У каждого есть своя точка боли. У Андреа она появилась после сахарской военной операции «Несокрушимая свобода». У него болел левый глаз. Об Иностранном легионе не писали в газетах или в учебниках по истории. Об увиденном Андреа не мог говорить, но у него регулярно болел этот чертов левый глаз. Когда десять лет назад ему двинули туда ножом, он очень надеялся, что боль пройдет или он сам сдохнет в тех песках. Но Андреа выжил, его эвакуировали во Францию и вместо вытекшего глаза вставили стеклянный. Только мозг не обмануть. И новый искусственный глаз продолжал мучить Андреа как настоящий.
Боль прошла только после его встречи с Флоранс. Девушка училась в Школе Лувра на искусствоведа, и ее рассказы о прекрасном, о творчестве, о вдохновении подарили Андреа надежду на нормальную жизнь. А потом у них родилась Сильвия, и на какой-то период Андреа поверил, что еще может радоваться и даже мечтать… Маленький теплый комочек, его Сильвия… Жаль, что все быстро закончилось…
Этим утром он сидел в парижском кафе у барной стойки и ждал Винсента. Искусственный глаз снова болел.
– Нам с Андреа еще два эспрессо! Привет, старик! – Ворвавшийся в кафе парень был взъерошен и сиял от радости. – У меня потрясные новости: Мари согласилась со мной поужинать. Сегодня вечером, прикинь?
Не успел Андреа прикинуть, как Винсент уже заливал в себя первую чашку эспрессо.
– Официант, еще один кофе! Блин, она только что написала мне сообщение, что согласна, старик… Посмотри, какая цыпа!
Парень всегда называл Андреа «стариком», а ведь ему только недавно исполнилось тридцать три…
Винсент неловко включил свой телефон, открыл фотографии и показал Андреа. С экрана улыбалась очаровательная девушка с пирсингом в ушах и татуировкой на плече.
– Симпатичная, да… – промямлил он, делая небольшой глоток спасительного черного кофе. – Поздравляю!..
– Спасибо… Она просто невероятная! Слушай, ты меня сегодня не подменишь в ночную смену, а? А то, мало ли, после ужина я ее домой приглашу и все такое… Выручай, старик, а? – Винсент с надеждой посмотрел на Андреа. – Ты же развелся? Тебя ведь дома никто не ждет?
У Андреа снова заболел искусственный глаз. Какой же Винсент придурок! Настоящий осел! В это время французишке принесли вторую порцию кофе.
– А сахар можно?.. – обратился Винсент к официанту.
– Возьми мой, я все равно пью без сахара, – сказал Андреа, протягивая свой пакетик. – Знаешь, парень, лучше сразу увольняйся, не то закончишь так же, как и я…
– Но ты же развелся с женой не из-за работы? – легкомысленно спросил Винсент.
– А ты думаешь, из-за чего? По-твоему, она изменяла мне днем? С этой работы все и началось… Нет, выручать тебя сегодня я не буду. Лучше бери больничный, а потом сваливай. Иначе можешь сразу ставить крест на своей личной жизни.
На этом он похлопал Винсента по плечу и побрел домой отсыпаться.
Вечером Андреа разбудил звонок из охранного агентства:
– Похоже, что у Винсента Моруа расстройство желудка, он взял на сегодня больничный. Господин Базано, вы не согласитесь его подменить?..
Андреа усмехнулся. Наверное, его придет лечить та красавица с татухой… А вслух сказал:
– А сверхурочные мне за это полагаются?
– Что?
– Сверхурочные. За усердие и готовность прикрыть ваш зад…
– Ах, вы о зарплате? Да, сегодняшняя смена будет с двадцатипроцентной надбавкой.
– По рукам, начальник. Выйду.
Парижский Музей декоративного искусства накрыла ночная тишина. После войны Андреа очень любил этот покой и одновременно очень его боялся. Невольно казалось, что это затишье перед бурей.
