Пробки – одна из главных проблем Москвы. В них теряешь время, нервы, деньги. Степан Данилович Безруков угрюмо смотрел на багажник впереди стоящей «девятки».
Начало июня, а столбик термометра подбирается к отметке +30, да ещё в машине вышел из строя кондиционер…. Злость распирала: опаздывал на лекцию – последнюю в этом семестре. А после неё консультации, экзамены.… Правда, впереди – долгожданный отпуск. Почему-то к лету у него всегда кончался запас жизненной энергии. Наверное, сказывалась напряжённая работа в учебном году: студенты, аспиранты, научные исследования, подготовка докторской диссертации.
В этом году он планировал провести отпуск с семьёй в Испании. Однако пришло письмо от отца: заболел старик, подумывает о смерти и желает попрощаться с детьми и внуками. Вероятно, это серьёзно, потому что раньше он никогда не жаловался на здоровье, впрочем, как и дед, и прадед Степана Даниловича. Крепкие были казаки!
«Надо заранее заказать билеты. Уехать домой будет трудно – южное направление…», – подумал и тут же поймал себя на мысли – «домой». Как давно не произносил он этой фразы! И повторил вслух:
– Домой! На Кубань!
Да, уже четверть века живёт он в Москве. Теперь она его дом. Но почему же так щемит сердце при мысли о Кубани, о родной станице, об отчем доме….
Степан Данилович глянул на часы: лекция уже началась.
– Ай-я-яй! Опаздываю, – недовольно пробурчал, – студенты больше пятнадцати минут не ждут.
Уф-ф, жара…. Он вытащил из кармана платок, но тут «девятка» дёрнулась и, кажется, пошла. Затор рассосался довольно быстро, появилась надежда: «Может, застану».
Степан Данилович явился перед студентами, когда те уже покидали аудиторию. Можно сказать, успел в последнюю минуту. Заключительная лекция прошла на уровне, но, несмотря на то, что весь материал выдан, не удовлетворила его. В аудитории было шумно: студенты не могли сосредоточиться на теме, переговаривались, передавали записки…. Ну, ладно, экзамен покажет, кто из них чего стоит! Теперь домой.
Жена Маргарита и дочь Валентина встретили его радостными возгласами и засыпали вопросами:
– А на корриду пойдём?
– Милый, как тебе мой новый сарафан?
– Папка, ты думаешь, удобно будет загорать в этом? Мама говорит, что испанцы горячие и нечего их провоцировать, – Валентина стояла перед горой вещей, держа в руках некое подобие купальника.
– Возьми, чёрный купальник со стразами. Это будет прилично. А я обязательно захвачу тёмно-синее вечернее платье, с боа. В ресторан всё ж пойдём, милый. И в оперу, правда? Стыдно быть Испании и не послушать «Кармен». Стёпочка, я закажу люкс в отеле! Надо же побаловать себя, – щебетала жена.
Степан Данилович хлопнул в ладоши:
– Всё, девочки, тихо! В Испанию мы не едем.
Валентина стала в позу следователя и строго спросила:
– Но почему, папа?
Жена удивлённо и выжидательно посмотрела на него:
– Что это за фокусы, Степан?
– Получил письмо от отца. Он заболел, и мы едем на Кубань. Быть может, последний раз увидим старика.
Маргарита пожала плечами:
– Все старые люди болеют. Это не повод откладывать поездку.
– Мама уже заказала билеты! Вот! – со слезами на глазах выкрикнула Валентина.
– Придётся отказаться, доча. Надо с дедушкой попрощаться.
– Нет, отказываться мы не будем, – жена начинала заводиться, – твой отец, ты и поезжай на свою Кубань. А мы с Тиночкой едем в Испанию!
Разговора не получилось. С женой спорить бесполезно, всегда так было, и Степан Данилович, молча, прошёл к себе в кабинет.
