С Т Р А Н И Ц Ы П Р О Ш Л О ГО Л И С Т А Ю
Страницы прошлого листаю:
В тумане кроются года,
И память их обозначает
Условным именем – тогда.
Тогда так молоды мы были,
Так искрометны и чисты,
Так беззаветно мы любили,
Так свято верили в мечты,
Тогда казалась жизнь бескрайней,
Окрашенной в цвета весны,
А горести дороги дальней
Увы, нам были не видны.
РОССИЯ
Как хорошо рассветы золотые
Над речкою туманною встречать.
В лучах зари бессмертная Россия,
Которую нельзя не величать.
Твоих просторов неоглядны дали,
Твоих лесов и долов широта,
И скромная, чуть с примесью печали,
Простая и святая красота.
Здесь нет сиянья резких, броских красок,
Высоких горделивых гор,
Но добротой и ласковостью ясен
Берёзок незатейливый узор.
В сплетеньи веток их кудрявых
Весенний хороводный круг,
Как будто бы в рассвете алом
Весна их вывела на луг.
И речек бег неторопливый
Без бурных перепадов вод,
И терпеливостью счастливый
Трудолюбивый наш народ.
Спокойный, справедливый, мудрый,
С открытой русскою душой,
Не раз в тревогах доли трудной
Являл характер твердый свой.
ЗАПАХ ДЕТСТВА
Мне запах детства вспомнить надо:
Оно не пахло сеном, лесом -
Дворов весенняя прохлада
Дышала гарью куломеса.
Какой-то сложной, терпкой взвесью,
Прожженной запахом бензина,
Неповторимой сладкой смесью
Цветов, асфальта и резины.
Когда же сполохи ночные
Горели издали огнем,
То были запахи другие -
Весной дышалось и дождем.
И за окошком лист зеленый
Упрямо распрямляя клен,
В ветра холодные влюбленный,
К себе притягивал циклон.
И вместе с тучей грозно-синей
Дышала юностью весна,
И запахи свои Россия
Московским улицам несла.
СЛОВО
Зачем повторяться мне снова,
Кого я хочу удивить?
Волшебного русского слова
Связать невозможную нить.
Как будто в другой я стихии,
Как будто за чьи-то грехи,
В минуты эти лихие
Пишу про любовь стихи.
И силушки нет уклониться,
И что-то туманит взор,
Волненья чудесные спицы
Вяжут хмельной узор.
И строчка за строчкой стремится,
И песня в душе пролилась -
На чуткое сердце ложится
Стихов опьяняющих вязь.
Май 1979 года.
Я РОДИЛСЯ И ВЫРОС В МОСКВЕ
Я родился и вырос в Москве…
И московские дымные дали,
Её думы, заботы, печали,
Тонкой сажей припудренный снег,
Её жизни встревоженный бег,
Столько сердцу тревожному дали!
Строчкой доброю, ласковой стали,
Стали частью всего бытия:
Ведь Москва – это чуточку я,
Словно капля в едином потоке.
Вместе с ней и добро, и упрёки.
С нею вместе и радость, и боль,
И пришедшая поздно любовь.
* * *
Сгустилось мыслей и дум смятенье,
Разлад на душу лавиной пал.
И вдруг восторг опьяняющий пения
Сердцу доступен стал.
И я почувствовал мира воскресшего
Простой гармонический строй.
И с торжеством вдруг прозревшего
Я стал до конца сам собой.
ЧИСТЫЕ ПРУДЫ
Сижу под старым тихим кленом,
Склонившим ветки у воды -
С тех давних пор всегда влюбленный
В вас, мои Чистые пруды.
Под шорох волн струилось детство,
Оставив добрые следы,
И никуда от вас не деться
Мой символ: Чистые пруды.
Я всё же в жизни что-то значу,
И есть трудов моих плоды,
Но почему ж над вами плачу
Я снова, Чистые пруды.
Я был и грустным и веселым,
Когда в душе цвели сады,
Но приходил я удивленный
К вам, милые мои пруды.
Не раз над мною пела вьюга.
Я ждал тревоги и беды.
Но видел поощренье друга
В вас, Чистые мои пруды.
И вот сюда пришел я снова.
Виски мои уже седы.
И доброго ищу я слова,
Далекие и близкие пруды.
