Раздел II. Культура, мир и политика

Н. М. Боголюбова, Ю. В. Николаева. Вопросы теории и практики взаимовлияния внешней и внутренней культурной политики

Термин «культурная политика» в научном обороте появился сравнительно недавно, в XX веке. Однако деятельность, обозначаемая этим понятием, существовала и раньше. Люди всегда жили в определенном культурном пространстве и всегда так или иначе воздействовали на него. Культура – это тот уникальный сплав традиций, истории, этнических особенностей, ментальности, который позволяет народам объединяться в самые сложные и самые значительные для страны периоды, в дни поражений и побед.

Особая роль культуры как фактора поступательного развития, как способа сглаживания конфликтов и противоречий, как некоего стабилизирующего начала была осознана не только отдельными личностями, но и на государственном уровне. Многие государства традиционно уделяли и уделяют в настоящее время большое внимание поддержанию своей национальной культуры. Таким образом, культурная политика – одна из важнейших форм деятельности государства, один из его приоритетов.

В наступившем тысячелетии проблема культурной политики приобретает особую актуальность в связи с процессами всеобщей глобализации. В этих условиях многие государства осознали необходимость выработки культурной политики как способа поддержания и сохранения своей национальной культуры в условиях глобализующегося мира. В этой ситуации культурная политика выступает как эффективное средство поддержания культурного многообразия, противодействия исчезновению национальных культур и сохранению многокультурного мира.

Кроме того, очевидно, что культурная политика может стать гарантом духовного здоровья нации, фундаментом возрождения лучших образцов национальной культуры и основой для проведения экономических, политических реформ в стране.

Следует отметить, что проблемы культурной политики представляют значительный интерес не только на национальном уровне, но и в международной практике. Сегодня нет ни одной страны в мире, которая бы не уделяла внимания вопросам пропаганды своей культуры за рубежом, не осуществляла бы деятельность, направленную на формирование позитивного образа страны посредством культуры, культурных достижений народа.

В условиях глобализации вопросы выработки культурной политики становятся актуальными не только для отдельных государств, но и для межгосударственных объединений, и для международных организаций. Так, например, серьезно обсуждается вопрос выработки единой европейской культурной политики. Ведется большая работа по выработке общей культурной политики в странах СНГ. Вопросами культурной политики занимается и такая авторитетная организация в сфере культуры как ЮНЕСКО. Именно под эгидой ЮНЕСКО начали проводиться серьезные научные исследования по проблемам культурной политики.

Необходимость выработки эффективной культурной политики как важного направления деятельности современных государств была отмечена в ряде международных документов и обсуждалась на крупных международных форумах. В 1998 году в Стокгольме состоялась Межправительственная конференция по использованию культурной политики в целях развития. Итогом работы этой конференции стало принятие 2 апреля 1998 года Программы действий «Использование культурной политики в целях развития». В этом документе было определено место культурной политики в системе государственных приоритетов как на национальном, так и на внешнеполитическом уровнях.

Участники стокгольмской конференции сформулировали ряд практических рекомендаций правительствам и международным организациям по выработке культурной политики. Во-первых, необходимо сделать культурную политику ключевым компонентом стратегии государственного развития и в целях увеличения ее эффективности проводить культурную политику в комплексе с другими компонентами: социальной, экономической, внешней политикой. Во-вторых, было рекомендовано поощрять творчество и участников культурной жизни, поскольку именно они являются тем фундаментом, на котором строится национальная культура. Для этого следует обеспечить уважение ко всем представителям нации и создать им равные возможности развития, поощряя местные инициативы, отражающие культурное многообразие. В-третьих, защищать и развивать материальное и духовное культурное наследие и поддерживать индустрию культуру. В-четвертых, способствовать развитию культурного и языкового многообразия. В-пятых, предоставить для развития культуры дополнительные финансовые и человеческие ресурсы.

Также участники конференции приняли обращение к ЮНЕСКО и ООН всячески поддерживать инициативы отдельных государств, межгосударственных объединений и международных организаций, связанные с вопросами культурной политики и культуры в целом. В заключительной части документа все участники конференции выразили единодушное мнение, что необходимо развивать активное сотрудничество на международном и региональном уровнях, чтобы посредством культуры решать проблемы, порожденные глобализацией и ее последствиями. Современные государства должны всячески поощрять изучение культуры во всех ее формах и участие в ней, чтобы направить ее потенциал на решение сугубо политических, экономических, социальных задач (Культурная политика в Европе 2002: 12–17).

Интерес к изучению «национальных моделей» культурной политики обозначился в середине 80-х гг. XX века. Инициатором исследования национального опыта осуществления культурной политики стал Совет Европы. В 1986 году стартовала профилирующая программа Совета Европы, посвященная изучению культурной политики стран-членов Совета Европы. В рамках данной программы каждая страна-участница в лице министерства, отвечающего за дела культуры, должна была подготовить доклад, в котором описывалась национальная культурная политика. Затем группа экспертов, приглашенных Советом Европы, анализировала доклад и несколько раз посещала страну. Экспертная группа составляла собственный отчет, содержащий критический разбор национальной культурной политики, и предлагала собственные рекомендации. Полученные результаты обсуждались на сессии Совета Европы, а также в изучаемых странах. В течение 1985–1995 гг. были подготовлены доклады о культурной политике Франции (1987), Швеции (1989), Австрии (1993), Нидерландов и Финляндии (1994), Италии (1995). В 1994 году в рамках этой программы был выделен специальный раздел, посвященный культурной политике стран Восточной Европы. Россия приняла участие в программе в 1998 году.

Результаты, полученные в ходе реализации программы, имеют большое научно-практическое значение. Во-первых, они были учтены при выработке национальной культурной политики различными государствами. Во-вторых, материалы отчетов и экспертных групп стали той эмпирической основой, на которой строится научное обоснование феномена культурной политики в современном мире. В-третьих, инициатива Совета Европы в области изучения национального опыта культурной политики стала стимулом для дальнейшего изучения этого вопроса.

В конце 90-х гг. прошлого века были предприняты шаги не только к обсуждению практических вопросов культурной политики, но и их научному осмыслению. В этих целях в 1997 году при департаменте Совета Европы по культурной политике и культурной деятельности был создан Исследовательский отдел по вопросам культурной политики. Отдел издает и редактирует ряд научных изданий и сборников по вопросам культурной политики, готовит публикации, отчеты и обзоры по культурной политике и ее отдельным аспектам. Сотрудники отдела предоставляют информацию по вопросам культурной политики, поступающим из различных министерств, институтов, неправительственных организаций. Они также занимаются сбором документации по культурной политике из различных источников, создают и курируют сеть контактов для исследователей и других специалистов, занимающихся вопросами культурной политики.

В результате к концу 1990-х – началу 2000-х годов термин «культурная политика» стал активно использоваться в европейских странах, в частности, в их официальной документации, хотя практически в каждой из этих стран собственные обозначения культурной политики. Во французской документации используется термин «politique culturelle», в Дании – «cultuurbeliid», в Швеции и Германии – «Kulturpolitik», в Англии «cultural policy» и т. д., что отражает множество нюансов в понимании этого термина. И отнюдь не случайно в разных странах объект культурной политики до сих пор представляют себе по-разному, и нет четко установленных терминов самой культурной политики. В разных странах и научных школах существуют различные подходы к этому термину, поэтому проблема выработки определения культурной политики по-прежнему остается дискуссионной.

В современной отечественной науке так же нет единого взгляда насущность культурной политики. Отсюда и множество дефиниций, которое можно встретить в научной литературе, посвященной этой проблеме. Исследования в области культурной политики принадлежат к самым разным научным направлениям – историческому, искусствоведческому, социологическому и собственно культурологическому, что свидетельствует о сложности, междисциплинарности явления и порождает множество различных толкований данного феномена.

