Крым 1917–1920. Революция и Гражданская война - читать онлайн

Глава II. Февральская революция

Первые дни. Февральская революция для значительного числа населения Крыма явилась неожиданностью. Первые сведения о революции были получены из отрывочных сообщений газет и слухов о «каких-то событиях в Петрограде». События в Петрограде генерал-губернатор Эбелов, вице-губернатор Горчаков и командующий флотом Колчак старались представить простыми беспорядками. Эбелов в своем приказе сообщал, что «беспорядки последних дней в Петрограде прекращены вмешательством председателя Государственной думы Родзянко»… Приказы Эбелова и Колчака заканчиваются призывом «твердо и непоколебимо выполнять свой долг перед государем императором и родиной». Подробные сообщения о революции газеты первые дни не печатали. Только 5 марта вице-губернатор Горчаков принимает у себя депутацию «общественных» деятелей, которые благодарят его за гуманное отношение к населению и постоянную готовность помогать общественным организациям. С 6 марта власть от него перешла к председателю губернской земской управы Харченко. В других городах Крыма события шли тем же путем. Так, в Севастополе 5 марта по требованию огромнейшей толпы народа Колчак должен был выступить с сообщением о революции; до этого он собирал командный состав, которому дал указания о поддержании порядка и боевой готовности флота.

В Феодосии еще 5 марта в местном суде слушаются дела «за оскорбление его величества» и в этот же день испрашивается разрешение губернатора на созыв собрания, где бы можно было сообщить о революции, «событиях в Петрограде», как официально называли разразившуюся революцию.

4, 5, 6 марта по городам Крыма быстро создаются общественные комитеты. Руководящая роль в общественных комитетах достается буржуазии. Советы, начавшие организовываться, в эти же дни заполняются меньшевиками, эсерами, вернее, депутаты совета попадают под влияние нескольких представителей указанных партий. Буржуазия, взявши власть, не думала о многом: она считала, что «события скоро получат твердое правовое обоснование», революция «развяжет руки общественности, которая получит полную возможность служить родине и борющимся братьям» (из речи Налбандова в Симф. гор. думе)[13]. Дальше стремлений, высказанных в ноябре – декабре 1916 года о том, чтобы уничтожить разрыв между властью и обществом, буржуазия не шла. Наиболее откровенной в своих помыслах оказалась керченская буржуазия. 6 марта там было опубликовано такое воззвание городской думы: «Городская дума считает долгом разъяснить, что опубликованная местной газетой «Южная почта» телеграмма под заголовком «Отречение великого князя Михаила Александровича от престола» по своему заглавию не соответствует истине, так как великий князь Михаил Александрович в действительности согласился вступить на царский престол, поставив условием, чтобы его избрал весь русский народ»[14]. Уничтожив для вида полицию, начальником милиции назначили бывшего полицеймейстера Смирнова И. Революция по отношению к жандармам в первые дни выразилась в замене синего цвета нашивок белым.

Не допускать глубоких изменений, свести революцию к куцым и выгодным для буржуазии реформам, затормозить развитие массового движения – такова была линия буржуазии в этот момент. Большую услугу в этом отношении оказывали капиталистам меньшевики: не разъясняя населению сути происшедшего, они явно тормозили самое движение. Классическими документами, характеризующими предательство меньшевиков, служат обращения Феодосийского и Керченского сов. раб. деп. Первый, Феодосийский, указав на серьезность переживаемого момента, призывает население к тому, чтобы «ни в каких демонстрациях участия не принимать». Керченский совет обратился к рабочим с таким призывом: «10 марта в Петрограде устраиваются гражданские похороны героев великой борьбы за освобождение. В этот день вся свободная Россия должна увековечить память положивших жизнь свою за всенародное дело. Народное правительство и Совет рабочих и солдатских депутатов в Петрограде объявили день 10 марта днем всенародного почитания. 10 марта день весны, который должен праздноваться ежегодно всей Россией.

Товарищи и граждане!

Впервые этот день празднуется в момент, когда идет организация нового строя. Теперь от всех нас требуется работа, дело.

Товарищи и граждане!