Любой ценой избежать приступа паники. Успокоиться. Дышать, двигаться. Андреа радовался, что почти всегда работал ночью один. Так никто не мог увидеть, как он вставал, приседал и отжимался до тех пор, пока с него не начинал капать пот. От этого становилось легче. Теперь Андреа снова сел в свою охранную кабинку и посмотрел на экраны видеонаблюдения. Никого. Тишина и покой, черт бы их побрал…
В центре зала выставлялся бриллиант Великих Моголов. Андреа задумался. Как хорошо этому камню подходит его название! «Глаз бури». Вокруг рушатся миры, кричат матери убитых сыновей, потирают потные руки политики, а камень от этого только еще ярче переливается и каким-то неуловимым образом отражает от себя все напасти. Совершенно не заботясь о том, что он и есть их причина.
А они с отцом всегда жили бедно. У Томмазо Базано была своя мастерская, где старик делал карнавальные маски. Настоящие, с ручной росписью. Не только Арлекино, Панталоне и Коломбину, но и придуманных персонажей. Жаль, что покупали их в основном в феврале, во время карнавала, когда вместе с водой по Венеции разливались потоки туристов.
Как Андреа не хватало в Париже свежести родного города! Во французской столице он чувствовал себя как рыба, выброшенная на берег. Здесь все по-имперски давит, машины, шум, суета… А Венеция – город моряков, – там волны, чайки, пешеходы, бесконечное эхо разговоров, шорохи, тени и отражения в воде…
Его дочь Сильвия обожала «папин город», «Винесию». Они любили играть с ней в прятки, гуляя по Кастелло, в сторону Арсенала и обратно. Андреа наизусть знал все улочки этого района вплоть до виа Гарибальди. Сильвия в голос распевала песни, пряталась за углами и, когда папа подходил ближе, со смехом кричала «Бу!» или «Я здесь, я здесь! Хорошо я спряталась?» Там он всегда ее находил. Всегда. А в Париже он потерял дочь. Флоранс подала на развод и запретила ему видеть Сильвию.
Таонге Нгози Париж дал все. Кров, уважение и десять девочек. Жена Таонги вынашивала одиннадцатого ребенка. Таонга радовался, потому что на УЗИ сказали, что на этот раз будет сын. Он так об этом мечтал! Конечно, с подобной семьей всегда нужны деньги, вещи, понимание окружающих… Но старшие скоро закончат школу, осталось потерпеть еще три-четыре года, и они станут самостоятельными. Да и государство выделило семье большую квартиру в двенадцатом районе Парижа, подкармливает. Бурундийское сообщество тоже не забывает. Одним словом, Таонга решил, что теперь он станет настоящим отцом и будет воспитывать сына.
Свои ночные смены в музее он любил. Они приносили стабильный заработок и такое же стабильное оправдание, чтобы не заниматься семейными проблемами. После ночной смены все домочадцы знали, что папа должен отдохнуть и лезть к нему не нужно. Но теперь, теперь он бросит музей и уйдет работать в магазин к своему дяде. Осталась всего одна ночь. А потом новая жизнь.
– Эй, как дела, Базано?! Все пялишься в свои мониторы? – бросил он Андреа, проходя мимо охранного поста.
Таонга зашел в подсобку, стянул с себя свитер, подвернул рукава рубашки, надел резиновые перчатки и халат уборщика. Выкатил из кладовой тележку с чистящими принадлежностями, швабрами, щетками, тряпками и влажными салфетками и вдруг остановился. Слева промелькнула чья-то тень. Таонга был не из пугливых, но из суеверных, поэтому быстро пролепетал молитву и перекрестился. Кажется, сработало. Тень больше не появлялась. Таонга вздохнул и покатил свою тележку в главный зал.
В охранной кабинке зазвенел телефон.
– Андреа, что у тебя там происходит? – в трубке раздался голос дежурного.
Охранник снова посмотрел на свои экраны. Все было абсолютно так же, как и двадцать минут назад.
– А у нас что-то должно происходить? – спросил Андреа. – Пока вроде все спокойно.
– У меня на компьютере сообщение, что в музее отключили систему сигнализации. Пока мы будем перезагружать программу, обойди все, проверь, что там… Призраки или, может, крысы, ха-ха…
– Хорошо, видеокартинка без изменений. Но я посмотрю, – ответил Андреа. Он был рад размять ноги и через минуту, пристегнув к себе глазок нагрудной камеры и вытащив из кобуры пистолет, уже спускался из кабинки.
– Возьми с собой рацию для связи! – крикнул ему в трубку дежурный, но Андреа не услышал.