Согласно одному из существующих в отечественной литературе определений, «культурная политика» – это предоставление средства и возможностей отдельной личности познакомиться с культурным наследием прошлого и культурным потенциалом настоящего (Культурная политика в Европе 2002: 37).

Другое определение, предложенное исследователем В. С. Жидковым, гласит, что: «культурная политика – это специфический вид деятельности по регулированию культурной жизни, сводящийся к воздействию на личность с целью формирования ее системы ценностей, «картины мира», через которую человек воспринимает и оценивает окружающую действительность» (Жидков, Соколов 2001: 67).

Свое определение культурной политики было предложено и ЮНЕСКО. Это одно из первых определений культурной политики. Оно было дано во время встречи в Монако стран-участниц ЮНЕСКО в 1967 году. Под культурной политикой было решено понимать комплекс принципов, административных и финансовых видов деятельности и процедур, которые обеспечивают основу действий государства в области культуры.

Резюмируя имеющиеся в современной науке мнения относительно сущности культурной политики, можно предложить такое определение. Культурная политика – это предоставление средств и возможностей отдельной личности познакомиться с культурным наследием прошлого и культурным потенциалом настоящего в социальном контексте. Культурная политика есть система правовых норм, идеологических установок и практических мероприятий, разрабатываемых и реализуемых государством в области искусства, науки и образования, средств массовой информации, молодежных обменов, издательского, музейного, библиотечного и архивного дела, спорта и туризма (Ерасов 2000: 103).

Культурная политика основывается на индивидуальном опыте, но организуется в масштабах всего общества, государства и даже в рамках межгосударственных объединений. Уровни управления культурной политикой охватывают органы власти всех уровней, правительственные организации, структуры гражданского общества, политические партии, коммерческие компании, ассоциации творческих работников. Однако решающая роль в управлении культурной политикой отводится государству.

Безусловно, культурная политика как один из важнейших компонентов политики устойчивого развития должна применяться государством в комплексе с другими формами социального развития на основе интегрированного подхода. Она должна гибко реагировать на все вызовы современности и при этом учитывать культурные традиции, складывавшиеся веками. Культурная политика должна быть направлена на осознание нацией себя как многогранной общности в рамках национального единства.

Несмотря на обилие мнений, существующих по поводу сущности культурной политики, все исследователи сходятся во мнении, что она имеет два аспекта: внутренний и внешний. Цель внутренней культурной политики может быть охарактеризована как поддержка национальной культуры и создание условий для роста творческих способностей отдельной личности и общества. В отличие от нее внешняя культурная политика направлена на защиту своеобразия национальной картины мира от внешних влияний более «сильных» культур и пропаганду важнейших достижений национальной культуры за рубежом, осуществляемую с целью ознакомления с ней других народов (Дуков, Осокин 2001: 129).

Нередко современные исследователи рассматривают внешнюю культурную политику как продолжение внутренней культурной политики, только лишь направленной на внешнеполитический уровень (Жидков, Соколов 2001: 67).

Действительно, и внутренняя и внешняя культурная политика одинаково подразумевают необходимость формирования концептуальных представлений, выделение приоритетных целей и задач, составление соответствующих программ, определение круга акторов.

Для успешного осуществления комплексной культурной политики как на внутреннем, так и на внешнем уровне необходимо наличие нескольких основных компонентов. Во-первых, наличие системы институтов, способных на различных уровнях осуществлять основные цели и задачи культурной политики. Во-вторых, достаточное финансирование, дающее возможность для постоянной работы по реализации культурной политики на всех уровнях. В-третьих, наличие четко определенного плана действий, предполагающего достижение единой цели на всех уровнях (Adams, Goldbard). И, наконец, большое значение имеет наличие хорошо подготовленной документальной базы, четко определяющей основные ориентиры и приоритеты действий.

Кроме того, существует и целый ряд направлений, которые объединяют задачи внутренней и внешней культурной политики. Для того, чтобы сохранить национальные обычаи, традиции, язык, необходимо проводить комплекс мер на разных уровнях. Примером может служить языковая политика во Франции, где к настоящему моменту можно говорить о двуединстве основных целей и задач внешней и внутренней культурной политики. С одной стороны, поддержание позиций французского языка и его продвижение за рубежом, а с другой, его защита от внешних языковых влияний на национальном уровне, в частности, от влияния английского языка. С этой точки зрения, языковую политику Франции невозможно рассматривать лишь как совокупность акций, проводимых за границей. Не менее важное значение имеет и комплекс внутренних мероприятий протекционистского характера, направленных на защиту родного языка от иностранных влияний. В этих двух направлениях и развивается современная языковая политика Французской Республики, что во многом дает положительный эффект. Современная языковая политика Франции базируется на 3 основных принципах, которые реализуются как на внутреннем, так и на международном уровне:

– обеспечение распространения французского языка в мире;

– сохранение роли французского языка как языка международного общения;

– уважение языкового и культурного разнообразия, содействие языковому плюрализму (Новейшая история языковой политики Франции 2001: 362).

Пожалуй, именно на примере языковой политики Франции можно говорить о тесной взаимосвязи внутриполитических и внешнеполитических усилий как условия для достижения положительных результатов.

Особую актуальность приобретают сегодня вопросы внешней культурной политики, связанные с поддержанием и развитием контактов с соотечественниками за рубежом (Русским миром). Настоящие проблемы можно отнести и к актуальным вопросам культурной политики России.

Кроме того, в настоящее время особую остроту приобретают проблемы реформирования образования. Большую роль в настоящих реформах играет западный опыт, который может быть успешно применен только при условии активно развивающихся образовательных связей.

Самостоятельное значение на современном этапе имеют и проблемы культурной экспансии, вестернизации, которые не могут быть отнесены только к внешней или внутренней политике в сфере культуры.

Нельзя не признать и того обстоятельства, что само содержание культурного диалога с зарубежными странами в значительной степени зависит от общих приоритетов культурной политики страны, её богатого национального культурного наследия. Примеров взаимовлияния внешней и внутренней культурной политики можно привести достаточно.

Однако, несмотря на некоторые общие моменты, лишь с определенной долей условности внешнюю культурную политику можно назвать «частным случаем» культурной политики государства в целом. Также было бы ошибочно рассматривать внутреннюю и внешнюю культурную политику лишь как два разнонаправленных вектора. С нашей точки зрения, внутренняя и внешняя культурная политика далеко не всегда полностью взаимосвязаны. Напротив, они могут существенно отличаться целями и задачами, структурой управления и кругом участников, объемом финансирования, формами реализации, степенью разработанности документального оформления и др.

Одной из отличительных особенностей внешней культурной политики является такая ее специфическая задача, как формирование позитивного образа государства за рубежом. Для достижения этой задачи в качестве особого инструмента используется культура как наиболее эффективное средство. Нередко в качестве задачи внешней культурной политики выдвигается и так называемый «экспорт культуры», пропаганда собственных культурных ценностей, а в некоторых случаях и культурная экспансия, что обычно является продолжением внешнеполитических интересов государства и также характеризует его внешнеполитический образ. Внешняя культурная политика с ее мощной идеологической подоплекой нередко служит действенным инструментом на службе у государства, в том числе в качестве проводника национальных интересов и средства борьбы за них. В этом случае внешняя культурная политика по своему содержанию приближается скорее к внешней политике государства, поскольку направлена на решение одних и тех же задач на международном уровне (Боголюбова, Николаева 2006: 275).

Иные задачи ставит перед собой внутренняя культурная политика. Она направлена на то, чтобы поддерживать национальную культуру и с ее помощью способствовать общественному развитию.

Безусловно, внешняя культурная политика любой страны является неотъемлемой частью комплексной государственной политики и несет на себе отпечаток общей внешнеполитической концепции государства. Однако и в этом случае следует учитывать ее специфические цели и задачи, формы, направления и методы реализации, характер финансирования, документального оформления и целый ряд иных, присущих только ей, характеристик.

