Едва мы нырнули в ворота, как на нас попер мужик со связкой ключей. Конечно, это был не апостол Петр, а сторож. С очень большого бодуна и оттого шибко агрессивный:
– Куды в святой храм претесь? И так все пообссы…
На этом месте сторож наконец разглядел в руках плешивого пистолет и осекся. Наверное, он сообразил, что мы заглянули в святое место не по малой нужде, а по очень большой. Он подался в сторону и что-то испуганно промычал, но плешивый был не в том настроении, чтобы вступать в богословские дебаты. Коротко взмахнув правой рукой, он с хрустом вонзил рукоятку пистолета в висок сторожа и тут же метнулся обратно к воротам.
Я в ужасе замер, а плешивый быстро прикрыл створку ворот. Странно квакнув, сторож кулем рухнул набок, со всего маху ударившись головой о железобетонный столб. По его испитому лицу пробежала тень, слюнявый рот дернулся, и он замер – с приоткрытым правым глазом.
Я быстро перевел взгляд на плешивого. Он возился с засовом и успел задвинуть его еще до того, как сирена завыла уже в переулке.
– Сматываемся! – повернулся плешивый и наткнулся глазами на сторожа. – Ты его пришил? Тоже правильно… Давай в подвал! Там должен быть выход на Цветочную!
Он первым бросился к черному зеву хода в подвал, и я пришибленно последовал за ним. Мыслей у меня не было уже никаких. То есть, были, конечно, но не мысли, а какая-то каша. Я вдруг вспомнил, что с Цветочной раньше действительно был вход в музей. Вернее, не в сам музей, а в его подземную часть – с мумиями, мощами и гробницами… А потом я снова подумал о стороже и о странной фразе плешивого… И вспомнил скорчившегося в предсмертной судороге под кустом громилу…
Все это было похоже на кошмарный сон, но, к моему ужасу, происходило наяву. Работы на стройке не велись по крайней мере с месяц. Это было видно по пробившимся там и сям сквозь кучи строительного мусора сорнякам.
Плешивый наверняка знал об этом, когда крикнул в сквере, чтобы я поворачивал к музею. И я вдруг испугался, что он специально заманил меня сюда, чтобы убить на какой-нибудь гробнице…
Подвал дохнул на нас могильной сыростью и вековым сумраком. Я тут же за что-то зацепился и с трудом удержался на ногах. А когда разогнулся, увидел прямо перед собой спину плешивого и налетел на него.
– Слышишь? – повернулся плешивый с поднятым в руке пистолетом.
– Что?.. – едва слышно прошептал я.
– Сирена… Пронесло…
– Ага, – кивнул я и только потом понял, что он имеет в виду.
Милицейская машина пронеслась по переулку мимо музея. Сирена затихла чуть дальше. Захлопали дверцы, послышался топот, потом донеслась приглушенная команда.
– Будут прочесывать сквер, – облегченно вздохнул плешивый. – Минут десять у нас есть. Уйдем. Да, клоун?..
– Ага, – тупо кивнул я.
– Откуда они, сучары, взялись? – снова вздохнул плешивый, поворачиваясь и двигаясь в глубь подвала. – Осторожно тут…
– Ага…
Откуда-то спереди из-за деревянных стоек пробивался тусклый свет, и двигались мы довольно быстро. Никаких гробниц, мощей и мумий в подвале уже не было, и это меня очень сильно обрадовало.
– Странно, – продолжал бормотать себе под нос плешивый. – Кто же их, сук, навел? Я как увидел машину в сквере, сразу почуял… – Тут плешивый снова резко остановился и быстро спросил: – Ты же не думаешь, что это я? А, клоун?..
– Нет, – выдавил из себя я.
– Ф-фух! – облегченно вздохнул плешивый. – А то ты молчишь, и я подумал… В общем, проехали. Потом разберемся. Лады?
– Лады.
– Я сразу просек, что ты настоящий пацан, – хлопнул меня по плечу плешивый. – Держи!
Он сунул мне в руку барсетку и, довольный, двинулся дальше. Сумка была довольно увесистой, но я не стал ни о чем спрашивать. Надел ее на руку и двинулся за плешивым.
– Там все. Фотки, ствол, бабки. Хотя, – вдруг засмеялся плешивый, – зачем тебе бабки? У тебя теперь с киргизом свои счеты… Да, клоун?
– Ага, – без выражения сказал я, но плешивый почему-то забеспокоился:
– Шучу я, шучу. Как управишься, звякнешь Тимуру. Все будет путем. Лады?
– Лады.
– А мне пока придется залечь. Ну, ничего, – коротко хохотнул плешивый, – ты и сам справишься… Да, клоун?
– Ага, – снова буркнул я.
– Странный ты какой-то все-таки… Хотя оно и понятно. Так, кажется, сюда.
Плешивый куда-то повернул, и минуты три мы продвигались в кромешной тьме на ощупь, то и дело натыкаясь на деревянные стойки, подпирающие перекрытие.
– Вот блядь, не хватало еще заблудиться, когда менты на хвосте! – выматерился плешивый и тут же воскликнул: – Вроде есть! Точно! Пришли!
Я повернул следом и увидел пробивающиеся поверх высокой двери узенькие полоски света.
– Порядок! – подал голос плешивый.
С полминуты он повозился с запорами, потом подергал дверь и снова выматерился. Пошарив руками в темноте еще несколько секунд, он повернулся ко мне и позвал:
– Ты где? Помоги. Рельсом приперли…
На пару мы не без труда подняли в темноте почти трехметровый кусок рельса и прислонили к чему-то сбоку.
– Порядок, – шепнул мне плешивый, приоткрыв дверь и выглянув на Цветочную. – Давай. Ты первый, а потом я…
– Ага, – проговорил я и выскользнул на залитую солнцем Цветочную улицу.