Ева
Я сразу же поняла, что случилось что-то странное. Утром увидела Эмму с заплаканными глазами. Такого никогда не случалось за все пятнадцать лет, что я ее знаю.
Хотя, знаю ли я ее вообще? Говорят, что у неё есть две взрослые дочери, сама она живет в центре города, приходит к нам на работу каждый день. Ее родственники и знакомые думают, что она работает в частном пансионате. Такая теория у этого места для обычных людей. Якобы все мы здесь из богатых семей, учимся, живем… А почему пансионат находится в провинциальном городе Борисоглебске? На все придуман ответ: здесь экологически чистый воздух, зелень, большая территория. А на самом деле: просто очень мало любопытных глаз. Никто не заинтересуется странным местом. Просто некому.
Я всегда удивлялась: мы ведь иногда выезжаем в город на занятия, ну, почему никто из жителей не замечает, что у нас очень много девушек, которые давным-давно перешагнули школьный возраст.
После того как я увидела Эмму в слезах, она куда-то пропала на весь день, с нами была другая наставница на занятиях. А под вечер вообще случилось неожиданное: нас отправили каждую в свою комнату и сказали, что сегодня вечерних тренировок не будет.
Дарина пришла ко мне тайком, мы вместе смотрели в окно. Я живу на четвёртом этаже и мне все хорошо видно. К зданию подъезжают три (на вид дорогие) машины, из них выходят немолодые уже мужчины, в деловых костюмах, с лысиной на голове, пузиком.
– Я надеюсь, они не покупать жён приехали, – тихо говорит Дарина.
– Не похоже, – отзываюсь я.
Мужчины заходят внутрь. Через пять минут подъезжает ещё одна машина, на этот раз красная, из неё выходит женщина, на вид сложно оценить, сколько ей лет. По лицу кажется, что, скорее всего, больше сорока, а по фигуре, как будто моя ровесница. Она в красном модном костюме, белыми волосами. Странно, ее лицо знакомо…
– Мне кажется, это та самая женщина, которая привезла меня сюда, – говорю Дарине.
– Думаешь? Я вот совсем не помню, как я оказалась здесь. Как будто заснула в одном месте, а проснулась уже здесь. Иногда мне кажется, я вообще никогда не была в детдоме, как будто у меня были родители, а потом все. Ничего не помню.
– У тебя хоть какие-то воспоминания о родителях, вот я точно ничего не помню. Как будто родилась в детском доме. Хотела бы я хоть что-нибудь узнать о своих родителях.
– Вот выйдешь замуж за Ратмира и все узнаешь, – улыбается Дарина.
– Такая ты наивная, – глажу ее по голове, – ты думаешь Кольцова – это моя настоящая фамилия? Нет, они специально делают так, чтобы мы никогда не узнали о своём прошлом.
– Ева, а может, и не надо туда лезть? Ну, вот узнаешь ты, что у тебя родители пропащие люди, отдали тебя в детский дом и что: станет легче?
Дарина так искренне смотрит. Я решаю промолчать. В отличие от неё, я не верю в сказки, которые нам тут рассказывают. Что якобы нас спасли от очень плохой жизни, «выправляют» тут неблагополучные гены, поправляют здоровье.
Это смешно. Даже если мы, правда, все из неблагополучных семей, сироты, это не значит, что после детдома мы бы все докатились до того, что стали бы продавать своё тело.
А после этого места у нас выбора не остаётся. Нам не разрешено выбирать.
В дверь моей комнаты кто-то стучит, я вздрагиваю, Дарина быстро прячется в шкафу, потому что нам запрещено ходить друг к другу в гости без разрешения.
– Да, войдите, – говорю я, когда Дарина закрывает дверь шкафа.
Входит Эмма, лицо у неё не такое встревоженное, как прежде. Параллельно с этим я выглядываю в окно: и вижу, как машины уезжают одна за другой.
Сообщает мне:
– У меня для тебя новости. Не знаю, обрадуешься ты или нет. Но это уникальный случай.
Я уже не рада. Сглатываю. Неприятное предчувствие.
– Ева, – начинает она и вздыхает, – в твоих документах с самого поступления к нам значилось, что тебя купят, когда тебе исполнится восемнадцать.
– Но мне уже двадцать два.
– Верно! – в том-то и дело, покупатель не явился и все забыли об этом. Даже я не знала, пока не начала оформлять твои документы. Я позвонила ему, он все ещё готов тебя купить.
Сердце бьется так, как будто сейчас протаранит мою грудную клетку.
– Кому, ему? И что теперь? – еле слышно спрашиваю.
– Мы решили, что будет аукцион.
– Что? Какой аукцион?
– Тебя купит тот, кто больше заплатит. Готовься, это будет послезавтра, – улыбается Эмма и собирается выходить.
Я хватаю ее за руку, никогда так прежде не делала. И это запрещено, но я не могу поступить сейчас иначе:
– Кто этот второй покупатель?
Отдергивает мою руку так, как будто я ее испачкала.
– Тебе фамилия с именем ни о чем не скажут. Не задавай лишних вопросов.
– Он тоже хочет на мне жениться?
– Этого я не знаю. Ева, будь умницей, не задавай лишних вопросов. Все равно от тебя ничего не зависит. Будешь с тем, кто больше заплатит.
– Что это за глупости? Зачем устраивать аукцион для двух человек? – возмущаюсь я.
– А кто тебе сказал, что для двух? Приедут и другие. И не только тебя будут продавать. Руководство решило попробовать такой метод продаж, – улыбается Эмма и уходит.
Руководство? Значит, это они приезжали? Жаль, что у меня нет фотоаппарата, надо было сфотографировать этих людей. Мне может пригодиться потом эта информация.
Мне сейчас так паршиво. Хочется реветь навзрыд. Но слёзы не капают: я привыкла сдерживать свои эмоции. В конце концов, я начинаю трястись от разных чувств: больше всего от злости.
Дарина выходит из шкафа и обнимает меня, чтобы успокоить. Это бесполезно. Я ложусь на кровать и зажимаю рот подушкой, чтобы прокричать в неё свою ярость.
Аукцион! Меня будут продавать на аукционе.
– Тебе не кажется это странным? – спрашивает Дарина, поглаживая мою спину. – Он давно хотел тебя купить, значит, знает, может быть, что-нибудь о тебе?
Я перестаю трястись.
– Ты права. Это очень странно.
И вслух думаю:
– Значит, чтобы узнать что-нибудь о своём происхождении мне надо сделать так, чтобы Ратмир меня не купил?
Дарина пожимает плечами:
– Ты сначала посмотри на второго покупателя, вдруг он один из тех, кто сегодня приезжал на машине, – смеётся Дарина.
Удивляюсь силе ее духа. Ведь ее тоже, возможно, будут продавать на аукционе, а она сидит и улыбается.