Сижу у ведра с водой, пытаюсь стереть с лица черные разводы. Моя цена за полет к Евпатории. Если после первого испытания «Севастополь» показал себя чуть ли не идеально, то, когда мы разобрали двигатели после второго, оказалось, что цилиндры начали стачиваться. Слишком мягкое железо или не слишком точная конструкция – так или иначе, стало понятно, что при текущей конструкции пара сотен часов – это максимум. Потом цилиндры и поршни нужно будет менять. С другой стороны, пара сотен часов на скорости тридцать километров в час – это же почти шесть тысяч километров… Много куда можно долететь, главное, увеличить грузоподъемность, чтобы это имело смысл.
– Сколько? – рядом раздался голос Волохова. Кажется, последние мысли я проговорил вслух.
– В верстах поменьше будет, Даниил Кириллович, всего пять с половиной, – ответил я.
– Но до Петербурга хватит?
– Хватит. И туда, и обратно, – кивнул я. – Так что начинайте закладывать большой ангар, будем строить сразу два «Кита». Систершип «Севастополя» и большого брата.
– На сколько?
– Сто пятьдесят метров, – решил я. – Тогда мы сможем поднять больше десяти тонн и… Если у нас будет ангар с мачтой в Санкт-Петербурге, то сможем забрать груз там и привезти сюда. Быстро.
– Насколько быстро?
– Если без проблем и с попутным ветром – шестьдесят часов.
– Три дня до столицы, – Волохов выдохнул.
– Даже быстрее, – уточнил я. – Для более крупного дирижабля нам будут нужны более мощные двигатели, которые, соответственно, дадут большую скорость. А так… Человек пять мы можем хоть сегодня отвезти в Санкт-Петербург.
– Надо везти! – загорелся идеей Волохов. – Великих князей – к отцу и обратно, на пару дней. Представляете, какие после этого перед нами откроются двери?
– Представляю, что я на неделю лишусь своего единственного дирижабля, – возразил я. – И армия лишится. А что насчет возможностей, так нам их пока хватает. Лучше побольше ткани, дерева, угля и стали! А здесь и сейчас их нам никакое благоволение не поможет достать…
Я вспомнил, как выглядели с высоты дороги. Сначала не обращал внимание, а потом пригляделся и… Это было ужасно. Все плывет, все в грязи. Сотни подвод, которые тянули в Севастополь продовольствие и снаряды, еле передвигались. И казалось чудом, что запряженные в повозки волы в принципе умудрялись сдвинуть их с места. Так что получить со стороны дополнительные припасы сейчас было бы очень сложно.
Удивительно, что хотя бы еда для солдат и жителей успевает вовремя. Кстати, может, Волохов в курсе, как Меншикову это удалось?
– Ничего удивительного, – мой компаньон, как и ожидалось, был в курсе поставок продуктов. – Привезти еду сложно, заготовить заранее не смогли. Не ожидали просто… Так что пресветлый князь отдал приказ выкупать всю живность у местных жителей, даже ту, что они обычно оставляют на прирост.
Я сначала не понял, почему голос Даниила Кирилловича дрогнул. А потом понял… Живность на прирост – это те, кто должен был родить новых телят, свиней и птиц в следующем году. Кто должен был давать молоко и яйца, чтобы людям было что есть… А сейчас армия выгребает все подчистую, и если хоть что-то нарушит поставки, то полуостров будет ждать страшный голод.
– На что рассчитывает Александр Сергеевич? – спросил я.
– Зима приближается, – ответил Волохов. – Скоро дороги схватятся, будет проще довезти все необходимое. Сейчас, пока реки еще открыты, забиваются склады Ростова, а потом все это повезут уже к нам.
– Что ж, кажется, теперь я понимаю, с чем нам действительно сможет помочь «Севастополь», – в голове начал выстраиваться план.
Еще несколько минут мы потратили, чтобы вместе с Даниилом Кирилловичем обсудить наши дальнейшие действия. Постройка ангара, отправка человека в столицу, чтобы тот подготовил все, что нужно для прибытия нового «Кита», а потом… Пришло время воплощать в жизнь еще один мой план. Еще одну авантюру.
– Григорий Дмитриевич, спасибо, что спасли наши корабли, – Корнилов встретил меня в очень хорошем настроении. Адмирал стоял над большими картами города и Черного моря, было видно, что все его мысли сейчас сосредоточены на войне, которая уже скоро вернется в Севастополь.
– У вас очень серьезный вид, капитан. Неужели приехали мины, которые вы хотели испытать вместе с нами? – стоящий рядом Новосильский попытался угадать причину моего странного настроения.