Помните, что каждый день, каждый час нам дорог. Каждый миг праздничного промедления задерживает нашу работу, которая так необходима сейчас для дела свободы и мощи армии.

Об этом Керченский совет счел священным своим долгом подумать. Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов признал, что в переживаемый нами момент мы должны всенародный праздник провести за работой, за делом. Мы считаем, что теперь это будет лучшая почесть, которую мы окажем памяти тех, кто жизнью своей заплатил за наше освобождение. Они не пожалели своей жизни, мы не должны жалеть своего труда, чтобы закрепить новый государственный строй.

Исполнительный комитет считает, что теперь работы в мастерских, фабриках и заводах не должны прекращаться ни на минуту. Работа должна идти с удвоенной энергией, усиленным напряжением.

Никаких выступлений, никаких митингов, от всего этого нужно воздержаться, когда от работы, от нашей энергичности зависит окончательный успех революционного движения. Поэтому исполнительный комитет призывает всех товарищей и граждан в первый день весны, в день гражданских похорон героев оставаться на местах за своим обычным делом, за своей постоянной работой»…[15]

Симферопольские меньшевики не отстают от своих собратий по предательству. Они убеждают рабочих, задумавших объявить забастовку экономического и политического характера, не выступать, т. к. момент требует напряжения сил. Это имело место по отношению к рабочим ряда симферопольских и джанкойского заводов. В Севастополе совет рабочих депутатов порта, по свидетельству Колчака, заявил последнему, что рабочие «будут выполнять свои работы, как и раньше; даже вначале заявили мне (Колчаку. – М. Б.), что они не признают 8-часового рабочего дня и будут работать столько, сколько потребуется для военных надобностей флота. Такое заявление установило самое лучшее отношение с рабочими севастопольского порта…»[16]

Такое единение меньшевиков и с.-р. с буржуазией позволило капиталистам укрепиться у власти и начать бешеную агитацию против революционных методов разрешения отдельных вопросов. Буржуазная пресса до того в первые же дни обнаглела, что, откровенно высказывая сожаление по поводу революционного разоружения полиции, писала: «Картина обезоружения полиции производила тяжелое впечатление»[17]. Однако губернский комиссар на другой день после обезоружения в Симферополе дал распоряжение провести это и в других городах. В лице организуемой милиции буржуазия надеялась создать себе опору. Привлечение в милицию явно враждебных революции лиц вызвало протест в массах и заставило Советы вынести решение о предварительном утверждении кандидатов Советами.

Первые дни революции приносят большое оживление в политической жизни. Уже к 12 марта создаются комитеты РСДРП меньшевиков, к.-д., с.-р. Кустарь, ремесленник, мелкий буржуа, интеллигент – поставляют человеческий материал для меньшевиков и с.-р. Последние также значительно росли за счет армии и флота. В июне м-це эсеров насчитывали в Севастополе и его районе, считая флот, огромнейшую армию больше 20 тысяч человек. Социалистические партии, не имея средств, не могли в первые дни думать о большой печатной агитации, тогда как буржуазная клика, собравшись у кресла власти, могла под флагом внепартийности развить бешеную агитацию.

С первых же дней начали возникать самые разнообразные по названию, но весьма тождественные по внутреннему существу организации. Организовались все с домовладельцев, торговцев до групп «активных деятелей Февральской революции», союза имени Минина и внепартийных групп республиканской демократии. В апреле месяце в Ялте на собрании граждан истеричный буржуазный интеллигент кричал: «Я дикий и вас призываю к этому. Организуйтесь в союз домовладельцев и квартиронанимателей, платящих налоги. Работники трех классов, объединяйтесь. Совет вставил палку и остановил государственную колесницу». Напрасные, незаслуженные обвинения бросали меньшевикам и с.-р. Они с первых же дней взяли твердый лакейский курс; не напрасно же керченские социалисты оказались отзывчивыми на призыв Месаксуди такого содержания: «Городское самоуправление решило отпраздновать великий день свободной России и постановило: пригласить всех граждан на Соборную площадь, где будет в соборе отслужена панихида по борцам, павшим за свободу, и благодарственный молебен. После молебна и слова пастыря будут произнесены речи городским головой и представителями от войск, рабочих и учащихся» (цитирую по материалам Керченского истпарта).

