Кровь на лепестке - читать онлайн

Глава 1

Изабелла [1] издала торжествующий возглас, припала горячими, напряженными губами к шершавой щеке Роджера [2], который, обхватив сильными руками талию вдовствующей королевы, с наслаждением всматривался в маленькое окошко. Там, на главной площади перед за́мком, готовилось торжествующее для женщины и ее любовника события, что кровавыми пятнами покроет династию Плантагенетов [3]. Эдмунд Вудсток, 1-й граф Кент [4], сын покойного короля Англии Эдуарда І [5], приговоренный к смертной казни через отсечение головы, вскоре появиться перед массивными башнями серого, пасмурного здания.

Безусловно, Мортимер отлично понимал, что этот милорд не виноват, но его посягательства на английский престол и неуважение к августейшим особам сделало свое дело. Изабелла, наконец, получивши полноценную власть, не пожелает оставить в живых брата казненного короля. Она, мать нового юного монарха, и никто не смеет бросать даже тень на ее покровительство в Англии.

Женщина, поднявшись с низкой кушетки, обвитой декоративными, золотыми ветвями, направилась в центр покоев, где на столе громоздился сундук с пожелтевшими листками бумаги: – Что это? – взяв одно письмо, королева поднесла его к лицу, и, жмурясь, прочитала содержимое.

– Приказ об аресте семьи Вудстока. Его беременная супруга и малолетние дети вскоре будут заточены в замке Солсбери, а все имущество я конфискую, – с нескрываемой радостью произнес мужчина.

Изабелла, всегда славившаяся жестоким сердцем, внезапно горячо воскликнула, чем удивила любовника: – Но это несправедливо! Как ты можешь женщину, которой вот-вот рожать, запереть в темнице? Да, Вудсток нам мешает, но в чем вина несовершеннолетних детей? Подумай, Роджер, об этом, не смей их делать пленниками своих амбиций, своей жестокости! Я, как мать короля, запрещаю тебе выводить в свет этот несправедливый приказ! – разгневавшись, Мортимер внезапно вскочил с кушетки, и, подойдя к женщине, вырвал бумагу из ее рук:

– Не смей мне указывать! Ты добилась власти только благодаря мне! Если бы не я, и ты, и твои дети, сгнили во французской ссылке! Изабелла, хватит глупостей. Нам пора собираться, казнь через несколько часов. Иди в свои покои, соответствующе оденься. Я буду ждать тебя в главном зале. Ради победы мы обязаны быть несправедливыми.

Блеклые лучи полуденного, но холодного солнца скользили по запотевшему окну, потом плавно опускались на кровать, заваленную разбросанными вещами. Маргарет, опустив ледяные, влажные ладони на огромный живот, неподвижно сидела на стуле, всматриваясь в узкие дорожки перед захолустным домом. Ее, жену великого Эдмунда Вудстока, вырвали из родного поместья и привезли сюда, словно преступницу. Несчастная женщина неоднократно слышала разговоры о казни супруга, но отказывалась в это верить. Мать троих детей, и еще одного не рожденного, чья жизнь покоилась в чреве, мадам Уэйк боялась оказаться в лапах врагов, боялась пасть от их мечей. Англичанка, расслышав неуверенные шаги трехлетней девочки, быстро смахнула слезы и протянула руки к Маргарет – младшей, своей старшей дочери. Пухленькая, с зелеными, ясными глазами, малышка умостилась на коленях матери:

– Мама, ты плачешь? Почему мы здесь? Где папа?

– Все хорошо, мое сокровище. Не волнуйся, папа спасет нас, обязательно спасет.

– Говорят, его скоро убьют. Это правда? – Маргарет едва сдержала в себе жгучие слезы. Нет, она должна быть сильной, ради своего рода, ради детей, ради Эдмунда…

– Беатрис! – в комнату, похрамывая, вошла тучная немолодая женщина со светлыми, длинными волосами, в беспорядке разметавшимися по плечам. Сделав глубокий реверанс, служанка спросила: – Миледи, вам что-то нужно?

– Что мне может быть нужно в этом домишке? – грустно пролепетала Маргарет, словно разговаривая сама с собой. Тяжело вздохнув и зачесав назад волосы, сколотые на затылке, мадам Вудсток подняла свои затуманенные глаза: – Как дети? У Джоанны прошел жар?

– Слава Богу, моя госпожа, все хорошо. Эту ночь девочка спала спокойно. Конечно, ее все еще мучает надрывный кашель, но температура тела больше не повышается. Отвары той лекарки помогли. Я попросила у охранников привести ее еще раз, но они отказали. Также закончилось молоко, детей нечем поить, фрукты тоже на исходе. Маленький Эдмунд постоянно плачет, говорит, хочет увидеть папу. Как я скажу ребенку, что граф?… – Беатрис внезапно замолчала, увидев, как от этих слов Маргарет тихо застонала, и, обхватив руками живот, издала несколько надрывных криков.

– Миледи, что с вами? Вам плохо?

– Спазмы, потом сводит спину. Такое уже несколько дней. Это не опасно? – служанка, улыбнувшись, опустилась на табурет позади своей хозяйки и стала массировать ей поясницу: – Мадам, скоро на свет появиться ваш малыш, осталось три месяца. Но такие симптомы характеры для ранних родов. Возможно…

– Нет! – резко вскликнула дама, отстранившись от своей горничной: – Я никогда не забуду, чем закончились мои преждевременные роды в прошлом году. Томас, мой мальчик, мой невинный ангелочек, прожил лишь две недели, и то очень сильно страдая от болей во всем теле. Потом Всевышний призвал его к себе. А Роберт, в чем заключалась его вина? Бог забирает моих детей. Беатрис, я не переживу такого вновь!

Холодные, как зимний воздух, слезы заструились по бледным, осунувшимся щекам Маргарет. Находясь на тридцатом году жизни, женщина выглядела гораздо старше, и служанка опасалась, что миледи не сможет вынести всех бед. Похудевшая, с бесцветными губами и таким же лицом, леди Уэйк уже давно не находила себе места от страха. А последние трое суток, проведенные в этом доме, который, скорее всего, в прошлом принадлежал какой-то крестьянке, окончательно лишили несчастную женщину сил. Беатрис знала, что такие боли очень плохи на последних месяцах, но не говорила об этом миледи. Также служанка ведала и о приказе обезглавить Эдмунда Вудстока, но до последнего надеялась, что это не произойдет. Хотя, кроме молодого Эдуарда, графа спасти некому. А юный король, похоже, не сильно печется о судьбе родного дяди.

– Миледи, все будет хорошо. Я отведу Маргарет к брату, пусть вместе поиграют, а Джоанне расскажу сказку. Вы же отдохните, не спите уже несколько ночей, – Беатрис, позвав малышку, что с любопытством всматривалась в низкое окошко, с сочувствием посмотрела на свою хозяйку. Слишком много боли и страданий таили в себе ее серые, блеклые глаза.

– Я не могу спать. Только закрываю глаза, и в мыслях встает образ обезглавленного мужа. Это так страшно… Беатрис, я захлебнусь собственными чувствами! – сделав резкое движение служанке помолчать, Маргарет прислушалась. Нет, она не ошиблась… Стук копыт, громкие голоса с каждой секундой слышались все отчетливее, казалось, эти звуки проникают глубоко в сердце. Вскочив с табурета, мадам Вудсток посмотрела в окно и замерла, ощутив, как когти страха врываются в душу. К дому приближались вооруженные стражники с желто-голубыми флагами, чьи цвета являлись символом герба рода Мортимеров. Тяжело дыша и пытаясь унять панику, Маргарет помчалась в крохотную детскую, где беспечно играли трое малышей. Прижав к себе удивленных дочерей и испуганного сына, англичанка глухо приказала:

– Запри двери, закрой окна, не впускай этих варваров! – служанка, дрожа от глубокого страха, кивнула, но услышав настойчивый стук, остановилась.

– Миледи, они сломают двери! Мы не можем противостоять десятке сильных мужчин с оружием!

