«...Я с большим уважением отношусь к вашему стремлению хоть как-то повлиять на ситуацию, но... Задумайтесь, недалекие бритоголовые братья мои, насколько эффективна ваша деятельность?
Не так давно начальник Федеральной пограничной службы ФСБ России сообщил на конференции, что у нас в стране, по данным за первое полугодие 2008 года, насчитывается свыше 10 миллионов нелегальных мигрантов. Все мы прекрасно знаем: если власти подают нам какую-то негативную статистику, можно смело умножать эту цифру на три. Умножили? А теперь посчитайте, сколько нерусского люда вы извели за последние десять лет и сопоставьте эти две цифры в процентном отношении.
Колоссальный результат, не правда ли? Рискуя показаться фривольным, не могу, однако, удержаться от сравнения: с таким же успехом, господа борцы за чистоту рядов, можно драть с лона любимой женщины по одной волосинке раз в год – и при этом с суровым выражением лица стращать ее тотальной эпиляцией...»
Пум-пум... Эмм... А, да, наверное, кое у кого может возникнуть вопрос: «И что это за грамотей тут окопался?»
Это я – Дмитрий Эдуардович Добросердов. Умница, обаяшка, редкостно перспективный кадр. Да чего уж скромничать, давайте сразу начистоту: будущий Президент России. Есть, знаете ли, такая задумка. А если это покажется кому-то глупым и смешным, вспомните древнюю народную мудрость: «не боги в горшки отжигают...»
Я тут кое-что переделать хочу. Надоело жить в бардаке, надо бы немного порядок навести. Сейчас маленько возмужаю, окрепну, связями обрасту – и вперед. Помните совковый стишок: «Двадцать шесть их было, двадцать шесть!!!» – вот это как раз про меня, если опустить суть и рассматривать сугубо числовой контекст. Мне двадцать шесть лет, так что впереди вся жизнь, успею сделать много всего разного (а вот хорошего или плохого – это уж как получится).
Да, вот еще что. Для пущего успеха надо бы, конечно, какое-нибудь перспективное движение создать. В одиночку-то ведь никто еще до вершины Олимпа не добрался, верно? Там, наверху, полно пуленепробиваемых ворон с титановыми клювами: если отгонять будет некому – моментально заклюют. Так что, обязательно за плечами должна быть какая-нибудь банда – и чем круче, тем лучше.
Я работаю над этим: есть люди, направление, перспектива... И не беда, что люди – по возрасту совсем дети, и всего-то их двое. Дети имеют обыкновение быстро расти, а ряды правильного движения рано или поздно закономерно расширяются за счет сочувствующих (которых, кстати, уже сейчас минимум с полсотни).
Осталось только этому движению придумать название «понароднее». Типа: «торчащие в месте». Хе-хе... Надо только определиться – в каком месте.
«...Итак, по эффективности мы определились. Теперь, досточтимые любители «гриндерсов», «бомберов» и готических шрифтов, рассмотрим не менее важный вопрос: насколько полезна ваша деятельность?
Я изучил список убиенных вами иноземцев и нашел интересную закономерность. В этом списке нет НИ ОДНОГО: боевика, воевавшего против России; криминального «авторитета» или наркобарона; крупного чиновника, отстаивающего интересы своих соплеменников на нашей земле; высокопоставленного мента или прокурора, кроющего бизнес родственной ОПГ; директора рынка-олигарха-миллионера-крупного-собственника.
То есть НИ ОДНОГО представителя вышеперечисленных категорий вы не тронули.
А кто есть в этом вашем списке? Вы удивитесь, но это сплошь дехкане и люмпены: дворники, грузчики, рабочие, мелкие торгаши и невесть как сюда затесавшиеся несколько врачей и учителей.
В связи с этим возникает закономерный вопрос. Вы, вообще, за кого?! Вы на кого работаете, дебилы вы х...головые?!
За каким подопущенным штруделем вы «мочите» пролетариат – пусть иноземный, пришлый и чуждый нам всем, но по сути своей – ваших же братьев по социальному положению (иными словами – по нищете)?
Вы почему за все время ни разу пальцем не тронули никого из реальных мразей, что вредят нам тут во все лопатки (читай выше – кто не вошел в список ваших жертв)?!
Это что за странное такое классовое размежевание? Признавайтесь, б...ди вы продажные: кто вам заказы оформляет?!.»
– Что-то тут у тебя того... Какие-то нездоровые перепады...
Это Федор Иванович Гусев. Знакомьтесь.
До сего момента он, раскрыв окно, сидел на подоконнике, и занимался сразу двумя полезными делами: одним глазом вяло наблюдал, как двое азербайджанцев во дворе моют машину, а вторым рассеянно пялился в монитор и пробовал улавливать смысл. Это, видимо, такое сугубо десантное упражнение на развитие внимания.
Кстати, вот эти азербайджанцы – живой дидактический материал для моего трактата. Вкалывают по пятнадцать часов в сутки, не пьют, не курят, вежливые, культурные, со всеми здороваются, каждой бабусе подержат дверь, а то и авоську помогут донести. Торгуют на рынке, в нашем доме снимают квартиру у одного алкаша на первом этаже. Очень тихие и спокойные жильцы.
Вот вам типичный пример грамотной экспансии. Въедут три миллиона таких в страну, где подавляющее большинство аборигенов бухает и регулярно тунеядствует, освоятся, закрепятся, завезут семьи, обрастут связями, создадут не желающие ассимилироваться к местному укладу анклавы...
Думаю, дальше не надо развивать, и так все понятно.
И что самое опасное: многие к ним относятся либо нейтрально, либо хорошо, по-доброму.
Вот лично у меня – нет против них злобы. И у моих знакомых тоже. Рассудком я понимаю: чужие, занимают чье-то место, выдавливают нашего брата из выгодной сферы и все такое прочее – а злобы нет. Как можно злиться на людей, которые трудятся в поте лица, ведут себя прилично и уважительно, и вообще, могут служить примером для многих моих нерадивых соплеменников?
Я злюсь в первую очередь на этих самых соплеменников – бездельников и тунеядцев. Вместо того чтобы расти над собой и сплачивать ряды в борьбе с иноземной экспансией, эти соплеменники массово спиваются и стремительными темпами деградируют. А сопротивление экспансии у нас проявляется на каком-то прямо-таки детском уровне: например, вот этим азербайджанцам кто-то регулярно протыкает колеса и сбивает зеркала.
Стыдно, товарищи, стыдно! Надо строиться в полки, дружно топать на учебу и выращивать свои кланы – сильные и конкурентоспособные, с тенденцией к полному доминированию над кланами иноземными, прорастающими корнями в глубь веков, а потому архаичными, отсталыми...
Ах, да, пардон: это уже из трактата.
Возвращаемся к вещам более приземленного порядка.
Итак, Федя напоролся на некий диссонанс в моем тексте и выпал из состояния задумчивого созерцания.
– Я не понял, это, вообще, че такое?
– В смысле?
– В смысле: «рискуя показаться фривольным» и прочий мур-мур, а тут: оп-па! – и по самое «не балуйся»... Ты это поправишь?
– Нет, так оставлю.
– Ну ты... Это ж вроде как документ, правильно?
– Это трактат. В первом значении – рассуждение на специально заданную тему.