Услужливость и предательство меньшевиков в дальнейшем сказались еще ярче.

Общественные комитеты и городские думы. Общественные комитеты, созданные в первые дни после получения сообщений, превращаются в простые осведомительные, иначе агитационные, бюро. Власть распределяется между советами, городскими думами и комиссарами. Общественный комитет в Симферополе на одном из своих заседаний решает информацию населения вести «внепартийно», всякие партийные выступления от комитета не разрешались. На деле такое решение приводило к тому, что информация носила явно буржуазный характер.

В апреле 1917 года состоялось совещание общественных комитетов, где наряду с вопросами была заслушана информация о состоянии организаций в городах и просветительной работе в городе и уезде. Сообщения сводились к указанию на важность демократизации городских самоуправлений. Все общественные комитеты для создания большего доверия городским думам ввели туда своих представителей. Кстати нужно отметить, что сами общественные комитеты представляли из себя собрания, где большинство принадлежало буржуазным и соглашательским элементам. Так, в исполнительное бюро Симферопольского комитета было на первом заседании комитета дано рабочим 2 места. Рабочие на этом заседании не присутствовали потому, как сообщают «Южные ведомости», что «они были заняты делом организации совета рабочих депутатов». Буржуазия не могла, конечно, пойти на ломку старой машины управления, пополнение думы было в ее глазах уже большим шагом демократизации.

Характерную резолюцию по вопросу о думе вынесла группа организованных рабочих города Симферополя и его окрестностей. Приведем ее полностью:

«Группа организованных рабочих г. Симферополя и его окрестностей считает самой необходимой задачей настоящего великого момента организацию народных сил для укрепления власти нового правительства и устранения разрухи в политической и экономической жизни страны. Ближайшим образом такая организация на местах должна стать обязанностью городского самоуправления. Поэтому группа предлагает городской думе опереться в своей деятельности на организованные элементы местного населения и пополнить свой состав его представителями. Принимая во внимание, что рабочие и армия вынесли на своих плечах всю борьбу последних дней и что без организованной поддержки рабочих немыслимо положительное разрешение продовольственного вопроса, поддержание внутреннего порядка и промышленной деятельности города, группа предлагает думе привлечь к своей работе делегатов рабочих города Симферополя и его окрестностей, а также представителей армии. Для осуществления такого рабочего представительства группа предлагает городской думе взять на себя устройство собраний на фабриках и заводах для производства выборов уполномоченных, которые в свою очередь выберут представителей в думу. Считая городское самоуправление, пополненное представителями населения, единственной в настоящий момент организацией, общественной силой – группа организованных рабочих отдает в распоряжение городской думы все свои наличные силы для разрешения основных вопросов момента. Группа приветствует героическую армию, в решительный момент жизни родины ставшей на сторону народа, и призывает население г. Симферополя к гражданской выдержанности и мужественному спокойствию, столь необходимым для упрочения завоеванных народом прав».

Неспособность дум и управ старого состава справиться с работой в новых условиях очевидна большинству так же, как очевидна и их непопулярность в массах населения, однако в них стремятся влить новое вино. Одновременно с этим губернское совещание общественных комитетов ходатайствует о введении в продовольственные комитеты своих представителей, ибо они «являются выразителями воли масс населения». Избрание дум и управ происходит значительно позднее. На выборах побеждает социалистическая группа. О распределении мест в думе дает представление следующая таблица:

Несмотря на то что большинство в думах принадлежало социалистам, они и не думали о каких бы то ни было коренных реформах. Додумались некоторые до того, что во главе управы поставили представителей буржуазии, причем на этой почве разыгрался весьма поучительный инцидент в Керчи. Керченская дума избрала городским головой Месаксуди. На сообщение об избрании он ответил, что с неизвестными ему людьми, не знающими городского хозяйства и непопулярными у населения, он работать не будет.

