– Я не могу кататься с тобой и подвергать себя опасности! Ты должен это понимать. Ты… ты же понимаешь, да?
Глеб молчит.
Адресует мне свой фирменный взгляд. С таким же успехом он мог посмотреть в другую сторону, я бы все равно ничего не поняла.
– Мои дети – это маленькие человечки. С ручками, ножками, с головкой…
Снова тишина в ответ.
Автомобиль несется на сумасшедшей скорости. Но мне не страшно от скорости.
Страшно становится от того, что Глеб молчит.
Я не понимаю, что у него на уме, не знаю, что он собирается делать и какое место в его будущем отведено мне.
Я больше не могу жить в ожидании каждого его слова или пристального взгляда, который никогда не теплеет.
Боюсь, что даже если мы каким-то фантастическим образом останемся вместе, он не сможет любить детей.
Я не хочу, чтобы сыновья страдали от холодности отца…
– Максим обещал позаботиться обо мне и о детях, дал слово любить их, как своих. Твой отец обещал моим детям безбедное будущее и сказал, что у меня большой потенциал, которому он не даст пропасть. А ты, Глеб? Что предложишь мне ты?
– Мы не на рынке, девочка, – цедит сквозь зубы. – А я не торгаш, чтобы нахваливать свои пирожки.
– Да уж, хваленых пирожков у тебя никогда не было!
– Один имеется. Под размер твоего ротика, – ухмыляется. – Тебе понравится его вкус. Уже пробовала, смаковала…
– Пошляк. Опять пытаешься перейти на уровень низких шуток?
– Мне так привычнее, – пожимает плечами. – Тебе же нравилось.
– У меня просто не было выбора. А теперь, когда он есть…
– Это иллюзия. Выбор у тебя только один. Я. Другого не будет. Не мечтай.
– Мне предлагают будущее, а ты… что предложишь мне ты?
Бекетов опускает руку на мое бедро и на миг поворачивается ко мне с едва заметной улыбкой.
– Я сделаю тебя вдовой.
Ох, черт… Из легких как будто весь кислород откачали, и стало нечем дышать.
Леонид Андрополос!
Мой законный супруг, о котором я в суматохе почти забыла.
Слова Бекетова меня пьянят.
Я прикладываю ладонь к горячему лбу.
Может быть, у меня просто поднялся жар?
Скорее всего, температура подскочила, поэтому по телу заскользили предательские волны сумасшедшей дрожи.
Да, наверное, именно так.
Не может быть, чтобы обещание Бекетова убить Леню возбудило меня до сбившегося дыхания и участившегося сердцебиения.
Пытаюсь найти точку опоры и не упасть в бездну.
– Знаешь, Яков Матвеевич тоже предложил мне свободу от скоропалительного и ошибочного брака. Чем твое предложение лучше?
– Папаша не смог отыскать Леонида. Я добрался до него раньше. Все, что предлагает тебе мой старик, это обход, какая-нибудь юридическая лазейка, чтобы расторгнуть брак.
– Да, я хочу развод. В итоге и получу его. Без разницы, с тобой или в команде твоего отца.
– Ты должна понимать, Анна-Мария, что отец ведет свою игру и даст тебе лишь минимум, создаст видимость свободы, а на самом деле запрет в клетку. Пока он дышит, мой папаша будет занят лишь тем, чтобы вырастить из детей по своему образу и подобию. Не удивлюсь, если после родов тебя начнут отстранять от малышни то по одной «важной» причине, то по другой… Как только дети начнут ходить, их окружат нянечками, учителями, гувернантками, логопедами, психологами, охраной… А ты… Ты будешь общаться с ними изредка и в качестве бонуса получать еженедельно шоппинг, отдых и вылизанную до идеала фотокарточку.
– Ты в этом так уверен? Почему ты так плохо думаешь об отце? Может быть, им движет лишь то, что он озвучил – желание получить наследников?
– О, кажется, он основательно успел засрать тебе мозги, если ты забыла о многом. О том же Денисе.
Ох, черт… Точно! Тот самый рыжий верзила, который довел меня до полусмерти, обещал развлекаться со мной гнусно…
– Ты на меня злишься. Но отец еще тогда озвучил выбор: либо я соглашаюсь на невесту, которую он мне найдет, либо тебя пускают по кругу. Его люди. Я могу справиться со многим. Но я не всесилен. Я допустил ошибку, когда залез в семейные счета и повесил на себя долг в миллион евро.