– Ну, не знаю...
– А ты, никак, решил в цензоры записаться?
– Да ну, какие цензоры... Просто это... Ну, короче – режет слух.
– Ага! Бросается в глаза, царапает, цепляет – да?
– Да, бросается.
– Значит все здорово. Такая задумка и была.
– Не понял?
– В данном случае эпатаж – это не форма самовыражения. Это намеренная акцентуация, адресованная специфической аудитории.
– Так... А если в дыню?
О да, в дыню – это актуально. Это универсальный способ решения практически всех проблем. Гусенок наш – метр семьдесят восемь, сто два кило эксклюзивного мяса и сухожилий (когда раздавали жир, это тело было на тренировке – не досталось ему), мастер спорта по трем видам единоборств и биатлону. Да, надо заметить: все его друзья-спортсмены вырывали «мастера» тяжелым кропотливым трудом, а некоторые прямо-таки с потом и кровью. А Феде все далось легко и играючи: он у нас богатырь от природы.
– А чего такой агрессивный? Смотри, какое прекрасное утро: мир утопает в любви и яблоневом цвете...
– Не, а че ты мне тут умника лепишь? По-русски объяснить нельзя?
– По-русски? По-русски... Да пожалуйста: жили были ах и ох. Все им было нах и пох...
– Хм... Неплохо. Сам придумал?
– В сети нашел – понравилось.
– Понял. Как это связано с твоим е...квакнутым трактатом, умник?
– Тебе было по, что ты читал до этого. А в этом месте ты проснулся, встрепенулся, и стал задавать вопросы. Так?
– Ну а кто бы не встрепенулся?!
– Слушай, а ты же не «наци», верно? Тебе разве не по?
– Ну, в общем – да, но... Гхм-кхм...
– Вот видишь: ты посторонний – а встрепенулся. А теперь прикинь: вот эту дрянь будут читать «скины», фашисты, «легионеры» и прочие тщательно бритые личности...
– Ага... – Федя скосил взгляд влево-вверх, помял своими стальными ручищами воздух, будто ощупывая облюбованный для размозжения бритый череп и недовольно нахмурился. – Ну, ясно... Я только не понял: на кой буй оно тебе надо?
– Не мне, а – нам.
– Нам?! – Федор скривился так, словно ему за пазуху сунули обледеневшие фекалии больного болотной лихорадкой гиппопотама. – Я не понял, вы что, договорились с Борькой? Вы чего цепляетесь к этим долбанутым «легионерам»? Вам что, заняться больше нечем?!
Так... Не спешите приклеивать ярлыки типа «буйный самодур», «зануда, сатрап» и проч. В норме Федя – добрейшей души человек, любит похохмить и обстоятельно приколоться. Однако сейчас его гложет проблема, которую хотелось бы решить как можно скорее. Скорее не получается: решать будем только во второй половине дня. Так долго ждать для Феди – мука несусветная, его любимый принцип: здесь и сейчас. Вот и нервничает.
А поскольку проблема напрямую связана с искусно бритыми субъектами, товарищ на любое упоминание о вышеупомянутых субъектах реагирует болезненно.
– Спокойнее, мой большой железный брат. Если опустить сиюминутные эмоции и абстрагироваться от сегодняшней ситуации, которую ровно в четыре пополудни мы разрулим одним движением...
– Ага, я посмотрю, как это будет – «одним движением»...
– Короче. Эти люди живут рядом с нами, среди нас, и по сути своей – они почти что наши. Колоссальная аудитория. По большей части запущенная – идейных среди них немного. Одним словом, нужно и должно бороться за эту часть аудитории. Нельзя ее упускать.
– Ну-ну... – Федя повел могучими плечами и, выудив из деревянной коробки на тумбочке шипастый мячик, стал нервно мять его. – «Бороться»... Думаю, тебя за такие выкрутасы очень быстро шлепнут и бороться будет некому. Ты когда этот трактат собираешься печатать?
– Как кончу – так и сразу.
– Так... Полгода ты его уже мучаешь. Это где-то середина, да?
– Пятый раздел.
– А сколько всего разделов?
– Если ничего не изменится – девять.
– А, ну тогда все пучком. Минимум полгода еще можно жить спокойно...
«...Итак, эффективность вашей деятельности – нулевая. Польза от нее уже не нулевая, а даже со знаком минус: никого из реальных негодяев вы не трогаете, а из-за ваших никому не нужных экзерциций с дехканами нашу нацию поливают позором все, кому не лень.
В связи с этим у меня к вам предложение. Вы как-нибудь соберитесь в кружок, пораскиньте мозгами, и задайте вопрос своему местечковому руководству (к центральному-то вас все равно не допустят): зачем мы все это делаем? Кому все это нужно?!
Если ответа не получите – обращайтесь. Вопрос выеденного яйца не стоит, все лежит на поверхности, но если вы сами до этого додуматься не в состоянии, я вам быстренько растолкую, куда ушли слоны и почем нынче несортированный хлопок...»
Хе-хе... Я не стал разочаровывать своего огнеупорного брата: он и так сегодня не в духе. Трактат мой практически готов, сейчас я ползу сверху вниз по главам, произвожу финальную шлифовку и добавляю «изюминки». Еще неделя – и в массы. Сначала в блог Бормана и в форум «Народного ополчения» – фрагментами, параллельно в пару интернет-изданий (там уже все заточено – свои люди), потом можно будет и в бумажном варианте попробовать. Я уже и название придумал: «КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ...»
«...И последнее – извечный русский вопрос: «ЧТО ДЕЛАТЬ»?
Здесь тоже все очень просто, но к вашему руководству я вас отсылать не буду, а отвечу сразу и без обиняков.
Во-первых, ни в коем случае не надо никого убивать: это глупо, крайне неэффективно и чревато (вспомните, чем кончил так славно стартовавший Адик Шикльгрубер – ни безупречно выстроенная идеология не помогла, ни колоссальные людские и промышленные ресурсы).
Во-вторых, присмотритесь повнимательнее к вашим вождям. Судя по тому, чем вы занимаетесь, эти ребята поголовно наняты врагами нашей нации.
Для чего наняты? А вот:
– для ее (нации) дискредитации перед лицом мирового сообщества;
– для массовой дезориентации пассионарной (наиболее активной) части славянской молодежи и отвлечения ее от истинных проблем, являющихся причиной нынешнего бедственного положения нашего Народа;
– для противодействия возникновению устойчивых групп и структур, способных вести реальную и конструктивную борьбу с иноземной экспансией на территории России.
Если последние два пункта кому-то неясны, прокомментирую: подавляющая часть активной молодежи бреет черепа, одевает «мартенсы» и дубасит (почем зря) иноземных люмпенов и дехкан – вникать в суть социальных проблем и конструктивно противостоять экспансии просто некому.
В-третьих: ребята, надо массово идти во власть и легитимно выдавливать иноземных резидентов с ключевых позиций во всех государственнообразующих сферах. В нынешних условиях это ЕДИНСТВЕННО РЕАЛЬНЫЙ И ЭФФЕКТИВНЫЙ СПОСОБ противостояния вышеупомянутой экспансии.
Проще говоря, Управление, Финансы, Добыча, Производство, Промышленность, Транспорт, Строительство и Торговля – все это должно быть нашим.