Зажав двумя руками свой «Глок 17», он мягко ступал по коридору к главному выставочному залу. За годы жизни в Венеции он еще в детстве научился бесшумно передвигаться по каменным мостовым города. А потом в пустыне, где любой скрип песка мог стоить жизни, довел этот навык до совершенства.
В коридоре было тихо. Никаких призраков или крыс. А вот из главного зала звуки доносились. Словно кто-то тихо застегивал молнию на сумке. Андреа перебежал на другую сторону коридора и выглянул из-за массивной колонны.
Сначала единственный глаз охранника остановился на витрине с бриллиантом. Она была открыта и пуста. Под ней чернел склонившийся силуэт вора. Андреа не хотел его напугать, поэтому начал осторожно подходить сзади. Преступник явно хорошо подготовился: на нем была темная униформа без нашивок, балаклава с отверстиями для глаз, в руках пистолет с глушителем. «Возможно, и бронежилет есть. А на мне его нет», – автоматически пронеслось у Андреа в голове. Оставалось около десяти шагов…
Тут незнакомец замер, а в следующую секунду поднял свой пистолет и повернулся к Андреа.
– Ни с места! – крикнул охранник и как можно убедительнее добавил: – Сюда уже едет полиция. Положите медленно свой пистолет на пол.
В ответ на это преступник круто развернулся, закинул себе на плечо рюкзак и бросился прочь из зала.
– Стоять! – снова крикнул Андреа и помчался вдогонку. Бегать он точно умел быстрее этого недотепы.
Почуяв приближение охранника, преступник обернулся и дважды выстрелил. Не попал. От этих выстрелов тело Андреа автоматически переключилось в рефлекторный режим, а в единственном глазу потемнело. Не чувствуя своих движений, он тоже выстрелил. Один раз в затылок. Преступник рухнул на пол. За ним опустился на пол и сам Андреа.
В голове загудело так, словно под потолком кружила туча военных вертолетов. Андреа подполз к убитому и снял с него маску.
– Ты?! – вскрикнул он.
В этот момент сработала сигнализация. Но охранник совершенно ее не слышал. Он смотрел застывшим глазом на своего противника и не двигался.
Полиция приехала через пять минут, как и положено по протоколу. Инспектор Лоран Жаке застал Андреа сидящим рядом с убитым преступником.
– Андреа Базано, вы сегодня работали охранником в музее?
Вопрос был риторическим, но служил официальным крючком для дальнейшего выяснения обстоятельств. Однако Базано молчал, уставившись в одну точку.
– Обыщите труп и охранника, – отдал приказ Жаке.
Сначала с Андреа аккуратно сняли все еще работающую нагрудную камеру и подключили ее к компьютеру. Затем двое оставшихся полицейских тщательно вытрясли одежду и рюкзак убитого, засунули в полиэтиленовые пакетики все находки и приступили к обыску Андреа. От чужих прикосновений к своим рукам он вздрогнул и пришел в себя. Первым рефлексом было скрутить кисть дотронувшегося для него полицейского. Тот взвыл от боли, как мартовский кот на пустой крыше. Андреа, словно очнувшись ото сна, посмотрел вокруг и сказал с итальянским акцентом:
– Скузи… Прости, парень… Я… Прости…
Затем он попытался похлопать полицейского по плечу, но тот инстинктивно шарахнулся в сторону. Жаке внимательно наблюдал за всей сценой.
– Иностранный легион?
– Да…
– Тонар, все в порядке. Господин Базано уже очухался. Расслабься, доктора называют это посттравматическим синдромом… Андреа, я надеюсь, вы не станете препятствовать полиции проводить расследование?
Вместо ответа Андреа встал и начал самостоятельно раздеваться. После обыска убитого и охранника инспектору доложили, что бриллиантов на них нет.
– Хорошо, тогда давайте теперь спокойно поговорим, господин Базано. Я ведь тоже воевал, только в Ливии… Я вас понимаю.
Андреа кивнул в ответ и снова стал одеваться.
– «Глаз бури» исчез. Вы видели, как преступник его забирал из витрины?
– Нет.
Жаке посмотрел на своего помощника, который прокручивал запись нагрудной видеокамеры Андреа. Тот показал инспектору большой палец.
