«Илиада» – библия Древней Греции. И эта великая поэма древности таит в себе ещё много тайн и загадок. Например, есть ещё неразрешённый, а может, и неразрешимый вопрос по поводу имени одного из сыновей царя Трои старца Приама. Известно, что Приам имел много детей, его плодовитости позавидовал бы любой мужчина. В разных источниках называется разное количество его потомков, в одних говориться, что у Приама было 50 сыновей и 50 дочерей1, в других упоминается 50 сыновей и 12 дочерей2, в третьих говорится, что у него было всего 50 детей3. Гигин, например, указывает 41 сына и 14 дочерей 4, а Вергилий намекает на 100 дочерей и невесток 5. Как бы там ни было, здесь нас интересует только один сын царя Приама.
Работая над современным переводом «Илиады» мне, естественным образом, приходилось сверяться с уже существующими русскими переводами и другими источниками. В. Вересаев признавался, что при работе над переводом «Илиады» он старался придерживаться перевода Н. Гнедича, но не отвергал и перевода Н. Минского. В предисловии к своему переводу Вересаев пишет: «В основу моего перевода я кладу перевод Гнедича везде, где он удачен, везде, где его можно сохранять… Я считал возможным вносить в перевод также отдельные удачные стихи и обороты Минского. И если от заимствований качество перевода повысится, то этим все будет оправдано»6. Таким правилом пользовался и я, с той только разницей, что кроме переводов Гнедича и Минского, в моём распоряжении был и перевод Вересаева. Другими русскими переводами, например, Шуйского, я не пользовался по той простой причине, что он мне не очень нравился, да и трёх было уже больше чем достаточно. К слову сказать, у меня создалось впечатление, что перевод Вересаева во многих местах даже более точен, чем перевод Гнедича, вопреки устоявшемуся мнению, будто перевод Гнедича самый точный. Но это так, замечание к месту.
Что же касается моего перевода, то за основу я взял древнегреческий текст «Илиады» издания Д. Монро и Т. Аллена7. Если бы не этот выбор, я, вероятно, и не обратил бы внимания на строку, в которой как раз указано заинтересовавшее меня имя. В 24-й песне «Илиады», в стихах 249-252, есть перечисление девяти сыновей царя Трои. В этом месте рассказывается о том, как Приам кричит на них, ругая за нерадивость, перед тем, как отправиться в стан ахейцев за телом Гектора, своего старшего сына. Вот как выглядят эти стихи в древнегреческом тексте издания Томаса Аллена:
(24:248-252)
σπερχομένοιο γέροντος· ὃ δ᾽ υἱάσιν οἷσιν ὁμόκλα
νεικείων Ἕλενόν τε Πάριν τ᾽ Ἀγάθωνά τε δῖον
Πάμμονά τ᾽ Ἀντίφονόν τε βοὴν ἀγαθόν τε Πολίτην
Δηΐφοβόν τε καὶ Ἱππόθοον καὶ δῖον Ἀγαυόν·
ἐννέα τοῖς ὃ γεραιὸς ὁμοκλήσας ἐκλευε·
В этом коротком списке царских сыновей последним стоит имя Ἀγαυόν (Агав, Агаон, Агайон). Однако известно, что в русской традиции перевода в этом месте указывается имя Дий. Например, всё в тех же трех основных русских переводах «Илиады» (Н. Гнедича, Н. Минского, В. Вересаева) имя девятого сына Приама из этого списка переводится как Дий. Здесь можно отметить, что Н. Гнедич в данном месте, возможно, по ошибке, указал ещё одного сына Приама по имени Клит, которого нет в поэме. У Гнедича получилось, что Гомер в этом месте говорит не о девяти, а о десяти сыновьях. Последним в перечислении Гнедич указывает Дия8:
(24:248-252)
Все удалилися. Он же вскричал, сыновей порицая,
Клита, Гелена, Париса, питомца богов Агафона,
Паммона, Гиппофооя, Дейфоба вождя, Антифона,
Храброго сына Полита и славного мужеством Дия;
Грозно на сих сыновей и кричал и приказывал старец:
Мы не будем разбирать вопрос о том, с какого именно оригинального текста в своё время Гнедич переводил «Илиаду», какое слово он перевёл как имя Клит, и почему (а, скорее всего, именно поэтому) упустил числительное «девять» (ἐννέα) в 252-й строке. Это тема для другого не менее интересного исследования. Нас же интересует не Клит, а Дий и Агаон (Агав).