– Нет, они убьют моих детей! – истерический плач женщины, что не выпускала из своих крепких объятий хрупких ребят, заглушил нетерпеливые слова Бодо де Байо – верного слугу Мортимера:

– Именем королевы Изабеллы, немедленно впустите нас! – безусловно, Роджер отлично понимал, что его власть в Англии еще не стала законной, и все приказы отдавались от имени ее величества матери нового короля.

Сжавшись на ветхом диване, Маргарет вздрогнула от пронзительного треска выбитой двери, что отлетела в другую сторону. Вооруженные воины ринулись в крохотный домик, вскоре заполнив собой все две комнаты. Окруженная беспощадными головорезами, англичанка не решалась вскинуть голову, но, услышав уверенные шаги мерзавца Бодо, гордо поднялась, и, как истинная мадам Вудсток, бесстрашно посмотрела в его волчьи, карие глаза, наполненные нечеловеческой злостью. Женщина не могла и не хотела забыть, как этот негодяй вместе с Джоном Деверилом подло обманул ее мужа, отдав письмо, предназначенное для короля, Мортимеру. Англичанка окинула презренным взглядом мистера де Байо и скривилась от отвращения, что сковало все внутри.

Худощавый, высокий, с редкой копной каштановых волос, что едва прикрывали огромную лысину, Бодо напоминал презренного шакала, того что, рыская ночью, ищет себе беспомощную жертву, а потом вонзает ей в горло свои острые клыки. Да, именно на это гадкое животное был похож шпион Мортимера. Он, словно лиса, подло обманул Эдмунда Вудстока, долгое время притворялся его товарищем, а потом бросил на съедение гиенам. Трудно сказать, что де Байо не испытывал бессонными ночами угрызения совести, но он никогда не позволял истинным чувствам вырваться наружу. И сейчас ему ничего не стоило подтолкнуть слабую, незащищенную беременную женщину в лапы своего господина.

– Леди Уэйк, – злобно прошипел сквозь зубы Бодо, желая ярко подчеркнуть тот факт, что вскоре Маргарет станет обыкновенной леди, носящей свою родовую фамилию. Ее никто больше не назовет мадам Вудсток, не посмеют: – Что за дерзость? Как вы можете меня, представителя лорда Роджера Мортимера, не впускать в дом, который вам и не принадлежит? Отвечайте!

– Не смейте на меня кричать! – надрывным голосом вскрикнула женщина, почти вплотную подойдя к французу, и прошептав ему на ухо: – Кто вы такой? Лишь жалкий, никчемный шпион Мортимера, игрушка в его руках. Вы все – ничтожества, не смеющие даже смотреть на английский престол, который законно принадлежит моему мужу! Ибо он – единокровный брат несправедливо убитого короля Эдуарда ІІ! Сейчас на троне сидит узурпатор, которым управляет мать – шлюха! – раскрасневшись и едва удерживая себя от пощечины, адресованной этой женщине, де Байо лишь оттолкнул ненавистную англичанку: – Клянусь, вы скоро заплатите за свои слова! Взять ее!

Четыре сильных воина схватили Маргарет, заломив ей руки за спину. Став кричать и вырываться, женщина вздрогнула от яростного смеха Бодо. Словно хищник, он обнажил свои зубы, поглядывая на беспомощную даму, выплеснувшую ему в лицо свои ругательства: – Вы не имеет права! Я супруга Эдмунда Вудстока! Я Плантагенет!

Взрыв истерического смеха вновь сотряс стены дома: – Вы – супруга не Эдмунда Вудстока, а его трупа, что вскоре появиться на главных воротах! Вашего обожаемого муженька казнят через час, а вы со стен замка будете наблюдать за этим. Также ваши миленькие дети станут свидетелями смерти папочки, – серые, глубокие глаза Маргарет расширились от ужаса. Она, завопив, словно волк на луну, бессильно повисла на руках вооруженных мужчин, что поволокли свою жертву по скрипучему полу прочь из детской, где доносился плач несчастных малышей. И их, и Беатрис, обыкновенную служанку, повели вслед за женой Вудстока, чья голова вскоре отделиться от тела в страшных конвульсиях.

Изабелла, облаченная в алое, насыщенное блио [6], чей цвет символизировал победу и власть, с горностаевой мантией на плечах, сколотой огромными изумрудными брошами в золотой оправе и с меховым чепцом на голове, гордо стояла в ледяном, пасмурном зале главной башни. Взгляд ее внимательных глаз проникал сквозь витражные, запотевшие окна. Королева даже не пошевелилась, когда по ступеням эшафота вели Эдмунда со связанными руками. Его тело, посиневшее из-за холода, и скрытое лишь под тонкой, льняной сорочкой, дрожало то ли от мороза, то ли от злости, что не помещалась в потемневших глазах. Сзади Изабеллы по правую сторону располагался Роджер, попивая густое вино из золотого кубка. А с левой стороны люди Мортимера крепко держали бледную, почти бесчувственную Маргарет. Стоило им отойти хоть на шаг, женщина сразу бы упала на ледяные плиты. Закутанная в черный плащ, с почти белым лицом и не моргающими глазами, несчастная напоминала мертвеца. Француженка, окинув сгорбившуюся леди Уэйк презрительным взглядом, хищно улыбнулась. Эта женщина раздавлена, ее сердце разбито, а тело – это лишь никому ненужная оболочка. На удивление, королева смиловалась над детьми и не приказала привести их на казнь отца. Ребят повезли в замок Солсбери, который должен быть стать для вдовы Вудстока и его малышей истинной темницей.

Внезапно Эдмунд поднял глаза на башню и встретился с потухшим взглядом супруги. Лицо Маргарет, казавшееся неподвижной маской, расплылось в грустной, но живой улыбке. Англичанка сняла перстень, когда-то подаренный мужем, чтобы выбросить его через открытое окно прямо перед Вудстоком. Но Изабелла грубо схватила ее за запястье: – Держи свои чувства при себе. Приговоренному непозволительно касаться вещей из прошедшей жизни перед плахой. Теперь у него нет прошлого. Пора кончать этот спектакль прощания! Я прошу зачитать главного судью обвинения приговоренного к казне! – щуплый, невысокий мужчина средних лет стал громко говорить, четко проговаривая каждое слово, что резало сердце Маргарет не хуже ножа: – Эдмунд Вудсток, 1-граф Кент с 1321, сын покойного короля Англии Эдуарда І и брат также покойного монарха Эдуарда ІІ, приговорен к казне через отсечение головы за заговор против короны! Суд официально призвал его виноватым! Все имущество Вудстока будет конфисковано, а семья заточена в замке Солсбери пожизненно! – судья почтительно поклонился ее величеству.

– Эдмунд Вудсток, ты, как и любой приговоренный, имеешь право исповедаться перед смертью! Используешь ли ты этот шанс очиститься от грехов? – мужчина резко поднял голову на королеву, и даже на таком расстоянии она почувствовала всю ненависть этого человека:

– Да, я, как и любой смертный, совершал грехи, ошибки, но они ничтожны по сравнению с твоими, Изабелла. Ты осуществила мятеж, убила мужа, объявила во всеуслышание свою прелюбодейскую связь с Роджером Мортимером! Ты недостойная женщина, и Господь покарает тебя, не в этом мире, так в другом.

Из горстки любопытных горожан вырвались несколько унизительных свистов и смех, адресованный королеве. Но та, гордо вскинув голову, недрогнувшим голосом ответила на оскорбительные слова Эдмунда: – Эти речи сказаны перед смертью, и я сделаю вид, что не слышала их, мистер Вудсток. Человек, ощущая на своей шее ледяное лезвие меча, беспомощен, и пытается гадкими словечками придать себе силы и могущества. Но тебе, это, увы, уже не поможет. Выполнить приговор! – палач, чье лицо тщательно скрывала черная маска, занес оружие над плахой. На площади воцарилось трепетное, боязливое молчание, вскоре нарушенное оглушающим треском. Кровь хлынула фонтаном, покрыв собой весь эшафот. Она, словно алые змеи, медленно струилась по погнившим ступеням, окропляло собой обезглавленное тело, что билось в предсмертных конвульсиях в следах своей пролитой жизни.