Каким образом идти во власть? Ребята – несмотря на умные слова и кажущиеся такими важными понятия – это тоже очень просто. Если сами не додумались, вспомните опыт мудрых иудеев, век назад уничтоживших нашими же руками Великую Российскую Империю. Ну-ка, быстренько, вспоминайте, где и в какой среде формировались первичные очаги Сопротивления и Группы Влияния...»
Чпоньк!
Шипастый мячик в Фединых клешнях душераздирающе мяукнул и испустил дух.
Ну что сказать: глыба, матерый человечище. Он на этот «ежик» в позапрошлом году своим «жигулем» наехал, и ничего – пережили. Я вообще даже и не предполагал, что такую штуку можно порвать в принципе.
– О, плятт... – Федя огорченно вздохнул, вкратце побаюкал останки мячика (как тушку внезапно почившего соседского енота) и кинул в мусорную корзину. – Уже привык к нему – как родной был.
– Знаешь, я тоже.
– Я куплю – такой же.
– Не купишь, – я сохранил трактат и выключил компьютер. – Ему в феврале пять лет стукнуло. Такие сейчас уже не делают.
– Ну, тогда другой куплю...
– Мне другой не надо.
– Так. Ну и что теперь...
– Да ничего. Пошли в «Патриот».
– Зачем? Я с утра был, всех озадачил.
– Тебе надо сбросить агрессивную моторику, а то...
– Да в порядке я!
– ...А то до четырех выгоришь дотла. А потухший и бесцветный ты мне там не нужен – от тебя такого только один вред будет.
– Ну что ж – логично, – немного поразмыслив, согласился Федя. – А почему именно в «Патриот»?
– Нет, именно в «Патриот» необязательно. Для полноценного релакса есть масса вариантов: можно ужраться до поросячьего визга, обкуриться в хлам, уколоться и забыться, позвонить биксам и устроить дикую оргию...
– Гы-гы... – последний вариант Феде определенно понравился, однако, почесав затылок, он с пионерской самоотверженностью выбрал правильный образ жизни. – Ладно, пошли в «Патриот»...
До «Патриота» пять минут прогулочным шагом. У нас тут вообще все рядом, до любого нужного места можно дойти пешком. Типичная черта центрального района небольшого промышленного городка: вся инфраструктура компактно расположена в одном месте: мэрия, ДК «Ацетон», поликлиника, школа, химический техникум, от него десять минут ходьбы до градообразующего предприятия – химкомбината им. команданте Пабло Эскобара. Да, базара у нас нет – надо ехать на левый берег, но шоссе, по которому можно домчаться до МКАД за сорок минут, проходит по границе нашего района, да и станционная платформа пригородных поездов тоже наша – в одном квартале от школы. Так что особо там не воображайте, сидючи внутри Садового кольца: мы тут рядышком, под боком, в любой момент можем приехать и испортить настроение – крепко и надолго.
Впрочем, можем и не приезжать, а нагадить сугубо стационарно, но весьма масштабно: ежели, не дай бог, наш комбинат рванет – всем достанется. И Старой Площади неслабо перепадет, и Малой Дмитровке. Хе-хе...
Я мог бы еще долго рассказывать про наш славный городишко, но не думаю, что поголовно все читатели остро нуждаются в экскурсиях такого рода. С рядом местных достопримечательностей, заслуживающих отдельного внимания, у вас будет возможность ознакомиться по ходу повествования, а сей момент давайте проследуем прямиком к моей родной школе.
После Беслана школу огородили высоченным бетонным забором, топать от нашего переулка до центральных ворот – целая вечность, так что пойдемте через VIP-калитку, что притаилась вон в тех кустиках сирени. Видите, на заборе, справа от кустов, начертано желтыми корявыми буквами «Патриот»? Нам туда.
Если присмотреться, можно заметить, что надпись несколько размазана, а снизу проступают невнятные кровавые потеки. Не обращайте внимания: это ренегаты-имбецилы пытались тут шалить – за что и были немедля наказаны вразрез со всеми нормами Российского законодательства.
Заходим, любуемся. Школа наша старенькая, возведена в три этапа и не имеет ничего общего с современными типовыми проектами образовательной сферы.
Школьный корпус номер один был построен еще до революции. Три этажа, высоченные потолки, длинные и узкие стрельчатые окна, просторные классы, метровая кирпичная кладка, дубовые перекрытия и патологически не выветриваемый никакими ремонтами и нововведениями дух русской старины.
Здесь было реальное училище номер два – от фабрики, которая позднее органично трансформировалась в гигантский химкомбинат. (Реальное номер один – нынешний химический техникум, он недалеко от школы. «Реальное» – не сленг, так раньше назывались некоторые учреждения профтехобразования.)
После войны построили еще один корпус – в затылок первому, на этаж ниже, стены потоньше и с бетонными перекрытиями – и соединили оба здания широкой застекленной галереей в два уровня.
В эпоху властвования густобрового мужчины, который зарядил всю страну подымать казахам сельское хозяйство, в затылок второму добавили последний корпус. Тут у нас располагается спортзал, лекторий – актовый зал, столовая, стационарные факультативы и огромное фойе, где проходят вечера, праздники и все более-менее значимые школьные мероприятия. Широкая застекленная галерея с фикусами и ежесезонно закрашиваемыми «здесьбылвасями» на батареях прилагается.
В итоге имеем эксклюзивное смешение стилей в виде вытянутых в одну линию зданий разных эпох, соединенных галереями. Если в темный зимний вечер смотреть на школу издалека, она похожа на космический корабль с желтыми иллюминаторами разных пропорций и форм, который присел заправиться на пологий берег Заманихи и в любой момент может улететь обратно в межзвездное пространство.
Справа от «корабля» (это если с «кормы» заходить – через калитку) тянутся теплицы, школьный огород и единственная в своем роде на весь район лаборатория ботаники. Слева – мастерские, гараж для двух потрепанных «газонов» и склад.
Да-да, я помню, мы договаривались: никаких экскурсий. А про школу я рассказал потому, что штаб-квартира военно-спортивного клуба «Патриот» – уникального в своем роде явления, центра тутошнего молодежного мироздания и до недавнего времени весьма эффективного инструмента влияния на подрастающее поколение – располагается в школьном спортзале.
Закрываем калитку, восемнадцать метров по мощенной гравием дорожке, и вот он – центральный вход в «Патриот» (он же – служебный выход спортзала). Скромная вывеска в пуританских тонах, светильник, режим работы: ежедневно с 17.00 до 24.00, в выходные с 9.00 до 23.00.
Представлю администрацию. Президент клуба: Федя Иванович Гусев, лейтенант запаса ВДВ, тутошний физрук и по совместительству военрук (препод. ОБЖ). Вице-президент: ваш непокорный слуга, учитель истории и географии и главный же методист, в недалеком будущем – идеолог и основатель национально-освободительного движения, а там и Президент России... а, ну да, вы уже в курсе. Ответственный за связь с общественностью: «гражданская» жена Федора – Лена Даневич, корреспондент газеты «Эра барбитуратов» и просто красивая женщина. Главный вербовщик клуба: Борис Иванович Гусев, ученик десятого «А», будущий чемпион мира по боям без правил, или просто Борман – так привычнее для всех. Еще у нас есть секретарь, он же бухгалтер, начфин и делопроизводитель: Радик Нигматулин.
