которую Сеит проявлял к гардеробу своей жены, он начал относиться и к одежде дочери, стоило только той вылезти из пеленок. С усердием, будто он выбирает наряд юной девушке, он брал ткани в Бейоглу, которые импортировались в страну, и относил к портному, который шил платья и для Мюрвет. Стоит признать, Мюрвет тоже получала удовольствие, когда одевала дочь в эти элегантные кружевные, с оборками, платья, в изготовленные на заказ ботиночки, словно наряжала любимую куклу. Когда Сеит принес домой детскую коляску, произведенную в Англии, которую он заказал несколько месяцев назад и которую наконец доставили, он был безумно счастлив.
Тут же разместив дочь в коляске, он хотел вывезти ее на прогулку. Было еще только начало апреля, и погода стояла прохладная. Мюрвет сначала возражала, испугавшись, что ребенок замерзнет. Но Сеит был настойчив.
– Сеит, ты хоть раз видел мужчин, гуляющих со своими детьми?
– Что в этом такого?
– Не стыдно перед соседями?
– Почему мне должно быть стыдно? Давай, Мурка, кончай говорить ерунду и пойдем с нами!
– Нет, вы идите. Я приготовлю ужин.
– Как знаешь.
Маленькая девочка в пальто светло-голубого цвета была словно куколка, вышедшая из журнала. Она издала возглас удовольствия, будто поняла ценность этой огромной игрушки, абсолютно для нее новой. Ее глаза расширились и стали круглыми от удивления. Сеита обрадовало воодушевление ребенка.
– Это только начало, Леманушка! Смотри-ка, как мы сейчас с тобой развлечемся.
Он поднял тормоз коляски.
– Ну, здравствуй, Пера! Мы идем! Ты готова?
Весной один богатый клиент-грек – завсегдатай ресторана предложил Сеиту следующее:
– Сеит-бей, в Джаддебостане, у моря, у меня есть участок, совладельцем которого я являюсь.
Материал готов, клиенты готовы. С меня участок, с тебя дело. Идет?
Предложение Йорго пришло словно ответ на думы Сеита о расширении бизнеса. Он не раздумывал ни минуты. Так в Джаддебостане появилось «Морское кафе».
То лето было сказочным.
Дела «Морского кафе» шли прекрасно. Клиенты в большинстве своем были из Бейоглу, Шишли, Айналычешме. Белогвардейцы, поселившиеся на островах, и турецкие семьи с берега Кадыкея, как и левантинцы, составляли основу посетителей. Для тех, кто хотел провести день на берегу моря, официанты кафе разносили по пляжу сандвичи на подносах. Тем, кому было некомфортно принимать пищу на пляже, предлагали в кафе еду и холодное пиво с лимонадом. Обычно большие семьи, приезжавшие издалека, оставались здесь до самого вечера.
Самыми любимыми часами Сеита были те моменты, когда волнение дня заканчивалось и песчаный пляж погружался в безмолвие. Рассматривать облака, раскрашенные в цвета, которые остаются после только зашедшего солнца, видеть их отражение, наблюдать за тем, как они падают в море, было верхом наслаждения. Эти часы он с нетерпением ждал на протяжении всего дня. Вечер возвращал запахи, по которым он соскучился, голоса, которые желал бы услышать. Шелест волн, запах водорослей… Сеит вновь и вновь представлял себя в Алуште – и радовался.
Когда к запаху моря, розовых кустов, жимолости примешивались разнообразные ароматы женских духов, веранда превращалась в райский сад.
Сеит был доволен жизнью, однако не мог каждый вечер возвращаться в Айналычешме. Бывало, что клиенты покидали кафе, когда последний пароход уже давно отходил от пирса. По выходным выступления музыкантов и варьете длились почти до утра. Сеит знал, что Мюрвет недовольна, но ничего поделать не мог. Но он скучал по жене и по дочери, да еще как. Он думал о том, чтобы чаще привозить их в Джаддебостан. Может быть, приехав сюда и оставшись здесь на несколько дней, Мюрвет могла бы привыкнуть к создавшемуся положению. Она могла бы чаще навещать мужа. Его партнер Йорго приезжал редко, а когда наведывался, то привозил с собой гостей и занимался только ими.
В один четверг, оставив дела на Поэта Хасана, Сеит поехал на противоположный берег. Он решил забрать Мюрвет и Леман и вернуться до наступления вечера.
Позвонив в дверь, он застал жену с заплаканными глазами. Обняв ее, он с беспокойством спросил:
– Что с тобой, Мурка? Что-то случилось?
Мюрвет постеснялась посмотреть красными глазами на мужа, которого она не видела почти десять дней, по которому соскучилась, о котором, как безумная, волновалась и которого так ревновала. Она так хотела сказать все то, что чувствовала… Но не смогла.
– Милый Сеит, я соскучилась по тебе, оттого и плачу, – только и произнесла она.
По ее мнению, такие слова могла произнести лишь очень несдержанная женщина, сходившая с ума по мужчинам. Она запнулась и опустила глаза. Она ждала, положив голову на грудь мужу, обнимавшему ее. Сеит думал о том, что у его жены, должно быть, случилась какая-то проблема с матерью или сестрами.
– Выпьешь кофе? – тихо спросила Мюрвет.
Сеит, направляясь в комнату дочери, ответил:
– Нет, спасибо. Я приехал забрать вас. Мы все вместе возвращаемся в Джаддебостан. Я хочу, чтобы вы остались там со мной. Искупаетесь в море, позагораете. Я нашел вам номер в отеле. На несколько дней сбежите от этой городской жары. Давай, собирайся!
