"Не может жизнь по нашей воле течь.
Мы, может статься, лучшего хотим,
Но ход событий не предвосхитим".
Уильям Шекспир
– Почему отец не спустился к завтраку? – размешивая молоко в чае, спросила Амелия, наблюдая за тем, как Лиззи выставляла на стол тушёную фасоль вместо подрумяненного бекона.
– Не могу знать, мисс Говард. Я несколько раз стучала, приглашала к столу, но он лишь хрипел что-то неразборчивое. Войти без разрешения я не осмелилась.
– Он вчера никуда не выходил? – с подозрением уточнила хозяйка.
– Нет. Мистер Говард спускался лишь однажды, сразу после вашего отъезда. Требовал виски. Устроил скандал, когда я сказала, что спиртного в доме нет. Перевернул все шкафы в кабинете и на кухне, а затем ушёл в свою комнату, и больше я его не видела.
– Лиззи, а где же джем? – неожиданно вклинилась в разговор Мэри, – и я не вижу масла!
Горничная виновато опустила взгляд, переминаясь с ноги на ногу, и очень тихо ответила, словно страшась звука собственного голоса:
– Простите, мисс, запасы продуктов изрядно истощились…
– Что значит истощились? Так пополните их! – горделиво вздёрнув подбородок, Мэри бросила на прислугу возмущённый взгляд.
– Мисс Амелия? – жалобно протянула служанка, ища поддержки.
– Да-да, – махнув рукой, отозвалась старшая из сестёр, размышляя о чём-то своём. – После обеда съезжу в город и закажу доставку продуктов. Распорядитесь, чтобы заложили повозку к двум часам.
– Но почему ты должна заниматься этим? – продолжая негодовать, всплеснула руками Мэри, – для этого у нас есть…
– Кто? Слуги? – перебила её Амелия. – А ты не заметила, что из двух десятков их осталось лишь трое?
– Но, сестра, это унизительно. Леди твоего происхождения не пристало ходить по рынкам и мясным лавкам…
Амелия, на миг потеряв контроль над эмоциями, ударила ладонью по столу, отчего по комнате прокатился дребезжащий звон столовых приборов.
– Ради бога, Мэри! Неужели ты настолько глупа или, быть может, слепа? Разве не видишь, в каком щекотливом положении мы оказались? Из-за отцовских долгов у нас в скором времени могут отнять дом, а ты переживаешь о том, что скажут фешенебельные барышни о моём визите к мяснику?
Мэри вздрогнула, потрясённо глядя на сестру. Прежде ей не доводилось видеть Амелию в таком состоянии. Старшая Говард всегда сохраняла лицо, какой бы сложной ни была ситуация, но сегодня истинные чувства вырвались на свободу, хлёсткой пощёчиной слов ударив доселе беззаботную девицу.
Стыдливо опустив взгляд, Мэри молча приступила к завтраку, до конца которого более никто не проронил ни слова.
Ровно к назначенному времени Амелия вышла на крыльцо. Из-за угла показался экипаж, который в скором времени обогнал посыльный на лошади. Остановив кобылу, бодро отстукивающую копытами по земле, поднимая в воздух дорожную пыль, мужчина поприветствовал леди кивком и спешился.
– Доброго дня, мисс. Мне нужно передать письмо мистеру Говарду.
– Я его дочь, вы можете отдать письмо мне, – спускаясь по ступенькам, отозвалась Амелия, разглядывая нежданного визитёра.
– Боюсь, послание конфиденциально. Судья Байрон поручил проследить за доставкой лично.
Переложив перчатки из правой руки в левую, Амелия внимательно оглядела юношу и, тяжело вздохнув, покачала головой.
– Мистеру Говарду нездоровится. Я как раз собираюсь в город за семейным доктором. К сожалению, он не сможет вас принять.
Чуть слышно всхлипнув, девушка заглянула посыльному в глаза. Её плечи задрожали, в глазах появились слёзы.