Если кого интересует, как на ровном месте соорудить клуб, не платя ни копейки за аренду, равно как и совмещать по две должности в образовательном учреждении, могу поделиться методикой. Это очень легко, если кто-то из родичей администрации клуба является:
а) директором школы (в нашем случае – мать Феди Ивановича);
б) завотделом ГОРОНО (это моя мать);
в) замначальника охраны химкомбината и по совместительству председателем городского комитета по работе с молодежью, культуре и спорту (это мой отец).
Вот это последнее вовсе не обязательно, но для комплекта не помешает. Замначальника охраны градообразующего предприятия – человек в городе не последний, решает многие вопросы.
Только прошу вас: ни слова про мафию. Мафия – это вообще нерусское понятие, глубоко чуждое нашему менталитету. А у нас тут обыкновенное местечковое кумовство как способ мимикрии к непростым условиям суровой реальности или попросту русское выживание.
Кстати, обратите внимание на нашу экономность и эффективность управления: в администрации клуба всего лишь пять лиц. А зарегистрированных членов – около трех сотен. Абы кого мы не берем, только достойных и авторитетных товарищей, которые способны потянуть лидерство в микрогруппе на 5-10 человек. Судите сами, каков размах для тридцатитысячного рабочего городка. Можно сказать, вся местная молодежь была «под нами» – до недавнего времени.
А что случилось в этом недавнем? Да ничего хорошего: у нас открылся районный филиал «Славянского легиона». И сразу же начался отток контингента в их сторону.
Впрочем, про «Легион» – немного позже. Сейчас нас больше интересует свежевырытая траншея у теплицы, на бруствере которой, задумчиво щурясь в заполоненную яблочным цветом даль, жует французскую булку завхоз Иван Сергеевич Думбадзе.
Собственно до траншеи нам нет ровно никакого дела: это проблемы завхоза, который получил деньги на ремонт водопровода и вроде бы уже договорился за недорого с бригадой дехкан.
Однако, дехкан почему-то не видно, а траншею в гордом одиночестве копает... Борман!
Вот это уже интересно.
У Бормана наследственное заболевание: дикая неприязнь к физическому труду (папа у них с Федором был офицером – как впрочем и мой, в нашем районе немало военных семей).
Дабы не погружаться в дебри сопряженных с этим недугом коллизий, сразу выдам вам резюме: заставить нашего главного вербовщика работать не на себя, а на общество, может только старший брат, только после нешуточного скандала, и только в качестве наказания за какое-нибудь запредельно ужасное злодеяние.
– Привет трудовому народу!
Борман на мгновение прекратил копать, смерил нас испепеляющим взглядом и вернулся к работе.
Этого мгновения было достаточно, чтобы оценить, насколько непростой была полемика по поводу целесообразности дренажных работ: под левым глазом у Бормана красовался здоровенный фингал, левая же челюсть опухла, побагровела и изрядно округлилась.
– О боже, Боренька, что это с вами!
– С лестницы упал...
В том, что это закономерный результат великой братской любви, я даже и не сомневался. Несмотря на раннеподростковую худобу и обманчивую миловидность, Борман – талантливый боец, с пяти лет серьезно занимается рукопашным боем и при необходимости за двенадцать секунд играючи уложит троих здоровых взрослых мужиков. Это не метафора и не для красного словца: проверено на практике (да, надо отметить для скептиков: мужики – не рукопашники, но заядлые волейболисты, здоровые и проворные, а пива в каждом сидело не более литра). У пацана феноменальная реакция, просто какая-то дикая верткость и реактивность, и он, по утверждению Феди, «видит соперника» – то есть может предугадать его намерения и движения. Я в этом деле разбираюсь слабенько, но Федору можно доверять – он спец. Короче, в обозримой видимости кандидатов на одаривание Бормана синяками практически нет – за исключением Феди.
– Слушай... Вроде бы определились – не наказывать?
– Да это уже не за «легионеров».
– А за что?!
– Кхм-кхм... Короче, вернулся домой в три ночи.
– Ну так... растет человек, мужает...
– Ага, мужает: мать в кармане клей нашла. И вся одежда этим клеем провоняла. Блин... Я уж думал, эта «тема» давно отошла...
– Занятно...
– Ну, короче, возбужденный, глаза неестественно блестят, типа того... Короче, мать мне звонит в три часа: бегом домой, разбирайся...
Федя живет у Ленки – это рядышком, в квартале от семейной резиденции Гусевых. Дальше можно не рассказывать: Федя тоже парень реактивный, а разбуженный в четвертом часу ночи – реактивный двояко. Учтите еще, что пятью часами ранее его уже выдергивали с вечеринки для разборок с выкрутасами меньшого братца на дискотеке (об этом позднее – когда дойдем до «терок с легионерами»), после чего меньшой клялся вести себя паинькой.
Однако, если дела и дальше так пойдут, в скором времени Федор уже не сможет таким вот образом воспитывать шаловливого братца. Все идет к тому, что ученик по всем параметрам будет круче учителя, а прогибаться и подставляться Борман жуть как не любит, так что годика этак через три-четыре в семье Гусевых могут наступить непростые времена. Хе-хе...
– Минутку... Клей?
– Ага, – Федор огорченно покачал головой. – Вот уж не думал... Спортсмен, блин, и все такое...
А вот я совсем не реактивный, а местами совсем тормоз. Конституция у меня такая, лирико-меланхоличная.
– Ладно. Ты занимайся, а я пообщаюсь с товарищем.
– Давно не виделись?
– Эмм...
– Ему твоя реабилитация не нужна: там по педагогике все было пучком.
– Реабилитация тут ни при чем. Про клей пояснил что-нибудь?
– Нифига. Молчит, как партизан на допросе.
– Ну вот, видишь. Это потому, что ты сатрап и тиран. А я из сострадательной миссии, так что у меня есть шансы...
– Тоже мне, мать Тереза... – Федя недовольно нахмурился, и не останавливаясь направился к спортзалу. – Смотри, не разлагай мне тут...
Я проследовал к месту экзекуции, изобразил позу нетерпеливого ожидания и принялся многозначительно пялится на Думбадзе.
Думбадзе ни на позу, ни на многозначительность не реагировал. Что поделать – вот такое оно скотино. Давлению не подлежит – оно здоровенное, как горилла, и наглое, как танк (почти все Федины друзья – спортсмены, исключение, пожалуй – ваш покорный слуга).
– Сергеич, тебе в теплице ничего не надо?
– Федя сказал – не отпускать, пока не откопает.
– Да и не отпускай: нам парой слов перекинуться...
– Федя сказал – махать не разгибаясь, пока не закончит, – Думбадзе хитро прищурился.
– Федор тебе не начальник.
– Ты – тоже.
– Ну же, Вано, будь человеком...
– Да что у вас там за секреты такие?! Говорите при мне, я что, мешаю?
– Ладно, Вано – буду должен.
– Ну, коли так... – Думбадзе приободрился и с энтузиазмом поскреб щетину здоровенной мохнатой лапой. – Эмм... Короче, в пятницу будем столы списывать – в «методичке»...
– Сергеич – об чем разговор!