– Сеит, это утомительно для ребенка! Если она там заболеет, что тогда?
– Мурка, есть жизнь и за пределами этого района. Там живут люди. И доктора есть в том районе. Не беспокойся, я не отправляю вас в Сибирь. Оставь здесь свои капризы. Поверь, это будет хорошо и для тебя, и для Леман.
Мюрвет, конечно же, знала, что в Джаддебостане они смогут найти доктора. Через час она вышла из дома, сопровождая мужа, который нес спящую Леман на руках.
Когда они добрались до Джаддебостана, Мюрвет хотела тут же пойти в отель и закрыться в своем номере, но Сеит отправил жену и дочь прямиком в кафе. Леман, спавшая на протяжении всего пути, открыла глаза. Проснувшись, она с удивлением посмотрела на отца, обнаружив себя в его руках, затем, дотронувшись до его щеки, рассмеялась. Сеит вдохнул ароматный свежий запах малышки.
– Леманушка… Леманушка… Как тут моя Леманушка?
Сеит очень хорошо ощущал связь со своей маленькой дочерью. Совсем необязательно, чтобы ребенок был мальчиком. Он научит Леманочку всему, чему бы мог научить своего сына. Послышался возражающий голос Мюрвет:
– Сеит, Леман устала. Ей уже пора спать. Мы пойдем и ляжем.
Леман, в розовом шифоновом платье, радостно гулила, мотая головой и размахивая ручками.
– Этот ребенок-то устал? Мурка, ты, наверное, сама не веришь в то, о чем говоришь. Девочка полна энергии. Посмотри на нее, она с трудом сидит на месте.
Затем он повернулся к дочери и, погладив ее волосы, спросил:
– Не так ли, дочка моя? Жизнь сейчас только начинается, правда?
Уже на следующий день за обедом Мюрвет начала наслаждаться отдыхом и предвкушать приятные вещи, которые ей предстоит испытать.
Служащая в отеле взрослая женщина вызвалась укачать ребенка. Мюрвет села на берегу на полотенце и наслаждалась. Она отхлебнула холодного лимонада. Маленькие волны отражали солнце. Она погрузила ступни в горячий песок. Она с восторгом любовалась собой – на ней был подарок Сеита: черный купальник с розовыми атласными полосками. У нее перехватило дыхание, когда она подумала о том, что сказала бы ее мать, увидев ее в таком виде. Конечно, Эмине была бы страшно недовольна. Интересно, настанет ли день, когда ее мать и муж привыкнут друг к другу? После того как она годами воспитывалась с понятиями «стыд» и «грех», свобода жизни, проживаемой с Сеитом, вынуждала ее делать выбор между двумя разными мирами. И она знала, что это означало, в сущности, выбор между матерью и мужем. Ее мать была последним человеком, которого она бы хотела обидеть, но она любила мужчину, который учил ее и знакомил с прежде неведомым миром. С ритмами вальса, который доносился из граммофона на террасе, она удалялась от прошлого. Как бы то ни было, она была довольна. Еще раз отхлебнув лимонада, она вытянулась на спине. Лучи света падали на ее лицо. Напрягая глаза, она принялась наблюдать белые облака, которые беззаботно бродили на небе. Горячий песок и прикосновения сладкого теплого ветра ее хорошенько разморили. Она словно проживала волшебный момент. Должно быть, это было то, что называется «наслаждаться жизнью».
Услышав звук шагов, Мюрвет очнулась. Когда она поняла, кому принадлежит тень, то успокоилась. Ее сердце билось так, будто собиралось выскочить. В темно-синих ярко блестевших глазах Сеита, который присел рядом с ней, она видела любовь. Его льняной костюм и загорелая кожа оттеняли цвет его глаз. С волнением и счастьем, которое Мюрвет ощущала, потому что мужчина, стоявший перед ней, был ее мужем, она чувствовала себя так, будто сейчас улетит. Сеит, присев на краешек ее полотенца, спросил:
– Почему ты не заходишь в море?
– Песок горячий, он меня очень греет. Совсем не хочу вставать.
– Когда выходишь из моря, горячий песок приносит куда больше удовольствия. Давай, не ленись.
– Ладно, ну а ты не пойдешь?
– Почему бы и нет? Подожди немного, я переоденусь и приду.
Подмигнув жене, он погладил ее волосы, легко вскочил и удалился.
Мюрвет подтянула колени к груди. Она смотрела на море. Она не могла сдержать улыбки. Мой Аллах! Как же она была счастлива! Вот бы она могла обнять и счастье своими руками так же крепко, между руками, как она обхватывала ими лодыжки. Она дала себе слово, что сделает все, что от нее зависит, для их счастья. Она приложит еще больше усилий. Она не хотела делить Сеита ни с кем.
Через час они вернулись в свою комнату. Маленькая девочка встретила родителей улыбкой. Мюрвет с удивлением застыла, глядя на свое отражение в зеркале. Ее плечи были сильно покрасневшими. Даже грудь загорела. Она не привыкла видеть таким свое тело и невольно рассмеялась. Сеит, который выходил из ванной, полюбопытствовал, почему жена смеется. Он подошел к ней.
– Что такое, Мурка, ты видишь в зеркале что-то смешное?
Мюрвет смутилась, что муж застал ее разглядывавшей саму себя. Она попыталась ускользнуть в ванную. Сеит преградил ей путь и взял ее лицо в свои ладони.
– До сегодняшнего дня я ни разу не сгорала на солнце, – призналась она.
Глядя жене в глаза, Сеит тоже признался:
– Я соскучился по твоему смеху…
Он поцеловал Мюрвет так крепко, что голова ее закружилась от счастья.