Несмотря на такую звонкую оплеуху, социалисты вновь просили Месаксуди занять должность городского головы и только после второго отказа решили посадить на это место Могилевского (социалист). Программы социальных преобразований, после десятка звонких фраз ни к чему не обязывающих авторов, в своей конкретной части ограничивались пунктами о содействии «доблестной армии», реорганизации продовольственного снабжения через введение общественных представителей и двумя-тремя мелочами. Основную причину экономического расстройства, разрухи и надвигающегося для отдельных районов голода деятели, «облеченные доверием масс», видели в низком уровне культурного развития населения. В подтверждение и с целью углубления этого сказанного в Симферополе выступают в Керчи, заявляя следующее: «Не следует забывать, что первые дни великой русской революции были всенародным светлым праздником, но затем этот праздник стал омрачаться. Русский народ, воспитанный веками в пьянстве, грубости и невежестве, не понял полученной им свободы, оказалось, что революция опередила развитие нашего народа» (по материалам Керч. истпарта).

Комментарий такое заявление не требует. К нему можно добавить только то, что страх перед возможностью развития массового движения преследует буржуазию, а за ней и социалистов. Все внимание направляется к тому, чтобы остановить дальнейшее движение, развитие революции и представить происшедший переворот как не имеющий никакого отношения к вопросам классовой борьбы. Несмотря на большую неорганизованность в управлении краем, буржуазия кричит: «Власть находится в твердых руках». Одновременно с этим губернский комиссар вынужден очень часто менять уездных комиссаров; дело дошло тут до того, что министерство внутренних дел вынуждено было обратить внимание на комиссарскую чехарду, предложив внимательнее подбирать лиц, «облеченных доверием общества».

Чтобы доказать ненужность, вредность самостоятельного выступления пролетариата, кадетский писака в «Южных Ведомостях» заявляет, что 1 мая не является пролетарским праздником, этот праздник «великой идеи социализма». Огромнейший переполох вносит в среду буржуазии и социалистических партий выступление в Петрограде возвратившегося в Россию В.И. Ленина. Лидер местных меньшевиков закричал о том, что Ленин дезорганизатор, он губит революцию, где бы он ни появлялся, там «распадается единение и начинается раскол». Мирное сожительство меньшевиков, социалистов-революционеров и буржуазии они никак не желали разрушить, а так как дух Ленина, несмотря на отсутствие организации большевиков (она начала складываться позднее, см. об этом ниже), начал витать над полуостровом, нарушая мирный сон буржуа и его лакеев, они нашли легкий, с их точки зрения, выход «считать деятельность Ленина пагубной для свободы России и провокационной в том виде, как она сейчас проводится, а потому удалить имя этой заразы из наших умов и сердец» (из резолюции, принятой собранием с.-р. агитаторов в Севастополе. Газета «Революционный Севастополь»).

Вероятно, слабо надеясь на удаление из «умов и сердец», было решено принять и более радикальные меры. Так, в Евпатории в апреле решено: «1) признать в принципе приезд Ленина в Евпаторию нежелательным, 2) просить начальника гарнизона выделить караул для ежедневной поездки в Саки для недопущения проезда Ленина в Евпаторию и 3) если бы Ленину удалось проскользнуть в Евпаторию, немедленно арестовать его и выслать обратно из Евпатории»[18].

Керчане оказались более любезными. Они не возражают против приезда Ленина, но при условии не выступать, а если выступит – арестовать. Севастопольцы приняли решение о недопуске Ленина 342 голосами при 20 против и 47 воздержавшихся. Феодосия искала у себя якобы приехавшего Ленина, но не нашла. Обыскивающий гостиницы начальник караула доложил, что приехавший и заподозренный как Ленин никакого отношения к «известному большевику не имеет».