– Вы давно работаете в этом музее?
– Уже года три.
Тем временем Жаке протянули документы Андреа. Тот глянул и вскинул брови.
– Обычно бывшим военным сложно найти работу в охране государственных учреждений. Особенно когда у них до сих пор нет французского гражданства… Как вы сюда устроились?
– Ты прав, начальник… Я устроился сюда по рекомендации бывшей жены.
– Жены? Она тоже из военных? – удивился Жаке.
– Нет. Мою бывшую жену зовут Флоранс Базано… Она сотрудница музея… И куратор этой выставки, – выдохнул Андреа и обвел рукой зал. Каждое слово давалось ему с большим трудом.
Жаке переглянулся со своим помощником. Тот подозвал инспектора к себе, показывая что-то на экране. Жаке надел наушники и посмотрел видеоряд, а потом снова вернулся к Андреа.
– Вы знали вора?! Только не надо прикидываться, что не понимаете, о чем я говорю!
Все полицейские явно напряглись и посмотрели на охранника.
– Да, я его знал, – твердо, но тихо проговорил Андреа.
– Откуда?
– Маэль Канн был любовником моей жены… То есть моей бывшей жены.
Когда они зашли в кабинку охраны, Лоран Жаке потянулся и подмигнул Андреа:
– Похоже, вас явно кто-то хотел подставить, Базано.
– Но я…
– Расслабьтесь, мои парни уже доложили, что вы вышли на замену. Вашего коллегу Винсента мы сейчас проверяем. Вам повезло, что, во-первых, господин Канн не подкинул вам бриллиант. А, во-вторых, что у вас еще остались военные рефлексы. Да не удивляйтесь так… Он бы точно вас пришил, такие парни не оставляют свидетелей. И полиция в моем лице обвинила бы вас посмертно в пособничестве, – усмехнулся Жаке.
– Откуда вам известно, на что способны «такие парни»? – спросил Андреа.
– А этот, как вы его назвали, Маэль Канн уже давно у нас числится. Правда, он так часто меняет имена, что за хвост эту рыбку просто так не поймаешь… Давно он начал встречаться с вашей супругой? – Жаке достал записную книжку и внимательно посмотрел на Андреа.
– Примерно полтора года назад.
– Интересненько… Знаете, сколько нужно времени, чтобы подготовить подобную выставку драгоценностей?
– Год или два?..
– Ага… Так, осталось понять, куда делся бриллиант. Кроме вас, в музее находились другие люди?
– Только Таонга Нгози, наш уборщик… – Андреа с трудом пытался сохранить хладнокровие и был рад, что теперь разговор переключился с Флоранс на Таонгу.
– Понятно. Пока мы его не обнаружили… – Жаке облизнул губы и снова посмотрел на Андреа. – М-да, раз бриллиант до сих пор не найден, то логично предположить, что преступнику кто-то помогал… Что ж, давайте посмотрим записи с камер наблюдения.
– Они не помогут, начальник… До того, как мне позвонили, я следил за экранами и никого не видел…
– Давайте все-таки посмотрим вместе. Во-первых, раз преступникам удалось отключить сигнализацию, то они и видеоряд могли заменить. А, во-вторых, вы ведь не обращали внимание на уборщика и не видели того, что показывали камеры уже после вашего выхода из кабинки…
Отмотали видео назад, стали просматривать на увеличенной скорости. Сначала действительно никого не было. Потом инспектор заметил чье-то плечо в синем халате. Отследили передвижения уборщика.
– Он всегда так прячется за свою тележку? – спросил Жаке.
– Нет, но на камере не любит светиться, это правда… Говорит, у него на родине считают, что сфотографировать человека – значит похитить его душу.
– Интересненько… – Жаке снова сделал запись в своем блокнотике.
– Инспектор, прием! – раздался голос по рации. – Мы тут в секторе BC2 кое-что обнаружили…
– Где это? – подскочил инспектор.
– Давайте, я покажу, – Андреа тоже поднялся и пошел вперед.
Тележка уборщика одиноко стояла в коридоре. Из нее укоризненно торчали длинные швабры. Андреа вел инспектора за собой дальше. На подходе к подсобке уже было не протолкнуться. Когда Жаке заглянул внутрь, фотограф заканчивал делать съемку.