– Сделаем, да?
– Г...-вопрос!
– Ну ладно. Пойду, посмотрю шланги...
– Вот же цукер... – Борман, проводив завхоза неприязненным взглядом, вогнал штык лопаты в землю. – Везде выгоду найдет, цинандали хитрож...
– Почему Феде про клей не объяснил?
– Ты же сказал – никому...
– Ну Феде-то можно было!
– Если б ты сказал: Феде можно – тогда да. А никому – значит никому, – Борман упрямо насупился. – Разве нет?
Ну что ж, логично, как говорит товарищ Федя. На будущее надо учитывать такие вещи: юношеский максимализм, конспиративные игры и прочую тинейджерячью мишуру.
– Борис, ты уже большенький у нас. Должен понимать, что бескомпромиссность в таких случаях – самый короткий путь в инвалидное кресло. Или на кладбище – это уж как повезет. Гибче надо быть. Мудрее.
– А сам? Взял бы и сказал.
– А смысл?
– Ну...
– Вот скажи, какой практический смысл в том, что у меня сейчас был бы точно такой же фингал, как у тебя? Мир бы стал лучше и добрее? Траншея откопала бы сама себя? Тебе бы от этого стало легче?
– Мне бы... Пфф... – Борман невесело хмыкнул и покачал головой. – Вообще, интересно было бы... Но, знаешь – нет, не легче. Я все равно уже за все ответил, так что...
– Ну вот, видишь, как здорово! Тут она и поперла, мудрость-то, – похвалил я. – Мужаешь прямо не по дням, а по часам. Постигаешь смысл ответственности и все такое... Кстати, почему так поздно домой пришел? В котором часу закончили клеить?
– Мы... это... – Борман виновато потупился. – Не закончили, короче...
– Не понял?!
– Гуляли у него во дворе, – Борман тяжело вздохнул и, глядя в сторону, принялся сосредоточенно ковырять ногтем витиеватый сучок на отполированном до блеска черенке лопаты. – Свет, музыка, куча тачек у ворот, люди постоянно – туда-сюда... Короче, мы туда приехали сразу после дискотеки, и часа три, наверно, сидели, ждали – народ не расходился...
Так, а вот это уже нехорошо. Нет, не то, что гуляли – это на здоровье: помимо майских праздников, завтра у нас День города, отмечать, как водится, начали позавчера, причем в промышленных масштабах. Мы с Федей, например, тоже вчера на «корпоративной» вечеринке развлекались.
Нехорошо – это на предмет отсутствия плакатов. Это просто полный провал.
– Ага... – я посмотрел на часы – 11.02. – Значит, судья у нас без плакатов остался?
– Ну так не наклеили же...
– Я вопрос задал.
– Ты че, прикалываешься? – Борман угрюмо насупился: сугубо по-Гусевски, ни дать ни взять – маленький Федя. – Я все – проникся, виноват, типа, терзаюсь и все такое...
– Да терзайся на здоровье, кто мешает? Время идет, мне надо быстро принимать решение. Итак, сформулируем: в настоящий момент наглядной агитации на заборе судейской усадьбы нет. Так?
– Так.
– Плакаты?
– У Ромы.
– Состояние?
– А что с ними будет? Нормальное состояние.
– Хорошо. Валики?
– Какие валики?
– Ну, привет! Чем размазывать собирались?
– Эмм...
– Понял, вычеркиваем. Клей?
– Мать отняла...
– Понял, записываем... Плюс еще пятнадцать минут... Угу... Угу...
– Не понял... Ты что, хочешь сейчас клеить?!
– Не хочу. Видит бог – совсем не хочу! Но придется. У нас осталось пятьдесят с чем-то минут, так что...
– Не, Дим, это ты того... Ты, конечно, жуть какой умный, но...
– Мальчонка испужался? Ладно, сам справлюсь...
– Да прекрати – «испужался»! У него там сто пудов камеры стоят. На заборе или на крыше...
– Ты их видел?
– Ну... Судья же. Крутой, типа...
– Не видел – не болтай. Зачем ему камеры? Он прекрасно знает, что в этом городе никто не додумается злоумышлять против него. Он чувствует себя здесь хозяином.
– А если есть?
– Да и пусть. На их камеры хитро импортные, есть наши шапки дрянно вязаные. Звони своим мерзавцам, ставь задачу – пока клей добываем, пусть организуют нам шапки. Три штуки, больше не понадобится.
– Ну, это не проблема. – Борман с сомнением покачал головой и достал телефон. – А вообще, дрянь идея. Если ночью ничего не вышло...
– Звони, – я решительно направился к двери спортзала. – Сейчас по-быстрому «отмажу» тебя, да помчимся.
– «По-быстрому»?! Очень сомневаюсь... Тут работы еще часа на полтора.
– А вот это не твоя забота. Звони. Толпа не нужна: возьми Ромчика, вдвоем поклеите, я подстрахую...
Пока мы с Борманом болтали, Федя без разминки влез на ринг и с энтузиазмом принял в замес четверых активных членов клуба: в бешеном темпе, быстро меняя выдыхающихся «манекенов» через каждые две минуты.
Не повезло хлопцам. На момент внепланового появления босса у нас тут разная мелочь пузатая уборкой занималась (мыли окна и альпинистскую стенку), а эти четверо – постарше, пришли покачаться. Ну не дураки ли? Скажите, кто в праздники качается? Это ж очень вредно для здоровья, особенно в нашем случае. Не занятия, а сплошной травматизм. Берите пример с меня: я вообще не качаюсь. Ни в праздники, ни в будни. В футбол погонять, в волейбол попрыгать, дико поорать (игрок из меня – оторви да брось, зато уж ору – все падают замертво) – это пожалуйста.
– Федор Иваныч – срочное дело!
– Да ну, в ж..., знаю я твое «срочное»! – Федя в мою сторону – ноль внимания – продолжает молотить в темпе транссибирского экспресса. – Пока не выкопает – не отпущу.
– Да это здесь вообще не при чем! Это по поводу нашего вечернего мероприятия. Есть новости.
– Ага... Хлопцы – подышите пока, я быстро. – Федя нырнул под канаты и, не в силах сдерживать переполнявшую его энергию, принялся ритмично пританцовывать вокруг боксерской груши, награждая ее пушечными ударами. – Излагай. Хэк! Только покороче, чтоб я не остыл. Хххэк!
– Федя, давно хотел тебя спросить... Ты не друг судьи?
– Ха! – Федя судью ненавидит, как и любой честный уроженец нашего города. – Ну ты сказанул...
– То есть, спасать его от позора на всю страну ты не планируешь?
– Ха! Ну, б...
– Дай слово.
– Слушай, че те надо?..
– Федя – вопрос принципиальный. Дай слово, что не будешь помогать судье избежать скандала и позора в масштабах всей страны, а то и дальше.
– Ну естественно – даю! А по-человечьи объяснить...
– Итак, ты даешь слово?
– Даю!
– Ну вот и молодец, – я предусмотрительно отошел на три шага назад и укрылся за второй грушей. – Отпусти Борьку на часок – он мне нужен. Позарез.
Федин ответ на эту просьбу я цитировать не буду, потому что там через цензуру пройдут только «ну» «ты» и «подстава» – под оглушительные шлепки по грушам.