В современной науке отсутствует единый взгляд на определение внешней культурной политики. С нашей точки зрения, под внешней культурной политикой следует понимать комплекс мероприятий, реализуемых государством на внешнеполитическом уровне с целью достижения определенных внешнеполитических интересов и для формирования позитивного внешнеполитического образа. В качестве средства достижения этих целей используется национальная культура, ее лучшие достижения. Также внешняя культурная политика направлена на прямое или опосредованное продвижение национальной культуры за рубежом и на предоставление своим гражданам широких возможностей для знакомства с современными достижениями в области науки, культуры и образования других стран. Из предложенного определения следует, что одним из центральных элементов внешней культурной политики должна стать максимальная открытость и толерантность к представителям других культур.

Как следует из данного определения, основная, наиболее общая цель внешней культурной политики любого государства заключается в формировании его позитивного образа путем ознакомления других народов со своей культурой, а также в содействии осуществлению процесса межкультурного взаимодействия, в установлении взаимопонимания между народами через организацию культурных обменов, развитие культурных связей, укрепление добрососедских отношений. Однако нельзя не учитывать, что чаще всего формирование позитивного образа государства подразумевает создание благоприятных условий для решения политических, экономических и прочих задач, стоящих перед государством на международном уровне, т. е. относится к сфере внешней политики. Выбор приоритетов внешней культурной политики также непосредственно связан с конкретными политическими, социально-экономическими и культурными реалиями и согласуется с общими интересами государства (Жидков, Соколов 2001: 84–85; Cultural policy 1969: 5–7).

Обращаясь к существующему опыту, можно говорить об определенной двойственности внешней культурной политики. С одной стороны, она направлена на защиту своеобразия национальной культуры от внешних влияний других культур, а с другой стороны, на пропаганду важнейших достижений собственной национальной культуры за рубежом. Есть и третий аспект – создание условий для того, чтобы граждане этой страны смогли познакомиться с культурными достижениями других народов. При этом целью здесь может являться как ознакомление с ней других народов, укрепление взаимопонимания с ними, так и распространение среди этих народов своих национальных ценностей, образа мысли и т. д. Подобная двойственная природа внешней культурной политики отражается и в практической стороне ее реализации. Она предполагает не только проведение многочисленных культурных акций за рубежом, участие в международном культурном обмене, но и создание возможности для знакомства собственных граждан с представителями других культурных традиций (Боголюбова, Николаева 2006: 77).

Эффективность внешней культурной политики зависит от ряда факторов. При выработке внешней культурной политики любого государства необходимо учитывать как своеобразие культурных процессов внутри страны, так и общемировые, глобальные тенденции современного культурного развития в целом. Именно такой подход, основанный на сочетании национальных интересов и универсальных ценностей, позволит получить оптимальный результат в достижении целей внешней культурной политики. Существенное влияние на формирование внешней культурной политики оказывают исторические традиции данного государства, особенности национального характера, образа мысли и т. д. Безусловно, на эффективность и характер внешней культурной политики любой страны влияет и государство-партнер, чьи национальные особенности, культурные традиции и политические ориентиры необходимо учитывать.

Отличие между культурной политикой и внешней культурной политикой связано не только с различными задачами и способами их реализации, но и с различным кругом акторов. Главными акторами внешней культурной политики, как правило, выступают министерства иностранных дел, а также специальные учреждения, которые продвигают собственную национальную культуру и язык за рубежом, как, например, Гете-институт, Британский Совет или Французский институт. Безусловно, эти учреждения не ограничивают всего многообразия акторов внешней культурной политики, но именно они на сегодняшний день выполняют наибольший объем работы по ее реализации.

Это, в свою очередь, определяет специфику внешней культурной политики. Если координатором внешней культурной политики выступает внешнеполитическое ведомство, то первостепенной ее целью будет укрепление международного положения государства, а не развитие его культуры. В Российской Федерации внешняя культурная политика в настоящее время является инструментом именно внешней политики, а не культурной политики, за которую отвечает, главным образом, министерство культуры. К такому выводу приводит анализ действующих нормативно-правовых актов, а также существующая практика развития культурных связей России с зарубежными странами.

В 2000 году в нашей стране была разработана Концепция внешней культурной политики (Тезисы внешней культурной политики России 2000: 76–84). В феврале 2001 года министр иностранных дел И. С. Иванов утвердил «Основные направления работы МИД России по развитию культурных связей России с зарубежными странами», где были рассмотрены сходные вопросы (Иванов И. С.). Это первые в истории и практике дипломатической службы нашей страны комплексные документы концептуального характера, которые на основе анализа положительного опыта участия России в международных культурных обменах дают развернутое представление о целях и задачах, формах и направлениях, приоритетах и механизмах осуществления внешней культурной политики Российского государства.

Понятия «внешняя культурная политика» и «культурная политика» в разных странах могут соотноситься между собой различным образом. Их задачи могут совпадать или не совпадать. Они отличаются друг от друга кругом участников, способами реализации, формами и направлениями. Однако при всех своих различиях общим, объединяющим моментом является то, что они формируются вокруг понятия «культур», возможности которой на службе общества, государства и всего мира огромны. Культура является неотъемлемым элементом как внешнеполитической деятельности любой страны, так и объектом ее внутренней политики. Культура приобретает значимость для всех государств. С одной стороны, авторитет многих государств определяется не только военным потенциалом и политическим весом на мировой арене, но также и культурным потенциалом, которым обладает страна. С другой стороны, продуманная внутренняя культурная политика способна решить многие социальные, экономические, этнические, конфессиональные проблемы в самом государстве. Поэтому можно смело утверждать, что целью культурной политики как внутренней, так и внешней, является достижение духовного единения мира, преодоление разобщенности и противостояния народов, на предотвращение конфликтов, насилия, войн. Именно поэтому она и должна составить основу образа действий стран в как на национальном, так и на международном уровне.

Библиография

1. Adams D., Goldbard A. Basic concepts: modes and means of cultural policy-making//www.wwcd.org.

2. Cultural policy: a preliminary study. – P.: UNESCO, 1969. – P. 5–7.

3. Боголюбова Н. М., Николаева Ю. В. Теоретические аспекты проблемы внешней культурной политики // Америка и мир: история и современность. – СПб., 2006.

4. Дуков Е. В., Осокин Ю. В., Соколов К. Б., Хренов Н. А. и др. Культурная политика государства // Введение в социологию искусства. – СПб., 2001.

5. Ерасов Б. С. Социальная культурология. – М., 2000.

6. Жидков В. С., Соколов К. Б. Культурная политика России. – М., 2001.

7. Культурная политика в Европе: выбор стратегии и ориентиры. Сборник материалов / сост. Е. И. Кузьмин, В. Р. Фирсов. – М., 2002.

8. Новейшая история языковой политики Франции: сб. ст./сост. Ю. Г. Бахирев. – М., 2001.

9. Тезисы внешней культурной политики России – 2000 год // Дипломатический вестник. – 2000. – № 4.

А. В. Посадский. Культурфилософские основы теории многополярного мира

Теория многополярного мира – официальная внешнеполитическая доктрина Российской Федерации. В качестве своей основы теория многополярного мира может опираться на отечественную философскую традицию. В работе ставится задача «прочесть» концепцию многополярного мира в горизонте отечественной мысли. Истолкование данной теории в контексте отечественной мысли позволяет более глубоко раскрыть ее смысл, увидеть в качестве стройной концептуальной модели.

