– Я, краем уха, слышал, что наше совместное заключение затягивается? – при виде меня, нахмуренной, словно грозовая туча, его светлость маркиз Маав только несколько сменил позу, в которой вольготно раскинулся на моей (!) кровати.
Закатить бы ему скандал… Нет, настроение не то.
Не размениваясь по мелочам, я молча прошла к бару, протянула было руку за «Мартини», но передумала, вытащила одну «Смирновскую» и набулькала в стакан сразу на три пальца.
– Фу-у, какой моветон, мадемуазель! – заявил Ррмиус, ханжески отворачиваясь при виде подобной вульгарности. – Пить с утра, к тому же, крепкие спиртные напитки…
Не обращая внимания на мохнатого моралиста я отхлебнула сразу половину обжигающей жидкости и пощелкала пальцами в воздухе над столом в поисках закуски. Увы, съестного практически не наблюдалось и я ограничилась ритуальным занюхиванием крохотной и скукожившейся хлебной корочкой (остатки маминых запасов), чем вызвала новую волну осуждения, на сей раз гастрономического свойства.
– Интересно, – заявила я в пространство, чувствуя, как употребленная на почти голодный желудок «огненная вода» теплой волной поднимается в голову, смывая по пути все неприятные переживания и сожаления о вопиющей бестактности некоторых представителей «сильной» половины человечества. – Кто же это вчера вылакал целый пузырек валериановых капель, опрометчиво забытый Лесли на моем столике, скакал по номеру, выл что-то нечленораздельное, напрочь потеряв право называться Сапиенсом,[14] качаясь на полусорванной шторе, а потом бредил половину ночи на каких-то непонятных языках… И как только пробку вытащить исхитрился?
– Да-а?! – изумился хвостатый лицемер, округляя свои глазищи. – То-то у меня сегодня с утра голова раскалывается… По всей видимости, валерьянка у вас, мадам, просроченная, а то и вообще «паленая». Травите, понимаешь, честных котов!..
Ссориться с наглецом не хотелось: алкоголь, обволакивая сознание, убаюкивал. Впадать в нирвану после первой рюмки не входило в мои планы, поэтому я, вполне миролюбиво, предложила:
– Время обеденное. Не желаете ли прогуляться до ресторана, ваша светлость?
Подобной вежливости от меня Ррмиус, настроившийся, видно, на продолжительную перепалку с переходом на личности, не ожидал, и не нашелся, что ответить…
Расположились мы с моим спутником у широкого панорамного «окна», откуда открывался вид на закат над адагрухско-ялатнским океаном, так мастерски сымитированный местными художниками, что казалось, кожа ощущала легкий бриз. Вид слегка опалесцирующих валов глубокого аквамаринового оттенка завораживал… Особенно, если не обращать внимания на обрамляющий передний план картины берег, представляющий собой типичное мангровое болото, очевидно, кажущееся аборигенам необыкновенно привлекательным.
Пузыри метана, вспухающие в густой маслянистой жиже среди осклизлых корней, покрытых зарослями лохматых лишайников, отвратительных грибов и россыпями белесых червей, были тоже изображены так реалистично, что большинство обедающих в ресторане гуманоидов, предпочитало либо не обращать на них внимания, либо вообще садиться спиной к панораме, дабы не испытывать рвотных позывов.
Сделав наши заказы чрезвычайно предупредительному официанту в белоснежном смокинге, стажировавшемуся где то на Земле или Марсе (судя по карандашу, заложенному за бородавчатый гребень на том месте, где у людей обычно находится ухо), мы с моим предупредительным спутником отдали честь разнообразным холодным закускам.
«Шведский стол» в здешнем «Холидей-Хаус» был выше всяческих похвал, правда, расставлены подносы с умопомрачительным количеством кислого, соленого, сладкого и острого были э-э… в некотором живописном беспорядке и там спокойнейшим образом соседствовали всякого рода салаты и гарниры на земной вкус, копошащиеся личинки и насекомые в герметичных (чтобы не разбежались) прозрачных контейнерах – на далисианский, живые растеньица в съедобных (естественно, только для эаррраррцев) горшочках, невообразимо вонючий сыр – непонятно на чей, и много, что еще…
Я, было, нагребла себе в тарелку нежных листиков, похожих на кинзу, но после того, как под ними обнаружился здоровенный ленивый таракан (живо напомнивший мне уже виденных в «негуманоидном» ресторане более крупных сородичей), решила отказаться от зелени вообще. Пришлось ограничиться аппетитной полупрозрачной нарезкой из какого-то мяса с гарниром вроде картофеля фри, полив все это вполне земным «Краснодарским» соусом из высокой бутылочки и украсив ломтиками незнакомого, но вкусного (попробовала украдкой, прежде чем положить в тарелку) фрукта, чего-то среднего между хурмой и бананом.