Продовольственный вопрос. Между буржуазией и социалистами произошло молчаливое распределение обязанностей. Одни из них сели в городские думы, взяв роль уговаривающих и «организующих», вторые, т. е. буржуазия, являющаяся более реально мыслящей, захватили в свои руки руководящую роль в губернии и особенно в продовольственном деле. Так, например, Месаксуди, отказавшийся от должности городского головы, с удовольствием взял на себя обязанности председателя продовольственной управы. Он отлично понимал, что держать в своих руках массы мелкой буржуазии значительно лучше можно экономическими, в данном случае продовольственными мероприятиями, а затем правительственным давлением, поэтому-то Месаксуди и держал в своем распоряжении вначале и управление градоначальника, т. е. такой аппарат, который располагал реальной силой. Впоследствии обязанности градоначальника были переданы «в надежные руки» эсеров. О том, как пользовались своими правами «господа деятели продовольственные», дает представление следующее: «Приверженцы Месаксуди начали вести среди городского мещанства агитацию за необходимость возвращения нашего «благодетеля» обратно. И когда в конце августа гор. думой было опубликовано распоряжение Врем. правительства о повышении цен на муку и хлеб на 100 %, то результаты агитации резко выявились. Собралась толпа народа, преимущественно женщины, и прежде всего бросилась за защитой к «благодетелю» комиссару Врем. прав. П. Месаксуди. Он не мог отказаться от удобного случая развести демагогию и заявил толпе, что все останется по-старому, что никаких повышений цен на муку и хлеб он не допустит. Когда же на следующий день мука все же стала продаваться по повышенным ценам, то толпа собралась еще большая, вваливаясь в продовольственную управу и чуть не разгромила ее, затем захватила на улице Могилевского и с антисемитскими выкриками чуть его не избила.

И вот в эти тревожные для Керчи дни, когда разбушевалась народная стихия, Месаксуди уклонялся от какого бы то ни было отрезвляющего воздействия на толпу, кричавшую «дайте нам Месаксуди, он обещал нам муки и мануфактуры, а вы, жиды, все попрятали»[19].

О нравах продовольственников и особоуполномоченных дает представление следующее постановление прокурора Симферопольского окружного суда. Кстати нужно отметить, что дело это началось только после того, как грабеж и спекуляции, будучи весьма явными, вызвали ропот и требование убрать Харченко.

«Прокурор Симферопольского окружного суда, рассмотрев препровожденную на основании 9 ст. Постановления Временного правительства от 11 апреля 1917 года инспектором особого совещания при особоуполномоченном по закупке хлеба, сахара и соли для нужд армии капитаном гвардии Евреиновым 23 апреля с/г за № 17 переписку о злоупотреблениях по закупке хлеба для армии в Таврической губернии, нашел, что 28 мая 1916 года доверенный торгового дела С.Ш. Барановский и Ко С. Барановский заявил уполномоченному по закупке хлеба для армии в Таврической губернии Я.Т. Харченко просьбу об освобождении его от договора от 2 апреля 1915 года о поставке 400 вагонов ячменя, основываясь на неполучении им мешков от уполномоченного для отправки этого ячменя.

Это обстоятельство было удостоверено уполномоченным Харченко в отношении его от 16 сентября 1916 года за № 10567 на имя Таврической контрольной палаты, согласившейся на этом основании на расторжение договора; однако, как установлено ревизией, в действительности в распоряжении Барановского находился излишек мешков, каковой мог быть им употреблен на поставку ячменя.

Таким образом, Барановским не выполнен договор о поставке ячменя в количестве 400 000 пудов без каких-либо уважительных причин, указанная же им в заявлении причина непоставки – недостаток мешков – оказалась ложной.

Делопроизводитель уполномоченного Израиль Житомирский, заведуя нарядами мешков, допустил выдачу Барановскому мешков в излишнем против необходимого количестве, следствием чего на руках у Барановского, как установлено ревизией, оказался излишек в 121 090 казенных мешков, в то время как из-за недостатка мешков уполномоченный был вынужден расторгнуть договоры с рядом поставщиков.

На основании изложенного и руководствуясь 9 ст. Постановления Временного правительства от 11 апреля 1917 года, постановил: возбудить уголовное преследование против бывшего уполномоченного по закупке хлеба для армии в Таврической губернии Я.Т. Харченко по 417 ст. Ул. о нак. против бывшего делопроизводителя того же уполномоченного Израиля Иосифова Житомирского по 2 ч. 341 ст. Ул. о нак., против поставщика С.Ш. Барановского по 115 Уг. улож., предложив производство предварительного следствия судебному следователю по важнейшим делам г. Буримову при копии сего постановления».