На основе византийской патристики отечественной мыслью развивалось учение о соборности. В отечественной мысли соборность выступает как специфическая ценностная доминанта культуры России, ценностная доминанта, делающая ее уникальным культурным типом. Соборность связана с раскрытием творческого мира личности в процессе межличностной коммуникации. В контексте теории соборности человек рассматривается проводником объединяющего начала в многообразную жизнь вселенной. Человек призван объединять мир духовно, сохраняя уникальное своеобразие каждого элемента мироздания. Внесение солидарных начал в социальную жизнь, развитие энергии солидарности является воплощением в жизнь соборного принципа «единства во множестве». Развитие теории соборности в отечественной мысли (теория симфонической персоны как культуроличности Л. П. Карсавина, концепция соборности Н. Бердяева, теория соборности как солидарности С. Франка, С. Левицкого, Н. Лосского, смягчающая понятие соборности и избавляющая от однозначного отождествления соборности с церковной жизнью) позволяет увидеть мир многоипостасно-мультиполярным культурным пространством. Концептуализации в области отечественной философии могут быть продуктивно применены при анализе культурно-исторических типов в их единстве и неслиянности. Концепция многополярного мира может быть обоснована через отечественную мысль при условии, что различные полюса мира, возможно, рассматривать как уникальные культурно-исторические типы, своеобразные культуроличности, симфонические персоны, союзы творческих ипостасей, проникнутые энергией солидарности. Концепция многополярного мира может быть рассмотрена как теория культурного солидаризма – глубинного солидарного бытия уникальных культурных миров. Не стоит рассматривать концепцию культурного солидаризма как идеологию, маскирующую эгоистические, пристрастно-субъективные интересы властных элит. Концепция культурного солидаризма не является интеллектуальной технологией манипулирования сознанием, отражающей инструменталистское использование разума. В сущности, культурный солидаризм является аксиологией. Как аксиология культурный солидаризм есть концепция, представляющая собой описание ценностного мира культуры, а также учение о путях осуществления, одействорения ценностей.

Культурный солидаризм развивает панкультурную теорию мироздания. С данной точки зрения, средоточием исторического процесса видится свободно существующая культура, творчески формирующая свою сущность. Универсум состоит из множества культурных миров, каждый из которых является единственной, неповторимой духовно-материальной сущностью, обладающей творческой силой и осуществляющей себя в соответствии с выбранной ценностной системой. Культурные миры – своеобразные субстанциальные деятели, во многом определяющие характер биоорганических процессов. Таким образом, культурный солидаризм предрасположен к монадологическому анализу культурных миров, усматривающему в отдельной культуре неповторимый субъект исторического процесса.

Однако культура не есть замкнутая и обособленная сфера существования, трансцендентная другим культурам, непроницаемая для них. Ей присущ выход за свои пределы, направленность на другое культурное измерение. Опыт межкультурного общения приводит к утверждению возможности преодоления культурного солипсизма через признание глубинного бытийного сродства, сопряженности, соразмерности различных культур, создающих все необходимые предпосылки для их глубокого общения и взаимопроникновения. Трактуя культуру как духовную индивидуальность, необходимо преодолевать односторонний культурфилософский номинализм, состоящий в партикуляристском, сепаратистском видении культурных космосов. Всемирная история может быть увидена как творческое взаимодействие индивидуальных культурных микрокосмов, отражающих в себе универсальный всечеловеческий культурный макрокосм. Неповторимая индивидуальность культурных типов гармонично включена во всечеловеческую культуру, поскольку несет в себе ценностно-универсальное бытие, которое и есть бытие всечеловеческое. Существование уникальных культурных типов вне подобной вовлеченности немыслимо. Также можно отметить, что всечеловеческая культура есть модус жизни культурной индивидуальности, которая обладает соборным аспектом существования.

Важно указать, что культура немыслима вне отношения к другому культурному миру. Культура есть единство внутреннего и внешнего аспектов бытия, их творческое тождество. Ей дано внутренне видение самой себя, однако также восприятие извне глазами иных культурных миров. Теория культурного солидаризма нацелена на преодоление одностороннего номинализма и реализма, обосновывая духовный путь от индивидуального к универсальному. Культурфилософский реализм не менее концептуально несостоятелен, чем номинализм. Если последний возводит непреодолимые барьеры между культурными традициями, то первый обезличивает их, подчиняя абстрактным реалиям, маскирующим доминирование одной культуры над другой, поглощение одной культурой другой или процессы декультурации. Реализм – это принудительная сборность коммунизма, фашизма, мультикультурализма, превращающая культурную индивидуальность в эксплуатируемый объект, приносящая уникальную культурную самобытность в жертву фиктивным реальностям интернационализма, расизма, мультикультурализма. Реалистическому единству как подавлению и поглощению входящих в него элементов культурный солидаризм может противопоставить истинное единство, осуществляемое в пользу всех.

Культурный солидаризм – концепция, утверждающая солидарность различных культурных миров. Культурный солидаризм есть как теоретическая конструкция, так и образ действия, устремленный к поиску межкультурного единства. Культурный солидаризм обращен к нахождению общих для культурных космосов ценностей и соподчинение межкультурных противоречий этим ценностям. Единство и цельность солидаристской концептуальной и жизненной архитектоники базируется на ценностно-смысловых консенсусах. Процесс одействорения ценностей культурами оптимально протекает посредством их содействия, сотрудничества, соучастия, базирующихся на их событийности. В сущности, культурный солидаризм может быть назван культурным синергизмом, так как концептуально обосновывает соучастие культур в процессе одействорения ценностей.

Теория культурного солидаризма немыслима вне понятия культурной солидарности. Культурная солидарность – подлинное общение между культурами, обретение ими родственности, близости, общности через глубинное, онтологически реальное взаимопроникновение. Принцип солидарности утверждает, что обретение единства внутри конкретного культурного универсума возможно лишь путем обретения единства общечеловеческого культурного мира. В данном смысле культурная солидарность выступает как антипод эгоистическому национализму, этноцентризму, культурному империализму. Культура немыслима вне реализации принципов солидарной общности, так как она несет духовность, которая не бытийствует вне линий общения, передачи себя другому. Солидарность есть одухотворенное взаимооткрытие и соприкосновение различных культурных миров. Обретение солидарности тождественно прорыву к свободе как предельной глубине культурной реальности.

Культурная солидарность – взаимная ответственность культурных миров за направление общечеловеческого историко-культурного пути, осознание общности историко-культурного пути различными культурными универсумами. Развитие солидарности связано с развитием свободы и идентично развитию процесса очеловечения. Идея всечеловеческой гармонизированной свободной общности культур как их содружества и глубинного симфонического единства культурных индивидуальностей есть квинтэссенция культурного солидаризма. Культурная солидарность не имеет ничего общего с коллективизмом, осуществляющим единство насильственным путем, поглощающим культуры в стерилизующем их интеркультурном сообществе. Солидарности глубоко чужд дух эгоизма и нарциссизма – утверждения примата одного культурного универсума над другим. Культурсолидаризм видит в культурном типе основу исторического бытия и основную его ценность. В основе солидарности лежит убеждение, что любая культура может быть только целью, никак не средством. Культурный солидаризм констатирует, что взаимопроникновение, взаимопонимание и взаимопомощь осуществимы лишь между равными по статусу культурными мирами, при их гармоничном равноправии.

Проявлением культурной солидарности является культурная полифония. Она отражает единство множественности неслиянных культурных космосов, наделенных неповторимым духовным измерением. Подобная полифония не означает релятивизма, поскольку реализуется в едином духовно-ценностном горизонте. В сущности, можно говорить и о культурной соборности – соборном единстве уникальных культурных миров. Поскольку культуры несут в себе способность к аутентичному проникновению в сущность друг друга, обладают возможностью выходить за свои границы и находить свое самораскрытие в общении с другим культурным пространством, то возможно увидеть единство симфонических субъектов культуры в ракурсе их соборного взаимопроникновения.

