На работе выдался поистине ужасный день. Слишком жарко. Покупателям несладко приходилось – чего уж говорить обо мне. Все мои мысли крутились вокруг пляжа, вокруг упругого живота Кейси, охотно схватывающего загар. Покоя от этих дум я не ведал, но хоть как-то держался на плаву в смену.
Дома я принял душ и побрился, выпил чашку кофе и умял купленный на вынос в «Сахарном уголке», местной кафешке, бургер. Оделся, собрался, вышел на улицу. Старый черный пикап, проржавевший и скрипучий, выжидал меня у бровки тротуара через дорогу. Я доехал до дома Кейси, припарковался неподалеку.
Большеват он оказался – для трех-то жильцов. Интересно, мама Кейси сама с ним управлялась? Найти домработницу в Дэд-Ривер – плевое дело, да еще и не самое дорогое, тут ведь не Голливудские холмы.
Я взошел по ступенькам на свежевыкрашенное белое крыльцо и позвонил в звонок. В гостиной горел свет. Я услышал чей-то глубокий вздох, а за ним – звуки неторопливых шагов из коридора.
И вот дверь отворил отец Кейси.
Он оказался мужиком внушительных габаритов, широченным в плечах, под метр девяносто ростом. Для своих предположительных пятидесяти с небольшим форму он сохранил прямо-таки завидную – но в русой шевелюре уже пробивалась седина, а глаза, оказавшиеся на уровне на дюйм-другой выше моей макушки, от мира отгораживали строгие очки в роговой оправе черного цвета. Выглядел отец моей зазнобы довольно-таки усталым, да и цвет кожи, если приглядеться, отдавал нездоровой серостью. Он сонно, будто филин, моргнул, рассматривая меня через приоткрытую дверь, – радужки, где-то на одну четвертую тона темнее лазурных очей Кейси, сверкнули в полумраке коридора.
– Чем обязан?
Я протянул ему руку:
– Дэн Томас, мистер Уайт. Меня ждет Кейси.
Он, выглядя немного сбитым с толку, рассеянно пожал мне руку. Я задался вопросом, а не заработал ли он себе плохую кожу выпивкой.
– А, вот как. Ну, заходи.
Он отошел в сторону и приоткрыл дверь пошире. Я зашел. Внутри дом был красив на диво. Гораздо лучше здешней среднестатистической летней резиденции. Мебель тут была в основном антикварная – пусть и не лучших марок, но в хорошем состоянии. Вся деревянная отделка блестела так, будто ее недавно отполировали; один угол целиком занимало роскошное шведское бюро.
– Ке-е-ей-си! – окликнул отец, выглянув в лестничный пролет.
– Иду-иду! – донесся издалека поспешный ответ.
Садиться ни один из нас не стал. Да и болтовня как-то не заладилась. Видно, до моего прихода он читал газету – скрученная в трубку, она была зажата у него в массивном кулаке. Болеет он или нет – раздражать его попусту я сейчас не хотел.
Кейси упоминала, что он – банкир, но представить этого типа сгорбившимся за письменным столом и подбивающим циферки было непросто. Если б не дурной тон кожи, я бы заподозрил в нем кого-то из сферы физического труда на открытом воздухе. Интересно, где он так подкачал плечи? Осмотревшись немного, я заметил на стене над бюро большое фото в рамке – и все понял.
Перехватив мой взгляд, он улыбнулся.
– Йельский клуб рестлинга, тысяча девятьсот тридцать восьмой год. Вон в том ряду крайний слева – я. Двенадцать побед, всего два поражения.
– Ого, круто.
Вздохнув, он сел в большое мягкое кресло у камина. В его ровном баритоне не было энтузиазма – он звучал глухо, мертво. Да и взгляд у него был потухший – как если бы из глаз Кейси вытянули всякую оживленность и отняли бы даже ту чуть волнующую непонятную глубину, каковую я находил такой привлекательной. Его глаза напоминали стеклянные протезы. Возможно, он взаправду очень серьезно болеет, если вовсе не при смерти был.
– Где работаешь? – вяло спросил он. Что ж, разговора не избежать.
– На лесопилке, с деревяшками вожусь.
Последовал отстраненный кивок. Повисла пауза. Он уставился в пустоту прямо перед собой.