Маргарет, издав хриплый возглас, обмякла в сильных руках беспощадных мужчин и вскоре провалилась в глубокую, щемящую пустоту. По бледной щеке несчастной покатилась одна-единственная слеза, сотканная из озера разбитых надежд, моря боли и океана отчаяния.

– Миледи, она потеряла сознание, – Изабелла, даже не повернувшись на слова воина, безразлично фыркнула: – Посадите в карету и отправьте в Солсбери, а там тщательно заприте в темнице. Не допустите, чтобы эта женщина посмела общаться с детьми. Если я узнаю, что подобное происходит…

Высокий, темноволосый охранник с нескрываемой грустью заглянул в белое лицо вдовы, потом перевел блуждающий взгляд на ее живот, едва скрываемый под полами плаща: – Но, мадам, миссис Вудсток беременна, ее необходимо отнести к повитухе.

Потеряв терпение и оттолкнув безразличного Мортимера, королева дала непокорному рабу сильную пощечину, с радостью наблюдая, как щека мужчины покрывается следами ее пальцев: – Послушай меня, эта дрянь – леди Уэйк, никто не смеет называть ее Вудсток! Она никчемная вдова, ничто! И если этот скользкий комок плоти сдохнет в чреве своей матери, нам будет лучше! А сейчас немедленно убирайся с моих глаз! – тяжело дыша от ярости, мать монарха гневно захлопнула окно и пошагала вниз по мраморным ступеням, оставив в ледяном зале запах своих сладких, цветочных духов.

Роджер еще долго смотрел вслед любовнице и внезапно поймал себя на мысли, что страшится и опасается гнева этой женщины. Она, словно волчица, беспощадно вонзалась острыми, окровавленными клыками в горла врагов, разрывала на куски, радовалась и смеялась, наблюдая за кровью, что лилась из их обессиленных тел. Власти королевы мешал муж, она его уничтожила, мешал Эдмунд, она также отправила его на тот свет, теперь цель – стереть с лица земли Маргарет и ее детей. А кто следующий? Мортимер внезапно поперхнулся собственной слюной. Он знал на собственном опыте, что женщина у власти превращается в опытного, опасного хищника, готового наброситься даже на своих соратников. Изабелла переходит все границы, что ей стоит сделать еще несколько шагов вперед, чтобы стереть тень своего могущества, своего раба Роджера Мортимера, который так же, как и она, посягает на огромное влияние в Англии, и не только?…

Маргарет мгновенно проснулась от получасового, неглубокого сна. Вновь духовно-истерзанной женщине снилось одно-и-тоже: плаха, а на ней окровавленная голова Эдмунда, на которой особо выделяются расширенные, огромные глаза. Леди Уэйк заглядывает в них и видит своих детей, повешенных на том же эшафоте, где пролилась кровь и Вудстока. Но, в какой-то степени, англичанка была благодарна Богу за то, что он не посылает ей сновидение из прошедшей жизни, там, где она – любимая и любящая жена, счастливая мать, уважаемая мадам. Да, это было бы худшим кошмаром, ибо женщина глубоко запечатала в своем разбитом, расколотом сердце картины из прошлого. Стоит к ним только коснуться, и все внутри вздрогнет от острой, горячей боли.

Вдова обезглавленного англичанина устало поднялась со смятой постели, заглянув в крохотное окошко, что нависало над головой. Занимался рассвет, а значит, она вновь провела еще одну бессонную ночь, растерзанную сомнениями, воспоминаниями, и маленьким отрезком неглубоко сна с кошмаром. Маргарет устало обвила потухшим взглядом стены темницы. Да, это была не худшая камера Солсбери, здесь, на удивление, стоял камин, горели ароматические масла для уничтожения сырости, две кровати были не сильно твердыми и узкими. На одной такой лежанке, сгорбившись, спала Беатрис, укутавшись в свой рванный, шерстяной плед. Мадам Вудсток, или, как ее теперь называли, леди Уэйк даже дали меховой плащ и позволили раз в неделю выходить во двор на несколько минут под тщательным присмотром охранников. Но с едой, увы, было туго. В день блюда менялись лишь два раза: скудный завтрак, состоящий из ломтя немягкого хлеба, кусочка сыра и стакана молока. Потом, к полудню, молчаливая служанка приносила обед: тарелку противного, рыбного супа и крохотный кусочек мяса. К вечеру вносили таз для умывания и кувшин с водой, изредка на подносе появлялись вялые фрукты.

Маргарет постепенно привыкала к такой жизни, не кашляла от каждого дуновения ветерка, выносила ужасный мороз, голод, одиночество и страх за малышей, которых беспощадно забрали. Люди Мортимера твердили, что с детьми все в порядке, они живы и здоровы, беспечно ютятся в соседней комнате, над ними тщательно присматривает опытная нянька. Но Маргарет от этих утешительных слов чувствовала себя не лучше. Беспокойные мысли каждый день и ночь мучали ее душу. Ни разу Изабелла или ее любовник не посетили пленницу, женщина даже не знала, где они находятся. Многие говорили, что королевская мать уехала в Виндзорский замок, к своему сыну и его юной супруге – Филиппе де Авен [7]. По крайней мере, леди Уэйк это волновало меньше всего.

Словно сглазив себя, женщина внезапно услышала хриплый голос, доносившийся за массивной, железной дверью. Он принадлежал ненавистному Мортимеру. Притворившись спящей, Маргарет быстро скользнула в кровать, укрывшись почти с головой теплым одеялом. Пленница вздрогнула и зажмурилась, услышав звуки открывающегося замка. Не двигаясь и отвернувшись к стене, она чувствовала на себе его злобный, хищный взгляд, слышала медленные, но уверенные шаги, принадлежавшие будто самому дьяволу. Внезапно Маргарет вспомнила, как Роджер домогался ее в прошлом, как однажды даже изнасиловал в переходах дворца. Вдова даже сейчас мысленно почувствовала на своей напряженной, горячей плоти его ледяные, шершавые пальцы, что проникали в самые потайные уголки женского тела. Что стоило Мортимеру сейчас разорвать в клочья одежду женщины, овладеть ей, причинить смертельную боль? Ровным счетом ничего. Она – его пленница, так было и будет.

– Маргарет, – низкий, противный голос Роджера коснулся ушей леди Уэйк, заставив ее повернуться к своему нежеланному хозяину.

– Что вы здесь делаете? – уловив на своих грудях, просвечивающихся через тонкий шелк сорочки, пытливый взгляд негодяя, англичанка до подбородка натянула покрывало: – Немедленно уходите.

– А ты не волнуйся, я надолго не задержусь здесь. Я пришел сказать несколько слов, для меня они – ничто, но для тебя – гром средь ясного неба, – Маргарет усмехнулась, обнажив свои белоснежные зубы:

– Ты отобрал у меня самое важное в жизни – моего мужа, мою семью, мою гордость и уважение людей. Как ни старайся, большей боли ты причинить мне не сможешь, мое сердце заледенело. Сейчас я ничего не чувствую, – в глазах Мортимера блеснул мимолетный отблеск сожаление, но он быстро и умело справился со своими чувствами. С хищной улыбкой опустившись на край кровати, мужчина коснулся огромного живота своей невольницы:

– Да, ты права, я отнял у тебя все, но…твоя душа будет страдать, если я заберу и детей? – встрепенувшись, словно от удара молнии, Маргарет с острыми, жгучими слезами на глазах отшатнулась от Роджера, обреченно замотав головой:

– Нет,…нет,…ты не посмеешь их убить… Не посмеешь… Я не позволю…

– Глупышка, – любовник королевы с какой-то животной нежностью провел большим пальцев по щеке Маргарет, потом вновь опустил ладонь на ее чрево: – Если бы я хотел казнить твоих малышей, то сделал бы это сразу, тогда, когда еще пролитая кровь Эдмунда Вудстока не засохла. Мне пока не нужны их жизни, поскольку они ничего не стоят, захочу – сохраню, захочу – отберу. Меня волнует этот малыш. Скажу прямо, Маргарет, в прошлом, ты, сама того не ведая, зверски соблазняла меня, дразнила своей красотой, о которой мечтали все леди Англии. Лет в восемнадцать ты была почти первой красавицей королевского двора и страны. Я мечтал о дне, когда смогу заключить твое юное, сочное тело в крепкие объятия. И вот ты передо мной. Но, увы, к тебе я уже ничего не ощущаю. С годами, наполненными тревогой, потерями, болями, ты потеряла свою привлекательность. Посмотри на себя в зеркало. Бледная старуха с огромным животом. Где твои сияющие, светлые волосы, где блеск в очах, где манящая, свежая грудь? – женщина вжалась в стену, опустив глаза, наполненные слезами, в пол. Этот негодяй задел самые потайные струны в ее душе, струны былого счастья, красоты, молодости.

