Машина Ланса, припаркованная рядом с джипом Тиль, оказалась спортивным черным родстером, вокруг которого уже собралась любопытная детвора. Ульрих погрузил чемодан и свою сумку в багажник джипа и, сев за руль, отодвинул сиденье до упора. Настроив зеркала, мигнул фарами.
Ланс галантно открыл перед Тиль дверцу, пропуская в светло‑бежевое нутро салона, быстро обошел машину и сел на водительское место.
– Что мне дико нравится в вашем мире – так это машины, – доверительно сказал он, поворачивая ключ зажигания. Мотор заурчал, как довольная кошка. – У меня когда‑то был конь: черный, резвый, норовистый. Я звал его Громом и думал, что нет ничего быстрей его. – Автомобиль тронулся и плавно поехал, Ланс поправил зеркало заднего вида, в котором отражался джип Матильды с угрюмым троллем за рулем. – Так вот, конь по сравнению с автомобилем сосет.
– Конь, – повторила Тиль. – Сосет.
– А что, разве у вас так не говорят? – спросил Ланс. – Я полгода только и делал, что смотрел фильмы – кстати, это потрясающе! Живая картинка, люди двигаются, разговаривают, поначалу я был уверен, что это какая‑то крутая магия иллюзий! Из кинематографа я почерпнул массу современных выражений.
– Боишься, что тебя посчитают старомодным?
– Хочу наверстать упущенное.
– И лучший способ – это сидеть и пялиться в телик? – не удержалась от шпильки Матильда.
– Вообще‑то я лежал, – уточнил Ланс. – Из гроба меня перенесли прямиком в креатокамеру. Восстановление заняло довольно много времени: органы, нервные окончания, кожа, кровоток… Зато теперь у меня нет шрамов, а до гроба я успел изрядно попортить свою шкуру. И вообще – я полностью укомплектован, как ты могла заметить. – Он ухмыльнулся уголком рта и нажал кнопку на приборной панели.
Сзади что‑то зажужжало, и крыша автомобиля медленно поехала назад, стекла опустились. Ветер взметнул волосы Матильды, хлестнув прядями по лицу. Она повернулась к Лансу и пристально на него посмотрела.
– Отличный профиль, правда? – спросил он, почувствовав ее взгляд. – Ровный нос, твердый подбородок. И неправильный прикус совсем не заметен, что бы ты там ни говорила.
– Ты не пристегнул ремень безопасности, – заметила Матильда.
– Не люблю, когда меня что‑то связывает, – поморщился он.
– Ты беседовал с психологом? – спросила Тиль.
– А то! – воскликнул Ланс. – Знаешь, когда мне вырастили язык, гортань и все остальное, мне дико хотелось общаться. Я просыпался от того, что разговаривал во сне. Это так круто – иметь возможность выражать свои мысли вслух, задавать вопросы, петь… – Он включил магнитолу и тут же подхватил легонький мотивчик популярной песни.
– И что с психологом? – вернула его к теме Тиль, уменьшив громкость.
– Поначалу она горела энтузиазмом и собиралась вытащить из меня всю подноготную, но потом сдалась. Психолог от меня отказалась. И даже написала жалобу.
– За что?
– За то, что я ее преследую. Мне запретили подходить к ней ближе чем на сто метров.
– Где выдают такие запреты?
– Хочешь побыть моим психологом? Давай так: ты задаешь мне вопрос, я отвечаю на него, а потом я спрашиваю тебя.
– И зачем мне это? – Пожав плечами, Матильда отвернулась.
Солнце грело макушку, тепло целовало щеки, и ехать в машине без крыши оказалось на удивление приятно. Тиль выставила руку в окно, растопырила пальцы, ловя потоки воздуха. Она вдруг поняла, что улыбается, хотя особых причин для этого не было.
– Брось, Матильда, неужели тебе совсем не любопытно? Тебе не хочется ни о чем меня спросить?
– Как ты получил бессмертие? – повернулась она к колдуну.
Ланс сжал руль крепче, посмотрел в зеркало заднего вида, проверяя, не отстал ли Ульрих.
– Странно, все маги, с которыми я успел познакомиться в Ордене, первым делом спрашивали, за что меня закопали.
– Ну, я немного поняла твой характер, и как раз этот факт твоей биографии меня не удивляет. Наверняка было за что. Я лишь надеюсь, что Рем не окончательно сошел с ума и не дал мне в напарники маньяка. Так как ты стал бессмертным?
– Моя мать окунала меня в воды священной реки, – ответил Ланс. – Однако она держала меня за пятку, так что фактически я не бессмертен…
– Тоже мне, Ахиллес, – перебила его Тиль. – Не хочешь – не говори. Я, в отличие от некоторых, уважаю частную жизнь и не нарушаю личные границы.