Кот тоже выбрал аппетитную, на свой взгляд, закуску и теперь, отдуваясь, тащил к облюбованному нами столику глубокую тарелку, полную мелкой рыбы в каком-то белом соусе, возможно, в сметане. Время от времени он оглядывался и бросал сожалеющие взгляды на огромный поднос этого яства, оставшийся на «шведском столе».
Я помогла Рмиусу взгромоздить принесенное кушанье на стол, после чего он, торопливо поблагодарив меня и задрав хвост, на четырех конечностях кинулся обратно за второй порцией.
Вернулся мой сосед через минуту весьма опечаленным, неся в лапах мисочку с какими-то, залитыми полупрозрачным желе, темно-коричневыми ломтиками, распространявшими сильный запах вареной печенки. Блюдо с рыбой в сметане, увы, уже убрали по настоянию давешнего тучного мерганца. Его, видите ли, мутило от одного вида подобного сочетания принципиально несочетаемых продуктов!
– Не печальтесь, Ррмиус, – пожалела я перемазанного белой жижей кота, грустно вылавливающего из миски последнего «пескарика» лапой, и, одновременно, свободной, придвигавшего к себе поближе местный аналог «Кискаса». – Как только толстяк уйдет, я непременно попрошу метрдотеля, чтобы ваш деликатес вернули.
– Право, не стоит, Даздравора, – тяжело вздохнув при этом, светски ответил маркиз Маав, ловко слизывая сметану с носа длинным розовым языком. – Рыба в больших количествах вредна для мужских статей, как гласит наш кодекс Бумио-мио… Ваше здоровье!
Мы звучно чокнулись бокалами: я – с белым «Шато-Рени» пятнадцатилетней выдержки, он – с мутной, отдающей не первой свежести рыбой и аптекой, коричневатой жидкостью, в которой я, не без оснований, заподозрила селедочный рассол с определенным процентом валерьянки, и пригубили.
– Неплохой букет! – похвалил кот свое пойло, стряхивая с усов мутноватые капли. – А у вас?
– Тоже ничего, – сдержанно откликнулась я, попытавшись представить букет жидкости, которой, видимо, до того, как подать на стол, ополаскивали бочки из-под соленой рыбы.
– Хотя… Несколько солоноват, кажется, – почмокал Ррмиус, будто подслушав мои мысли, и снова отхлебнул, уже гораздо основательнее.
Маркиз восседал на высоком детском стульчике, возвышаясь над столом почти на одном уровне со мной, что позволяло ему не чувствовать себя ущемленным и разговор мы вели на равных, обсуждая достоинства тех или иных напитков, но не опускаясь до банального спора. Порой, отведя глаза или чересчур увлекшись чудесным по вкусу и степени прожаренности «говяжьим» бифштексом, принесенным официантом (сказали: «говядина», значит говядина и не стоит углубляться в происхождение чересчур уж объемистого куска нежной вырезки), я забывала, что беседую с представителем разумной жизни несколько отличного от меня вида…
Тем возмутительнее для меня прозвучал выпад насытившегося наконец обжоры-мерганца. Этот негодяй, походя мимо нашего столика, заявил, громко сморкаясь при этом в огромный клетчатый платок, что некоторых инопланетян следовало бы кормить из мисочки под столом, да еще лучше, где-нибудь на кухне, чтобы не портить аппетит приличным туристам.
– Не сказала бы, что некоторые гуманоиды заслуживают эпитета «приличные», – попыталась вступиться я за насупившегося и нервно застучавшего хвостом по стулу маркиза мур Маава, – особенно, если этим гуманоидам место в…
Скандала, увы, не получилось, как я ни старалась, подбирая выражения похлестче. Мерганец, так ничего и не понявший из моей тирады, добродушно покивал, еще раз шумно высморкался и покинул помещение, преследуемый по пятам сразу несколькими официантами, наперебой выражающими ему свое почтение в надежде на чаевые.
«Зря суетитесь, – мстительно подумала я нервно отставляя тарелку с недоеденной „говядиной“ и наливая себе своего вина, а коту – своего, – мерганцы имеют в Галактике заслуженную репутацию чрезвычайных скупердяев!»