Предъявленные здесь обвинения являются маленькой долей общей большой мародерской деятельности. От гражданских спекулянтов не отставали и военные. Так, генерал-майор Петров, помощник начальника порта в Севастополе, обвинялся в содействии спекуляции кожами некоему Дикштейну.

Что же, однако, предпринималось для уменьшения остроты продовольственного вопроса?

Продовольственные затруднения, дававшие себя чувствовать до февраля, в марте особенно обострились. Таврическая губерния, вывозившая в довоенное время до 80 миллионов пудов в год и пережившая в 1916 году частичный неурожай, имела к вывозу не больше 20–25 миллионов пудов. Южные крымские районы губернии нуждались в ввозе хлеба, северный степной район имел излишки, которые в большей доли были сосредоточены в руках помещиков. В первые дни после Февраля усилиями бесчисленных эмиссаров Временного правительства удалось собрать некоторое количество хлеба у крестьян; однако положение было такое, что вместо 600 вагонов, намеченных к отгрузке для армии и промышленных центров, в марте отправлено было всего 10 вагонов и, кроме того, росли местные затруднения. Выходом из положения могло быть принятие решительных мер по отношению к владельцам хлеба. Временное правительство, не желавшее «портить отношения» с помещиком, вместо решительных мер пошло по пути повышения покупной цены хлеба. Создалось такое положение: крестьянин увез хлеб по низким твердым ценам (1 р. 81 к.), помещик продает хлеб тому же правительству по повышенным (2 р. 90 к.). Вызванный на революционную патриотическую помощь правительству крестьянин оказался у разбитого корыта, его обманули на первой же сделке.

Местные буржуазные и социалистические деятели, с одной стороны, потому, что в их интересах было не повышение, а, наоборот, даже понижение цен, с другой – потому, чтобы не допустить быстрого роста недовольства со стороны крестьян, подвергли продовольственный вопрос обсуждению на губернском совещании общественных комитетов. Обсуждение продовольственного вопроса вылилось в решение вопроса о ценах на хлеб. «Многие члены собрания, – значится в протоколе совещания, – указывают, что, когда правительство обратилось к населению с призывом поставлять хлеб для армии и цена была назначена 1 р. 81 коп. за пуд, большинство средних и мелких земледельцев сдали свой хлеб казне. Крупные же земледельцы и спекулянты, видя неустойчивую политику правительства, задерживали у себя хлеб и скупали его у желающих продать. Ныне Временное правительство установило твердые цены на хлеб в 2 р. 90 к. за пуд. Принимая во внимание, что хлеб остался только у крупных помещиков и спекулянтов, задерживающих его в ожидании повышения цен, многим же крестьянам теперь придется покупать хлеб для пропитания до нового урожая, члены собрания высказываются за отмену новых твердых цен на хлеб урожая 1915 и 1916 г. и возвращение к старым ценам 1 р. 81 к. пуд. франко-амбар, причем хлеб крупных помещиков и спекулянтов должен быть реквизирован по старым ценам 1 руб. 81 коп. за пуд франко-амбар со скидкой 15 %»[20].

Один из членов совещания указывает собранию на тяжелое положение, в каком очутились кооперативы; он говорит: «Движимые чувством патриотизма, кооперативы приняли все меры к тому, чтобы поставить возможно большее количество хлеба. Кооперативы закупали хлеб у крестьян и старались скорее сдать его казне. А теперь правительство резко повысило цены, и кооперативы оказались под подозрением у населения, не сумели защитить интересы крестьян. В деревне есть еще хлеб, и если его будут ставить помещики, – крестьяне поставят все, что только у них есть лишнего».

В выступлениях отдельные участники совещания указывали на неурядицы и несогласованность действий отдельных лиц и организаций, заготовляющих хлеб. В виде примера задержки хлеба было сообщено, что в имении Фальц-Фейна есть налицо до 400 тысяч пудов хлеба, причем представитель волостного комитета ближайшей к имению волости заверил совещание, что они вывезут хлеб в несколько дней, нужно только решить вопрос о его реквизиции по старым ценам.