– Мы нашли униформу уборщика. Она валялась вот здесь, в углу, – помощник Жаке махнул рукой влево.
Инспектор надел резиновые перчатки и самостоятельно осмотрел халат. Следов крови не было, карманы пустые…
– А самого уборщика так и не нашли? – спросил он у полицейских.
– Пока нет.
– Куда же он мог подеваться? Через главные двери выйти он не мог… Андреа, если бы вам потребовалось срочно отсюда скрыться, куда бы вы побежали?
– Я бы побежал открывать окна, но все окна первого этажа – под охраной… – ответил Андреа.
– Да, но если уборщик был в сговоре с преступником, то знал, что сигнализация будет отключена…
– Кто? Таонга был в сговоре? Нет, он славный малый, любил пошутить со мной, поболтать… Я могу его анкету показать в базе данных. Он тут ни при чем. У Таонги десять детей, парень просто не пошел бы на такой риск…
– Эх, когда у тебя десять детей, на что только не пойдешь, Андреа… У вас у самого есть дети?
Вопрос Жаке был проходным, просто формулой вежливости, но охраннику снова стало горько. Он опустил голову и промолчал.
– Ну-ну, рано вешать нос, еще будут! Делать детей – не похищенные бриллианты искать, – подбодрил его Жаке.
– Он мог вылезти в форточку туалета… – снова приходя в себя, заговорил Андреа. – Это отсюда недалеко. Пойдемте, я покажу.
Через минуту уже все стояли в туалете музея и смотрели на выкрученное вентиляционное окно. От сквозняка входная дверь со стуком захлопнулась. Инспектор вздрогнул.
– Интересненько… Значит, все-таки сговор был. Проверьте адрес и все данные этого, как, вы сказали, его зовут? Таонга Нгози? Хорошо. Записали? – обратился он к Тонару. – Действуйте! А мы пока осмотрим шкафчик этого уборщика. Где он переодевается?
– Для ночной смены мы обычно ими не пользуемся. В музее же никого нет. Таонга вешал свою куртку в общий шкаф…
Когда еще через три минуты они открыли дверцу шкафа, Андреа вскрикнул от неожиданности. Сверху там действительно висела куртка Таонги. А внизу лежал сам Таонга…
– Что ты здесь делаешь?! – карие глаза Флоранс, казалось, отражали блеск драгоценных камней ее выставки. – Что здесь делает сегодня этот тип? – спросила она уже у инспектора, указывая на Андреа острым красным ногтем своего указательного пальца.
– Как быстро ты приехала! Значит, сегодня опять у него оставалась, да? А Сильвия спит с няней? Ты хоть знаешь, какую гадину пригрела на своей груди? Он вор-рецидивист! И после этого ты смеешь мне заявлять, что я оказываю плохое влияние на нашу дочь?! – закипел Андреа. При виде Флоранс у него всегда ударяла в голову кровь. Раньше от любви, а теперь… Теперь его просто трясло. Несколько последних месяцев они общались только через адвокатов.
– Успокойтесь, Базано! Сейчас не время выяснять семейные отношения. Госпожа… Госпожа Базано, вы знаете этого человека? – попытался перевести разговор в деловое русло Жаке, показывая Флоранс фотографию преступника.
– Да, это Маэль Канн. Я… Конечно, я его знаю, – растерянно ответила девушка. – Это мой гражданский муж. С ним что-то случилось? Меня вызвали сюда по делу о краже «Глаза бури», но почему-то попросили захватить с собой компьютер Маэля… Я ничего не понимаю…
– Вы куратор этой выставки? Полагаю, что «Глаз бури» застрахован, как и все остальные представленные здесь украшения?
– Да, конечно. Мы ведь не первый раз организовываем подобные шоу… Так что с Маэлем? – не унималась Флоранс.
– Что вы делали сегодня ночью? И где был в это время Маэль? – спросил Жаке.
– Он поехал к своей матери, сказал, что у нее приступ и надо ехать в больницу. А я осталась у него в квартире. Она недалеко отсюда, поэтому, когда много работы, я там иногда остаюсь.
Андреа со всей силы сжал зубы.