– На жизнь хватает? – разродился он наконец вторым вопросом.
– С напрягом, но в здешних краях выбора особо нет. На плаву меня срубает морская болезнь.
– Сам море не люблю. – Он хохотнул. Но без веселости. Смех был таким же безжизненным, как и все прочее в нем.
– А у вас дом красивый. – Как и говорил, собеседник из меня отпадный.
Еще кивок. Казалось, для этого человека я вроде соринки на ковре. Я просто не заботил его, вот и все – может, это даже к добру. Казалось, держать в уме сам факт моего пребывания здесь требовало от него некоторых душевных усилий.
С лестницы послышались шаги. Взгляд загадочного родителя Кейси худо-бедно прояснился, сфокусировался на мне: ого, этот парень все еще здесь.
– Будьте осторожны с моей дочуркой, мистер Томас.
– Э… хорошо, сэр.
Шаги приближались. Он снова отвернулся, и на этот раз я проследил, куда его внимание то и дело сносит. На другом конце комнаты стоял маленький столик с вазой для цветов, пепельницей и парой фотографий в золоченых рамках на нем. На одной – Кейси несколько лет назад; надо думать, со школьного выпускного. На другой, студийного качества – кареглазый малыш лет шести-семи, улыбающийся на тот забавный детский манер, когда губы плотно сжаты и зубов не видать.
О том, что у нее есть брат, Кейси ни разу не обмолвилась.
Я глянул на мистера Уайта. Он напряженно разглядывал снимки, на лбу у него – высоком, бледном, с парой глубоких морщин – проступила испарина. Было непонятно, на Кейси он больше смотрит или на парнишку.
– Готов?
Она спрыгнула с последней ступеньки – наряженная в обтягивающий топ, будто нарисованный прямо на коже чьей-то уверенной рукой, чуть запыхавшаяся, пахнущая чистотой и гелем для душа.
– Да, пойдем, – откликнулся я.
Она подскочила к отцу и чмокнула его в щеку.
– Пока, пап.
Ему удалось выдавить слабую улыбку. Особых родственных чувств между отцом и дочерью что-то не наблюдалось.
– Ты допоздна?
– Не знаю, может быть. Если да – пожелай за меня маме спокойной ночи.
– Хорошо.
Он поднялся – бездумно, но с некоторым усилием. Просто привычка была в нем сильнее осознания причиняемых ею неудобств. Ну, так казалось с виду. Когда дама покидает комнату, надо встать. Даже если речь идет о собственной дочери. Тут чувствовались годы муштры. Кто сказал, что привычки делают жизнь легче?
Да что же с ним не так, подумал я, все более заинтригованный. Откуда эта летаргия? Эмоциональный вакуум.
– Что ж, хорошего вам вечера, хм… молодой человек, – произнес он.
Чел забыл мое имя.
– И вам, сэр, – протянул я недоуменно.
Мы вышли в теплые летние сумерки. Снаружи было лучше, чем внутри.
Кейси уставилась на пикап, стоящий через улицу.
– Ты точно хочешь ехать на этом корыте?
– Мне особо без разницы.
– Давай-ка тогда «шевроле» возьмем. Ким и Стив на стенку будут без него лезть. Очень уж привыкли к комфорту – не простят такой подставы.
Она зашагала было к подъездной дорожке, и тут я поймал ее за руку.
– А как насчет сделки?
– Какой еще сделки.
– Возьмем «Шевроле», а вот Ким и Стива – опустим.
Кейси усмехнулась.
– Они ж нас ждут.
– Звякни им, скажи, что приболела. Месячные прихватили.
– Так нельзя.
– Еще как можно.
– А если они застукают, как мы без них раскатываем по городу?
Я пожал плечами.
– Ладно, твоя взяла. Снова.
Мы забрались в машину. Я наблюдал, как она обдумывает мои слова где-то с минуту, улыбаясь своим мыслям, и у меня откуда ни возьмись появилась полная уверенность, что уж в этом-то забеге победа будет моей. И вот, стоило ей завести машину, я наклонился, взял ее за подбородок, повернул к себе и поцеловал. Я сам от себя не ожидал такого рвения, честно говоря. Поцелуй вышел пылкий, долгий, голодный.