Важным принципом теории культурного солидаризма является утверждение, что аутентичная форма культурного бытия достигается лишь в служении другим культурным мирам. Если культурная ментальность становится инструментом эгоистического самоутверждения, то превращается в орудие самоотрицания. Культурный солидаризм призывает к активизации свободного этоса служения. «Доминировать» в солидаристской системе может лишь культура, рассматривающая себя в качестве служебного инструмента, максимально способствующая регулированию межкультурных противоречий. Солидаристская общность культур основывается на асимметричной этике, провозглашающей принцип: все культуры ответственны за судьбы истории, но наша более всех. Асимметричная этика видит в любой культуре неповторимую индивидуальность, носителя уникальных ценностных начал, констатирует незаменимость любого культурного универсума. Асимметричная этика категорически отвергает эгоистическое мышление, прагматически подходящее к иному культурному миру и нацеленное на имманентизацию иной культуры нашему «знанию», идентичную практике подчинения.

К сожалению, необходимо констатировать, что харизма служения сегодня все более и более утрачивается в мире. Идолатрия и фетиш материальных ценностей, ценностная релятивизация, этнический, национальный, цивилизационный мегаэгоизм и меганарциссизм способствуют забвению этики служения. Поэтому сегодня встает вопрос о новом шаге на пути к аутентичной культурной солидаризации. Солидаристский межкультурный консенсус, основанный на ассиметричной этике служения, должен и может быть противопоставлен нарциссическому диссенсусу.

Говоря о солидаризации культурных традиций, важно отметить, что именно нравственные нормы способны быть фактором сплочения людей в истории, открывая всеохватывающую, «экуменическую» перспективу единства человечества. Нравственные истины, объединяющие людей, являются духовным основанием дискретного мира культуры, придавая ему, тем самым, органическую целостность.

Поскольку солидаризация культурных традиций имеет ярко выраженную нравственно-ценностную основу, то вполне очевидно, что концепция культурного солидаризма может быть выражена в сфере стратегического культурно-ценностного партнерства различных народов и государств. Речь идет о культурном солидаризме как содружестве культурных сообществ, союзе культурных и политических элит, формировании политической мировой оси, способной быть гарантом глобальной стабильности, а также основой для экономического партнерства. Культурный солидаризм – это культурный плюрализм в границах духовных организмов культуры. Культурный солидаризм – это многоугольник культурных сообществ, в основе партнерства которых лежат не геополитические и экономические интересы, а сверхприродные нравственные ценности. Культурный солидаризм может быть увиден как развитие традиций культурного плюрализма при признании нравственных ценностей как универсального языка межкультурного общения. Культурный солидаризм никоим образом не представляет собой альянс стран Востока, направленный на конфронтацию с Западной Европой и США. Он связан с освоением великого культурно-ценностного ресурса европейского мира. Однако конечно культурный солидаризм представляет собой попытку ценностного сопротивления распространению массовой псевдокультуры, провоцирующей процесс декультурации. Но подобное сопротивление никоим образом не связано с конфликтом идеологий, инициирующим столкновение цивилизаций. Речь идет о выходе за рамки столкновения идеологий и фундаменталистски идеологизированных религий и переходе на позиции ценностного универсализма.

Теория культурного солидаризма базируется на концептуальном разведении культуры и цивилизации. Если культура связана с ценностным измерением человеческого бытия, то цивилизация – с адаптацией человека к природным реалиям, т. е. научно-техническим прогрессом, построением комфортных государств, рационализацией экономического и политического пространства человеческой жизнедеятельности. В идеале развитие культуры и цивилизации протекает синхронно. Однако сегодня духовно-энергийное начало культуры явно оттеснено цивилизациоными реалиями на периферию. Актуальной становится проблема синтезирования культурной ментальности с цивилизационными аспектами современности, проблема воссоединения культурно-ценностных вертикалей и цивилизационных горизонталей. В евроамериканском универсуме сегодня цивилизация отчетливо отрывается от культурной оси, что задает проблему ценностной регуляции цивилизационного пространства «золотого миллиарда», а также формирует потребность преодоления гедонистического автаркизма евроамериканских цивилизационных элит в культурно-плюралистической современности.

Концепция культурного солидаризма должна быть дистанцирована от современного проекта мультикультурализма, являющегося звеном идеологии глобализации и философской программы постмодерна. Мультикультуралистский проект – проект создания глобальной посткультурной общности с множеством «точек кипения», множеством посткультурных субтрадиций, сосуществующих в однородном пространстве постмодерна. Мультикультуралистский проект может быть рассмотрен как идея создания мировой посткультурной империи на основе опыта США как идеальной модели посткультуры. Мультикультуралистский проект не отражает духовного разнообразия планетарной культурной жизни, ибо основывается на мысли постмодерна, которая заявила о смерти субъекта как источника творческой активности. Вполне закономерно, что плюралистическая вселенная, мультиверсум мультикультуралистов ставит под сомнение понятие национальной культуры, утверждая принцип децентрированности, делает акцент на явлениях традиционно оценивавшихся в контексте нравственно-этической маргинальности. Данный проект обнаруживает претензию на инаковость не в других культурах и системах ценностей, а сводит ее к возможности репрезентации борьбы «жертв» с духовно-ценностным империализмом. Мультикультуралистская личность совмещает в себе различные текучие идентичности, находясь в состоянии кризиса культурной идентификации. Ее жизнь – жизнь маргинального субъекта, человека-кочевника с ценностно-аномальным сознанием и присущим ему гибридностью, метисацией, амбивалентностью, синкретизмом и ценностным релятивизмом. Теория мультикультурализма связана со специфически американской синкретической идеологией, в которой массовая посткультура «переваривает», ассимилирует различные культурные традиции, нивелируя и унифицируя их. Мультикультурное пространство узурпировано здесь приверженцами посткультурной универсальности, а постоянно обыгрывающаяся оппозиция «жертва/притеснитель» отражает оппозицию «массовая культура, посткультурное состояние/культура».

В. П. Большаков. Культурная политика в современной России: основания, тенденции развития

Культурная политика – это деятельность государства, его властных структур по регулированию процессов, происходящих в сфере культуры. Специфика культурной политики определяется характером политической власти. Политическая власть может быть более или менее демократичной, или вовсе не демократичной. В государстве, практически лишенном демократии, в тоталитарном государстве цели культурной политики целиком и полностью подчинены стремлению максимально использовать культуру для укрепления режима. Все в сфере культуры поставлено под жесткий контроль. То в культуре, что оценивается властями как вредное в отношении к существующему порядку, уничтожается, или изымается из обращения, или подвергается специальной обработке. Идеологи и политики направляют культурную активность в русло поддержки политических идей и действий государства, которое, как они считают, представляет интересы всего общества. Высокая культура, органично связанная со свободой, творчеством представляет опасность для тоталитарных режимов. В лучшем случае, если она не оппозиционна власти, она ею терпится.

Культурная политика государств не тоталитарного типа, в том числе демократических, строится также, исходя из потребностей использования культуры. Однако, в таких государствах для контроля за культурой, для управления ею, регулирования происходящего в этой сфере применяются менее жесткие методы.

Культура ценится властями постольку, поскольку минимум культурности (может быть скорее – цивилизованности) населения, общества необходим для упорядочения жизни. Это касается элементарной грамотности, образованности, религиозности, общественной морали, отношения к праву, организации досуга. Высокая культура с ее достижениями в прошлом и настоящем используется для повышения престижа государства. Кроме того, государство получает и некоторые экономические выгоды от торговли ценностями культуры.

Тем не менее, чаще всего, культура, ее сохранение и развитие финансируются государствами, что называется «по остаточному принципу» и, в зависимости от очевидной полезности поддержки тех или иных ее элементов.

Политическое и идеологическое давление на культуру производится различно, и собственно государственными структурами и социальными группами, которые существенно влияют на политику, проводимую государством.