– Мать этого человека умерла три года назад, когда он сидел в тюрьме за кражу в особо крупных размерах, – отстраненным голосом сказал Жаке. – А на какую сумму был застрахован «Глаз бури»?
– Что?!
– На какую сумму…
– Маэль сидел в тюрьме? Вы, наверное, что-то перепутали, господин инспектор…
– Так, хорошо, давайте я сам посмотрю это в договоре о страховании… Принесите мне договор! – обратился он к своему помощнику. – Я ничего не перепутал. Похоже, это вам нужно быть более осмотрительной при выборе своих партнеров, госпожа Базано… Вы знаете, что он открыл витрину с помощью вашего личного бейджа?
– О чем вы говорите? Кражу совершил Маэль?! Что за чушь? И потом мой бейдж у меня с собой, в этом кар… – Флоранс засунула руку в карман, но с удивлением вытащила из нее только бумажную салфетку и помаду. Бейдж исчез. Флоранс опустилась на стул и обхватила голову руками. – Может, кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?
В этот момент помощник принес договор о страховании. Жаке пролистал его и записал себе, проговаривая вслух:
– Два миллиона триста пятьдесят тысяч двести шестьдесят евро. Весьма крупная сумма, даже для такого бриллианта… Значит, при продаже на черном рынке за него могут дать от двух до трех лимонов… А владельцу бриллианта страховая компания возместит убытки. Как хорошо вы все продумали, госпожа Базано… Вот только не предусмотрели одну мелочь, что ваш сообщник откроет огонь по охраннику музея, а тот его застрелит.
Флоранс вытаращила глаза и ошарашенно посмотрела на Андреа.
– Ты его… Ты его убил?.. – прошептала она.
– А что ему еще оставалось делать? Иначе бы его убил Маэль Канн… Так куда же вы спрятали бриллиант, госпожа Базано?
– Жаке, моя бывшая жена тут, кажется, ни при чем… Как бы мне самому этого ни хотелось… Разве вы не видите, что ее просто использовали? – вступился за Флоранс Андреа.
– Позвольте мне самостоятельно делать подобные заключения, господин Базано. Расследование покажет.
Помощник Жаке тем временем взломал компьютер Маэля Канна, подключил наушники и методично стал просматривать все файлы, которые преступник открывал или сохранял за последний месяц. Инспектор сел рядом, продолжая делать пометки в своей записной книжке. Через десять минут помощник снял наушники и повернулся к своему шефу:
– Кажется, нашел! Вот здесь, инспектор!
В папке под названием «Черновики Х» были собраны разные видеофайлы. Просмотрев несколько отрывков, Жаке сделал вывод, что Канн записывал свои разговоры с заказчиками и потенциальными клиентами… Наверное, хотел их использовать как дополнительную страховку, если что-то пойдет не так… Какая глупость!
На одной из последних видеозаписей разговор шел о «Глазе бури». Заказчик был в черных очках, с длинными волосами и аккуратно подстриженной бородкой и бегло говорил в экран своего телефона по-английски. Его белая роба и легкий арабский акцент выдавали в нем богатея с Ближнего Востока. А, вернее, одного из его приспешников…
– Когда-то «Глаз бури» принадлежал семье Канафи, но его конфисковало государство. Мы только хотим восстановить справедливость… – речь араба текла спокойно и естественно, как лесная река.
– Как вы на меня вышли? – спросил Канн.
– Через даркнет. У вас очень хорошие рекомендации, и в этом деликатном деле мы рассчитываем на вашу экспертизу…
– Да, но обычно я работаю в частном секторе… А здесь речь идет о государственном музее, в котором…
– Это мелочи. Сообщите нам заранее дату и время, и наши сотрудники отдела IT отключат в музее сигнализацию. А дополнительную защиту витрины вы легко сможете снять с помощью бейджа Флоранс Базано. Вы ведь с ней знакомы, и достаточно близко, не так ли? – уверенно проговорил заказчик.
Канн на несколько секунд замешкался, кашлянул, а потом сказал:
– Я так понимаю: выбора у меня нет?
– Господин Канн, мы цивилизованные люди… Выбор есть у каждого.
Заказчик повернул свой телефон так, что теперь экран Канна отражался в его солнцезащитных очках. Вор кивнул в ответ.