– Не желаете ли перейти к десерту? – попытался разрядить обстановку маркиз, снова, усилием воли, напуская на себя великосветский вид, а когда я благодарно кивнула, важно удалился к столу, уставленному всякого рода тортами, пирожными, фруктовыми муссами и прочими вкусностями.
В ожидании, я откинулась на спинку удобного кресла, и, сквозь янтарную жидкость, слегка мерцающую в тонкостенном бокале, еще раз полюбовалась адагрухским закатом, стараясь не опускать взгляд на болотистый берег. Из-за импровизированного светофильтра, зеленый закат приобрел еще более пикантный вид.
«Кто бы мог подумать, что маркиз окажется таким приятным в общении человеком… существом, – нехотя поправилась я, – прилично воспитанным, начитанным, остроумным…»
Многоголосый шум и истошный женский визг в глубине зала оторвали меня от приятных размышлений.
– В чем дело? – растерянно спросила я пробегавшего мимо инопланетянина, очень похожего на человека (а, может быть, наоборот – человека, очень похожего на инопланетянина).
– Не въезжаю, телка, извиняй! – ответствовал на бегу тощий, мертвенно-бледный и запыхавшийся индивидуум с волосами ярко-зеленого цвета, одетый в розовую хламиду, обильно усыпанную металлическими заклепками. – Какую-то байду внепланетник один замутил! Замочил, люди бают, кого-то!..
Ощутив внезапный тревожный укол в самое сердце, я вскочила и принялась проталкиваться к месту происшествия, расположенному, по какому-то совпадению, как раз поблизости от десертного столика.
Пробиться в первые ряды оказалось очень и очень непросто, но я с детства отличалась весьма напористым и твердым характером. Правда, многие считали мое упорство упрямством, но оставим это на их совести… Поэтому, оттоптав в процессе несколько чьих-то ног, отбив кулаки и локти о мягкие или, наоборот, твердокаменные бока, и, потерпев некоторый урон в туалете, я все же оказалась внутри окружности, образованной застывшими в оцепенении зрителями. Не успев порадоваться удаче, я едва не грохнулась в обморок…
В центре круга находился взъерошенный и глухо урчащий маркиз мур Маав, сжимающий в зубах… мышь.
Безвольно болтавшийся во рту у кота грызун имел довольно солидные размеры, позволявшие ему претендовать скорее на титул крысы, и, кроме того, был одет в ярко-зеленый мундирчик с позументами и миниатюрные сапоги со шпорами…
– Конечно, воинские звания их милитаристского государства мало что значат на нашей демократической планете, но он такой же разумный обитатель Галактики, как и вы…
Казалось, что судья все в том же белоснежном парике с буклями, играет одну и ту же, вызубренную раз и навсегда роль.
– …Поэтому, во избежание юридических казусов, я предлагаю покончить ваше дело миром. Согласны ли вы компенсировать господину премьер-полковнику Ииику переживания, связанные с данным неприглядным инцидентом?..
Окруженную перилами выгородку, столь памятную мне по первой встрече с «Адагрухом-2», теперь занимал, явно чувствующий себя неуютно, маркиз мур Маав, а место потерпевшего – вышеупомянутый премьер-полковник Ииик, красующийся рукой на перевязи, словно и впрямь оказался жертвой злодейского покушения. Адвокатом обвиняемого по-прежнему был Лесли Джонс, группой поддержки – лишь ваша покорная слуга. За пострадавшего же «болела» вся многочисленная делегация коллег Ииика с планеты Сыррр, облаченная в пестрящие радугой мундиры никому неизвестных родов войск, сверкающая кокардами и эполетами. Кроме того «мышоиды» притащили на заседание суда свои знамена, которые сейчас гордо реяли над разного рода касками, треуголками, киверами и фуражками. Я приметила у некоторых из сыррян даже полковые барабаны и фанфары, видимо пронесенные в зал контрабандой, но пускать их в ход микровояки пока не решались.
Судья завел прежнюю волынку насчет штрафа, но пострадавший заломил сумму с таким количеством нулей, что прения на время прекратились, сменившись переговорами адвокатов. Скаредность – порок наказуемый, но мне внезапно стало жалко кота, едва не лишившегося чувств еще до объявления итоговой суммы.
– Триста пятьдесят миллиардов сыыырских гранов! – гласил окончательный вердикт строгого судьи, подкрепленный ударом молотка.
В обрушившейся на зал судебных заседаний тишине раздался мягкий стук: Ррмиус все-таки «выпал в осадок»…