ИДЕТ ГРОЗА
И тяжко и душно… Так трудно дышать…
Как боль разметалась в природе…
Небесного воинства грозная рать
Клубясь, на солнце выходит.
Быть битве: в просторах вскипает она.
День рвется в грохочущем звуке,
И яростным всплеском стального огня
Ко мне её тянутся руки.
Жалеть я не буду – уйти не смогу,
Пусть ветер упруго обнимет,
И, поражая меня на бегу,
Исхлещет ликующий ливень.
Я бурю пойму – её гордость и страсть.
Рев вихря меня успокоит.
И битвы всесильной жестокую власть
Приму без сомнений как воин.
Не жду я победы в пьянящей борьбе,
И подвигов я не желаю.
Я просто навстречу безвестной судьбе
С открытым забралом шагаю.
Что будет потом – то неведомо мне.
И людям о том неизвестно.
Мне чудится тень облаков в синеве
И слышится нежная песня…
Простой и далекий, знакомый мотив,
Овеянный негой и грустью…
И кто-то заплачет, цветы опустив.
Не надо: слез с детства боюсь я.
БЕССОННИЦА
Как важно во всём разобраться…
А мысли клочками куда-то поплыли,
И я словно не властен над ними…
Надо, надо собраться…собраться!
Что было, что есть, что будет?
Гадать на кофейной гуще…
Было…было? Будет – разлюбит?
А может быть, это и лучше!
А её, как же? Забуду?
Сердце себе самому вопросом,
Как будто сердце отсрочки просит…
Бу…Ду…Буду, буду, бу…ду…
Эхом где-то в сознанья глубинах
Звуком то грубым, то отчаянно тонким
Бьет с размаху словно дубиной
По перепонкам, по перепонкам…
Ночь как вечность: без края тянется.
Считать бесполезно как бесконечность,
Миллиарды, опять миллиарды…
Лица как будто в пасьянсе карты…
Дамы, валеты, тузы… Как совпали!
Сложились страшной угрозой вместе…
А будто бы вроде случайно пали?
И всё как надо: прижались тесно.
И снова считаю в тревожной надежде…
–Тысяча…первый, второй…третий…
Твоё лицо… И всё так как прежде…
За что я страдаю? Прошу: ответьте!
Тихим шорохом стелется утро.
Тьма за окном медленно тает.
Всё наяву и всё как будто…
И мозг усталостью закипает…
И в опьяненье блаженной дрёмы
Словно снотворное– города рёвы.
От наваждений – трамвайные звоны,
Виденья куда-то в безвестность гонят.
Февраль 1980 года
* * *
По сути, я человек городской
До самых, самых глубинок души.
Наверно, не так, чтобы слишком простой:
Ведь вырос-то я отнюдь не в глуши.
Московского времени темповый бег
Как-то впитался в меня, как во всех.
Московский, с затаинкой в чем-то смех,
Московское, быстрое, в прищуре глаз…
Веселых порой, а порой озорных,
Светлых и добрых весной …
Но что-то печальное все-таки в них
Грустинкой заблещет порой.
Москва есть Москва – в том её простота:
Прозвали когда-то большое село.
Не сельская всё же её красота
Сложилась веками. Окрепла давно.
* * *
Поэты больше из села,
Да это и понятно:
Природа кажется сама
Стихи рифмует знатно.
А я, ребята, городской:
Живу в тревожном шуме,
И напоил меня тоской
Полог небес угрюмый …
И в тесной комнате своей
Встречаю я рассветы,
И не поёт мне соловей
В пылу свои куплеты …
Мне утром слышится трамвай
И шин накат тяжелый,
Мой городской родимый край
И в смысле травки голый …
Как слой брони лежит асфальт,
Сковав его просторы,
И среди сотен тысяч пар
Нет ни одной веселой …
Сокрыт здесь, в общем, человек,
Храня свои секреты,
И времени безумный бег
На всё поставил мету…
И всё же, слышу я стихи
В глухом столичном звуке,
И даже “Городской архив”
Рифмую с чем-то в муке.
И ритм кварталов городских,
Что кружатся на схеме,
Войдут в короткий, жесткий стих,
А стих ведет в поэме…
А ОНИ ВЕДЬ ДРУГИЕ
Мир видят иначе поэты,
Такие у них глаза:
Им мнятся пожары в рассветах
И алые паруса,
Гармонией стройных линий
В бескрайность летящий мост,
И свет иступленно-синий,
Армады далеких звезд.
