Двое копов стояли под промозглым осенним ветром напротив закусочной, подпирали задницами пыльную патрульную машину и ждали конца смены. Они лениво переговаривались, очевидно, возобновив давний, надоевший обоим до чертиков, но все еще не исчерпавший себя разговор.
– …Не видать мне премии в этом месяце, ох, чует мое сердце, как бы только в этом, – коп облизнул пальцы, потому что на них оставалась сахарная пудра, а рубашку он только вчера постирал. Перспективы были унылыми и безрадостными, не помогало решительно ничего.
– Премии? Ты издеваешься? Забудь о них, пока этот засранец в городе. Вот ведь дернул его черт прикрепиться именно к нашему участку…
– Прошу прощения, ты наверное хотел сказать, капитан О’Доэрти? В прошлый раз он полгода всех изводил, а потом исчез. И вот опять, на нашу голову.
Второй офицер досадливо сплюнул, и в тот же момент зашипела рация на его ремне, замигала лампочкой, сигнализируя о начале связи.
– 10-94, с пересечения 23-Стрит и 3й авеню на четвертый патруль… – выплюнула рация. – Розовый порше…
Первый офицер скривился, второй тоже, но на кнопку ответа нажал.
– 10-4, все нормально. Почему нет приказа задерживать?
По ту сторону что-то щелкнуло, будто связь выругалась вместе с патрульными. Наши офицеры, переглядываясь со смесью раздражения и тревоги, уже дернулись, чтобы попрыгать в машину. Их пыл остудило донесшееся из рации и откровенно издевательское:
– Потому что это ваш консультант Витт. Удачи вам, парни.
– Проклятье!
Смачный мат потонул в шипении радиосвязи и реве мотора с улицы. Офицеры одинаково закатили глаза – похоже, это было универсальное приветствие Мигеля Рэймонда Витта в нью-йоркской полиции.
– Мигнем ему?
– Ага, чтобы он потом мигнул нам? Ты бессмертный что ли?..
Розовый порше с нахальным калифорнийским номером, играя в шашечки, стремительно приближался, рев мотора теперь заглушал даже общий фон городского шума. Взвизгнули чьи-то тормоза, завизжала девушка – должно быть, с пешеходной дорожки. Бедная, испугалась, что ее заденут и вкатают в асфальт. От оглушительной музыки из салона, казалось, вибрирует даже земля.
Один из офицеров, тот, который отличался большим пессимизмом, взялся за микрофон громкой связи:
– МИГЕЛЬ РЭЙМОНД ВИТТ, КАКОГО ХРЕНА, ГДЕ МОЙ МОТОЦИКЛ? – прогремело над перекрестком.
Стекло у водительского сиденья поехало вниз, злые гитарные риффы вырвалась наружу, но полицейские уже остались далеко позади, и что именно крикнул им наглый мексиканец, было не разобрать (наверняка оно и к лучшему). Зато им отчетливо удалось различить средний палец, блеснувший кольцом на фоне ярко-розового бока спорткара.
Офицер помолчал несколько секунд и, обреченно пожав плечами, воткнул микрофон обратно. Напарник молча протянул ему стаканчик кофе из пончиковой – из-под пластиковой крышечки отчетливо разило виски. Тот взял и отпил сразу настолько большой глоток, насколько смог. Еще помолчал.
– Интересно, нахера ему вообще понадобился мой байк, если у него такая тачка?..
– Я уверен что пожалею, если узнаю.
***
– Почему ты за мной идешь? Это Бруклин, неужели тебе больше некуда пойти?
– Почему ты решил, что за тобой?
– Господь открыл мне знания, недоступные непосвященным.
– А почему я за тобой иду – не открыл?
– Видимо, это моя кара за совершенные вольно и невольно грехи, и я приму ее со смирением, как любые знаки господни, однако это никак не помешает мне по…
– А что за грехи священники католической церкви совершают по воле своей?
Эверард круто обернулся, даже быстрее, чем паренек успел отпрянуть, и тут же цепко схватил его за ухо, при этом продолжая улыбаться терпеливо и праведно.
– Например, такие, – он беспощадно потянул за ухо вверх. – Но прощает людям их грехи, бог милостив и терпелив, а я – нет!
Рыжий вор завизжал, привстал на носочки, схватился за руку нового знакомого. В лицо ему мгновенно ударила краска.
– Уйуйуйуй, ааааа, святой отец, отпусти-и-и, ой ушко мое бедное, отпусти-и-и-и-и!!! – заголосил он, кажется, на всю платформу, и эхо подземки выгодно подчеркивало его вопли. – Я же буду без ушка, как же я.. Ай! Как же я буду жить без ушка-а-А-А!!
Эверард, довольный произведенным эффектом, подождал еще секунд пять и отпустил его с чувством выполненного долга. Благодарно поднял глаза к небу, молитвенно сложив ладони:
– Как приятно, однако, иногда поддаться искушению. Спасибо тебе, Господи, за этот дар, за вразумление и всепрощение твое…
Хьюго демонстративно фыркнул где-то у него под локтем. Завозился, зачем-то деловито задрал рукав куртки. Эв не выдержал и скосил взгляд на него… И, будь у него побольше сил сегодня, подпрыгнул бы: мальчишка клеил на руку его последний никотиновый пластырь!
– Ах ты!..
– Сквернословие – грех, – воришка показал Эверарду язык. – Не хватит ли небогоугодных деяний на сегодня, святой отец?
Так они вышли из метро в Бруклине, привычно двигаясь в толпе, и Эверард начал потихоньку подозревать, что Джон Бон Джови его небогоугодно сглазил где-то на полпути.