Хороший человек и хороший капитан, но… Ведь то, что я сейчас предложу, собравшиеся могли бы сделать и сами. Вот только не подумали! Не потому, что им плевать, а потому что привыкли разделять. Снабжение для интендантов или статской службы, а для военных – красивые сражения. И тот же Меншиков, решая вопросы по подвозу в город продуктов или снарядов, использовал привычные ему средства, но даже не подумал о тех, кто сейчас мог сделать гораздо больше.
– В городе может начаться голод. Вместе с ним – болезни. Флот может помочь, – слова вырывались из меня короткими рублеными фразами.
– Чем мы можем помочь? – Корнилов блеснул глазами.
– Привезти продукты. Собрать корабли, которые не могут сражаться, но могут плавать. С помощью «Севастополя» мы доведем их до Ростова, где они загрузятся и привезут в город то, на что иначе потребовались бы тысячи подвод.
Я не стал называть цифры. Адмиралы не хуже меня знали, что одна подвода при крымских дорогах в межсезонье – это максимум двести килограммов. То есть даже самый обычный фрегат с грузоподъемностью в две тысячи тонн мог заменить десять тысяч телег. А два корабля? А небольшая эскадра?
– Это возможно, – поддержал меня Новосильский. – Готов возглавить эту экспедицию, тем более что «Императрица Мария» почти не пострадала во время шторма.
– «Императрица», «Кулевчи» и «Мидия», – кивнул Корнилов. – Вы пойдете в качестве прикрытия и груз возьмете не больше, чем влезет на замену балласта. Вы должны будете сохранить скорость, чтобы справиться с любым случайным кораблем, если он пойдет вашим курсом.
Я не ожидал, что все получится так легко, но… Кажется, я не зря старался в этом времени. Меня слушали, мои аргументы имели значение, в мои слова верили. Ну и, в конце концов, адмиралы на самом деле хотели помочь городу. Полчаса, чтобы обсудить детали, и подготовка к операции началась, а я неожиданно осознал, что все… Нет у меня срочных дел, закончился аврал, и сейчас надо просто ждать, пока идеи и планы превратятся во что-то реальное.
Я вышел на улицу, вдохнул морозный ноябрьский ветер. В рот попытались забиться с десяток снежинок, я с радостью их проглотил. А потом и вовсе высунул язык, чтобы поймать побольше… Рядом раздался шелест замедлившихся колес случайной пролетки.
– Не стоит так делать, молодой человек, – пожилой мужчина в гражданском мундире повернулся ко мне с пассажирского места. – Здоровье не шутки, и ни одна улыбка не стоит жизни.
Почему-то сразу представилось, что этот человек мог бы преподавать. Стоять в аудитории и уверенно рассказывать что-то студентам. И, несмотря на менторский тон, было что-то в голосе незнакомца, вызывающее желание прислушиваться к его словам.
– Григорий Дмитриевич Щербачев, капитан сводного морского отряда, – представился я.
– Пирогов Николай Иванович, действительный статский советник, – так же спокойно, как и раньше, представился в ответ незнакомец. – А ведь я о вас слышал. Вы же помогали доктору Гейнриху с его исследованиями? – я кивнул. – Тогда, если у вас будет время, может быть, составите мне компанию? Я только недавно приехал и не отказался бы пообщаться с тем, кто так много сделал для организации лечебного дела в Севастополе.
Кажется, я только недавно думал, что у меня выпала свободная минутка? И вот именно сегодня в город прибыл Николай Иванович, а значит, и Крестовоздвиженская община сестер милосердия. Скоро в госпитале станет очень людно.
– Конечно, – я не стал отказываться от приглашения и забрался в повозку, невольно оценивая внешность легендарного доктора.
Худой, жилистый, сразу видно, что у человека нет свободной минуты, чтобы нормально поесть. На голове ранняя лысина и широкие бакенбарды, переходящие в усы. А еще он действительно преподавал. Первый русский профессор в Дерптском университете, возглавивший медицинскую кафедру. Из-за болезни Николай Иванович в свое время упустил место в Москве, остался в Риге, но не потерял веру в свое призвание, в себя…
– Расскажите, молодой человек, как именно вам пришла в голову идея создать систему помощи раненым на местах? – Пирогов начал с вопроса, который его интересовал больше всего, и это, к моему удивлению, оказались не антибиотики или зеленка.
– Это казалось очевидным. Чем раньше окажешь помощь, тем больше людей сможет выжить.