Им кажутся добрыми люди,
Живущие в мире без зла.
Терзать их за это не будем -
Такая у них судьба…
И ходят они по грани,
По лезвию острия
И жизнь их сурово ранит
Превратностью бытия.
За то, что они другие
И не такие как все,
Ломают их в ночи глухие
На дыбе и колесе.
За то, что они страдают,
За то, что умеют любить,
За то, что довольства не знают -
Д р у г и е не могут простить.
СМЕРТЬ СОБАКИ
Прошло уже немало дней,
Всему б пора уже забыться,
Но как модель судьбы моей
Мне смерть собаки часто снится.
Мой старый невезучий пес -
На лапе злая язва-рана.
Я в рюкзаке его понес
В последний путь, поутру рано.
Доверчиво в мешок он лег:
Привык к нему – как на охоту.
Бедняга, он понять не мог,
Что скоро кончатся заботы.
Его беда, что слишком стар.
Его болезни безнадежны.
Нас ждал бывалый ветеринар
В халате далеко не снежном.
И ждал покрытый жестью стол,
Смертельных средств хмельная доза,
Последний в жизни т о т укол,
Хозяина скупые слезы.
Хозяин – просто человек -
Взял на себя удел решенья
Определять собачий век
И срок последнего мученья.
Наверно, всё же много взял
Он на себя в минуту злую.
Тяжелый узел завязал,
Затеявши игру крутую,
Хозяин – я, я все ж не бог,
И пса судьбу решать не вправе.
Но приговор свой я не мог
Потом уже никак исправить.
Мне часто видятся глаза
Собачьи, с грустным удивленьем,
На них застывшая слеза,
Последнее как дым сомненье.
Считал меня, наверно – друг:
“Так что же, друг, теперь ты сделал?”
И улыбнулся страшно так
Улыбкою оцепенелой.
Застыла маской у него
Гримаса боли и презренья.
Последней судорогой свело…
Потом “ничто” и просветленье....
ВРЕМЯ
И всё же -
как быстро катится время!
Время и вечность -
время и миг.
И вот принимаю
без удивления
вопрос,
что задал мне какой-то старик.
А он, обсуждая возможные версии,
вопрос как вопрос,
но жестокий вопрос:
– “Скажите, давно ли, приятель
на пенсии?”
Вопрос без усмешки -
до ужаса прост…
Да, как же с годами мы осязаем
в своей устремленности
век.
Ведь будто вчера
меня называли
еще: “молодой человек”…
Но время летит,
словно бы в исступлении…
Время – начало,
время – конец.
И словно прикинув
в каком-то сравнении
назвали – случайно? – однажды
– “отец”.
Все меру и степень имеет на свете:
Отец есть отец -
растут его дети…
“Отец” как образ
в единстве и целости,
как признак
моей сложившейся зрелости…
Шли годы – к “отцу” я почти что привык,
смирился
как с грубой, слепой неизбежностью.
И на тебе вот -
теперь уж “старик”....
И сказано этак
с милой небрежностью…
“Старик”! -
займите Ваше место
вот – у трамвайного окошка....
И это вместо всего-
вместо.
Скажу по правде,
совсем немножко…
На лице бездна чувств
как у мима....
От ужаса лицо
гримасой сводит…
Как быстро же всё проходит!
А жизнь
вдруг
поплыла мимо.
Июнь 1982 года
ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК
(Мой внук оканчивает школу)
Последний звонок… Ведь почти…
Да, почти – что окончена школа.
Школе скажем скоро – “прости”.
А голос, увы, не веселый.
Сначала хотел хоть в стихах пошутить,
“Слепить”, как водится, шаржи …
Но получился другой мотив -
Печальный немного даже.
Не ценим, что было – почти закон.
Про школу и даже шире.
Прошлое крыть – привычный уклон -
Упорно внедряется ныне:
– Всё, что учили, впору забыть:
Не так, уверяют, жили.
– То, что любили, не стоит любить:
Смысл жизни – денег всесилье.
– Каждый рви, что сможешь урвать …
Все добрые чувства пожухли.
А демагогов злобная рать
Страну превращает в джунгли.