Культурная активность как реализация идеалов истины, добра, красоты, свободы и т. д. может быть использована государством, если она не противоречит его общей политике, доминирующим в ней ценностным установкам.

В России дореволюционной культурная политика осуществлялась в основном по охранительному принципу. Вмешательство государства в сферу культуры, цензорский надзор за ней бывали то более, то менее жесткими. То, что не противоречило основному (во всяком случае, официозному) ценностному ядру жизни общества, не очень касалось государства. А это ядро представляло собой триединство таких ценностей как Царь, Вера, Отечество, или, в другой формулировке самодержавие, православие и народность.

В СССР это ценностное ядро изменилось разве что по именованию ценностей, содержание которых осталось тем же. Вместо царя – партия с ее мудрым вождем. Вера – не православная, а в коммунизм. Отечество – не Святая Русь, а социалистическое. Охранительный принцип в культурной политике остался. Но дополнился активным, целенаправленным регулированием всего, что происходило в культуре и с культурой. А также – противопоставленностью советской культуры – культуре буржуазной, западной, с ее влиянием, считавшимся вредным, тлетворным.

Культурная политика в СССР обрела формы жесткого контроля и управления, постоянного идеологического давления. Отношение советского государства к культуре было весьма заинтересованным. Культуру пытались, и не безуспешно, использовать в целях идеологического воздействия, воспитания советских людей, патриотов, строителей коммунизма. Государство торговало культурными ценностями, повышало с их помощью свой престиж.

Культура советского периода была неоднородной. В ней были элементы нового советского, старого и нового не советского, и, порой, даже антисоветского. Последние, по мере их появления, так или иначе уничтожались. В лучшем случае – выталкивались из страны, за рубеж.

В целом, культурная политика была направлена к тому, чтобы культура, ее ценности могли быть наилучшим образом использованы в деле строительства коммунизма.

Во время и после перестройки от тоталитарных форм управления культурными процессами отказались. Идеологический пресс перестал давить. Поднялся «железный занавес», долго охранявший культуру от чуждых советской идеологии воздействий. В отношении государства к культуре почти исчезли его контролирующие и регулирующие функции. Сфера культуры от состояния постоянной полузажатости перешла к состоянию анархии, которое только казалось реальной демократией. За культурой никто не надзирал, никто ее и не опекал. Было преодолено ее отстранение от развития культуры в не советском цивилизованном мире. В самой постсоветской стране происходили переоценки ценностей и преобразования культурных смыслов. Разные поколения людей внезапно начали сталкиваться с явлениями культуры (нередко – псевдокультуры), от которых их раньше ограждали. Имеется в виду и то, что ворвалось с Запада (меньше – с Востока), и свое, вышедшее из подполья, вновь возникающее – полусвое-полузаемное, и еще неясно, имеющее ли отношение к действительной культуре, а если имеющее, то какое.

Идеология, называвшаяся марксистской, была всячески обругана, хотя действует до сих пор, трансформируясь почти до неузнаваемости. Пресса, критика заговорили разное и разными голосами. Опьянение свободой слова, печати, вообще свободой СМИ, не сразу, но вылилось в вакханалию вседозволенности, словесной наглости и болтовни.

Все зашаталось. Ценности, казавшиеся устоявшимися, если не вечными, обсуждались непривычно вольно. Разрушались всяческие табу. Пропагандировалось и рекламировалось то, что сиюминутно, что недавно считалось хламом, низкопробщиной, масскультом, кичем, макулатурой, порнографией или хулиганством околокультурной элиты. Казалось, исчезли какие бы то ни были нравственные ограничения и ориентиры.

Новому, становящемуся на обломках старого, государству, поначалу было, очевидно, не до культуры. Государство совсем перестало вмешиваться в то, что происходило в сфере культуры. Культурной политики не стало, кроме того, что действовало «по инерции». Хотя заявления российских политиков о важности «возрождения», развития культуры бывали громкими, некоторые, иногда популистские, действия властей касались преодоления того, что ранее делалось с культурой, с ее деятелями.

Однако, позиция полного невмешательства в дела культуры не смогла утвердиться. И если М. Шемякин в одном недавнем интервью сказал, что сегодня чиновникам или Кремлю «нет дела до искусства, не тем они заняты» (Шемякин 2008: 1), то это не точно. И чиновникам, и Кремлю сегодня уже есть дело и до искусства, и до культуры в целом. Вопрос в том, в какой мере, почему и как их интересует культура.

Конечно, в значительной мере – в качестве средства для наилучшего достижения политических целей. Самое простое в этом плане – активное использование деятелей культуры во внутриполитической борьбе, например, за голоса избирателей, в деятельности партий и парламентских учреждений.

Проявление внимания к культуре, к историческому прошлому культуры, используется для повышения престижа власти. Она на самом деле предпринимает отдельные действия, касающиеся сохранения культурного наследия и воздействия культуры на население. Можно указать на «операции» по спасению памятников культуры, открытие телевизионного канала «культура».

Власти осознают роль культуры как возможного фактора консолидации общества, интересы которого, по их мнению, они и выражают. Государство заинтересовано в культурности и цивилизованности, нормирующих поведение людей на основах морали и права. В любом государстве культура (или ее имитации) используется для заполнения и организации досуга населения. И поскольку уже давно в мире торгуют культурой, ее памятниками, достижениями, наше государство не может и не хочет стоять совсем в стороне от этой торговли, отдавая весь доход от нее в частные руки, разным «пиратам».

Попыток установления тоталитарного государственного надзора за культурой пока что нет. Но есть тяготение к выработке целенаправленной культурной политики, для чего требуется какое-то идеологическое обоснование. Марксистская идеология – неприемлема. Идеологические ориентиры западного мира представляются чуждыми. Ценности, которые считаются общечеловеческими (человек, истина, добро, красота) выглядят абстракциями, не годными к практическому идеологическому употреблению.

Власти, «с подачи» части российской интеллигенции, потянуло к «возрождению» традиционных для России ценностей. В частности, к ценностям православной веры. Потянуло сначала чисто меркантильно, когда бывшие партийные, комсомольские государственные чиновники, ныне ставшие чиновниками разных уровней, стали ходить в церковь, креститься, представляя себя перед населением людьми верующими, озабоченными духовным богатством. Потом приняли решение о целесообразности введения в школах курса «основы православной культуры». Заметьте, не вообще культуры, а именно православной.

Акцент при этом делается, вообще-то говоря, не на вере в Бога, а на вере в якобы православную в своей основе Россию. И это совмещается с попыткой утверждения еще одной традиционной ценности – российской великодержавности, любви к Отечеству, в образе которого сливаются государство и общество (народ). Служение Отечеству, новой России, должно составить противовес вторгшемуся к нам откровенному индивидуализму «дикого капитализма».

И, наконец, полнота образа этого самого отечества требует наличия вождя, лидера, «отца» многонациональной страны, доверие к которому (а со временем и беззаветная любовь) также является одной из ценностей, новое утверждение которых в России уже началось.

И о демократии, смысл которой во время перестройки был искажен и скомпрометирован, как-то стало неловко вспоминать.

Культурная политика российского государства, похоже, потихонечку начала определяться отмеченными выше ценностными установками. Ведь ни во время Октябрьской революции, ни в период перестройки не произошло их отторжения, смены на другие. И немалая часть российского общества, в том числе и интеллигенции, сейчас радеет о том, чтобы именно они были доминирующими в жизни страны.

В публицистической статье «Демократия в России» петербургского профессора А. Казина (Казин, 2008: 2) говорится о том, что «державная вертикаль» в России – «единственно возможная форма социальной организации народа», что отношение к власти у нас «традиционно является сакральным». И что так должно быть и дальше.