Н. Минский при переводе удаляет Клита, но оставляет Дия9:
(24:249-252)
Начал сзывать сыновей: Агафона, Гелена, Париса,
Храброго в битвах Полита, бойца Антифона, Паммона,
Славного Дия, равно Деифоба вождя с Гиппофоем.
Он обратился ко всем сыновьям и воскликнул:
В. Вересаев переводит данное место почти так же, как и Минский, лишь переставив местами имена героев. Он тоже удаляет Клита и оставляет Дия. Но более точно переводит 252-й стих, указывая, что речь идёт именно о девяти сыновьях10:
(24:249-252)
Громко браня Агафона, подобного богу, Париса,
Паммона и Гиппофоя, Антифона и Деифоба,
Дия с Геленом, Полита могучеголосого, – всех их
Девятерых призывал он и громко давал приказанья:
Если насчёт Клита, как сына Приама, всё ясно, и эта «ошибка» Гнедича признана всеми, так как в древнегреческом оригинале данное имя не встречается (хотя в некоторых русских списках детей Приама Клит всё же присутствует, однако с неизменными оговорками и отсылками к переводу Гнедича), то насчёт Дия, а тем более Агаона (Агава), всё не так однозначно и ясно. Как и имя Клита, имя Дия Приамида в «Илиаде» встречается только в одном месте. Когда речь идёт о Дие как сыне Приама, все источники неизменно отсылают читателя к 251-му стиху 24-й песни поэмы. Но мы помним, что в издании Томаса Алена указан не Дий, а Агаон (Агав).
В этой связи меня заинтересовал вопрос, почему большинство антиковедов и переводчиков (не только русских, но и иностранных: например, А.Поуп, С.Батлер, И.Фосс, Р.Фитцжеральд и другие) предпочитают называть девятым сыном Приама в этом списке именно Дия? И мы знаем, что в некоторых других изданиях «Илиады» на древнегреческом языке в данном месте поэмы последним среди царских сыновей указывается Дий11:
(24:248-252)
σπερχομένοιο γέροντος· ὃ δ᾽ υἱάσιν οἷσιν ὁμόκλα
νεικείων Ἕλενόν τε Πάριν τ᾽ Ἀγάθωνά τε δῖον
Πάμμονά τ᾽ Ἀντίφονόν τε βοὴν ἀγαθόν τε Πολίτην
Δηΐφοβόν τε καὶ Ἱππόθοον καὶ Δῖον αγαυόν ·
ἐννέα τοῖς ὃ γεραιὸς ὁμοκλήσας ἐκλευε·
Особенно сильна эта традиция в русскоязычных переводах, начавшаяся, видимо, ещё до Н. Гнедича. Заведующий кафедрой Классической филологии ИВКА РГГУ, доктор филологических наук, защитивший диссертацию по теме: «Формирование античной литературной теории», профессор Н.П. Гринцер в одном из писем написал мне по этому поводу:
«Проблема в том, что не понятно, какое из двух греческих слов δῖον и αγαυόν эпитет, а какое имя; может быть и так, и так. В одном случае “божественный Агав”, а в другом – “блистательный Дий”. Мифографы, действительно, предпочитали Дия, и в большинстве изданий его пишут с большой буквы».
На чём же основывается этот выбор мифографов-антиковедов и переводчиков? Почему большинство из них отдают предпочтение Дию? И чем руководствовались издатели того текста «Илиады» на древнегреческом, с которым я работал при переводе поэмы, когда указали последним имя Агава (Агаона), а не Дия? Вот вопросы, которые меня заинтересовали.
Как выяснилось, проблема трактовки этого места «Илиады» возникла давно, споры о предпочтении написания имени собственного «Ἀγαυόν» или «Δῖον» начались ещё в античные времена, при переписке рукописей. Нет сомнений, что разные толкования в выборе «δῖον Ἀγαυόν» или «Δῖον αγαυόν» произошли в связи с практикой написания древних рукописей, в которых прописные и строчные буквы не различались, что подтверждает и фрагмент интересующего нас отрывка из древнего рукописного текста «Илиады», известного как «Codex Venetus А» из библиотеки святого Марка, с которым сегодня можно ознакомиться в уже оцифрованном виде.