– Прекрасно. Я в вас верил, господин Канн. Авансовый платеж за эту услугу поступит на ваш счет максимум через час…
Инспектор Жаке повернулся к Тонару и попросил его проверить счет Маэля Канна. Вскоре выяснилось, что ему действительно поступил аванс размером в сто тысяч евро. Перевод с Виргинских островов…
Добравшись до дома, Андреа включил на своем компьютере главный новостной канал:
– Сегодня мы продолжаем рассказывать о невероятных событиях, разыгравшихся в Музее декоративного искусства. Напомним, что в ночь с понедельника на вторник в музее пропал бриллиант древней династии Великих Моголов «Глаз бури». К счастью, благодаря своевременному вмешательству охранника музея, вооруженный преступник был нейтрализован. Им оказался Маэль Канн. Согласно оперативным данным, он исполнял заказ знаменитой банды похитителей бриллиантов Канафи, главный штаб которой находится в Объединенных Арабских Эмиратах. На сей раз в руки генеральной прокуратуры попали видеозаписи, а также выписки с банковских счетов Маэля Канна, которые подтверждают причастность банды к похищению «Глаза бури». Сам бриллиант до сих пор не найден…
Андреа запустил программу очистки компьютера и отправился в душ. Надо было снять напряжение. Затем он заварил себе крепкий кофе и взял со стола старую фотографию. Оттуда на него смотрело морщинистое, обветренное лицо Томмазо Базано.
– Ну что, отец?! – сказал Андреа. – Помнишь, как мы с тобой ругались, когда я хотел уехать из Венеции? Я тогда говорил, что рано или поздно ее камни опустятся в воду, а чайки превратятся в рыб… Я был неправ, отец! Я был неправ. Наш город возвышается над морем уже тысячу лет, выстоит и сейчас. На мой век родных камней и холода мне хватит.
Андреа провел пальцами по фотографии.
– Я скоро вернусь! С Сильвией… У нее, кстати, твои глаза… Голубые… Ага…
Охранник сделал глоток кофе и проверил, как идет очистка компьютера.
– Я ведь стал программистом, представляешь? Меня и во французский Иностранный легион взяли, чтобы я там дронами управлял… М-да… Если бы не Флоранс, я бы потом совсем чокнулся. Стал бы как твоя маска Пьеро или Арлекино, с пустыми глазницами и без души…
От мыслей о том, что было в Сахаре, пальцы сами потянулись за сигаретой. Андреа достал ее из пачки, покрутил в пальцах, а потом засунул обратно.
– Впрочем, ты мог бы мной гордиться, пап… Примерять на себя маски я все-таки научился. А что прикажешь делать, когда в отчимы твоей дочери набивается вор-рецидивист? Я как узнал об этом, у меня все внутри упало. Сначала думал, что у Флоранс с Канном любовь, а тут такое… Нормально, да? Бывший военный не может встречаться со своей дочерью, а международный преступник – пожалуйста. Он ведь меня сегодня даже убить пытался… Что мне, по-твоему, оставалось делать?
Андреа вздохнул, вспоминая сегодняшний выстрел.
– Помнишь, ты всегда говорил, что в жизни надо уметь носить маски, но не забывать о том, кто ты на самом деле? Когда я прикинулся заказчиком из банды Канафи, я ведь предоставил ему выбор, пап, и он его сделал. Скажешь, что ничего нового под солнцем, да?.. Это точно… Люди не меняются.
Чашка почти опустела, поэтому Андреа налил себе еще одну порцию кофе и снова сказал:
– Спасибо, что рассказал мне про титановые белила… Без твоей науки я бы никогда не догадался смешать их с сахаром и дать Винсенту, чтобы у парня заболел живот… А без наших карнавалов я бы не смог сыграть роль помощника-невидимки Маэля Канна. Вот они, семейные традиции! Ха-ха! Жаль, что мы с тобой не успели поговорить до твоей смерти, папа. Я был молод и глуп… Молод и глуп. Но теперь я тоже верю в традиции. В семейные. И свою дочь я просто так никому не отдам… Раньше мне не хватало денег и спокойствия, но теперь я нашел и то и другое, папа… Смотри.
Андреа вынул свой искусственный левый глаз, открыл его и протянул руку к фотографии отца. В самом центре, в специальном углублении лежал «Глаз бури».