Ланс был прав: хоть Матильда и не хотела признаваться самой себе, но ее разъедало любопытство. Даже если бы Рема, обмотав цепями, закопали в железном гробу с запирающим знаком на крышке, то он умер бы, самое позднее, лет через пять. Но, похоже, Ланс тоже не готов раскрывать свои секреты.
Нахмурившись, Тиль отвела взгляд и вдруг заметила коричневый уголок знакомой тисненой бумаги, прижатый бардачком.
– Материалы дела! – воскликнула она, вынимая папку.
– Так вот они где! – удивился Ланс.
– Ты отвратительно врешь, – пробормотала Тиль, переворачивая страницу. – Итак, мы едем в пансион для девочек, – сказала, пробежав взглядом текст на коричневом листе. – Который находится вблизи Либеморта.
Виски заломило от боли, стоило ей произнести название вслух.
– Бывала там? – спросил Ланс.
– Неделю назад над пансионом выпал дождь из рыбы, – прочитала Тиль, оставив без внимания вопрос колдуна.
– Карасики, – уточнил тот. – Размером с ладонь. Я таких в детстве на удочку ловил.
– Легкое искажение магического фона, – продолжила Тиль. – Возможно, девочки гадали, мог случиться спонтанный всплеск магической энергии, даже если среди воспитанниц нет одаренных. По статистике лишь один из пятисот тысяч имеет магические способности.
– Почему бы одному из них не затесаться в пансион? Я ставлю на то, что там молодая неинициированная ведьма. Ух, молодые ведьмы – это отдельный вид прекрасного. – Ланс разве что не облизнулся. – Красивые, горячие…
– Учащиеся в пансионе хоть совершеннолетние? – осадила его Тиль. – Иначе ты рискуешь опять получить ограничение свободы.
– Знаешь, в вашем мире многое переменилось, – укоризненно произнес Ланс. – И не все к лучшему. Взять хотя бы лимиты на колдовство, выставленные Орденом. Да, мне рассказали об открытии: возмущение магического фона отражается на физическом уровне. Но ведь лимиты – это почти как добровольная кастрация!
– Ты так считаешь, потому что пропустил и Большой разлом, который произошел после дуэли двух магов, и бешенство пчел – результат шабаша. Отлежался в тихом месте.
– Ты злая, – не оценил ее шутку Ланс. Он механически потер шею и поморщился. – Может, ты все же ведьма. Хотя я сильно сомневаюсь.
– Что, не красивая и не горячая? – не удержалась Тиль.
– Во‑первых, ты не молодая.
– Ну спасибо.
– Внешне – да, больше двадцати тебе не дашь. Хотя глаза выдают возраст. Но твоему досье шестьдесят три года. А во‑вторых, раз мы выяснили, что тебе наверняка много лет, то, как у любой ведьмы, должно было произойти искажение внешности. И что мы видим?
– Что? – нахмурилась Тиль.
– Ни удлиненных клыков, ни кривых пальцев – ничего. Даже волосы не вьются!
– Может, у меня есть маленький горбик.
– Нету. Ты не ведьма, Матильда.
– Как скажешь, – ответила она.
– Если бы ты открылась мне, как я тебе… – начал он.
– Даже не надейся, – покачала головой Тиль.
– Тебе всего‑то надо произнести заклинание. Желательно голенькой, – широко улыбнулся он. – Я увижу твою ауру, цвет и форму крыльев и пойму, что ты из себя представляешь. Так мне будет проще придумать артефакт, чтобы отблагодарить тебя за свое чудесное спасение.
– Вот так чудо – всего‑то и понадобилось, что лопата, – буркнула Тиль. – Кстати, ты натолкнул меня на мысль: возможно, чьи‑то останки были потревожены. Дождь из рыбы мог пойти из‑за пробуждения призрака.
– Разберемся, – кивнул Ланс. – Останки сожжем, призрака упокоим, ведьму привезем в Орден и вручим на воспитание Рему. Кстати, в пансионе девушки живут до восемнадцати лет. Так что если бы я вдруг захотел закрутить роман, то не нарушил бы ваше законодательство.
– Наше, – поправила его Тиль. – Это наш мир, наше законодательство, наши правила и ограничения, которые ты тоже должен соблюдать.
– Сейчас надо решить вопрос поважнее, – отмахнулся Ланс. Он свернул с трассы к придорожному кафе и припарковался. – Я голоден, – пояснил в ответ на недоуменный взгляд Матильды.
Ланс обошел машину, чтобы открыть дверь перед Тиль, но она уже сама вышла.
– Подожди, – попросила, глядя, как на парковку заезжает серый джип. Ульрих аккуратно припарковался рядом с кабриолетом, и Матильда шагнула к Лансу, обняла его за шею. – Расслабься, – прошептала она, глядя ему в глаза. – Ты мне доверяешь?
– Да, – ответил колдун без запинки. Разные глаза – серый и с вкраплениями голубого – смотрели на нее серьезно.