– Что ты от меня хочешь?

– Очаровательную девочку, что в будущем будет удовлетворять мои плотские желания, – без капли стыда произнес Мортимера, с радостью и наслаждением наблюдая за выражением лица Маргарет, на котором поселился немой ужас и отвращение. Несколько раз судорожно сглотнув, она вопросительно посмотрела на свой живот:

– Ребенок…ты хочешь отнять у меня…моего еще не родившегося ребенка?… Хочешь, чтобы он стал твоим предметом любовных утех в постели?

– Не он, а она. У меня нет бесстыжих наклонностей, как у короля Эдуарда ІІ [8]. Я беру на ложе лишь девочек. Мне не нужны твои слезы, стенания, крики, они не помогут, дорогая Маргарет. Я все решил, и ты, как моя пленница, подчинишься. Слушай меня внимательно и запоминай каждое слово, что станет для тебя дальнейшим будущим. Если родишь мальчика – он, как и все твои дети, будет жив и здоров, к нему никто не прикоснется с плохими намерениями, но, а если девочку, я заберу ее сразу после рождения, скажу, что это сирота какой-то крестьянки. Все поверят моим словам. Пока малышка не достигнет полового созревания, ее будет воспитывать няня, но потом она ляжет в мою постель и станет пылкой, покорной любовницей. Это произойдет не в пятнадцать-шестнадцать лет, а где-то в одиннадцать, после первых женских дней. Поэтому подумай над моими словами. Молись днем и ночью, чтобы на свет появился сын, иначе твою дочку постигнет незавидная судьба моей подстилки, – Мортимер с улыбкой поднялся, но женщина, обезумев от собственной боли, впилась ему в руки своими ногтями и с криками стала бить кулаками по телу:

– Негодяй, подлец, развратник! Ты не отберешь мою девочку, я убью тебя, уничтожу! – глаза англичанки горели нечеловеческим огнем боли, губы выкрикивали проклятие, но даже это не помешало Роджеру схватить пленницу за запястья и дать сильную пощечину, от которой женщина повалилась на кровать. Мужчина быстро зашагал к двери, а Маргарет продолжала лежать на твердом ложе, уткнувшись заплаканным лицом в подушку. Она знала, что Изабелла и Мортимер не позволят ей спокойно родить ребенка, еще одного потомка Вудстока, но несчастная даже подумать не могла, что похотливый взгляд мерзавца упадет на невинную, словно ангелочек, малышку.

Беатрис, проснувшаяся от криков и все это время сидевшая на лежанке, с сожалением подошла к своей хозяйке, опустив ладонь на ее вздрагивающее от рыданий плечо: – Господь милостив и справедлив, миледи. Поверьте, Он пошлет вам мальчика.

Вечернюю тишину разрезали громкие, надрывные крики, идущие из камеры Маргарет. Изабелла, которой сообщили о ранних родах леди Уэйк, стояла в темнице, созерцая мучавшуюся женщину насмешливым, злобным взглядом. Над роженицей трудилась лишь одна тюремная повитуха, противная старуха с недовольным, морщинистым лицом. Беатрис, верная служанка, сжимала руку своей госпоже, шепча утешительные слова. Англичанка молила, чтобы приехала тетя Анна, опытная лекарка, что принимала у нее все роды. Но королева, словно опасаясь удачного завершения, наотрез отказала, прикрикнув на пленницу: – Твои желания здесь никого не волнуют! Будь благодарна, что роды принимает хоть какая-то бабка, иначе мучилась бы сама!

К облегчению Маргарет, мать короля вскоре покинула камеру, но перед уходом что-то долго рассказывала повитухе. Леди Уэйк боялась, что лекарка умертвит ребенка еще в чреве, но, на удивление, старуха делала все, дабы облегчить боли роженицы. Наконец несчастная ощутила, как между ног скользнул какой-то мягкий, скользкий комочек. Раздался детский, громкий плач, когда повивальная бабка обрезала пуповину и прижала к груди совсем крохотного, недоношенного младенца. Мальчика… Маргарет хотела возблагодарить Бога за сына, но боль не отступала, сватки продолжались. Залитая потом, с открытым в крике ртом, англичанка до крови сжала подлокотники кровати, когда повитуха нагнулась над ее чревом и проникла вовнутрь, извлекая еще один маленький комочек с тоненькими ручками и коротенькими ножками.

– Миледи, у вас двойня: мальчик…и девочка, – Маргарет отрицательно замахала головой, всматриваясь в кроху, которую тщательно пеленала лекарка. А первого ребенка крепко сжимала Беатрис, со страхом поглядывая на свою госпожу:

– Что будем делать, мадам? – дрожащими руками вытерев пот со лба, женщина бросила полубезумный взгляд на блюдце, наполненное яблоками, из одного торчал тонкий ножик для разрезания. Дрожа всем телом, леди Уэйк сжала в руке кинжал и быстро вонзила его в грудь повитухи, которая, кашляя кровью, медленно оседала на пол, застеленный сухим тростником. Испуганная служанка, лихорадочно схватив младенцев и положив их на свою лежанку, стоявшую в дальнем углу камеры, нагнулась над убитой, коснувшись ледяной ладонью страшной раны прямо около сердца: – М…миледи, зачем вы это сделали? – Маргарет, все еще ощущая нервную дрожь на каждом кусочке тела, с трудом поднялась с кровати, жмурясь от боли, сковавшей низ живота.

– Нет, не вставайте! Вам нужно лежать, может начаться кровотечение. Подумайте о своем и так подорванном здоровье.

– Мы должны что-то придумать, Беатрис. Они отняли у меня мужа, разлучили с детьми, но к этой малышке они не посмеют прикоснуться! Негодяй Мортимер никогда не получит моего ангелочка! – жгучие, ослепляющие слезы застыли в блеклых глазах леди Уэйк, но она, несмотря на панику, смогла громко и уверенно проговорить: – Беатрис, ты сделаешь все, о чем я попрошу?

Тяжелое тело немолодой служанки склонилось в реверансе: – Вы много лет назад спасли меня от гибели, а мою семью – от разорения. Я поклялась в верности вам и всем Вудстокам. И поверьте, свою клятву я не нарушу. Ради любого вашего приказа я готова идти даже в ад.

– Мы должны…отдать девочку другим людям, – надрывающимся голосом пролепетала женщина, обхватив озябшие плечи влажными руками, на которых еще теплилась кровь повитухи: – Эта старуха знала все, но теперь ее уста навеки закрылись. Никто, кроме нас, пока не ведает об этой страшной правде. Беатрис, как мне не было бы больно, как бы сердце не разрывалось от печали, а слезы не разъедали глаза, я обязана сказать это: я спасу малышку ценой собственного счастья, ибо мои дети для меня – вся жизни, в них моя душа, я не хочу для них пагубной доли. Ты оденешь одежду повитухи, спрячешь девочку под плащом, выйдешь на свободу и позаботишься о ней. Лучшим способом было бы отдать ребенка в другую семью, но здесь неподалеку есть монастырь имени Пеги Мерсийской [9]. Однажды мне приходилось там бывать. Это прекрасное, невинное место, настоящий рай на земле для верующих христиан. Я сама мечтала однажды принять постриг в монахини, но не судилось. Теперь мысль, что моя дочка, избежав похотливой опасности, станет верно служить Господу Богу, тешит мое сердце.