Не дожидаясь развития событий, я очень быстро и внятно раскидал на пальцах, что мы собираемся делать и еще раз напомнил про только что даденное обещание не помогать судье.
– Ну вы... конспираторы уевы... – Федя лучится счастливой улыбкой: Борман не токсикоман, недоразумение с клеем счастливо разъяснилось, это сейчас главное. И теперь понятно, почему с утра был такой надутый: что там «легионеры», когда тут такие токсикологические перспективы маячили... – А предупредить нельзя было?! Всю ночь не спал!
– Моя ошибка, – признал я. – Не думал, что так все получится.
– Закатать бы тебе в дыню за такую ошибку. – Федя еще разок от всей души зарядил по груше – но уже оптимистично, сугубо с первомайским подтекстом. – Все равно – наказание отменять не собираюсь...
– Да на здоровье! Все сделаем – через часок верну.
– Вано «через часок» уйдет. Кто будет на контроле? Насчет того, что он сам вернется – я что-то сильно сомневаюсь. Ловить по всему городу я его не собираюсь, так что...
– Ловить не надо – сам придет. Контролировать не надо – сам выкопает. Мальчик уже большой, все понимает...
– Ну, смотри. Не придет – сам копать будешь.
– Договорились. Ну все, забираю?
– Забирай. Тоже мне, «Земля и Воля», маму вашу...
– А, еще ключи от машины дай.
– На фига?!
– Да опаздываем уже, надо прокатиться кое-куда.
– Ну... Ладно, забирай. Смотри аккуратнее – только из СТО пригнал.
– Обижаешь! Аккуратность и бережливость – мое второе имя...
– Шапки?
– Будут.
– Валики?
– Сегодня хозяйственные не работают...
– В гараже посмотришь поролон, если нет, возьми любые тряпки.
– Там щетка есть, пол подметать – лохматая такая.
– Щетка... Пойдет, наверное. Прихвати.
– Понял.
– И поролон. И тряпки. Все бери.
– Хе-хе... Понял.
– Да ни фига не «хе-хе»! Помимо всего прочего, тряпки еще нужны, чтоб номера по-быстрому замотать. Типа, футболку драную, или что там, глянь.
– Номера?
– Да.
– Ух ты! Прям как настоящие...
– Короче. Тряпки, поролон, и... и Ромчика.
– Да понял, понял!
– Ну все, помчались. Только пулей – одна нога здесь, другая там.
И помчались: то есть в буквальном смысле побежали, резво шевеля локтями, – я на химкомбинат, Борман в гараж за машиной.
Семнадцать минут убил на добычу новой порции клея. Созвониться на бегу с нужным человечком, уточнить кто на КПП (к папе обращаться не хочется – болезненно реагирует на такие вещи), вынести, забрать – и опять кругом должен, потому что надо все быстро и без проволочек. Клей – супер, за двадцать секунд полоску рессорной стали буквально приваривает к куску рельсы, кувалдой не отобьешь, но по причине повышенной летучести страшно вонюч и ядовит. Обещали, что «бумага – бетон» вообще будет монолитной композицией: или закрашивать, или резаком соскребать.
По завершении «клеедобычи» я обнаружил неподалеку от КПП Федину «шестерку» и немедля сел за руль. Борман змейкой скользнул на пассажирское место. Выходить нельзя: ему под страхом смертной казни запрещено рулить, а тут все свои, увидят – на раз сдадут Феде.
– Плакаты?
– Здесь, – доложил Рома с заднего сиденья.
– Шапки?
– Вот, – Рома представил заготовки: одна вязанная шапочка со свежими неровными дырами, хоккейная маска и резиновая кинг-конговская морда.
– Да уж...
– У меня мать дома, – пояснил Борман.
– А у меня только одна шапка, – подхватил Рома.
– А бегать по пацанам некогда, – завершился Борман. – Сам же сказал – «пулей».
– Ладно, пойдет. Обезьянью морду сам наденешь.
– Как скажешь, босс.
– Щетки, тряпки, поролон?
– Все тут. – Борман предъявил объемную хозяйственную сумку. – Даже две широкие кисточки есть – чистые.
– Молодцы. Ну все, поехали...
Судья у нас проживает на Второй Московской. По логике, должна быть Первая Московская, но таковая отсутствует, равно как и Третья, а на Второй построили усадьбы первые лица города и... пятеро депутатов ГД. Зачем тут построились депутаты – я не знаю, это загадка для всего города, (подозреваю, что в Подмосковье есть более привлекательные в экологическом плане места), ну да бог с ними, это их личное дело. Вторая Московская у нас на опушке живописного соснового бора, за речкой, подальше от градообразующего предприятия. Ехать туда минут пятнадцать: пока добираемся, коротко посвящу вас в детали околосудейских пертурбаций.
Значит, дело было так: сидели вчера у Ленки, пили вино на предмет подготовки к корпоративной вечеринке (в «Эре» наливают детские порции, так что надо приходить уже хорошо подшофе, с запасом). В общем мы с Федей планово подымаем градус, наша репортерша штукатурится – хотя ей и не надо, и так лапочка, – тут вдруг звонит ее подружка-однокурсница и сообщает радостную весть. Завтра-послезавтра она будет работать у нас: делать репортаж о праздновании Дня Города в рамках нацпроекта «Бензоловое кольцо России», в связи с чем просит помочь разобраться со спецификой и вообще выступить в роли гида.
Насчет этой подружки я слегка в курсе: Ленка ей завидует. После журфака ее сразу взяли на центральный телеканал и органично вписали в солидную команду, а нашей красавице пришлось вернуться домой и освещать химические будни здешних туземцев. Нет, баллы и внешность тут ни при чем: та столичная штучка Ленке буквально во всем уступает. И училась намного хуже, и не такая симпатичная... Просто она родилась правильно: на старом Арбате и у «очень серьезных» родителей (а Ленкины, типа того, по жизни были полными шутниками). Вот и поперла карьера – сами ведь прекрасно знаете, как у нас все устроено в этом плане.
Наша прайм-дива поступила профессионально – эмоции в сторону, работа прежде всего. Сказала подружке, что обязательно поможет и тут же села составлять план репортажа, или как это у них называется – в общем, маршрут и места, на которые стоит обратить внимание.
А Федя возьми да и ляпни:
– Ты ее к судье отвези. Типа, на интервью. У него жена с дочками в Европу на шопинг умотали. Так что там сто пудов будет фильм-концерт, а местами возможны сольные выступления...
Да, интересный вариант. Городишко наш – большая деревня: невестка Фединого кореша (это тот самый думбадзнутый завхоз) работает туроператором фирмочки «Держись, Европа» – позавчера в одиннадцать утра оформляет шоп-тур на троих, а уже в три пополудни полгорода знает, что у судьи будет затяжная свинская пьянка со стрельбой, стеклобоем и, вполне возможно, непотребными девицами.
Ленка у нас традиционной ориентации (судью терпеть не может, как и все мы), идею одобрила. Столичная штучка такие вещи любит, она из той категории репортеров, что снимают наших чиновников с бросающимся в глаза подтекстом: вроде бы ненароком попавшие в кадр дорогие часы, шикарные иномарки, трехэтажные особняки и опухшие с дикого перепоя хари – непременно крупным планом, двояковыпукло и объемно, чтоб каждая жилка красноглазого кадра пульсировала и кричала: «Вот так мы поступаем с вашими деньгами, быдло вы тупоголовое!!!»