– Это странно, – на мгновение задумалась она. – Сейчас будет больно.
Крепко сжав его шею, Тиль резко дернула вверх и вправо, раздался хруст.
– Ай! – выкрикнул Ланс, но ее ладони уже разжались.
– Все, позвонок стал на место, – сказала Матильда, беря подошедшего к ним тролля под руку и направляясь к входу в кафе. – Ульрих, купить тебе вишневый пирожок?
Ланс пощупал шею, хмыкнул, покрутив головой и пошел следом.
Матильда тайком наблюдала за колдуном, который вел машину так уверенно, будто за плечами у него было как минимум лет двадцать водительского опыта. Его левая рука, на мизинце которой тускло поблескивал серебряный перстень, лежала на руле, правой он держал надкушенный гамбургер. Кажется, пятый. Тиль сбилась со счета. Ланс ел гамбургер, иногда жмурился от удовольствия, вел машину, мычал в такт незатейливой песенке, что лилась из магнитолы, и иногда «пританцовывал», покачивая головой. Воплощенная радость жизни.
С ним поступили жестоко.
Почему‑то ей казалось, что он мог бы улыбаться, даже положив голову на плаху, но медленная смерть похороненного заживо… Тот, кто сотворил это, хорошо его знал.
Тиль раскрыла папку, сделав вид, что углубилась в материалы дела, но через какое‑то время снова покосилась на Ланса. Ветер трепал его волосы, рыжий оттенок которых стал ярче под мартовским солнцем, правый уголок рта чуть приподнялся вверх – интересно, то ли Ланса криво восстановили, то ли его губы и раньше были такими. Острая жалость сдавила сердце – так, что Тиль едва удалось сдержать слезы.
– Я ждал, что ты меня навестишь, – упрекнул ее Ланс.
– С чего вдруг? У меня были дела поважнее, – с деланым равнодушием ответила она.
– Это какие? Мять чужие спины да читать книжки?
– Хоть бы и так.
– И какая книга твоя любимая?
– Не оставляешь попыток узнать меня получше?
– А ты так этому сопротивляешься, будто хочешь продлить процесс. Хотя я только за. – Он глянул на Матильду и многозначительно улыбнулся. – Мы сделаем это медленно и обстоятельно и так, чтобы оба получили полное удовлетворение.
Тиль фыркнула и отвернулась. И это его она только что жалела? Почему, кстати, она села в его машину, хотя могла бы спокойно ехать с Ульрихом? Материалы‑то дела теперь у нее!
Они давно свернули с главной трасы и ехали через поля да изредка попадающиеся деревушки с домами, крыши на которых были нахлобучены низко, как шляпки у грибов. Пансион, как она поняла из схематичной карты в материалах дела, находился на острове, отделенном от континента узким проливом. Она бывала там давным‑давно, во времена, которые старалась не вспоминать лишний раз. Серые скалы, мох на деревьях, воронье. Не лучшее место, чтобы растить детей.
– Мы ведь не можем приехать туда с бухты‑барахты, – встрепенулась Тиль. – Там наверняка закрытая территория.
– Все продумано, – подмигнул ей Ланс и, смяв пустой бумажный пакет с логотипом кафе, сунул его в боковой карман на двери машины. – Нас уже ждут. Я – преподаватель словесности.
– Уже сочувствую бедным ученицам, – сказала Тиль. – Вряд ли им удастся вставить хоть слово. А что буду преподавать я?
– Ты? – Ланс быстро глянул на нее, улыбнулся. – Ты будешь ученицей, Матильда.
– Что? – Она едва не задохнулась от возмущения.
– Ну прости, у них больше не оказалось открытых вакансий. – В голосе Ланса не прозвучало ни намека на вину. – Пансион для девочек, так что меня бы туда учеником не взяли.
– Да какая из меня ученица! – не успокаивалась Тиль. – Последний раз я училась в… – Она запнулась и замолчала.
– Где? – оживился Ланс. – Когда?
– Не скажу! – выпалила Матильда. – Ничего тебе не скажу! Так и ходи с грузом невыплаченного долга!
– Я тебе нравлюсь, – осклабился Ланс.
Матильда ошарашенно уставилась на него.
– Сама посмотри, – продолжил он. – Ты не хочешь, чтобы я тебя благодарил, полагая, что после этого я от тебя отстану. Значит, не хочешь расставаться со мной.
– Сделай мне кофе, – предложила она. – Ты ведь знаешь, какой я люблю, вот и сделай такую чашку, в которой по утрам всегда был бы кофе – горячий, крепкий, без сахара и с молоком.
– Ты оцениваешь мою жизнь в чашечку кофе? – Ланс покачал головой. – Это даже оскорбительно, Матильда.
Тиль улыбнулась и снова уставилась в папку, хотя уже изучила ее вдоль и поперек.