Особенностями традиционной русской политической культуры многие недаром считают стремление к централизации власти, к ее идеализации и персонификации. В России массы действительно обычно хотят и ждут вождя, «отца нации». Сейчас заговорили о том, что это стремление может удовлетворяться сильной президентской властью. Возможно, что это и так. Только благое ли само стремление для судеб нынешней России?

В прессе, в СМИ, в ряде научных публикаций зазвучал призыв к новому утверждению ценности единства самодержавия, православия и народности, поскольку это традиционно. Вопрос, однако, в том, надо ли сохранять и лелеять традицию, которая освящает полурабское состояние населения России, большинству которого якобы нравится «ярмо». Которое любит родину (отождествляемую с государством), какая бы она ни была, как бы его ни шельмовала. Лишь бы были устойчивость и порядок и сохранялась «империя».

Но ведь и порядка-то жесткая рука в России не добивалась по большому счету никогда. Русский поэт XIX века (приписывается Д. Веневитинову) в стихотворении «Родина» с горечью писал:

«Грязь, мерзость, вонь и тараканы,

И надо всем хозяйский кнут —

И вот, что многие болваны

Священной Родиной зовут».

Возможно, кому-то из нынешних профессоров и нравится, когда его сечет начальство. Но странен призыв ко всем нам и дальше – любить начальство, «отцов нации», чиновников, вождей, каковы бы они ни были. Всерьез-то никто не может думать, что они непременно люди умные, благородные, радеющие не о сохранении власти и порядка, а о потребностях каждого из нас. Самодержавие в нынешних условиях неизбежно ведет к тоталитаризму, а значит и к тоталитарной культурной политике. Всегда в России царской и самодержавно советской: «Человеческая личность, как правило, оказывалась бесправной. Это вековой груз российского общества» (Кефели и др. 2001: 3). Следует ли и в будущем тащить этот груз?

Надежда на православие как на основу культурности тоже, видимо, беспочвенна. В. А. Бачинин справедливо отметил, что: «конфессиональные структуры православия, воспринятого Россией от бесславно погибшей Византийской империи, ориентировано на обслуживание общества традиционного типа, не приспособленного к динамичным формам интенсивного саморазвития» (Бачинин 2007: 4).

Профессор Казин утверждает, что Россия не может быть демократической страной. Это не только его мнение. У нас о демократии сложилось дурное представление как о средстве для более комфортной, более сытой жизни. И если демократия (или то, что выдают за нее) не обеспечивает всеобщего благополучия, она представляется ненужной, даже вредной. Но истинная демократия, если и средство, то не для достижения сытости. Демократия нужна для того, чтобы человек, общество, культура находились в состоянии относительной свободы и защищенности от государства, от произвола властей. Демократия предполагает наличие в стране, кроме государства, гражданского общества, оказывающего, когда это необходимо, действенное давление на государство, на власть. Но демократия не должна подменяться демагогией. Д. С. Лихачев писал об абсурдности демократии без нравственности.

Что касается возможных оснований культурной политики, В. С. Жидков считает, что «загнать современных людей в какую-то общую идеологию, национальную идею и тому подобное невозможно» (Жидков 2007: 5). Вероятно, как это ни печально, все же возможно. Но совершенно не перспективно для развития ни страны, ни культуры.

Государство, оставаясь демократичным и будучи разумным, должно осуществлять культурную политику весьма аккуратно, не вмешиваясь грубо в процессы развития культуры. Д. С. Лихачев считал, что культура способна к саморазвитию. И это так. Но в той или иной стране, особенно в переломные периоды, для нее не лишня государственная или меценатская поддержка.

Выше упомянутый В. С. Жидков отметил, что культуру надо видеть целостно, но осуществлять культурную политику дифференцированно, скажем, по отношению к производителям художественной продукции, ориентированным на различные аудитории. При этом исходно для властных структур то, что культура должна быть массовой по доступности, но направленной на культурный рост масс, а не на их культурную деградацию. Поэтому в обществе всегда важно влияние культуры высокой, «не кассовой», и в то же время не одержимой навязчивыми идеями, направленной «в сторону здоровых навыков нормальной жизни» (Лихачев 2000: 6).

Проблема, однако, в том, что государство должно осуществлять поддержку подлинной культуры, которая никаких сиюминутных выгод обычно не приносит, ни экономических, ни политических. Но если ослабевает эта составляющая культуры, происходит снижение ее общего уровня. А это в будущем приводит к последствиям, не желательным и для самого государства. Оно тогда и перестает быть демократичным. Его устойчивость, порядок в нем до поры до времени держится только «на штыках». А кончается все – крахом, бунтом, революцией, очередной перестройкой.

Хорошо если культурная политика нашего государства будет основываться на реальной демократизации жизни и достижения степени ее цивилизованности, достаточной для обеспечения условий саморазвития подлинной культуры в противовес ее суррогатам и антикультуре.

По мнению Лихачева, государству необходимо иметь действенную и гибкую концепцию сохранения и развития культуры, основанную на идеалах свободы, приоритетной ценности личности перед обществом, общества перед государством.

Но властные структуры, чиновники не могут претендовать на то, чтобы отличать действительную культуру от ее имитаций, подделок. Избранные ими советчики, эксперты, нередко бывают профессионально ограниченными, односторонними. Поэтому концепция культурной политики должна широко освещаться и свободно обсуждаться и не становиться прокрустовым ложем, в которое укладывают живую, меняющуюся культуру.

В стране, помимо государственных институтов культуры (министерств и ведомств) авторитетными должны стать общественные организации, корректирующие культурную политику государства и содействующие ее реализации.

В общем же для того, чтобы государство было в состоянии выработать и вести осторожную и действенную культурную политику, оно и должно быть демократичным, «поднадзорным», если угодно, гражданскому обществу, образование которого в России столь необходимо.

Библиография

1. Бачинин В. А. Макс Вебер в России: о союзе религиозной этики и духа капитализма // Диалог культур и цивилизаций в современном мире. VII Международные Лихачевские чтения. – СПб., 2007.

2. Жидков В. С. Культура, человек и государство в условиях глобализации // Диалог культур и цивилизаций в современном мире. VII международные Лихачевские чтения. – СПб., 2007.

3. Интервью с М. Шемякиным // 24 часа. – 2008. – № 23 (987). – 5 июня.

4. Казин А. Демократия в России // 24 часа. – 2008. – № 20 (984). – 15 мая.

5. Кефели И. Ф., Миронов А. В., Пуляев В. Т., Шеляпин Н. В. Идеологические ориентиры в социокультурном пространстве России. – М., 2001.

6. Лихачев Д. С. Русская культура. – М., 2000.

А. Б. Шатина. Об историко-философских основах происхождения права

Происхождение права – это проблема из категории «вечных», именно поэтому она является философской, а ее специфика и постоянная историческая актуальность заключаются в том, что на протяжении всей истории изучения вопроса о причинах возникновения права он являлся дискуссионным. В силу естественного развития науки, накопления новых фактов и более глубокого истолкования старых, сегодня снова наступило время целесообразности обращения к проблеме правогенезиса, объективного рассмотрения происхождения права как социального феномена и как явления по своей природе мирозданческого порядка.

Можно выделить три обстоятельства в современном мире, которые усиливают актуальность исследования правогенезиса. Первым является, обнаружившаяся объективная необходимость включения ученых-гуманитариев в происходящий в мире процесс формирования глобального (транснационального, универсального) права, которое еще в XVIII веке известный представитель классической немецкой философии И. Кант назвал «правом гражданина мира» и «правом цивилизованных народов». Предстоит, действительно, существенная модернизация норм, институтов и процедур в сфере международного правопорядка, и успех в сфере юридической глобализации будет зависеть от готовности и способности участников предстоящих преобразований мирового права, понимая его сущностную основу, удержать положительные достижения прошлого и обогатить их новыми, более развитыми правовыми формами внутригосударственных и международных отношений.