Служанка, не веря своим ушам, вопросительно посмотрела на крохотную, мирно спавшую девочку с благоговейным выражением на белоснежном личике: – Мадам, вы не сможете оторвать ребенка от груди! Послушайте, может, есть другой выход!..

– Нет! – резко подняв руку, Маргарет опустилась на подушки, пытаясь не смотреть на лужу крови: – Ты сделаешь то, что я приказала.

– Допустим, я соглашусь, но как выйти из темницы, как спрятать труп? Миледи, это не шутки, а игры со смертью, с самой могущественной Изабеллой и ее любовником. Если они, не дай Бог, узнают об этом, то просто убьют нас! – насмешливый огонек блеснул в глазах леди Уэйк, когда она, жестом подозвав к себе служанку, прошептала ей на ухо:

– Я же сказала, моя жизнь для меня ничего не стоит. Отныне я на этом свете существую только ради детей, – отстранившись, вдова вяло и сухо проговорила следующие слова, чувствуя, как изнемогает от усталости: – Вытри кровь, труп замотай и положи в мешок, принесенный старухой. Разные лекарства и настойки уничтожат запах. А девочку спрячь под плащ, в котором я приехала. В коридорах было и есть темно, ни один стражник не разглядел лицо повитухи, его видела лишь королева, но, дай Бог, она вскоре не придет. Я привлеку внимание охранников, а ты тем временем незаметно выйдешь. Лекарка приказала не беспокоить ее, поэтому, минимум полчаса у нас есть. Сделай все побыстрее, – служанка пыталась не обращать внимание на огонь боли и страданий, что горел на самом дне потухших очей. Даже в этой роковой ситуации, после долгих часов мучений, Маргарет оставалась миледи, госпожой, спрятавшей собственные чувства в глубине гордости и непоколебимости.

Бывшая мадам Вудстока, укутавшись в меховую накидку, продолжала полулежать на кровати, когда Беатрис тщательно смывала следы пролитой жизни и заматывала труп. Все это казалось женщине каким-то кошмаром, сном, от которого она вскоре проснется и войдет в безмятежную реальность. Видеть смерть мужа, жить в постоянном страхе за детей, убить собственными руками, не прикоснуться к новорожденной дочери – леди Уэйк не знала, как вынесла все это. Да, сердце щемило от боли, а сама англичанка до безумия хотело почувствовать тепло крохотного тельца, вдохнуть его аромат, приласкать, накормить грудью, но вместо этого равнодушно наблюдала за преступлением. Черная игра, что началась совсем недавно, стала частью душу и больше никогда ее не покинет.

Когда все было готово, Беатрис, одетая в одежду повитухи и тщательно спрятавшая следы крови под плащом, поднесла к своей хозяйке мирно спавшую девочку с ангельским лицом: – Вы хоть посмотрите на нее, послушайте биение сердца, вдохните родной запах. Она так похожа на вашего мужа…

– …покойного мужа, – горестно поправила Маргарет, и, отвернувшись к стене, проговорила: – Беатрис, отнеси дитя в обитель и отдай святой сестре. Немедленно!..

– Но, мадам!

– Нет, – резко ответила отчаявшаяся невольница: – Я не хочу ее видеть. Спрячь ребенка под плащом, подойди с мешком к дверям. Я сейчас позову охранников, а ты тем временем спокойно выйдешь, – взяв на руки мальчика и дав ему грудь, женщина внезапно поняла, что этот ребенок гораздо ближе ей, чем тот, которого крепко держала служанка. Через несколько минут на зов Маргарет пришли стражники: – Ну, она родила? – Беатрис, побелев от страха, кивнула, пытаясь вести себя смело и непринужденно: – Да, родила прекрасного, здорового сына. Роды начались преждевременно, но и мать, и ребенок в порядке. Правда, есть некоторые проблемы в суставах малыша…

– Хватит, меня не интересуют подробности, – сухо перебил низкий, тучный мужчина средних лет, внимательно осмотрев мнимую лекарку: – Если уже все в порядке, можешь идти, – наконец услышав долгожданные слова, Беатрис направилась к выходу, но стражник внезапно остановил ее, придержав за локоть:

– Что в мешке?

– М…мои сменные вещи и…лекарства, – запинаясь, проговорила служанка, встретившись с испуганным взглядом Маргарет: – Если хотите, можете посмотреть.

– Нет-нет, у меня мало времени. Иди уже, королева сказала, что не желает тебя видеть после возвращение в замок, – улыбнувшись, Беатрис быстрым шагом пошла вон из камеры, благодаря Господа за помощь.

Вслушиваясь в отдаляющиеся шаги лживой повитухи, охранник внимательным взглядом окинул помещение, и, слава Богу, не заметил отсутствие немолодой женщины, о которой ему было почти ничего не известно. Подойдя к леди Уэйк и заглянув в белоснежное личико мальчика, мужчина со скрытой радостью проговорил:

– Вижу, Всевышний любит вас, поскольку спас от великой беды. Будьте спокойны, к вашим детям никто не прикоснется, жизнь этого малыша под моей защитой.

– Спасибо, – улыбнувшись, англичанка показала на стул, приглашая присесть, но охранник, отрицательно покачав головой, быстро спросил: – Если вам что-то нужно, говорите. Я сделаю все, что в моих силах. Ваш покойный супруг был очень хорошим человеком, много раз я становился ему верным помощником, соратником. Увы, доля распорядилась по-своему. Эдмунда Вудстока нет на этом свете, вы, его жена, томитесь в темнице вместе с детьми. Я сочту за честь, оказав вам какую-то услугу, – нагнувшись над Маргарет, прошептал стражник, поглядывая на своего товарища, что стоял у двери.

– Эта повитуха… Проследите за ней. Она должна безопасно доставить кое-кого в монастырь Святой Пеги. Если возникнет опасность, помогите, защитите слабую женщину. После этого расскажите ей, что вас прислала я, и от моего имени прикажите возвращаться к семье. Но никто, особенно Изабелла и Мортимер, не должны об этом знать.

– Как пожелаете, – быстро поцеловав ледяную руку леди Уэйк, стражник пошагал к выходу, смерив женщину надежным, теплым взглядом.

Маргарет сквозь сон ощутила, как чей-то приглушенный, мужской голос зовет ее, а шершавая ладонь скользит по плечу. Вскрикнув от неожиданности, женщина мгновенно открыла глаза, с непониманием созерцая над своей кроватью чье-то мужское лицо, в темноте казавшееся просто черным пятном.

– Миледи, не бойтесь, это я – Броюс Саут, – охранник поднял свечу, зажатую в крепкой руке, освещая свое нахмуренное лицо: – У меня для вас важные новости.

Маргарет, уловив в голосе немолодого мужчины напряженные, грустные нотки, с тревогой поднялась, кутаясь в шаль. Окруженная глубокой, непроглядной темнотой, женщина благодарила Бога, что не видит очей охранника, которые говорили быстрее слов: – Я вас слушаю, – сухо проговорила леди Уэйк, готовясь принять роковую, страшную правду. Да, что-то случилось, с ее дочерью, с этой хрупкой, невинной малышкой.

– Миледи, – сжавшись от порывов ледяного ветра, проникавшего в камеру через щели в окнах, Броюс аккуратно коснулся ледяной рукой теплых ладоней женщины, накрыв их своими пальцами: – Как вы и просили, я следил за той повитухой на протяжении нескольких дней. Оказывается, она далеко не лекарка… Я отлично понимаю ваш страх и не смею осуждать за обман. Дело далеко не в этом, мадам, – несколько раз судорожно хватанув побелевшими губами холодный воздух, Маргарет с понимание кивнула, чувствуя, как беспощадные когти паники врезаются в душу:

– Говорите…, говорите…

– Ваша дочь, которую вы спрятали от жестоких целей Мортимера, она…

– Что с ней? Что с Беатрис? Где она? Прошу, мистер Саут, говорите, не убивайте меня своим молчанием! – хрипло взмолилась леди Уэйк, сцепив похолодевшие руки на коленях с такой силой, что побелели костяшки.