Наутро на вокзале, как не тряс Безруков удостоверениями перед равнодушной кассиршей, билетов на Краснодар не было. Он простоял полдня в общей очереди перед кассой, в надежде, что кто-нибудь откажется от брони, и хотел уже уходить, как его позвали:
– В СВ поедете? – вдруг улыбнулась, сразу похорошев, кассирша.
– Конечно, – обрадовался Степан Данилович.
– А почему ему? Я впереди стою! Моя очередь! – тонко завизжала восьмипудовая дама в шортах. Но когда услышала стоимость билета, не говоря ни слова, пропустила Безрукова к окошку.
Оставшееся до отпуска время прошло в перебранках и ссорах с домашними. Но жена, как он и ожидал, своего решения не поменяла, а дочь обиженно надувала губы. Впрочем, днём он дома почти не бывал – в институте сессия, а вечерами заканчивал обработку данных для диссертации.
В середине июня Степан Данилович проводил жену и дочь в аэропорт. На душе был неприятный осадок. Отец просил приехать с семьёй. Придётся врать о болезненном состоянии жены, о занятости дочери…. Тренькнул мобильник. Пришло сообщение, что на счёт поступили отпускные. Забежал в первый попавшийся магазин, рассеяно глянул на витрины. Что же купить отцу в подарок? В глаза бросился дорогой банный халат. Попросил завернуть. Накупив разных деликатесов к столу для родных, он поспешил домой: поезд через два часа.
Его попутчиком оказался угрюмый и молчаливый старик. Степан Данилович попробовал его разговорить, но на все вопросы Безрукова тот отвечал односложно, а вскоре и вовсе лёг на полку и отвернулся к стене.
«Подумаешь…. Это даже и лучше», – Степан Данилович, в свою очередь, тоже прилёг и предался воспоминаниям.
Вырос он крестьянской семье, с детства зная, что булки с маком на деревьях не растут. Детей у отца-матери было трое: две дочери и он, Степан. В ранние годы всё время проводил с дедом и прадедом. Много полезного почерпнул у них о жизни, о природе. В школе полюбил учиться. Много читал.
– Профессором будет, – с гордостью говорил отец.
В свободное от учёбы время, подростком, помогал родителям управляться со скотиной, с четырнадцати лет сел на трактор и на летних каникулах работал в колхозе как заправский механизатор.
Степану повезло, что когда он родился, жив был его прадед Матвей. Может быть, благодаря ему, Степан так увлёкся историей, что связал с этой наукой свою жизнь. Зимними вечерами дед Мотя сидел в мягком кресле в своей спаленке и плёл длинную нить воспоминаний. О том, как он, родившийся в конце девятнадцатого столетия, перенёс все беды и свершения следующего века. В революцию сражался в отряде красных партизан. Потом, получив землю, трудился и богател. В тридцатом был выслан в северный спецпосёлок как кулак. Бился с фашистами в Отечественную на Ленинградском фронте, в штрафбате, и остался жив. Великое счастье – возвращение на родную землю, в станицу. Это уж при Хрущёве было. И снова крестьянский труд – надо было поднимать колхоз. Его сын Анисим, дед Степана, хотел стать учителем, но получил в педтехникуме от ворот поворот – сын кулака, и всю жизнь протрубил в колхозе трактористом. Отцу Степана Даниле Анисимовичу повезло больше. Он окончил сельскохозяйственный институт в брежневские времена и работал агрономом в родном колхозе – до выхода на пенсию и окончательного развала хозяйства.
А ещё прадед рассказывал Степану казачьи легенды и байки, одну из которых он хорошо запомнил: о барских сокровищах, якобы захороненных у подножья кургана с каменной бабой, что за станицей. Он вспоминал, как каждое поколение станичных пацанов перекапывало все подходы к нему, но так никто ничего и не нашёл. Да и сам Степан Данилович, поверивший в эту красивую сказку, не раз орудовал там лопатой. Как взволнованно билось сердце каждый раз, когда она наталкивалась на что-то твёрдое! Но чаще всего это были кости животных или переплетённые корни вековых деревьев, подступавших к самому кургану. Потом студентом он не раз бывал на археологических раскопках и испытывал те же чувства. Как давно это было!