– Вот именно! – чуть не воскликнул доктор. – А я ведь ехал к вам через Симферополь, смотрел, как работают там, читал описания того, что было при Альме – и это ужасно[5]. Представляете, люди лежали на поле боя целый день, прежде чем их собрали. А в каком виде нам вернули раненых англичане? Я было подумал, что их пытали, но нет. Они точно так же относятся и к своим больным, никакой культуры. Вот вы, Григорий Дмитриевич, как думаете, почему так произошло? Почему в той же Древней Греции или в Риме люди изучали медицину, стремились ко всему новому, а сейчас все сломалось?
– Вы сами сказали, – я чувствовал себя неуверенно в этом разговоре. Все же в медицине я понимаю не слишком много. – Раньше они исследовали болезни, а сейчас исследуют мнение авторитетов…
Я вспомнил разговор пары врачей в госпитале. Как они спорили о причине болезни, но при этом не пытались собрать информацию, а просто ссылались по очереди на тех или иных докторов разной степени древности.
– Как точно, – порадовался Пирогов. – Значит, вы мнением авторитетов не интересуетесь? Кстати, иногда и это полезно. Например, ваше нововведение чем-то похоже на идею «летучих амбулансов» Ларрея. В свое время они спасли немало жизней.
Я вспомнил главного хирурга армии Наполеона. Действительно, он предлагал и даже реализовал что-то подобное, но потом лишился должности, и идея заглохла.
– Учитывая небоевые потери Бонапарта, спас Ларрей все же меньше, чем хотелось бы.
– Мне кажется, вы недооцениваете его достижения, – Пирогов начал немного злиться. Это у многих бывает при первом знакомстве со мной. – Пулевые ранения в принципе очень сложные. Гангрена, травматический шок – это только главные опасности, что могут ждать больного вместе с раной! Только оперативность вмешательства порой может спасти жизнь, и то шансы невелики. Вы знали, что после пули в брюшную полость выживает только 20 % раненых? А при высокой ампутации бедра?
– Половина?
– Стопроцентная смертность! У меня был случай на Кавказе. У солдата застряло ядро в бедренной мышце, такое маленькое, от 3-фунтовой пушки. И кажется, надо ампутировать, но тогда шансов у него бы не было совсем. Пришлось вырезать, накладывать швы… Он прожил еще два дня.
– А потом умер?
– Да, – Пирогов совершенно не стеснялся смерти пациента, словно смирившись с этой частью своего пути. – И так слишком часто. Пули и ядра гораздо опаснее, чем любое холодное оружие, и совершенно непонятно почему.
– Тут есть у меня одна теория, – я замер, вспоминая пару имен из прочитанных в последние дни научных журналов. – Томсон и Ренкин ввели понятие кинетической энергии, и если посмотреть с этой точки зрения, то все становится на свои места. Просто сила удара пули в разы больше, чем у холодного оружия. Естественно, что она влияет на организм, и нам просто нужно искать как! А не доводить до совершенства скорость ампутации.
Я вспомнил одно из достижений Ларрея. Семь минут на одну отрезанную конечность после Бородино. В тот вечер он сделал больше двухсот операций.
– А это интересно, – Пирогов тем временем ухватился за мою мысль. – Думаете, эта энергия влияет на пучки нервов?
– Мне кажется, что проблема больше в микроорганизмах, – я попытался вспомнить хоть что-то полезное. – Ведь уже доказано, что они постоянно живут в нашем теле. Есть те, что вредят, есть полезные… Что, если пуля, нарушая баланс организма, заставляет обычно мирные бактерии начинать нам вредить?
– Теория…
– Так я и не медик, а просто капитан, – возразил я. – Но разве это так сложно проверить? Тем более что доктор Гейнрих сейчас работает над препаратом, который сможет эти бактерии убивать.
– Слышал, но там очень далеко до практического результата, – Пирогов начал погружаться в себя. – Но что-то можно попробовать и сейчас. Первое, считать, что любая огнестрельная рана первично инфицирована. Второе, нужно пытаться вернуть организм в привычное состояние. Например, иссечением нежизнеспособных тканей. Да, если болезнь зарождается именно в них, то это будет эффективно. Третье, попробовать лечение раны открытым методом и наложение шва только после уничтожения инфекции.
Я сидел, слушал человека, который смог не откинуть, а принять новую информацию. Причем не только принять, но еще и систематизировать. Вот это склад ума… Надеюсь, мои смутные воспоминания помогут Пирогову спасти еще много жизней.