– Мои соболезнования. В прошлую ночь ветер разыгрался не на шутку, ломал ветви, вырывал с земли деревья, ливень размывал дороги, воды выходили из берегов… Река Эйвон, всегда славившаяся своим бурным течением, поднималась до небес, потом с грохотом опускалась на дно. Горе тому, кто находился в это время на побережье. Беатрис, как раз, подгоняемая дождем, бежала в укромное место и не заметила, как на нее обрушилась пенистая волна, как заволокла вглубь. Я расспросил лодочников, ставших невольными свидетелями этого страшного события. Они видели, как женщина тонет, слышали ее крики… По их словам, несчастная сжимала у груди какое-то покрывало. Из-за темноты они не смогли рассмотреть, был ли там замотан ребенок, но скорее всего, да. В следующее утро на противоположном побережье нашли труп новорожденного, пол которого не удалось установить из-за страшных телесных увечий, которые могла нанести лишь разбушевавшаяся, в непогоду, река. Я целый день бродил по берегу, искал хоть какие признаки, отправился в монастырь. Святые сестры даже на порог не пустили, отгрызнувшись, что не видели никакой малышки. Мне очень жаль, но это воля Божья, – Маргарет, с каменным выражением лица, продолжала неподвижно сидеть, непонимающе уставившись на охранника. Она, несчастная, презренная вдова, а теперь еще и мать мертвого ребенка, умершего из-за нее самой!.. Женщина хотела сглотнуть, облизать пересохшие губы, но тело не слушалось, было каким-то ледяным и твердым, как белоснежный мрамор. Женщина вздрогнула, словно от прикосновения огня, когда Броюс поднес ее руку к губам, оставив на ней свой нежный, дружеский поцелуй:

– Таковы интриги судьбы, мадам, мы ничего не можем сделать. Знаю, ваша боль нестерпима, остра, как лезвие кинжала, она жжет пламенем и одновременно обдает холодом. Это такое непонятное состояние, когда не знаешь, где ты: в раю или в аду, ты словно между ними, в чистилище. Слезы текут по щекам, хочется выть, кричать, терпеть невыносимо, а ран на теле нет, ибо они там, где их не залечишь лекарствами, где они никогда не заживут, лишь боль немного притупится. Молитесь, Маргарет, молитесь днем и ночью, чтобы душа вашего мужа и дочки полетела в рай, где они встретятся, и с Небес будут наблюдать за вами и детьми, помогать, приходить ночью во снах. В этом грязном мире им не место. Все мы когда-то там будем, лишь в разные сроки, – женщина монотонно кивнула, и только сейчас поймала себя на мысли, что не плачет, у нее больше нет сил на это, хотя хотелось зарыдать, сбросить с себя весь этот холодный сгусток чувств. Она потеряла дочку, даже не поцеловав ее, не приласкав, не вдохнув запах… Недавно забившееся сердечко вновь остановилось, прекратило свой ход.

– Мадам, мне удалось узнать, что муж покойной Беатрис умер в прошлом году, а родители скончались десять лет назад. Все это время одиннадцатилетняя Люсинда жила на попечении престарелой служанки, прикованной к постели. Я нашел их крохотный дом, погрязший в грязи и нищете. Эту холодную зиму несчастные пережили очень туго, голодали, спали, прижавшись, друг к другу, и укрывшись единственным тонким одеялом, ели остатки со столов богачей. У меня сердце екнуло, когда я увидел эту худую, бледную девочку, шатающуюся от слабости, замерзшую и голодную. Еще бы несколько лет, и она бы просто умерла. К больной старушке я позвал лучших лекарей, и на их руках она отдала душу Господу вчера вечером. А девочка… Она осталась сиротой, у нее нет родственников, даже дальних. Ребенка положено отправить в приют, но, может быть, вы захотите взять ее себе? – аккуратно предложил Броюс, наблюдая, как бледное, бесчувственное лицо Маргарет приобретает заинтересованный оттенок. Да, сейчас было не время об этом говорить, но только такими речами охранник желал вернуть заблудшую женщину в реальность, какой бы суровой она не была.

– Что вы имеет в виду, мистер?

– Люсинда уже далеко не беспомощная малышка, благодаря трудной жизни она научилась сами приглядывать за домом, готовить еду, убирать, делать все, что в ее силах. Девочка несказанно тоскует за матерью, но она ее почти и не знала. Та родила и через несколько лет стала вам служить. Я понимаю, что место опытной Беатрис не заменит несовершеннолетняя девочка, но не оставляйте ее на улице. Люсинда готова продолжить службу матери, стать вашей тенью, ушами, глазами. Возможно, когда-то малышка сможет превратиться в верную подругу вашим дочерям, – напоминание о детях остро кольнуло в сердце Маргарет. Она внезапно поняла, что ее исчезнувший ребенок так и не стал им ровней. Да, малышка была зачата в законной, брачной связи, но ублюдком ее сделали грязные посягательства Мортимера. Возможно, так будет лучше для всех. Душа девочки, еще такая легкая и не запятнанная земными грехами, отправилась к Престолу Божьему, у Которого найдет приют и спокойствие. Леди Уэйк волновало то, что ребенка не успели окрестить даже после смерти, но Господь великодушен и Он все понимает. Но теперь англичанка знала, что будет всеми силами оберегать крохотного сына, получившего имя Джон в тишине часовни, на руках священника.

Вытерев кончиками пальцев жгучие слезы, Маргарет, как истинная Вудсток, кивнула: – Хорошо, девочка будет мне служить. Где она?

– Ожидает за дверью, – хлопнув несколько раз в ладоши, охранник наблюдал, как в камеру, дичась, входит светловолосая малышка, чье тело изогнулось в глубоком реверансе, а руки покорно сложились в молитвенном жесте:

– Мадам, мое почтение. Для меня огромная честь видеть ваше благословенное лицо, – без капельки чувств девочка проговорила давно заученные фразы, и, подойдя ближе, оставила на протянутой руке Маргарет кроткий поцелуй.

– Мне известно о твоем горе, Люсинда, и я понимаю затруднительное положение, в котором ты оказалась. Я готова помочь тебе, но насильно прислуживать мне тебя никто не заставляет. Последний выбор за тобой, – также монотонно ответила леди Уэйк, понимая, что они с этой девочкой – две птицы, потерявшие крылья. Теперь их обязанность просто существовать на этом свете, говорить вежливые слова, помогать друг другу. Но у ребенка еще все впереди, а у нее, баронессы Уэйк из Лиделлы, все кончено.

– Я согласна, госпожа. У меня нет никого в этом мире, и служение такой даме, как вы – истинный подарок Господа.

Удовлетворенно кивнув и отослав малышку спать в дальний угол камеры, Маргарет уловила на себе взволнованный взгляд мистера Саута: – Мадам, я еще не все вам сказал. Эта девочка – не дочь покойного мужа Беатрис, а дитя, зачатое в грехе. Поговаривают, что женщину изнасиловал какой-то святой инквизитор, а потом прогнал прочь. Ваша служанка об этом никому ничего не говорила, но, похоже, что это правда. Я обнаружил на шее спящей Люсинды какой-то кулон в виде звезды, внутри которого крохотный, размазанный портрет неизвестного человека. Вот он, – мужчина протянул англичанке тонкое, старое украшение, которое она тщательно запрятала под сорочку:

– Меня не волнует тайна рождения этой малышки. Многие служанки беременеют от незнакомцев, рождают бастардов, а потом они еще и становятся уважаемыми людьми в благородном обществе. Здесь нет ничего особенного, – отмахнулась женщина, давая понять, что встреча окончена.

– Да, но…

– Мистер, я благодарна вам за известие, хоть оно стало для меня очередным концом света, но теперь я хочу побыть одна. Не привлекайте лишнего внимания своим чересчур долгим пребыванием в моей камере. Можете идти, – Броюс, поклонившись, направился к выходу, удивляясь, как даже после такой страшной новости эта женщина осталась волевой и гордой. Правда люди говорили, что она напоминает бесчувственную, фарфоровую куклу, у которой вместо сердца – кусок железа. Но мужчина просто не знал, что есть такая боль, после которой ничего в душе не остается. Ты просто не боишься, ибо самое худшее произошло, ты привык к постоянным страданиям. Бывает, сердце разлетается на тысячи осколков, и наносить удары больше нечему.