– Значит, все-таки ошибка? Фатальная ошибка?
– Фатальная, блять, проблема! – Глеб крепче сжимает пальцы на моем бедре. – Но если отмотать назад, оставить те же исходные данные, без возможности заранее подготовиться, я бы…
Задерживаю дыхание. Кажется, даже кровь застыла в моих венах в ожидании ответа Бекетова.
– Я бы снова поступил точно так же. Есть ошибки, которые мы готовы допускать снова и снова. Потому что выбора нет.
– Есть. Отказаться от меня, – шепчу, даже не пытаясь вытереть слезы, струящиеся по лицу.
– Такого варианта в моей вселенной не существует. А теперь сними это блядское обручальное кольцо. Смотреть тошно! – рыкает Глеб.
Интонации его голоса не подразумевают возражения!
Я снимаю кольцо, оно легко соскальзывает с моего пальца. Сразу же на душе возникает кристально чистая легкость, ясность и просто сумасшедшая, беспричинная радость!
Взвешиваю кольцо на ладони. Тяжелое, черт побери!
– Дай сюда!
Бекетов припускает вниз стекло и, схватив кольцо, просто вышвыривает его из окна.
Я ахаю.
В полной тишине стекло снова возвращается на место, а Глеб резко меняет маршрут.
– Ты… Ты… Ты его выкинул?! Это же такое красивое кольцо! Яков Матвеевич сказал, что бриллиант очень ценный, его называют слезой ангела.
– Вот пусть старик и поплачет из-за дорогой цацки, а мне просто плевать. К тому же нет времени проверять, есть ли там отслеживающее устройство. Ставлю свою жизнь, что есть!
Надо же, я о таком варианте просто не подумала.
– И что дальше?
– Сменить тачку, одежду. Кое-что забрать. Тебе – отдохнуть.
– Я не устала.
– Устанешь. Ехать долго. Опусти кресло и попытайся поспать.
– Ну и дыра! – вырывается против воли.
– Проходи, чувствуй себя, как дома, – хмуро говорит Глеб и подталкивает меня внутрь. – Только пока не включай свет.
Мы покинули мегаполис, проехали мимо нескольких симпатичных туристических городков остановились где-то в пригороде провинции, в старом райончике, где дома налеплены друг на друга, а улицы такие узкие, что можно спокойно протянуть руку и поздороваться из своего балкона с соседом, живущим в доме напротив.
– Сейчас я бы сидела в кресле у камина, на вилле Максима… – говорю, как можно громче.
Бекетов игнорирует мои замечания. Кажется, его вообще ничто не трогает. Он так же сосредоточен, скуп на слова и щедр на действия. Словом, такой, каким я его помню.
Радость узнавания смешивается с ядовитой порцией горечи. Обстоятельства нашей встречи и моего пребывания рядом с Глебом совсем не радуют, а неопределенность пугает.
Найдя скрипучую доску в старом полу, нарочно стою на ней, раскачиваясь.
Глеб затаскивает в квартиру большой ящик, опустив на пол. Раскрывает его и, достав молоток с гвоздями, направляется к окнам, заколачивая их большими кусками фанеры.
– О, да ты плотник! – разглядываю, как под классическим костюмом Глеба напрягаются мышцы плеч и спины.
Засовываю свой любопытный носик в большой ящик. Там разложено много инструментов.
– Хм… Ты на все руки мастер.
Достаю баллончик, нажимаю на рычажок, из узкого носика вырывается синеватое пламя.
– Ух!
– Это не игрушки. Отдай! – мягко, но решительно отбирает у меня горелку.
Заколотив все окна, Глеб сам щелкает по кнопке выключателя. Неяркий, желтоватый свет заливает комнату.
Квартира до смехотворного крохотная, кухонька вообще рассчитана на одного человека. Даже хрущевские кухонные метры кажутся роскошью. Здесь же помещается только холодильник, узкий столик, два складных стула и небольшая переносная плита, стоящая на том же столе. Посуда сгружена в картонную коробку.
– Прими душ, если есть желание, – предлагает Глеб.
– Я подумаю.