Кейси отстранилась.
– Ты меня убедил, – тихо произнесла она.
Мы подъехали к телефонной будке напротив универмага Хармона. Кейси вышла, окунулась в неоновое сияние вывески. Набрала номер, переговорила с кем-то на другом конце. Сдается мне, разговор ближе к концу вышел немного вздорный – но потом, повесив трубку, она повернулась ко мне и показала большой палец: мол, дело в шляпе. Забравшись обратно в машину, Кейси задорно хлопнула дверью – и выговорила:
– Ну вот и все. Ким передаст Стиву, что я не иду. Он, конечно, будет очень недоволен. Ну и пусть.
– И пусть. – Я поцеловал ее снова. – Кстати, что у тебя за дела с ним?
– В смысле что между мной и ним, да?
Я кивнул, и Кейси прыснула.
– Я просто его подруга детства. Мы – те самые соседские дети, что вместе, бок о бок, росли. Когда были маленькими – даже говорили о том, что когда-нибудь поженимся. Ну, знаешь, такая очень детская фигня. А потом мы выросли… ну, кто-то – точно вырос.
– Он собирается в Гарвард.
– И что, думаешь, там мало недорослей?
– Тогда откуда взялась Ким?
– Появилась лет на семь позже. Я познакомилась с ней в средней школе, ну и презентовала ее Стиву. Его предки, мои и Ким в конце концов сдружились, так что рано или поздно их дорожки все равно пересеклись бы. Но то, что мы держимся вместе, – целиком моя заслуга. И, скажу тебе, в старших классах нам выпала своя доля испытаний. И Стив, и Ким были слишком… не по годам развитые – думаю, так это называется. У Ким была та еще репутация – заслуженная, разумеется.
– И они были вместе все это время?
– Мы. Мы были вместе. Иногда мне кажется, что мы втроем – как сиамские близнецы. Да, всякое было, но уже прошло. Нужна тебе я – ты получаешь и Ким в нагрузку. Хочешь Ким – получаешь заодно и меня. А Стив хочет нас обеих, так что тут все просто. Это странные отношения – мы с ним никогда не были любовниками и никогда не будем, но он все еще вроде как собственник по отношению ко мне, понимаешь? И без меня я не уверена, что они с Ким все еще были бы вместе. Как я уже сказала, мы обе ему нужны – разом. И он может поддерживать связь со мной только при посредничестве Ким. Не знаю, как оно все работает, но роль связующей ниточки играю уже который год. И сразу скажу, пока ты не спросил, – да, порой это очень хлопотно. Порой, но не всегда.
Я решил ковать железо, пока горячо, и спросил будничным тоном:
– Ну а брат твой как к этому относится?
– Мой брат?
Что бы это ни была за струнка – зря я за нее дернул. Я понял, что знаю, как себя чувствует крыса, когда мышеловка перешибает ей хребет – что-то вроде «Да не такой уж это был и большой кусок сыра…». Атмосфера в машине вдруг стала очень напряженной.
– Кто, бляха, сказал тебе про брата? Отец?
– Я просто увидел его фотографию, вот и все. В гостиной. Вот и задумался…
Мгновение она пристально созерцала меня – я и не знал, что эти глаза могут быть такими холодными. Потом она повернула ключ в замке зажигания и стронула нас с места. Зашуршали по гравию шины.
– Давай просто забудем о моем гребаном брате, – угрюмо бросила Кейси.
Я намотал эти слова себе на ус.
В тот вечер в баре играла местная группа, довольно сосущая по качеству – пара гитарщиков, довольный жиробас на барабанах и припанкованного вида девка у микрофона, которую я смутно помнил по старшей школе. Помнится, раньше она была мелкой, белокурой и писклявой, совсем без груди, такой же интересной, как банка консервированных персиков. Сейчас, в общем-то, ничего не поменялось, ну разве что вихры она покрасила пепельно-черным. У группы была вроде как ничего такая задумка – взять классический репертуар вроде Дела Шеннона и Элвиса и его подать в этакой панк-аранжировке, но все равно это смотрелось в лучшем случае претенциозно, да и по лицам тех, кто прислушивался, было ясно, что в десяти из десяти случаев они предпочли бы старое доброе кантри – Лоретту Линн там или Эрнста Табба на худой конец. Мы опрокинули пива, и когда мужики перед нами встали и начали спрашивать, а можно ли сыграть на заказ «Техасский», мать его, «вальс» – убрались оттуда к чертовой матери.