– Кстати, вас, говорят, ждали в Севастополе еще в сентябре? – я решил сменить тему разговора.
– А… – Пирогов только рукой махнул. – Хотел приехать, но кто же меня отпустит. А тут оказия… Великая княжна Елена Павловна решила отправить для поддержки раненых свою Крестовоздвиженскую общину сестер милосердия, и нужен был мужчина, который бы их сопроводил. Тут про меня и вспомнили.
Ну вот, я думал, что это Пирогов был главным и привез всех с собой, а оказалось, все совсем наоборот.
– И как вам сестры? Готовы они работать? – спросил я.
– Они-то? Ну да, вы не знаете, их же только в этом году организовали. Сто шестьдесят девушек приняли, каждая лично подавала прошение на имя Елены Павловны. В их рядах, конечно, есть 25 мещанок и 5 монашек, но все остальные – это жены, вдовы и дочери высоких чиновников и помещиков. Они знают, зачем едут в осажденный город, и знают, чья воля их прикрывает. Так что они не только готовы, но и совершенно не боятся. Когда мы были в Симферополе, один аптекарь пытался отказать в выделении лекарств – как потом оказалось, он их успел продать на сторону – так наши девушки его так застращали, что он не выдержал и застрелился.
Я чуть не присвистнул. Вот тебе и мирные дамы в коричневых платьях с белыми чепчиками. Такие действительно способны навести шорох где угодно, главное, направить их энергию в правильную сторону… Мы еще какое-то время болтали с Пироговым, пока повозка не доехала до госпиталя. Здесь Николай Иванович начал прощаться. Сказал, что хочется взять сутки, чтобы разобраться в ситуации, а потом звал в гости – снова обсудить медицину и некоторые мои «странные идеи».
Я был совсем не против. Главное, чтобы война не вернулась раньше времени.
Кирилл Вяземский ехал во главе конного разъезда. С момента заключения перемирия они начали уходить дальше от стоянки армии, стараясь держать под контролем все южное побережье Крыма.
– Поручик! – один из ускакавших вперед егерей замахал руками. – Посмотрите, там творится что-то невероятное!
Кирилл ударил шпорами по бокам своего коня. Дома у него был конь, которому он дал имя, а этот, армейский – сколько их уже погибло под ним и сколько погибнет… Князь доехал до вершины холма и замер, пытаясь осознать, что же он видит. Английский корабль стоял на якоре у берега, а в воздухе парили десятки «Ласточек», взлетая с него, делая круг над берегом и возвращаясь назад. Смертельная карусель…
– Они что-то сбрасывают, – стоящий рядом егерь так разволновался, что забыл про субординацию. Что-то часто они в Севастополе стали о ней забывать…
– Это бомбы, – догадался еще один.
– Они не взрываются.
– Пустые ядра, пока без пороха, но как придет время, его просто добавят…
Все замолчали. Вяземский не знал, о чем сейчас думали егери. У него самого в голове крутилась только одна мысль: почему так не делал Щербачев… Хотелось бы сказать, что тот просто не додумался, но поручик видел, что при схожести форм английские «Ласточки» выглядят и летят куда как неловко. Определенно, капитан сводного отряда лучше разбирался во всех этих небесных делах.
А англичане неожиданно прервали свою карусель и засверкали фонарем, передавая сообщение. Кому?
– Что-то блестит! Там! – на этот раз егерь указал куда-то вглубь Крыма, и теперь Вяземский все понял.
Там был еще один отряд, который специально стоял в отдалении, чтобы перехватить любого случайного зрителя. Куда бы тот ни попытался уйти… Англичане оказались готовы к тому, что их заметит один из разъездов, и оставили на этот случай ловушку.
– Скачем навстречу! – принял решение Вяземский.
Он видел, что большую часть пути они смогут проделать, скрывшись от врага в балке. Да, наблюдатели с неба не дадут им затеряться, но, зная о возможностях «Ласточек» Щербачева, Вяземский на это и не рассчитывал. Им бы просто подобраться к врагу поближе, чтобы их дальнобойные ружья не смогли сыграть свою роль. А там рывок, натиск и верная сабля в крепкой руке – и они еще вырвутся на открытое пространство.
Он должен вернуться и рассказать. В отличие от остальных князь обратил внимание еще и на выложенный мешками контур крепости, над которым тренировались английские «Ласточки». Крепости, которую те собирались забросать бомбами. И Вяземский узнал ее – Керчь. Ключ от Азовского моря, от путей снабжения, без которых Севастополю не устоять.
Он просто не имел права умереть!