Второй наиболее важный причиной современного изучения всеобщей природы правовой реальности является разобщенность современного мира, и главное региональное разделение на Запад и Восток, которые создают иллюзию сущностного различия их правовых систем. Попытки ученых отразить общественный строй Востока путем реализации формализационных категорий невозможен, поскольку в нем нет подобных Европе смены формаций, основанных на способе производства. Сегодня возможно выстраивать цивилизационную горизонталь, объединяющей субстанцией, которой не может быть ни техника, ни информация, и даже не коммуникация. Объединяющей всех людей основой, как доказывали многие мыслители прошлого, является принадлежность их к единому человечеству, которому присущ разум (логос, закон), обуславливающий разумность поступков, определяющий правовой закон, а поэтому являющийся глубинной сущностной неотъемлемой составляющей права.

Третьим обстоятельством, которое актуализирует данное исследование, является то, что в настоящее время догмы юридического позитивизма перестали быть истиной в последней инстанции, изучение внешних форм правовой реальности перестало удовлетворять ученых гуманитариев, представителей государственной власти и политиков. Возвращение к вопросу о природе права на новом историческом витке развития науки снова стало востребованным. Вместе с тем, естественно-правовая парадигма, обнаруживающая себя при изучении происхождения права, раскрывая свой социокультурный потенциал, который заключается в первоначальном родстве права с религией, нравственностью и философией, также приобретает растущее внимание к себе. Эти обстоятельства в настоящее время способствуют активизации усилий исследователей проникновения в глубины такого сложнейшего и мирозданческого по своей природе феномена как право.

Обоснование научного предположения, что право по своей природе есть объективное, необходимое и мирозданческое социальное явление, имеющее основу, выражающуюся во всеобщих принципах человеческих отношений, достаточно актуально. В период своего возникновения в истории оно требует утвердить справедливость и равенство, установить закон, который как универсальность проявляется в различных культурах в особенных формах, поэтому и относительные ценности позитивного права прочно связаны и опосредованно детерминированы универсалиями культурного космоса.

Период возникновения права в ранних цивилизациях отражен в известных мифологических источниках, религиозно-философских текстах, правовых документах и сборниках законов. В дальнейшем теоретическими источниками можно считать историко-философские и философско-правовые труды мыслителей Древнего Востока и Античности, политико-правовые теории прошлого, философские и правовые учения, изложенные в работах видных российских и зарубежных мыслителей прошлых лет и настоящего времени.

В основе исследования этих материалов можно констатировать, что понятия справедливости, суда талиона (равенства вины и наказания) явились предпосылками возникновения правосознания и обусловили необходимость формирования первых правовых законов на Востоке. Право возникает в форме божественного естественного права, опираясь на философские идеи единства миропорядка и правопорядка формируя предпосылки для создания естественно-правовой парадигмы, определяющей универсальные нормы и принципы, которые детерминируют нормативное содержание правовых систем мировой цивилизации. Право античного мира возникает из философских идей Единого и антропоцентричности, имеет зачатки отражения в себе понятий личности и свободы. Объединяющей субстанцией права на Востоке и на Западе является характерная им универсальность, которая отражает в себе его мирозданческую природу. Называясь по-разному в различных культурах, она представлена в Брахме, Дао, Первоедином, Первоначале, всеобщем законе гармонии, Логосе, Мировом разуме.

Правовая реальность имеет глубинные мирозданческие корни и детерминационную связь с абсолютными началами бытия как социальное явление. Сущность права заключается в отражении в нем гуманных человеческих отношений и объективно стремится в своем развитии к выражению в нормах поведения людей нравственных принципов, адекватных природным универсалиям. Поэтому развитие философского правоведения заключается в объективной необходимости поиска меры гуманности человеческих отношений. Отсюда следуют два важных момента:

– право – сугубо социальное, детерминационно связанное с мирозданческим порядком явление. В социально-правовой реальности субстанциональными являются отношения между людьми, отношение индивида к обществу, общества к природе в целом, поэтому право по природе – не политическое явление, и не принадлежность государства, а явление сугубо социальное, политика и право, государство и право не связаны субстанциональными узами. Сущность права, в отличие от политики, выразившаяся в своей первоначальной естественно-правовой парадигме, заключается в том, что право это объективная, невременная, непреходимая форма бытия человечества, возникновение и существование которой обусловлено онтологическими основаниями миропорядка. Нормы и принципы естественного права универсальны, детерминированы абсолютными первоначалами, всем строем мироздания, естественным порядком вещей и природой человека как неотъемлемой части всего миропорядка. Эти нормы позволяют людям связывать свое социальное существование со всеобщими нормативными первопринципами бытия;

– сложность понимания сущности права заключается в том, что его развитие как социального явления проявляется в различных формах отношений. Необходимые формы отношений в праве, выражающиеся в юридических нормах не случайно, а закономерно проявляются сегодня в глобальном праве как надгосударственном праве.

Современные вопросы исследования правогенезиса касаются проблем происхождения, эволюции и сущности права. Одна из них связана с вопросом, каким образом в разных районах мира, в различные хронологические сроки и на несходных стадиях пути эволюции могли развиваться одинаковые по сути правовые системы. Современный сравнительный анализ правогенезиса раскрывает понимание особых путей и процессов формирования правовых организаций в различных регионах мира, но при этом показывает, что везде, где бы право ни возникало в оригинальной исторической форме, подтверждается его универсальный характер, оно возникает везде, где есть общество. Получается, что общеобязательность права обусловлена его общезначимостью и объективной потребностью социальной жизни в установлении единого и всеобщего правопорядка, причем – как на уровне внутригосударственных, так и международных отношений.

Универсальность, общезначимость и объективная социальная необходимость права обусловлена прежде всего связью его с онтологическими основаниями миропорядка (т. е. с абсолютным первоначалом) (Кистяковский 1991: 122–123). Развитие права и познание в истории сущности права приводит к пониманию того, что универсальность обусловлена еще и укорененностью его в миропорядке понятием свободы. Поскольку абсолютное первоначало является основой всего сущего, которое ни из чего не выводится, является неделимым, самозаконодательным основанием самого себя, беспричинной детерминантой, неким высшим бытием, в праве, как в своей конкретной (внешней) форме проявления, оно лишает человека естественной свободы, чтобы дать взамен абсолютную свободу духа, вбирающую в себя абсолютную необходимость. Таким образом, в исторической реальности за конкретными формами права стоят совершенно непреложные и абсолютно истинные реалии. Эпистемология права в социальной истории выражается посредством понимания преобразования свободы в общественную свободу, поскольку общественное бытие включает отношение человека к другому, а закон свободы, включая принцип человеческого единства, показывает, что он, являясь внутренним содержанием права, делает его не субъективным, а объективным. Роль права в обществе обусловлена необходимой регламентацией человеческих отношений и гарантией свободы гражданина в государстве. В истории поиск идеального соотношения между необходимостью ограничения человеческой деятельности и требованием свободы в конечном счете создает равновесие, которое обеспечивает оптимальный режим жизни общества и человека в нем. Эти положения обосновываются теорией естественного права, которая, возникнув в древности, на пороге XX века для большинства русских либералов стала теоретической базой обоснования идеи правового государства. Благодаря своей гуманистической направленности она является мировоззрением, в рамках которого вырабатывались новые политико-правовые идеи в истории. По словам И. А. Покровского, в конце XIX – начале XX вв. осуществлялись поиски «потерянной идеи права», которые привели к «возрождению естественного права». Сегодня в начале XXI века ситуация повторяется и обусловлена потребностью общества в воскрешении ценностей, обоснованных естественно-правовой теорией, опирающейся в праве на категории свободы и прав человека, нравственные принципы и справедливость.

Загрузка...