Глава 2

Джоанна, плавно расчесывая старым, серебряным гребнем свои каштановые, с легким, золотистым оттенком, волосы, улыбнулась, подумав о своей матери, наконец отбывшей наказание в дальнем монастыре. Ее, Маргарет Вудсток, обвинили не только в помощи изменнику Короны – графу Эдмунду, но также и в греховной, прелюбодейской связи с Мортимером, которого 1330 года приговорили к смертной казни. Безусловно, девушка была благодарна своему августейшему кузену за освобождение из Солсбери, но не могла простить ужасно-долгой ссылки мамы, что длилась целых тринадцать лет! Ее, Джоанну Плантагенет, воспитывал недавно умерший Уильям Монтегю, 1-й граф Солсбери [10] и супруга Кэтрин Грандисон. Опекун Джоанны, получив страшные травмы на турнире, испустил дух 30 января. А его супруга, убитая горем, решила уединиться в дальней обители. Безусловно, девушка горевала о мужчине, благодаря которому стала образованной, воспитанной леди, такой, какой обязана быть кузина короля. Но с судьбой не поспоришь, и англичанка благодарила Всевышнего, что Он своей волей приказал Эдуарду, наконец, выпустить из обители невиноватую женщину.

С наслаждением прикрыв глаза, девушка позволила служанке Люсинде снять с себя всю одежду и опустилась в мраморную лохань, наполненную теплой, приятной водой. Эта зима выдалась очень холодной и ветреной, крестьяне сотнями умирали от голода и холода, и порой Джоанна вздрагивала при мысли, что пока она нежиться у камина, кто-то испускает дух на ледяном снегу. Но прелестная красавица быстро гнала от себя эти мысли, понимая, что она – миледи, и обязана жить в роскоши. Чересчур мягкие сердца опекунов сделали из хрупкой, неуверенной девочки настоящую гордую, самовлюбленную девицу, привыкшую получать все желанное в самые короткие сроки. Мисс Кэтрин делала все возможное, чтобы малышка не тосковала о матери. Не получив разрешение короля, женщина раз в несколько месяцев отвозила воспитанницу в монастырь, где ту приветливо встречала немного грустная, но всегда уверенная и высокомерная Маргарет Уэйк. Да, тринадцать лет слишком большой срок, и даже самая искренняя любовь может увянуть, но Джоанна никогда не забывала мать, которая ради детей терпела постоянные лишения и боль.

Увы, хуже дела обстояли с Джоном, рожденным в холодной, суровой темнице. Хилый и болезненный, четырнадцатилетний юноша очень сильно отличался от своих сверстников. Езда на лошади являлась для него целой проблемой из-за проблем с костями, а стрельба из лука и арбалета была невозможной через ужасную близорукость. Всегда находившейся на попечении старшей сестры, мальчик не думал, что когда-то останется один, без посторонней помощи. И такое время настало. Король желал отослать хрупкого кузена в Солсбери, в обитель-школу для юношей, где их обучали и готовили в монахи. Пост настоятеля и главного учителя занимал всеми уважаемый епископ Севастиан Морэй. Ходило много слухов и даже легенд об этом старике, кто боялся его, называя самим демоном, кто боготворил, как великого святого. По словам одного торговца, Севастиан по ночам призывал к себе дьявола, живущего далеко в небе, на звездах, и говорил с ним об астрономии, за каждый совет, отдавая каплю крови. Никто не знал почему, но епископ очень любил изучать разные созвездия, дружил со многими астрологами, но всем эта дружба казалась грязной и кровавой.

Пытаясь прогнать от себя страх за будущее брата, Джоанна завела беседу с горничной, тщательно втиравшей в ее юное, цветущее тело ароматические масла:

– Люсинда, что произошло? Ты целый день молчишь, не улыбаешься. Это так тебя расстроило возвращение моей матушки?

– Нет, миледи, как можно? Я уважаю и люблю мадам Вудсток. У обыкновенной служанки не может быть неприязни к людям, давшим ей кров над головой, пищу и воду, – уловив в дрогнувшем голосе девушки предательские, нервные нотки, леди Плантагенет, придержав ее за запястье, приказала опуститься на корточки перед лоханью. Внимательно посмотрев в ясные, небесно-голубые глаза камеристки, Джоанна аккуратно, но настойчиво спросила:

– Тогда в чем дело?

– Миледи, я…

– Говори. Ты же знаешь, я люблю тебя, как сестру. Между нами не должно быть секретов, – мягко пролепетала англичанка, наблюдая, как Люсинда, опустив очи, стала почти беззвучно шептать:

– Я не имею права даже так думать, не то, чтобы об этом говорить, но вы…, вы настояли. Поймите, это лишь слухи, и, дай Господь, дабы они остались ложью. Но сегодня в многочисленных лавках, площадях, просто на улице, я слышала разговоры о…неверности королевы. Будто ночью, в тайном саду, она встречается с каким-то таинственным рыцарем, у которого на левом запястье завязана алая, шелковая нить. Говорят, несколько слуг даже видели их…

– Замолчи! – резко вскликнула Джоанна, и, выбравшись из ванной, набросила на плечи теплый, меховой халат: – Как ты смеешь даже думать, что эти грязные сплетни – правда? Ее величество подарила нашему монарху девять славных детишек [11], половина из которых – принцы! Пусть языки отсохнут у тех, кто смеет клеветать на супругу помазанного короля! Эта ложь, других вариантов я даже не допускаю. И знай, – леди почти вплотную подошла к испуганной служанке, и, положив ей руку на плечо, тихо прошипела на ухо: – Если кто-то услышит от тебя подобные слова, ты пожалеешь, что родилась. А теперь иди, и в ближайшие часы не смей попадаться мне на глаза, – Люсинда, присев в реверансе, поспешно покинула покои, а Джоанна еще долго смотрела ей в след, внезапно поняв, что дрожит от холода. Протянув похолодевшие ладони к камину, девушка опустилась на низкий табурет, закусив губы. Если Филиппа и правда изменяет Эдуарду… Девушка понимала, что такое вполне может быть, сердце женщины полно тайн и обманов, и даже самая верная когда-нибудь решиться запорхнуть в постель к другому, но мать девяти детей – никогда!..

Завязав волосы в пучок и скрыв их под меховым капором, англичанка набросила на скромное, темно-лиловое блио роскошный, бархатный плащ с золотыми бляшками, и поспешила в огромный, квадратный двор, где с минуты на минуту должна появиться карета баронессы Уэйк. Главная площадь замка уже была набита любопытными, и даже сам король пожелал встретить тетю. С трудом пробившись к монарху, леди Плантагенет склонилась в реверансе: – Милорд, вы тоже пришли… Это большая честь для нас.

– Оставь глупые приветствия, сестренка, – весело хохотнул Эдуард, заключив кузину в крепкие объятия. Они не виделись больше месяца, Джоанна, проживая в родовом поместье, редко жаловала к королю, и, в какой-то степени, была этому рада. Постоянные вопросы и шутки насчет ее замужества допекали девушку, и даже сам монарх присоединился к рядам недовольных горожан. Разумеется, король имел полное право сам решать судьбы своих подданных, но юной кузине, к которой питал нежную любовь, позволил самой выбрать достойного жениха, что считалось сверх неприличным.

В нескольких шагах от Эдуарда, окруженная своими верными фрейлинами, стояла сама королева, покрасневшая от пронзительного холода. Сделав несколько шагов навстречу, склонившейся в реверансе, Джоанне, Филиппа приветливо улыбнулась:

– Доброе утро, девочка моя.

– Приветствую, ваше величество. Вы прекрасно выглядите, этот румянец нисколько не портит вас, – льстиво заметила Джоанна, наблюдая, как в глазах королевы блеснул подозрительный огонек. Супруга монарха, привыкшая к сухости и холодности со стороны леди Плантагенет, невольно удивилась, поймав на себе ее восторженный, но какой-то двойственный взгляд.