– Круши и хватай – бог за это простит -
Суть новых “возвышенных” истин.
И вместо старых кумиров мостят
На пьедесталы “бизнес”.
А вы выходите в трудный мир,
Где правит богатый и сильный,
Туда, где жадность как высший кумир
Рвет на куски Россию.
А вам что делать? Жить и любить …
Готовясь к решающей битве …
Там будут и радость, и горе … и быт …
И поиски новых истин.
НОЧНОЙ БРЕД
Ночь опрокинулась бездной звездной.
Сердце лунным светом опутано.
Вдруг понял я, что мы встретились поздно,
И нашей любви не дождаться утра.
Ветер в лесу словно глыбы ворочает,
Всё прибирает в своё подвластие,
Шорохом листьев шепчет пророчество
О том, что у нас уж не будет счастья.
Тени спустились ночные короткие,
Сгустками мгла скульптурами вылита,
И тишину раздирает икотою
Злобные всхлипы тревожного филина.
Лица в ночи наши слабые, бледные,
Очи погасли – темны и испуганы.
И в испытанье по-злому волшебному
Наши сердца одиночеством угнаны.
Нет ничего, и не надо придумывать.
Просто войти в этот мир ожидания.
Войти бесконечно бессовестно юными
И сохранить как надежу желания…
КУКУШКА
Одиноко и душно.
Тянет камнем усталость.
Прокукуй же, кукушка,
Сколько жить мне осталось?
Но примолкла кукушка,
Оборвав свои песни,
–Ну, спасибо, подружка,
За веселые вести…
Я дошел до предела -
До последнего края,
И что делать с собою
Я по правде не знаю.
Я не верю любимой,
И себе я не верю....
Жизнь промчалась мимо -
В этом только уверен …
Так не пой мне, кукушка,
В сизом сумраке чащи!
Жизнь – монетка, полушка:
Просто плата за счастье…
СТАРЫЙ ГОД
Год ушел… Сколько их уж ушло…
Год ушел… Так уходят и люди,
Унеся с собой и добро и зло,
И потом ничего не будет.
Есть такая крутая черта:
Как-то бродим и рядом, и возле -
Её грань и проста и остра:
Нечто “до”, ну, а что-то и “после”…
“После” – это уже не для нас,
Для других в их безумных надеждах.
Наше с нами: теперь и сейчас.
И как память – когда-то и прежде…
В жизни всё в общем мудро идет -
Философской связавшейся парой,
Если новый является Год,
Значит – в Лету скрывается старый…
Он уходит в настигшей тиши.
Плачут в розовом отблеске свечи.
И прощальным томленьем души
Отгорает несбывшийся вечер…
Год уходит, спокойный как сон,
Он уходит почти незаметно -
Лишь часов ненавязчивый звон
Отзывается в сердце приметой.
За тебя мы осушим бокал.
Помянем и, наверно, забудем…
А теперь же – ”Мерси” и “Пока”
И судачить о прошлом не будем.
А СЧАСТЬЕ ГДЕ?
За счастьем мчался куда-то вдаль,
Стремился к заветной цели.
Мне виделся чудный, прекрасный край,
Зеленый и добрый берег.
Я греб, ветер дул в мои паруса.
В зените сияло солнце.
Но в той же дали охватывал глаз
Линию горизонта.
Шли годы – порядком устал я в пути:
В пути одиноком, нелегком
И призрачным светом в тумане светил
Мне берег желанный, далекий …
Невзгоды и годы сломили меня.
И руль был однажды брошен.
А ветра порывы рыдали, дразня,
Что счастье осталось в прошлом …
КОГДА УХОДИТ МОЛОДОСТЬ
Когда уходит молодость,
Веселая, беспечная,
Счастливая – без повода,
Такая быстротечная.
Уходит тихо молодость…
Когда? И не поймешь…
Поймешь – не будет проводов:
Ведь время не вернешь.
И мир как будто в целости,
А всё же – всё не так:
Спокойствия и зрелости
Мне ноша нелегка.
Вдохнуть бы ветра юности,
Вкусить её дорог -
К тупой житейской мудрости
Привыкнуть я не мог.
И пусть однажды вечером
В сгоревшей дымке дня,
Другими не замечена,
Она найдет меня.
И эта встреча поздняя
Мне болью сдавит грудь-
Ушедшего – под звездами
Обратно не вернуть.