– Замечательно! С судьи и начнем...
А меня внезапно посетила идея привнести в этот репортаж этакий здоровый элемент неожиданности. Или нездоровый – это смотря с какой точки зрения.
Я бросил пить вино, сославшись на срочное дело, рванул домой, а по дороге вызвонил Бормана с Ромой.
Заготовки у нас были с незапамятных времен: мы давненько вынашивали грандиозные планы насчет слегка опарафинить этого злодея публичным образом, но все как-то руки не доходили. А сейчас как раз случай – грех упускать, другого такого не будет.
Договориться насчет суперклея, скинуть заготовки на принтер, прилепить к ватману, быстренько подправить фломастерами детали, предметно озадачить гитлерюгенд – на все ушло от силы час, после чего я, как ни в чем ни бывало, присоединился к репортерско-педагогической паре, и мы двинули на вечеринку.
А дальше вы в курсе: по причине недотепистости юной смены, а отчасти ввиду стечения непредвиденных обстоятельств, остался наш мерзавец без наглядной агитации.
Ну ничего, сейчас мы это дело поправим...
По дороге осенило.
– Калитка у него куда открывается?
– Что значит – «куда»?
– Внутрь или наружу?
– Эмм...
– О боже... На улицу, или во двор? Три часа глазели, неужто не обратили внимание?
– А! На улицу. Ну да, в смысле – наружу.
– Замечательно...
В начале улицы Мичурина скопипастили осиновую чурку – если приспичит, калитку подпереть, – в конце встали, попробовали замотать ветошью номера. Оказалось, что это довольно трудоемкая затея: проще снять номера и спрятать в багажник. Так и поступили.
Ну вот, теперь мы кругом преступники, назад дороги нет.
Заехали на Вторую Московскую, медленно прокатились мимо усадьбы судьи.
Осмотрелись.
У ворот стоит черная «Волга» начальника горотдела (товарищ проживает в центре, в трехкомнатной квартире, до особняка пока не дорос). Людей не видно.
– Вот это – «куча тачек»?
– Ночью была куча.
– Ну-ну...
– Не, серьезно!
– Понял, понял...
Встали неподалеку, за усадьбой мэра, прислушались, попробовали разобраться в обстановке.
Ну и ничего особенного: нормальная похмельно-вельможная улица в теплый майский полдень. Тихо, откуда-то тянет ароматным дымком, в усадьбе судьи негромко играет музыка. Это нормально – если до утра гуляли, теперь до вечера будут дрыхнуть без задних ног. На козырьке мэрской калитки развалился здоровенный наглый котище, рыжий, корноухий, с презрительным прищуром (эммрр... чернь? И кто же вас сюда пустил, оумрр?) – более серьезных средств наблюдения я не заметил.
– Камеры, говоришь?
– Вообще, такие люди живут – по идее, должны быть...
– Ну-ну...
Московское время: 11.44.
Ленка сказала, что на Вторую Московскую они подъедут к полудню, так что надо быстренько действовать: время поджимает.
– Ну что, юнги – за работу.
– То есть...
– То есть прикрыли свои бесстыжие физии, схватили причиндалы – и к забору. Один плакат слева от ворот, второй – справа, рядом с калиткой.
– А...
– А я на страховке. Обстановка, калитка, все дела... Вопросы?
– Все понятно.
– Вперед!
– Да, босс!!!
Борман с Ромой натянули маски, взяли плакаты, сумку и резво двинули к судейскому подворью. При этом Борман нервно проблеял гнусавым козлетоном:
– В-валим всех! Пленных не брать!!!
– Но-но! Посерьезнее...
Я сдал назад, встал вровень с воротами судьи и медленно, с натугой выдохнул, стравливая воздух сквозь плотно сжатые губы. Федя так научил – говорит, помогает.
Пффф...
Не знаю, может, кому и помогает, а мне – нет.
Тын-дын... Как мне сейчас неохота выходить из этого уютного и безопасного салона...
Ребята, открою маленький секрет: я по сути своей «кролик». То есть при любом обострении ситуации мгновенно впадаю в ступор и работаю ручным тормозом. Медленно двигаюсь, медленно говорю, медленно соображаю. Я всеми фибрами души желаю искоренить сие позорное явление, пробую бороться с этим, но...
За последний миллион лет человечий организм выработал ряд основных стереотипов реакции на опасность: удрать, сразиться, спрятаться. Если первые три варианта не удались – притвориться мертвым.
Федя с Борманом, да и Рома тоже – явно выраженные бойцы, при любом намеке на опасность мгновенно становятся реактивными и буквально лопаются от переполняющей их агрессивной моторики.
А мое естество предпочитает притворяться мертвым. Все процессы – на минимум, кровь отливает от личика (а я бледненький, так что особо и не заметно), организм впадает в ступор. Сами понимаете – для мужика это позор. А уж для лидера, который собирается чего-то там возглавить и куда-то двигать – и подавно. В борьбе со своим тормознутым организмом я все перепробовал, но пока что безрезультатно.
Самое смешное, что со стороны это выглядит, как монументальное спокойствие. Если Федя с Борманом нервничают, орут, делают резкие движения – я такой весь из себя плавный и томный. То есть если оперировать обычными пацанскими раскладами при производстве тривиальных «терок», вы можете сколько угодно пугать меня ложными замахами, трясти без толку ручонками у лица, и коварно обозначать движение вашей коленной чашечки в район моего гульфика – я на эти все финты просто не реагирую. И вовсе не ввиду высокой выдержанности и стойкости, а просто потому что в аху... эмм... пардон – в ступоре. Хе-хе... (Да-да, это тот самый истерический смешок перед лицом неизбежной гибели.)
Ну все, хорош словоблудить, пора на волю.
Пффф... Сколько лишнего воздуха в груди...
Пффф... Не работает, Федя, твой метод, мне надо что-то другое... Может, водки? Грамм двести? А нету, не догадался запасти...
Так... Двигатель не глушим, мало ли... Ух, чуть не забыл – надо же личико прикрыть!
Где у нас тут маски... Руки что-то дрожат, плохо слушаются... Вот же свинство: пока рефлектировал, эти моторные мерзавцы разобрали что получше, а мне оставили кинг-конговскую морду. Менять что-либо поздно, они уже работают: с трудом натянул тесную резину, взял из багажника краденую чурку и на ватных ногах двинул к воротам судьи.
Зачем вообще я тут нужен? С чуркой? Не проще ли отсидеться в машине?
Надо страховать: это я не для красного словца ввернул при постановке задачи. Вопреки ожиданиям, мгновенно наклеить плакаты отчего-то не получается – наверное, ввиду отсутствия должной практики. Борман с Ромой возятся, крутят ватман во все стороны, бестолково машут кистями, пару раз бутылку с клеем наземь уронили.
– Оставьте ватман в покое! Забор мажьте, обильно – потом сверху пришлепнете и тряпками прогладите. Шевелись, юнги!
Борман глянул с уважением: наверное, получилось медленно и величаво, как всегда в такие моменты.