Неловкую паузу между женщинами развеял громкий возглас глашатая: «Внимание! Леди Маргарет Вудсток, баронесса Уэйк!» – под громкие крики приветствия и стук барабанов въехала темная, скромная карета без герба, запряженная двойкой хилых, невзрачных лошадей. Казалось, что едет какая-то мелкопоместная миссис, а не тетя самого короля Англии!

Кучер, представляя собой низкого, худощавого старика в потертом одеянии, спрыгнул с возвышения и, открыв дверцу кареты, подал руку мадам. Маргарет, прихрамывая, подошла к удивленной и разочарованной толпе, ловя на себе их презрительные взгляды. Все ожидали увидеть роскошный, позолоченный экипаж, великолепных, крепких лошадей и такую же хозяйку. Но, увы, жизнь в нищете берет свое, и баронесса Уэйк, когда-то обожавшая богатства, дорогие наряды и изысканные украшение, превратилась в пожилую матрону, облаченную в черное, без украшений, платье, и такую же теплую накидку.

Пытаясь развеселить поникших людей, Эдуард с улыбкой вышел вперед, галантно поцеловав руку тети: – Вы ни капельки не изменились, мадам. Эти тринадцать лет в тишине и покое пошли вам на пользу. Теперь, надеюсь, вы, вдоволь отдохнувши, с головой погрузитесь в мир прекрасных интриг и королевского шарма?

Блеклые губы женщины растянулись в немного грустной улыбке:

– Мне очень жаль, милорд, но я не собираюсь присоединяться к вашему двору. У меня есть собственный замок, некогда построенный покойным мужем, там я и буду жить. Я получила ваше письмо насчет Джона. Я тоже считаю, что мальчику будет лучше заняться монастырским образованием. А, где моя дочь Маргарет? С ней все в порядке? – Джоанна почувствовала, как зависть подступила к горлу. Матушка обратила на нее лишь мимолетный, равнодушный взгляд, не поцеловала, даже не подошла. Обиженно отвернувшись, девушка увидела, как королева кивком приказала ей удалиться. Едва сдерживая в себе обиду, англичанка, растолкав любопытную толпу, направилась к главным дверям, за которыми скрылась.

В замке царило радостное возбуждение, все смеялись, шутили, что-то живо обсуждали. Но Джоанна, не обращая на все это веселие никакого внимание, пересекла два коридора, наконец, оказавшись в своих временных покоях. Девушка с трепетом и хрупкой надеждой ждала, что на лестнице раздадутся тяжелые шаги, а в комнату войдет улыбчивая мама, но ожидания оказались тщетными. Не пригласили ее и на роскошный ужин, устроенный в честь возвращение мадам Вудсток.

Было далеко за полночь, когда часовые в последний раз перед заутренней молитвой делали обход. Услышав, как их шаги стихли, Джоанна выбралась из постели, и, пробежавшись босиком по ледяному полу, быстро надела шерстяное, домашнее платье. Убедившись, что Люсинда спокойно спит в соседней комнатушке, девушка тщательно закрыла покои и поспешила вниз по лестнице. За весь день Маргарет ни разу не наведала дочь, и англичанка понимала, что это не просто так. Даже в такой поздний час дочь графа была полна решимости узнать причину. Быстро идя по холодным, пустынным холлам, Джоанна вскрикнула, когда перед ней появился заспанный слуга со свечкой в руке. Устало протерев глаза, он поклонился, не сводя с леди удивленного взгляда: – Что вы здесь делаете в такой час? Что-то случилось?

– То же самое я хотела спросить у тебя. Что за ночные путешествия по замку?

– Помилуйте, миледи, просто встал воды попить.

– Где покои леди Маргарет? Отведи меня к ней, – неловко переминаясь с ноги на ногу, пожилой мужчина, опустив глаза, тихо ответил:

– Я не знаю, ваша светлость. По слухам, баронесса не останавливалась здесь, а сразу поехала в Оксфордшир, в свое поместье.

– Сама? – сухо пролепетала Джоанна, чувствуя, как глаза наливаются тяжелыми слезами.

– Нет, ваша светлость, с леди Маргарет и сэром Джоном, – уловив в потемневшем взгляде девушки непонимающий огонек, слуга продолжал бередить рану обидными словами: – …со своими детьми, – какое-то непонятное чувство, вмещавшее в себя и досаду, и злость, сковало Джоанну. Гневно прогнав слугу, девушка хотела вернуться в свои покои, внезапно ставшие темницей боли, но остановилась, услышав непонятные возгласы, напоминающие стоны во время близости.

Внезапно вспомнив слова Люсинды, Джоанна пошатнулась от головокружения, вцепившись ледяными руками в каменный выступ. Страх и любопытство, стыд и презрение перемешивались в душе, и, поддавшись им, девушка незаметно прокралась к высокой, украшенной узорами, двери, ведущий в какую-то комнату. Поспешно перекрестившись, дочь графа отодвинула маленький, легкий засов, оказавшись в темном, замкнутом помещении без выхода. Но смех и странный шелест продолжал слышаться, он, словно ползучие змеи, проникал через какой-то потайной ход. Джоанна окинула комнату взглядом и остановилась на железном, темном рычаге. Повернув его дрожащими руками, молодая женщина наблюдала, как та самая потайная дверь медленно раздвигается. Джоанна вскрикнула, увидев какие-то ветви, обвитые обыкновенной листвой, присыпанной снегом. Вдруг подул пронзительный ветер, воздух вмиг поменялся. Лишь спустя несколько мгновений леди Плантагенет поняла, что открыла вход в сад, потайной сад, о котором говорила служанка…

Вжавшись в стену, чтобы не привлекать внимания, девушка покрасневшими, налитыми слезами и страхом, глазами наблюдала, как на огромном ложе в центре возлежат двое…любовников. Они сливались воедино, кричали, стонали, целовались, отдавались безграничной страсти. Девушка с ужасом узнала в любовнице королеву. Обнаженная женщина без капли стыда отдавалась неизвестному, чье лицо тщательно скрывала бархатная, черная маска. А в нескольких шагах стояли две женщины, державшие над любовниками алое покрывало, присыпанное пеплом и тлевшее по краям. Джоанна вскрикнула и зажала рот ладонью, поняв, что одна дама – ее мать, а другая – сестра Маргарет! Хватая губами воздух, девушка еще несколько минут сидела на полу, всматриваясь в ужасную картину. Наконец бесстыдники поднялись с ложа, и совершенно нагие, прошествовали к женщинам, которые, положив ткань, взяли два факела и поднесли их к головам Филиппы и незнакомца: – Да благословит вашу близость Звезда, что взирает с неба, да подарит она вам огненную страсть, в которой вы будете гореть и в один прекрасный день сгорите, став пеплом, что возляжет к трону Пламенного Инквизитора! Во имя Созвездия! – вскрикнула леди Уэйк, и присев в реверансе вместе со своей старшей дочерью, быстро покинула сад, скрывшись за еще какой-то потайной дверью.

Оглушенная страхом, Джоанна вмиг поднялась и принялась бежать, чувствуя, как сердце буквально выскакивает, разрывая кожу под левой грудью. Девушка мчалась по коридорам до тех пор, пока не осознала, что уже находиться в своих покоях. Скинув халат и запрыгнув в ледяную постель, молодая женщина натянула до подбородка покрывало, лихорадочно созерцая двери, которые, как ей казалось, сейчас откроются, впуская инквизитора, бросившего ее в беспощадное пламя костра.

Весь остаток ночи леди Плантагенет судорожно обдумывала услышанное и увиденное зрелище, вновь вспоминала, как королева отдавалась другому… Сейчас Джоанне хотелось просто обо всем забыть, вновь вернуться в тот отрезок ночи, не открывать таинственную дверь, хотелось остаться в неведении. До рассвета дочь графа заставляла себя просто забыть, уснуть, а, проснувшись, жить так, как жила до этого дня. Но сердце не успокаивалось, его бешеные удары отдавались в висках, заставляя их лихорадочно пульсировать. Внезапно Джоанна поняла, что, сама того не желая, вошла в другую жизнь, наполненную опасностями и загадками.

Глава 3