ГАМАЮН – ПТИЦА ВЕЩАЯ
Гамаюн – птица вещая,
Что ты видишь там – в безднах вечности,
Почему над долиною мечешься
Этим тихим и ласковым вечером?
Что тебе проведенье поведало?
Бьется сердце испуганно бедное,
И лицо твоё девичье белое
Исказило смертельною бледностью…
Розовятся каплями-бусами,
Губы в кровь – до боли искусаны,
Сжаты линией тонкою, узкою…
А глаза твои полные ужасом…
Страшно знать другим недоступное:
Дар пророчества – что-то преступное…
Видеть в будущем горькое, смутное
Под времен крутыми уступами…
Вспыхнет правда яркими искрами.
Но не можешь её людям высказать…
И исходит страшная истина
Непонятными, грубыми криками…
У МОГИЛЫ ОТЦА
Да, однозначны те дроби:
Родился… черточка – умер…
Смешно? Не до смеха – коробит
Меня этот пасмурный юмор.
И просто по совести страшно:
Стою над могилой отца-
Я, сын, – на день уже старше…
И ждать еще надо конца.
Вот, контуры жизненных линий
Дальше ушли по ладони,
Свернули в бугристый выем…
А он ведь меня не догонит....
Не верю ни в бога, ни в черта.
Но знаю, случится! Когда?
Где тайна жестокого счета,
Который плюсует года.
И ничего не поможет:
Как беспощаден и крут
Эластик шагреневой кожи,
Сжимающий сердца лоскут.
* * *
Небосвод на куски раскололся,
Пал на землю хрустальным дождем,
Приоткрылся бездонным колодцем,
И луна улыбается в нем.
И с каким-то таинственным смыслом,
Два ковшика, полные звезд,
Длинным, резным коромыслом
Вальпас надо мною пронес.
И в мире задумчивой тиши,
Волшебных видений и снов
Чего-то в бескрайности ищет
Созвездие Гончих Псов.
* * *
Поэты не кончают по-хорошему:
Столкнула ты меня на скользкий путь.
И как птенцу, толпы под ноги сброшенному,
Должны мне шею где-нибудь свернуть.
Мне самому до удивленья чудно,
Как я по времени опять сумел начать.
И вместе с тем понять безумно трудно.
Как мог так долго не писать?
Познать опять души ночные бдения,
Искать в тиши звучащий, тонкий стих.
Вновь испытать стихо-грехопадение,
Которым господь бог меня настиг.
ПОД МОЛОХОМ
Такой этап в твоей свершился жизни -
Этап, как знаешь, очень не простой.
Он с пристуком колес, как поезд пассажирский
Бездушный тенью взвился над тобой.
И мчится дальше этот страшный Молох,
Спеша куда-то в неурочный час,
Вне времени и расписанья, скорый -
Идет не мимо – он идет сквозь нас.
Летит вперед и годы подминает,
Вне жалости, тревог, забот.
И пассажиры никогда не знают,
Что их в пути безумном ждет.
Ты часто говорила, что довольна,
Что не желала бы другой судьбы …
А мне вот, почему-то больно,
Что жертвой Молоха невольно стала ты.
Что он впитал твою по крохам душу,
Что затоптал святое естество,
Что лучшее он в людях душит
И благом представляет зло.
Что стала ты совсем, совсем другою -
Что загнанность порой стоит в глазах,
Что было в жизни у тебя такое,
О чем не можешь рассказать.
А Молох мчится, бег свой ускоряя,
Как смысл жестокой и слепой поры:
Летит вовсю: ломая и сметая
Тех, кто такой не выдержал игры.
МОЛОХ
А мы поклоняемся Молоху:
Чудищу нам непонятному,
Ему посвященные смолоду
Силой жестокой, заклятою.
Приучены или научены:
Да так, что и сами поверили.
Какими молитвами звучными
Клялись мы Молоху в верности?
Считали, что он всеведущий,
И всё до конца понимающий.
А он состраданья не ведая,
Был просто всепожирающим.
ПО САВЕЛОВСКОЙ ДОРОГЕ
По старой дороге Савеловской
Спешат электрички недальние,
И тут же кусты припыленные,
Блоки закуской просалены.
По слухам, здесь строится станция…
Метро, говорят, даже будет -
Пока ж собираются пьяницы.