В результате обсуждения совещание постановило:

«1) ходатайствовать об отмене новых твердых цен на хлеб урожая 1915–1916 гг. и установлении прежних цен 1 р. 81 к. без доставки на станцию железной дороги;

2) ходатайствовать о том, чтобы хлеб урожая 1915-16 гг. у помещиков и спекулянтов был реквизирован по цене 1 р. 81 к. пуд без доставки на станцию железной дороги, со скидкой с этой цены 15 %;

3) немедленно заняться на местах организацией волостных продовольственных комитетов;

4) ходатайствовать о том, чтобы для Таврической губернии разрешено было представителей в губернском, уездных и городских продовольственных комитетах от земства и города заменить соответствующим числом представителей от губернского, уездных и городских общественных комитетов;

5) ходатайствовать, чтобы в состав губернского продовольственного комитета были введены с правом решающего голоса председатели уездных продовольственных комитетов;

6) просить уполномочен. министра земледелия А.А. Стевена срочно телеграфировать на места, чтобы уплата за хлеб урожая 1915 и 1916 годов по новым твердым ценам была приостановлена;

7) просить уполномочен. министра земледелия А.А. Стевена, чтобы мельницам предоставлялось право помола только чужого зерна, но не самостоятельной закупки».

Решения эти мало содействовали улучшению продовольственного дела. Вопрос продолжал оставаться камнем преткновения на всех съездах, совещаниях и в постоянной работе организаций. Особенно остро для Крыма этот вопрос встал тогда, когда северные украинские уезды взяли курс на автономную Украину. С каждым днем вырастали затруднения, росли в городах очереди, а одновременно вырастала бешеная спекуляция хлебом. Бороться со спекуляцией и мародерствами полумерами было нельзя, на решительные же меры ни местные, ни центральные органы власти не могли пойти. Для них решительные меры были равносильны отказу от своих программных принципов и изменению всего направления революции.

Так, например, – сообщая о решении Временного правительства, запрещающем торговать мясом в течение 4 дней в неделю, Феодосийский комитет пишет:

«Граждане, только три дня покупайте и кушайте мясо. Не отнимайте его у армии. Неужели вы омрачите светлые дни нарождающейся свободы поступком, который будет осужден всеми гражданами и преследоваться законом».

В этом же номере «Известий Городского общественного комитета» (28 апреля, № 6) сообщается, что от введения карточной системы решено воздержаться.

В мае месяце губернский общественный комитет, обсуждая продовольственный вопрос, отмечает:

«Крайне недостаточное снабжение сельского населения предметами обрабатывающей промышленности, в причинной связи с чем находится недостаточное снабжение городского населения продуктами сельскохозяйственной промышленности».

Комитет считает необходимым объединение регулирующих производство и распределение функций в руках правительства.

Освещение продовольственных дел будет несколько неполным, если не остановиться кратко на роли торговцев и политики по отношению к ним. Невероятнейшая спекуляция, ежедневное вздувание цен объяснялись торговцами тем, что нарушены нормальные условия торговли. Трудно достать товар, еще труднее его провести – таковы основные мотивы. Недовольство спекуляцией вырастало с каждым днем. Чтобы отвлечь внимание масс и показать им, что власть что-то делает, в городах Крыма созываются собрания купцов, где ставятся на обсуждение вопросы снижения цен.

В Симферополе убеждать купцов пошли наряду с другими и меньшевики. Горячо, с пафосом выступал меньшевик, доказывая несправедливость чрезмерной наживы, призывая к установлению «нормальных прибылей». В итоге совещаний «благодетели» выносили пожелания, голосовали за резолюцию, призывающую снизить цены, а после этого выступали вновь с такими заявлениями: «Нас ругают мародерами, обвиняют в спекуляции, – все это происходит потому, что мы не организованы, нужно создать союз торговцев» и… под крылышком меньшевиков союзы торговцев создавались с тем, чтобы организованно противодействовать снижению цен.