– Делай это прямо сейчас, потому что потом мне понадобится ванная.
– Подрочить в душе?
– С чего ты взяла, что я буду дрочить, когда рядом есть ты?
– Секс со мной тебе не светит. Есть врачебный запрет! – придумываю на ходу.
Думаю, что он разозлится.
Но Глеб странно спокоен. Кивает в сторону, на одну из спортивных сумок.
– Если есть желание, можешь взять плед и постелить на кровать. В холодильнике есть овсяное молоко и сухие завтраки. Без вредных добавок, я проверил.
Бекетов всегда выглядит невозмутимо, но сейчас он спокоен до невозможности и говорит медленнее, чем обычно. Кожа лица чуть посерела, а под глазами залегли большие, темные тени.
Мы ехали без остановки почти весь день. Наверное, он очень устал?
Я только сейчас приглядываюсь к нему пристальнее.
Обида немного отпускает, и на ее месте появляется беспокойство и мысли: я ведь совсем не знаю, чего Бекетову это стоит?
– Я могу тебе помочь?
– Нет.
– У тебя пиджак слева мокрый, – замечаю с беспокойством.
– Должно быть облился водой, пока пил за рулем, а ты дремала.
– Не хочу в душ.
– Тогда отдыхай. Я займу ванную.
Бекетов вынимает из сумки небольшую кожаную сумку и заходит в ванную комнату. По квартире даже кружить не приходится, все находится на виду.
Ополаскиваю руки и лицо под краном в кухне, насыпаю в чашку сухих хлопьев и заливаю их овсяным молоком.
Прислушиваюсь.
Чем Глеб занимается в ванной? Я не слышу шороха воды.
Чашка с едой опустела быстро. Залив тарелку водой, чтобы остатки хлопьев не присохли, крадусь к ванной. Легонько толкаю дверь ванной. Она не запирается. Просто люкс условия, а не квартира!
Настежь дверь распахнуть не удается. Она упирается в спинку стула. Раздается шипение и приглушенный мат.
– Проблема, блять… Тебе срочно понадобилось по нужде?
– Нет, я просто…
– Закрой дверь с той стороны! – обрывает резким голосом.
– А что ты там делаешь?
– Очевидно, дрочу, а ты мне мешаешь.
– Какой-то ты стал стеснительный…
Перевожу взгляд на пол ванной и замечаю сброшенную рубашку с кровавым пятном.
– Ты ранен! О боже, почему я этого не заметила?
– Потому что была сосредоточена на себе, потому что я хорошо заклеил рану. Любой из вариантов. А теперь уйти. Ты мешаешь мне шить…
– Я тебе помогу! – вызываюсь смело, снова нажав плечом на дверь.
– Поможешь? В прошлый раз при виде крови ты шлепнулась в обморок. Давай ты ляжешь и подумаешь о своем поведении, окей?
– В угол ты меня не поставишь. И вообще, я могу сбежать. Прими мою помощь, как акт доброй воли, Бекетов. Я очень-очень добрая. Я даже Дитмару не позволила мерзнуть на трассе, и тебе по старой, доброй памяти могу помочь.
– Ты же не отстанешь? – тяжело вздыхает.
– Нет, – снова толкаю дверь.
– Я уже и забыл, какая ты назойливая жопка.
– И забыл, и многое обо мне не знаешь. Я…
– Просто закрой рот и глаза тоже.
– Но зачем?!
– Ты хочешь помочь или нет?
– Хочу.
– Тогда закрой. Я заведу тебя в ванную, ты подержишь зеркало с закрытыми глазами.
– Хорошо, – киваю серьезно.
Уже отбросила в сторону обиды и начинаю беспокоиться за Глеба. У него не самая безопасная профессия.
Я почему-то уверена, что ни одной женщине мира, даже самой рыжей, не под силу заставить Бекетова осесть на одном месте и стать примерным мужем и семьянином.
Он такой, какой есть, ему слишком поздно меняться. Бекетова придется любить и принимать целиком – очень сложным, закрытым и твердолобым.
Может быть, во всем мире есть только одна дурочка, любящая его таким, какой он есть.
Та самая дурочка, которая после всех предательств доверчиво закрывает глаза и собирается помочь, не будучи уверенной, что справится даже с простейшей задачей.