Ни дед его, ни прадед не дожили до нового времени. И, слава Богу, что не видели, как рухнула система, разрушившая когда-то уклад кубанского казачества и ничего не давшая взамен. Да, была в предках Степана Даниловича сила¸ дух казачий…. Хотя прадед рассказывал, что первый Безруков, поселившийся на Кубани, или, как тогда говорили, в Задонье, пришёл в восьмидесятых годах восемнадцатого века из псковщины пешком. Через всю Россию шёл к воле.
Достойные люди были пращуры. А он, сам…. Кое-чего добился, что-то сделал, но утратил главное, без чего человек не человек, – корни! Валентина и знать не желает о прошлом их семьи. А сына нет: жена не захотела делить любовь к Тиночке с другим ребёнком. Значит, он, Степан, последний в роду Безруковых.
Разбудил Степана Даниловича нахальный луч летнего солнца. Посмотрел в окно – а там уже степные просторы, чуть розоватые от цветущего ковыля.
Проехали Дон, и сердцу стало тесно в груди. Батьковщина моя! Глаза заволокло слезами.
– О! Доброе утро! Вы встали? – вошёл попутчик с двумя стаканами чаю.
Они пили чай и смотрели на степь.
– Я, знаете, с четверть века здесь не бывал. И сейчас турист, – криво усмехнулся старик. – Думал «родина» – сентиментальная чушь. Ан, нет. Знаете, в восьмидесятые годы я попался на удочку западных голосов. Сбежал в Америку, снедаемый жаждой свободы. А потом копил деньги, чтобы приехать сюда, хотя бы в качестве туриста. Объять глазами простор, почувствовать запах июньских трав. Как бы хотелось мне здесь умереть….
Старик опять приуныл, замкнулся….
Степан Данилович подумал: «Вон, из какой дали приехал человек, чтобы встретиться с родиной. А я?». На душе стало горько.
В Краснодар прибыл после обеда, затем долго трясся на рейсовом автобусе до своей станицы. Встретила младшая сестра, Елена. Прижалась к его и груди, зарыдала.
– Неужели так плохо?
– Умирает. Врач сказал, что до утра не доживёт. А Светка не успеет приехать, она в экспедиции, в Африке, вместе с Гришей. Татьяна их с женихом уже здесь. А твои?
Степан промолчал – лгать не хотелось.
Бросив сумку у входа, стремительными шагами Степан Данилович, прошёл в спальню к отцу. У кровати, держа руку деда в ладонях, сидела с заплаканными глазами Таня. Увидев дядю, уступила ему место.
– Стёпа, – слабо выдохнул отец, – успел…. Ухожу я….
Грудь Степана сдавило болью и жалостью:
– Батя! Родный мой!
– Прости меня, Стёпка! За всё, что в жизни было… не так… как хотелось, – тихо прошелестел он.
Степан взял его холодеющие руки в свои:
– Это ты прости меня. Какой же был я дурак…. Работа, наука, а главное в жизни упустил…
– Нет, ты молодец, ….профессор…. Позови всех… – от усталости веки у него смежились.
В спальне стало тесно. Родные скорбные лица, и у всех, он уверен, чувство вины…
Степан видел, сколько усилий прилагал отец, чтобы сказать последние слова перед вечной разлукой:
– Прощайте…. Помните, кто вы…. – он захрипел, губы дёрнулись, и светлая, умиротворённая улыбка легла на его побледневшее лицо и застыла. Степан Данилович закрыл дрожащей рукой родные глаза и вышел во двор. Сердце сжималось. Слёзы душили. Тяжким бременем на плечи навалились печаль и безысходность.
Организацию похорон взял на себя зять, муж Елены. Степан Данилович отдал ему все деньги, которые были с собой, оставив лишь на дорогу. Он всю ночь просидел у гроба, размышляя и виня себя в том, что мало уделял внимания старикам. И мать ушла без него в мир иной, а теперь едва успел попрощаться с отцом….
