Люблю природный свой язык.
Настоящая, полнокровная, живая русская речь немыслима без слов, которые мы обычно называем «крылатыми». И произносим мы их легко, не задумываясь, будучи твердо уверенными, что так нас поймут скорее, и поймут правильно, а сама речь наша будет и короче, и выразительнее.
Слова эти словно сами слетают нам на уста (воистину крылатые, как их назвал великий поэт Древней Греции Гомер!), и мы с привычной естественностью говорим о лентяе и бездельнике, что он «баклуши бьет», о болтуне – «лясы точит», об обманщике, который путем всякого рода увещеваний и россказней пытается втереться к нам в доверие, – «турусы подпускает». Ну а если из его интриг и ухищрений ничего не вышло, то мы удовлетворенно констатируем – «впросак попал», да если еще и свои недобрые намерения обнаружил – «на воре и шапка горит».
Криклив человек, громогласен – и мы скажем, что он «кричит во всю Ивановскую» и вообще голос у него – «труба иерихонская». Ну а если пришел некто на должность со скромной оплатой, то и пребывает «гол как сокол», а оставил ее спустя какое-то время, будучи богатым, «как Крез», то ясно, что дело-то тут нечисто и у этого «скоробогача» явно «рыльце в пушку», и пора тут «власть употребить», хоть он и прибедняется – «Лазаря поет».
Иначе говоря, с крылатыми словами все обстоит именно так, как когда-то заметил известный русский писатель-этнограф, автор книги «Крылатые слова» и большой знаток родной речи Сергей Васильевич Максимов: «Эти выражения, принятые с чужих слов на веру, до такой степени общеизвестны, что во всякое время охотно пускаешь их на ветер, не вдумываясь в их смысл и значение. Равным образом сам их выговоришь не одну сотню раз в год, в уверенности, что поймут другие. Мало ли вращается в обыденных разговорах разных метафор, гипербол, пословичных выражений и поговорок!»
Максимову вторит другой наш известный филолог, прославившийся в свое время словарем «Ходячие и меткие слова», Михаил Иванович Михельсон. Он говорит о крылатых словах (называя их, правда, по-своему – «ходячими»), что эти «подслушанные в народе меткие слова, выражая в возможно краткой форме – то в прямом смысле, то удачными сравнениями, то иносказательно – ту или другую мысль или обычное понятие, делались любимыми, общеупотребительными, большинству знакомыми словами: отличаясь не только оригинальностью и красотою формы, но и своей убедительностью и многовековой авторитетностью, они «пошли в ход», приняты и усвоены обществом и сделались ходячими».
Все это так, конечно. Только есть одна проблема, на которую в свое время указал и С.В. Максимов. Мы употребляем крылатые слова, «не вдумываясь в их смысл и значение». А если вдуматься?
Вот тут-то и начинаются вопросы и недоумения. Что такое этот самый «просак», в который попадают незадачливые люди? Что это за «лясы», которые вот уж какой век точат на Руси? Почему «Москва слезам не верит» и каким, собственно, слезам?
Или такой, например, вопрос: где, когда впервые прозвучало такое известное выражение (дежурный, можно сказать, хрестоматийный призыв к миру), как «перековать мечи на орала?» Вряд ли все знают точный ответ на этот вопрос. В лучшем случае кто-нибудь вспомнит «нашего дорогого Никиту Сергеевича», мол, не Хрущев ли однажды так выразился с трибуны одного из партийных съездов, провозглашая очередное мирное наступление Советского Союза? Ведь и знаменитая скульптура Вучетича под таким названием была подарена ООН и установлена перед ее зданием, кажется, именно в те, хрущевские годы? Словом, по поводу этого выражения (как и многих других) у нас вместо точного знания – «в общем и целом» сплошные догадки да неуверенные предположения…
Итак, налицо очевидный парадокс, что называется, очевидное – невероятное. С одной стороны, крылатые слова потому и крылаты, что они общеизвестны и общеупотребительны, а с другой… А с другой – это «знакомые незнакомцы», об истории которых у нас существуют очень смутные и часто неверные представления. И это нельзя не признать обидным, досадным и непозволительным. Ведь это же наш, русский язык, это те самые «изюминки» (кстати, еще одно крылатое выражение), которые и делают его богатым, самобытным, ни на какой другой не похожим. Это есть наше «самовитое русское слово» – и нам ли его не знать? Но…
Вот это самое «но», можно сказать, и сподвигло автора на создание книги, в которой заинтересованный читатель мог бы найти не только крылатые слова, но и их историю (откуда это выражение, кто и когда сказал), толкование (что значит) и примеры употребления (когда, в каких случаях употребляется). Конечно, здесь далеко не все крылатые слова русского языка – их очень много, и нельзя объять необъятное. Поэтому автор сознательно ограничил себя и дал толкование (пока) только одному, но очень важному, фундаментальному, пласту крылатых слов, а именно тем из них, которые имеют библейское и фольклорное происхождение. В порядке исключения в книге приведены также крылатые выражения, вошедшие в нашу речь из басен Крылова. Но это – то самое исключение, которое только подтверждает правило, потому что стихи нашего великого баснописца столь народны по сути своей, столь живы и выразительны, что они давно уже считаются своего рода «общенародной собственностью», фактически тем же фольклором, только имеющим авторское происхождение. И, кстати, показательное и неслучайное созвучие: крыловские строки, крылатые слова – и там, и здесь «крылатость».
Автор надеется, что эта работа принесет практическую пользу как специалистам, которым, как говорится, и «книга в руки»: педагогам, учащимся, литераторам, всем, кому по роду деятельности приходится работать со словом, – так и просто неравнодушному, любознательному читателю, кто бы он ни был по профессии. Да и вообще тут, думается, совсем не к месту вести речь о каких-либо разделениях, хотя бы и профессиональных, о градациях: такая уж это материя – русский язык, назначение которого соединять и объединять всех россиян в своей великой духовной глубине и богатстве. И очень хотелось бы, чтобы все мы были действительно едины – хотя бы в своей любви к родному языку, в неустанной заботе о его чистоте и развитии. Если же настоящая книга хоть в какой-то мере будет способствовать такому единению, то для ее автора это будет и высшей наградой, и истинной радостью.