В общем, надо посмотреть, что там у нас во дворе, и быть в готовности подпереть калитку чуркой: пока приклеют да схватится – нужно какое-то время.
Классическое «заглянуть в подворотню» не получилось: вредные иноземные строители оставили под воротами и калиткой такие узкие щели, что, наверное, и котенку ухо не просунуть. Вот это я вам припомню, рачительные вы мои. Как стану президентом, готовьтесь к массовой депортации – хлопково-маковые плантации уже затосковали по вашим под кирпич переученным ручонкам, они заходятся в немом вопле: вернитесь, сыны Азии, ну ее в гудок, эту неблагодарную Россию!
Крутанув массивную медную ручку, осторожно потянул калитку на себя – не заперто. Ну и правильно, зачем такому человеку запираться?
Присел на корточки, калитку приоткрыл чуть пошире – чтобы голову можно было просунуть, и приступил к беглому осмотру внутренней территории усадьбы.
Центральный вход с крылечком прямо напротив калитки, метрах в двадцати. Справа свежевыструганная сауна, между сауной и домом врыт в землю довольно объемный бассейн с мраморными бортиками, до краев наполненный водой. Дальше декоративная плетеная изгородь (стиль «Валенсия», то ли Карпаты – выбирайте), что за ней, отсюда не видно.
Слева от дома – огромная беседка, обсаженная по периметру едва пустившими зелень кустами (вид не разобрал – не ботаник я, да и неважно это сейчас). Что в беседке, мне не видно, а рядом вяло копошится субтильное бледное существо мужеска полу в спортивном костюме и «сланцах» – достает из большой коробки тарелки и ставит на перила беседки.
Две стопки тарелок на перилах уже стоят, это будет третья. Куда им столько? Тут как минимум на полсотни персон можно сервировать.
– Готово!
Борман с Ромой закончили клеить рядом с калиткой, побежали мазать забор слева от ворот.
– Молодцы. Давайте и дальше в том же духе...
В этот момент из бани выскочили три Афродиты (то есть совсем без ничего, из одежды – только клубы пара и пена, но вряд ли морская) и с истошным визгом бултыхнулись в бассейн.
Ух ты... Это, значитца, у нас тут вот такой сугубо судейский досуг? Занятно...
Вслед за Афродитами из сауны выломился здоровенный волосатый мужлан в ядовито-желтых трусьях и с первобытным рыком ухнул в бассейн. А брызг было – будто зрелый гиппопотам с эстакады сорвался.
– Это че такое было? – насторожился Борман.
– Работайте, не отвлекайтесь. Ничего особенного – просто люди отдыхают.
Мужлан – начальник горотдела. Большой человек во всех отношениях, и по комплекции, и по положению. А на отсутствие усадьбы не обращайте внимания – он у нас недавно, не успел еще заработать. Предшественника его посадили (то ли много брал, то ли мало делился – там как-то все непонятно), а усадьбу конфисковали. Возможно поэтому лохматый богатырь не торопится, понимает, что в нашей интересной стране все преходяще. И уходяще.
Богатырь принялся подныривать под Афродит и с молодецким гиканьем хватать их за разные места, девчата отбивались и азартно вопили, а я так засмотрелся на все эти водно-эротические экзерциции, что на какое-то время утратил контроль над обстановкой и выпустил крылечко из поля зрения.
И тут же за это поплатился.
– Та-а-ак...
Я повернул голову на возглас и замер как истукан.
Прямо передо мной, в двух метрах, стоял судья.
В легеньком банном халате цвета зрелого гонобобеля, с полным патронташем через плечо и двустволкой в руках.
– Икк-ххх! – от страха я икнул, непроизвольно сжался в комок и принялся доставать свой обтянутый отвратительной маской череп из калиточного проема.
И казалось мне, что делаю я это страшно медленно, а мир вокруг меня вдруг остановился и завис, как старенький гусевский комп при загрузке ресурсоемкой навороченной программулины...
– Киношники едут, – тягуче доложил слева Борман. – Мы – все. Пора уже валить, а то в кадр попадем...
– Ма-ка-ка!!! – радостно взревел судья, зачем-то направляя ствол в мою сторону и с мягкими щелчками взводя курки. – Ы-ы-гы-гы!!!
О нет, сэр, нет – вовсе не макака! Ну Кинг-Конг ведь, вольно же вам над зоологией глумиться. Хотя, какая, к бабуинам, сейчас разница...
– Виктор Иваныч! – крикнул от беседки бледный мужчинка, зазывно потряхивая тарелкой. – Давать?
На все это – от панического икания, до глубинного понимания – на кой уньк, собственно, нужно было выкладывать батарею тарелок на перила беседки – ушло секунды две-три, – за это время я успел таки достать личико из проема, захлопнуть калитку и чуть отодвинуться назад.
– Ту-дух!!! – шарахнуло дуплетом с той стороны забора.
Стальная дверь тонко взвизгнула, принимая на себя сдвоенный дробовой заряд и распахнулась настежь.
– Ну ни х... себе! – моторный Борман молнией метнулся к калитке, рывком захлопнул ее, привалил чуркой, и, крепко ухватив меня под локоток, поволок к машине.
Актуальное деяние, я вам скажу! У меня в буквальном смысле подкашивались ноги – не мог идти!
– Макака, б...!!! – калитка тотчас же затряслась от ударов. – Стоять!!! А-а-а, б...!!!
Добрались до машины, плюхнулись на сиденья, я дрожащей рукой воткнул передачу – выноси, родимая!
«Шоха» еще не стронулась с места, а реактивный Борман уже кому-то названивал.
– Кому?
– Ленке, – Борман кивнул в зеркало. – Она же с ними...
Глянул в зеркало: от центра города к нам медленно катит микроавтобус, с аршинным логотипом одного из центральных каналов телевидения на морде. С правого борта торчат две камеры – ребята снимают «с колес», времени даром не тратят.
– Лен? Разворачивайтесь бегом – и уе... отсюда... Да ниче! Он совсем в ах..., по людям палит! Сваливайте, пока не поздно...
И как этот бесенок все держит в памяти? У меня, например, совсем из головы вылетело, что Ленка сегодня работает гидом у столичной съемочной группы.
– Ма-ка-ка!!! Стоять!!!
Оторваться на дистанцию безопасного удаления мы так и не успели: в тот момент, когда я воткнул вторую передачу, судья успел разобраться с нашей чуркой и вывалился на улицу. Да, надо отдать ему должное – хороший охотник: даром, что пьян в три звезды, пока долбил в калитку плечом, успел перезарядить ружье.
– Ходу, ходу, ходу! – взвыл Борман. – Пригнись, б...!
Да я и так – ходу, это что вам, «Бентли», что ли?! А, пригнуться?
– Ту-дух!!! – опять шарахнул дуплет – по багажнику сыпануло мелким горохом, заднее стекло плюнуло в салон рубленным крошевом и приказало долго жить.
Просквозив юзом по обочине, мы выровнялись на шоссе, и, наконец-то обретя должное ускорение, рванули к выезду из города.
В зеркало можно было рассмотреть, что судья споро перезаряжает ружье, а киношный микроавтобус, заложив крутой вираж, разворачивается для экстренной ретирады.
– Все, нам пиз... – печально подытожил Борман. – Федя убьет за тачку...