А пьяницы тоже ведь люди.
Дай бог – всё снести им и выстрадать,
Душа ведь не шарик резиновый…
В кафе “Под кустами” на Дмитровском
Алкают дары магазинные.
Алкают с селедкой подтухлою,
Синюшными мыслями маются,
Напитки, что “борматухою”
Теперь на Руси называются.
Идут разговоры неспешные.
Лишь изредка ход их взрывается:
Но это больной или бешенный
Иль так кто-нибудь изгаляется.
Идут разговоры неспешные
На темы обычно-привычныые:
Про случаи в жизни потешные,
Про что-то общественно-личное.
Хоккейно-футбольные чаянья…
Про цены на водку и прочее,
Чего-нибудь про начальников,
Про жизнь человека рабочего.
Широк круг вопросов затронутых,
Чего только не обсуждается…
И даже секреты притронные -
Их тоже молва касается.
Бесстрастная и монотонная
Беседа идет – не кончается.
И можно, наверное, тронуться
От бьющего в душе отчаянья.
Спешат электрички недальние.
Посмотришь на небо – смеркается…
И думы такие печальные
Липким туманом сгущаются…
НАД РЕЧКОЙ ТВЕРЦОЙ
Ответ на тайну вечных истин
До удивленья тих и прост:
Под сенью отшумевших листьев
Росою прибранный погост.
И всё, что в жизни её было
И тот прекрасный, чудный миг
Хранит безмолвная могила,
Запечатлел бессмертный стих.
Строфой любви и восхищенья
Поэта пламенной мечты,
В ней наш великий русский гений -
Волшебник чистой красоты.
Её краса как блеск природы -
И не беда и не вина.
Она ушла, как убегает
Весною быстрая вода…
И жизнь ушла – лишь удивленье
От человечьей суеты
И для потомков утешенье:
Лежащие в траве цветы…
Всё в круговерти – от начала
И до могильного конца.
Как много время убежало -
Как и воды в тебе, Тверца.
Внизу в овраге – под погостом,
Где над водою дикий терн.
О как всё сложно, и как просто
Решилось в мире – Анна Керн.
СЕКРЕТАРЬ ПАРТКОМА
Утром со светом встала.
Ждут тебя поздно дома.
Я вижу: порядком устала
За день секретарь парткома.
От пыли лицо посерело,
И невпопад – на вопросы.
Как паутинкой белой
Виски прочертила проседь.
Синь глаз – разливное море -
Сейчас как в покрове тумана,
И от косьбы на ладони
Мозольная вздулась рана.
С усмешкой: – Да, малость я сникла …
Дождливая нынче погода …
Хоть и крестьянка от рода,
Да всё же немного отвыкла …
Всё больше – по части бумаги:
Планы, отписки, отчеты …
Как будто бумаги как маги
Исправят все недочеты.
То сеть побыстрей формируйте,
То агитаторов – списки…
Вот и отвыкли руки -
Набила, как видите, кисти …
Сильней слов – сила примера,
Слова есть слова – да и только …
Чтоб в людях ширилась вера,
Пусть будет немного и больно.
Все вышли – директор, контора …
И мне отставать негоже:
Ведь тот коммунист, который
Делом слова итожит.
Ну, впрочем, не будем о боли …
Смотрите, пшеница – вот сила!
Какое отличное поле …
И главное: как же красиво!
Спускался над полем вечер.
Солнце садилось комом.
Как раскудрявил ветер
Тебя, секретарь парткома.
НА ПОЛУСТАНКЕ
Как будто отстал я от поезда
На дальнем, глухом полустанке.
Света метнулись полосы
В ритмичном дорожном танце…
Скользнули на грани перрона
И скрылись за поворотом,
Лишь на последнем вагоне
Сгорают в дождливом далеко.
Поезд как жизнь исчезает.
За мной он, увы, не вернется.
И в ночи холодной растает
Надежда в дрожащих оконцах.
Кричи – не кричи: не поможет,
Есть график отмеренно-четкий:
И изменить не сможет
Никто этих мудрых расчетов.
С ЯРМАРКИ
С ярмарки, с ярмарки, с ярмарки долой.
Фейерверком звезды метнулись надо мной....