Недостаток товаров, купеческое противодействие снижению цен и беспардонная спекуляция на местах выводили из терпения отдельные организации. При нажиме со стороны масс некоторые исполнительные комитеты проводили реквизиции. Но отдельные попытки пресекались губернской властью. Так, например, в Армянске было решено реквизировать товар по довоенным ценам у некоего Кальфа. Немедленно ему на помощь пришел губернский комиссар, приказавший приостановить продажу реквизированного и отменить самую реквизицию как незаконную.

Все решения комитета являлись пожеланиями для губернского комиссара, являющегося одновременно председателем комитета. Комитеты, собственно, были организациями, обрабатывающими общественное мнение, своим существованием прикрывающими буржуазную политику представителей власти. Присутствие в комитете меньшевиков, социалистов-революционеров не делало комитеты органами, отражающими волю рабочих или бедняцких масс населения Крыма. Фраза господствовала над умами социалистических вождей при выполнении указаний хозяина-капиталиста. Так, сложный земельный вопрос общественными комитетами был разрешен следующим образом:

Решения комитета о земле, учредилке и нацвопросе. 1) Признать необходимым издание декретов Временным правительством о передаче всей земли в ведение земельных комитетов и о праве земельных комитетов издавать обязательные постановления, не противоречащие общественным интересам и декретам Временного правительства.

2) Признать необходимым устранить двойственность в деле распоряжения землей путем отмены циркуляра министра продовольствия о передаче пустующих земель в распоряжение продовольственных комитетов.

3) Признать, что до сих пор политика министра внутренних дел не была согласована с политикой министерства земледелия, и признать необходимость такого согласования.

4) Признать, что обратная передача ликвидированных немецких земель свыше трудовой нормы прежним собственникам, ввиду настроения, созданного последними событиями и в связи с ними, чревата тяжелыми последствиями, не исключая аграрных волнений.

5) Признать необходимым, чтобы распоряжение всеми общегосударственными имуществами в губернии было передано губернским земельным комитетам.

6) Признать необходимым сокращение штатов старых учреждений министерства земледелия и государственных имуществ и привлечение оставшегося состава служащих к активной работе в качестве трудового элемента при земельных комитетах.

В начале постановления говорится о передаче земель, о введении земельных комитетов, но… с тем, однако, чтобы это не противоречило декретам Временного правительства и интересам общества. Зная, что при капиталистическом строе буржуазия путем насилия принуждает интересами общества считать свои интересы, что капиталисты не считаются с интересами других групп, и, с другой стороны, зная, что действительная передача земли крестьянам как раз противоречила декретам того времени, неизбежно приходишь к выводу: резолюция не лишена некоторых смелых словечек, но основная ее задача заключается не только в оттягивании решения этого вопроса, не только в замазывании глаз, но и в прямой защите буржуазии.

По целому ряду важнейших для Крыма вопросов буржуазия или молчала, или выносила весьма куцые решения. Так, национальный вопрос оказывался совершенно неразрешенным, несмотря на значительную политическую активность татарского населения, руководимого буржуазно-националистической интеллигенцией.

Значительно позднее начала развития местного национального движения общественный комитет вынес решение «признать желательным, чтобы национальным меньшинствам каждой данной местности была обеспечена возможность обращаться в местные правительственные учреждения на родном языке». Совершенно ясно, что без решительного содействия со стороны власти проведению даже только этого решения оно оставалось простым жестом.

Возникшее на Украине в пользу автономии движение нашло также отражение в решениях общественного комитета. Молчать было нельзя, потому что связь и экономическая зависимость Крыма от северных хлебных районов губернии, т. е. южных уездов Украины, а затем и зависимость от промышленных центров, на пути к которым лежала Украина, весьма сильно чувствовались. Комитет вынес по этому вопросу такое решение: «Признав невозможным включение той или иной местности в состав какой-либо автономной территориальной единицы без ясно выраженного желания населения данной местности, обратить внимание Временного правительства на то, что вопрос о включении Таврической губернии в состав автономной Украины не разрешен ни одной из общественных организаций губернии и что поэтому и разрешение его Временным правительством преждевременно».