Кейси пожелала немного покатать по округе.
Пока я говорил, она слушала. Я испытывал непреодолимое желание выдать ей про себя все – выложить как на духу всю подноготную Дэна Томаса. И все же я придерживал язык то в одном месте, то в другом, не желая торопить события. Вот, к примеру, о своем собственном брате ни словом не обмолвился – чтобы Кейси не подумала, будто меня зациклило на этом вопросе. Чего мне хотелось – так просто позабавить ее, но я не мог придумать ничего такого, что было бы хоть немножко забавным. И пока я говорил, я понял, насколько депрессивным местечком был наш Дэд-Ривер по сравнению со всем тем, к чему Кейси привыкла в Бостоне.
Да по сравнению с чем угодно.
Но никакой альтернативой я не располагал.
Поэтому я рассказал ей про проделки моего дружбана Рафферти и про тот идиотский случай, когда он и близнецы Боркстрем напились и нагадили аккурат в соседскую водонапорную башню. О том, как на Беккер-Флэтс иногда собирались ночами здешние любители стритрейсинга. О старом черном псе, жившем у нас и умевшем свистеть сквозь зубы. И я все задавался вопросом, что, черт возьми, она думает обо всем этом – и обо мне.
Кейси лишь однажды уточнила, зачем я поджег газон в округе – меня тогда буквально взяли на горяченьком:
– У тебя что, наклонности пироманьяка?
– Нет, что ты, – хмыкнул я. – Слишком круто для такого, как я. Я просто тогда прочитал про напалм – и решил устроить ад кучке пластиковых солдафонов.
– А, вот как, – немного будто бы разочарованно протянула она. Тут начался дождь. Просто легкий теплый дождик с накатывающим густым туманом. Верх у «шевроле» был опущен, так что мы встали через дорогу от кинотеатра, натянули его и закрепили в пазах. В кино крутили киношку с названием «Зомби детям – не товарищ», один из тех малобюджетных фильмов ужасов, которых так много клепают в последнее время. В освещенной лимонным светом наружной кабинке сидела билетерша и читала детектив в мягкой обложке. На улицах стояла тишина.
Кейси пружинистым шагом подошла ко мне. Я тем часом держал руку на ручке дверцы со стороны водителя, готовый впустить ее обратно внутрь. Легонько коснувшись кончиками пальцев моего предплечья, она промурлыкала:
– Не торопись. Подойди ко мне ближе.
Мы поцеловались.
Поначалу чувство у меня было довольно неловкое. В конце концов, это был мой город, и в освещенной кабинке в нескольких ярдах от меня сидела билетерша – наверняка чья-то дальняя родственница-сплетница, седьмая вода на киселе. Однако я недолго переживал. Всего несколько секунд, по факту – пока не осознал, как меня заводят губы Кейси. После долгой оральной ласки мы расступились, и я увидел, как крошечные капельки дождя сияют в ее волосах, запаленные огнями кинотеатра на противоположной стороне улицы. Я видел выражение ее лица, переполненное неожиданной страстью.
Мы снова поцеловались – долго, страстно и жестко на этот раз; я ощущал, как мышцы ее спины по-звериному напрягаются.
Позади нас прошел мужчина, выгуливая большую дворняжку, – просто тень перед закрытым ларьком аптеки, которая обанкротилась три года назад. Я только сейчас осознал его присутствие.
Ее тело соответствовало моему, как ни одно из тех, что я когда-либо держал в руках, – каждый изгиб и впадинка сливались в идеальное целое; язык был сладок на вкус. Он жалил меня изнутри – и на всем свете мне хотелось сейчас лишь одного – забраться назад в машину и довершить начатое, пока азарт кипящей крови меня не разнес в клочья. Отвезти ее к себе. Повалить ее, обнаженную, на прохладные свежие простыни, которым вскоре суждено стать влажными от пота наших тел.