Ясные – гаснут, падают вниз…
Может то не звездочка – может моя жизнь…
Режет траекторией неба синь,
Как лучом изогнутым – и о землю дзинь…
Так и я, вот, пожил… и готов -
Разорвется сердце – на тысячу кусков…
И душа распластана по земле
Силой неподвластную вовсе мне…
Падаю, ох, падаю с высоты-
С окаянной жизненной красоты!
А ведь было времечко ничего -
Не боялся я никого…
Люди, боги, дьяволы – не указ…
Но другой – поломанный я сейчас…
Поломал судьбы меня нрав крутой.
Рухнул вниз сгоревшею я звездой…
Сгаснет в темном небе её след:
Да была ли звездочка или нет…
МАМА
Я реквием человеку пою!
Человек -
и само по себе не мало…
Но этого человека -
я особо люблю,
Этот человек – моя мама!
Люблю …
Как будто что-то забыл ,
Судьбы отвергая жестокую поступь …
Теперь уже правильнее:
– Я любил …
Но это выдавить, ох, не просто …
Тишина -
средь житейского грома.
И никаких там небесных хоралов.
Как всё обыденно
и удивительно просто:
Просто рука
неподвижной стала …
По лицу белизна -
белей белого губы …
Рот раскрыт -
совсем некрасиво …
Смерть берет так жестоко и грубо,
Подавляя
жизни последние силы.
Болезнью сжато старушечье тело …
Внизу – машина: звонили “Скорой “ …
В мозгу – машинально:
– Не так уж и скоро …
А впрочем – сейчас ведь не в этом дело.
Как неизбежно
и как случайно:
Без шума вершится великая тайна,
Одно из скрытых деяний
природы -
Т а й н а у х о д а ....
Что там?
Никто никогда не расскажет.
С собой эту тайну уносит
каждый.
Ведь с каждым такое случится
однажды.
Даже с нами:
Всё в этом “д а ж е “.
И знаем наверно -
и всё же не верим.
Не потому, что от рода беспечны -
Но странно себя
и поступки мерим
Как будто бы жить собираемся вечно …
Не ценим жизни
святые мгновенья,
Друзей, родных, как надо, не ценим:
И всё поглощает
безжалостно время,
Смыкая волны свои
над в с е м и …
Но жизнь
есть жизнь,
И времени грани
Опять сошлись,
но сошлись не над нами …
А там внизу бесконечная
бездна,
Омут без края
и без истоков,
И силой вселенскою
центробежной
Нас крутит над бездной грубым потоком.
Жизней людских
безумное ралли
Летит по закрученной хитро спирали …
И давит на души
бренности камень.
Виток за
витками -
виток за витками …
И, путь предначертанный нам совершая,
Навек исчезаем,
навек исчезаем,
Гаснем в безбрежности мирозданья,
Где места нет
боли, желаньям, страданьям …
Но это п о т о м ,
а сейчас я страдаю …
Часть жизни
при жизни навеки теряю -
Ни криком теперь не помочь,
ни слезами:
Ведь столько уходит м е н я
в моей маме …
И этот уход крушит жизни устои
И душу ломает злой пустотою …
Её нет -
и больше не будет:
Она не встанет раньше меня -
чуть свет.
И сына с зарею она не разбудит:
Мамы н е т
– теперь уже нет …
Не постучит по стене
как бывало:
Три дробных удара – потом перерыв -
Она, заболев, так меня вызывала -
И я к тревоге этой
привык.
Не отругает меня
за дело,
А может – без дела:
ну, просто, так.
И не поправит – пусть неумело
Строки в прочитанных мною стихах.
Доброй рукой, увы, не погладит
Вихры моих непослушных волос.
И мне не испить никогда больше
радость
Навеянных мамой задумчивых грез.
И не увидеть в хмелю полудремы
Сквозь темень
ушедших, прожитых лет
Тот незабвенный, веселый,
зеленый
Далекого детства потерянный свет.
ЕЩЁ НЕ НАПИСАНЫ СТРОКИ
И вроде дела неплохи,
А на душе словно камень:
Еще не написаны строки
Те, что меня прославят.
Недостижимые строки,
Как встреча с синею птицей,
В которых итогом нелегким
Я мог до конца раствориться,
Отдав им и сердце и силы,
И чувства, и волю, и разум,
И чтобы меня осенила
Та песня, как молния, сразу…