После поминок Елена заговорила о наследстве.
– Нет, нет, мне ничего не надо, сестра. Так, на память чего-нибудь возьму, мелочь какую, – торопливо пробормотал Степан и прошёл в комнату отца. Он с детства помнил древний сундучок, который часто просил старших открыть. Степан любил вдыхать запах времени, перебирать старые вещи, слушая неторопливый говор деда про давнее.
«Как только удалось предкам сохранить всё это? Ну, теперь уж не узнаешь…», – думал он, вытаскивая из-под кровати знакомый облупленный сундук со следами восточного орнамента на крышке.
В тряпицу завёрнутый потемневший кинжал, рукоять которого была когда-то инкрустирована камнями. Но теперь на месте их пустые ячейки. Степан вынул оружие из ножен, попробовал лезвие пальцем. Острое…. Наверное, отец подтачивал, и не раз. Поржавевшая коробочка от леденцов-монпансье. В ней лежали крючки, монетки и перстень, потемневший от времени. Протерев кольцо платком, он заметил на внутренней стороне гравировку. Это интересно! И он отложил перстень.
Несколько старинных фотографий предков, в папахах и черкесках. Все стоят, подбоченясь, правой рукой сжимая эфес шашки. Такие гордые и ответственные, что ли…. А вот семья прадеда. Четырнадцать детей! Он нашёл глазами деда, семилетнего мальчишку, утонувшего головой в казацкой папахе отца. Он прижимался к коленям бабки, серьёзной и важной.
А вот образок! Степан Данилович вспомнил, как дед уговаривал взять иконку в армию. Де, оберегает она всех Безруковых. Степан посмеялся и не взял. Теперь же возьмёт. На память о деде. Сложив «наследство» в пакет, он вздохнул: «Ну, вот и всё. Попрощаюсь с родичами и можно ехать». Ему не хотелось встречаться со школьными друзьями, соседями, говорить о смерти отца…. Это потом, позже…. Сейчас он чувствовал себя безмерно виноватым перед всем своим родом. Хотел скорее остаться один, переосмыслить жизнь.
Степан Данилович вернулся домой раньше, чем предполагал. Жена и дочь прибудут позже. Конечно, предстоит неприятный разговор…. А пока надо отдохнуть. Подумать… Он лёг на диван. Мысли крутились вокруг кинжала. Вероятно, антикварная вещь? Как она попала к его деду? В революцию? А может быть, и раньше? Сколько оружию лет? Да это ж можно узнать! Степан Данилович вскочил с дивана и включил компьютер.
Сидел в интернете допоздна. Наконец, нашёл сайт по истории холодного оружия Кавказа, на котором увидел фотографию своего кинжала. Оказывается, что это черкесский кинжал середины 18 века, даже указано место изготовления. Безруков довольно потёр руки и решил на этом не останавливаться. Возможно, что можно найти материал и об иконке. Вскоре действительно выяснилось, что образок изготовлен в мужском монастыре на псковщине, который закрыли по причине прелюбодейства монахов (они прокопали подземный ход под рекой к женскому монастырю и посещали монашек). Таким образом, прекратилось изготовление и освящение образков, а те, что раскуплены за два года их выпуска, стали раритетными. А перстень! Степан Данилович не поверил своим глазам, когда сравнил с данными одного геральдического сайта: монограмма Суворова! Как это могло быть?! Как могли эти вещи попасть в руки его предков?
Конец восемнадцатого века. На территории Кубани война. Заключаются договоры, военные союзы… Передел земель! Хотя Суворов-то Александр Васильевич несколько раз бывал на Кубани, и, может быть, даже встречался с его предком?! Не исключено…
В нём заговорил учёный-исследователь: «Что я знаю? Что предок из псковщины! Раз! И что события происходили в последней четверти восемнадцатого века. Это два! Хорошо, уже есть зацепки. Если посмотреть ревизские сказки, записи в церковных книгах того времени, может быть, удастся кое-что узнать ещё. Или хотя бы точнее датировать побег предка на Кубань».