Ее рука переместила мою под футболку – к ее обнаженным груди и животу. Они были горячие на ощупь. От нее исходил ароматный женский запах. Прикусив мою нижнюю губу, Кейси процедила мне под нос, наваливаясь, прижимая всем телом к машине:
– Подсади меня.
– Ты испортишь юбку. – Юбка была белая, из мягкого полотна.
– Мне все равно, дурень.
Я положил руки ей на бедра и посадил на низкий передний капот машины. Кейси обняла меня и снова поцеловала.
Поцелуй был яростным, сотрясающим, в нем было что-то сумасшедшее, связавшее нас, точно тонкая раскаленная добела проволока. Когда он закончился, мы распались – запыхавшиеся, с дико колотящимися сердцами. Глаза Кейси так и вспыхнули, когда она посмотрела на меня.
Дождь начал лить немного сильнее.
Мое лицо так раскраснелось, что мне показалось, будто мы, должно быть, заставляли уличный туман вокруг нас закипать и клубиться. Никогда не подумал бы, что кого-то можно возжелать столь сильно. Я мог чувствовать нужду в Кейси в каждой косточке моего тела; болезненное желание натягивало каждый дюйм моей кожи. И в каком-то смысле просто хотеть ее так сильно было достаточно – тоже в своем роде удовлетворительно. Если бы в этот момент откуда ни возьмись вылетел лихач на тачке без тормозов и размазал бы нас по асфальту, на этой промоченной моросью улице я умер бы совершенно счастливым человеком – ведь я не упустил свой момент. Познал такое желание, такое удовольствие, что все остальное было попросту неважно.
Именно поэтому я и не был готов ко всему остальному.
Она бросила взгляд куда-то в сторону, на здание кинотеатра, – глаза широко раскрыты, лицо мокрое и блестящее от дождя. Ее голос упал до мягкого страстного шепота.
– Та баба в будке, она наблюдает. Она видит нас.
– Давай тогда поедем домой.
– Ну нет.
– Прошу тебя, Кейси.
– Нет-нет.
Она притянула меня ближе, снова взяла мою руку – и медленно переместила себе под юбку. Я почувствовал, как прохлада ее бедра медленно превращается в гладкое влажное тепло, когда она сдвинула ее вверх. Потом остался только мягкий тонкий пучок лобковых волос под моей рукой – и гостеприимные недра ее тела.
– Давай же, Дэн. – Кейси легонько укусила меня за щеку. – Прямо здесь и сейчас – или никогда.
И вдруг дождь хлестанул не на шутку.
Вспышка света, а за ней – дождь и ветер, от которых задребезжала жалобно замыленная витрина магазина позади меня; вспышка, сопровождаемая отдаленным раскатом грома.
Кейси двигалась быстро, лихорадочно, содрогаясь всем телом. Я удерживал ее на весу, задыхаясь, торопя наслаждение, а она выгибалась, охватывая мою шею, стараясь прижаться ко мне еще плотней, еще плотней. Плеск воды, лихорадочная частота дыхания, ее запрокинутый к небу лик – там, на залитых дождем блестящих улицах моего родного города, я читал странное животное удовольствие в ее чертах, когда я, на глазах у застывшей каменным истуканом билетерши, погружался в нее все глубже, тиская голые бледные бедра – невольник, изголодавшийся, сумасброд. Я слышал ее смех – ужасный, устрашающе алчный, – задирая желтую футболку и чувствуя, как груди напрягаются под моими руками, как соски превращаются в два камешка оттенка фуксии. И все это длилось, длилось, не кончаясь, долго, очень долго – мое пылающее лицо, ее руки, ее плечи и это острое, растущее блаженство, растворение друг в друге, захлеб, задыхание, плеск.
И извержение – дрожащей страсти, небесной воды, электрического света.
Говорят, у бойца ноги сдают первыми.
Я медленно опустился на черный асфальт, вода стекала у меня по коленям. Опустился, нисколько не заботясь о том, что это – улица. Как у себя дома.
Я поднял глаза и увидел, как Кейси улыбнулась и соскользнула с машины – с ее губ клубами срывался пар. Она протянула мне руку. В ветвях растущего близ парковки дерева, в незапамятные времена расщепленного надвое молнией, завывал ветер.
– Теперь можно и к тебе поехать, – произнесла она.