– Прошу прощения! – тут же отвернувшись, Амелия прикрыла губы ладонью, изображая скорбь. – Вам наверняка достанется за невыполненное поручение, но ничем не могу помочь…
Молодой человек, смутившись, склонил голову, уронив взгляд на землю. Некоторое время он молчал, не зная, как поступить: то ли броситься успокаивать молодую леди, то ли отдать ей послание. Из раздумий его вывел голос мисс Говард. Она, демонстративно смахнув со щеки слезинку, тягостно вздохнула и подошла ближе.
– Я поставила вас в неловкое положение, извините. Вы не должны чувствовать вину за мои слёзы, – добродушно улыбнувшись, девушка коснулась пальцев юноши, сминающих письмо. – Мне нужно ехать, времени всё меньше. Передавайте судье наши извинения и личную просьбу не гневаться на вас.
Слегка сжав чужую руку, Амелия разорвала прикосновение и медленно, словно ей было трудно переставлять ноги, направилась к своей повозке.
– Мисс Говард, постойте! – окликнул её посыльный.
Леди хищно усмехнулась, довольная исходом представления, но когда обернулась, миловидное личико вновь исказила гримаса глубочайшей печали.
– Пообещайте, что передадите письмо отцу и никто не сможет изучить его содержимое.
– Даю вам слово, сэр, – почтительно склонилась Амелия, протягивая руку, в которой тут же оказался конверт.
– Сопереживаю вашему несчастью, но когда мне вернуться за ответом?
– Через пару дней, не ранее.
Молодой человек понимающе кивнул, после чего вернулся к лошади и, ловко её оседлав, уехал.
Как только всадник скрылся из виду, Амелия направилась в дом. Она спешно удалилась в кабинет, не удостоив ответа Лиззи, которая пыталась выспросить у хозяйки о предмете разговора с посыльным. Там, на столе, средь документов и счетов, мисс отыскала нож для бумаги, лёгким движением вскрыла конверт и достала из него белоснежный лист плотной бумаги с гербом уголовного суда Олд-Бейли. Из письма следовало, что её отец взял взаймы у судьи Байрона крупную сумму и давным-давно просрочил все сроки по выплатам. Мало того, Байрон несколько раз давал ему отсрочку, предлагал разбить долг на части, писал письма, но все они остались без ответа. Теперь же судья решил взыскать заёмные средства единовременно, угрожал Джорджу Говарду иском и публичным позором.
Округлых плеч, обжигающим пламенем, коснулась ярость. Не трепетно, не нежно, а грубо и властно, стремительно распространяясь по рукам, шее и ключицам, облизывая огненными языками грудь. Амелия сжала в руке письмо, превращая его в бесформенный клочок бумаги. Её дыхание участилось, отчего корсет болезненно впился в рёбра. Голова закружилась, а глаза заволокла пелена гнева. Всё, о чём могла думать девушка, всё чего она желала в сей миг, – это подняться к отцу в спальню и вцепиться тонкими пальцами в морщинистую шею, сжать её до хруста, покончить раз и навсегда со всеми проблемами! У неё не осталось к этому человеку ни любви, ни сострадания. Даже снисходительной жалости он был недостоин. Некогда уважаемый джентльмен, успешный владелец печатного бизнеса превратился в несносного, жалкого пьяницу! Да, его боль была понятна и проста – он оплакивал умершую супругу. Но прошло столько лет! У Говарда остались две дочери, требующие определённой ответственности и помощи, а он продолжал пить, тратить деньги на азартные игры и проституток, камнем на дно увлекая в пучину нищеты и позора своё семейство. Именно по его вине Амелии пришлось очень скоро повзрослеть, забыть про романтичные женские радости, заняться воспитанием младшей сестры, озадачиться её будущим. Старшая Говард была вынуждена обучиться искусству лжи и лицедейства, дабы утаивать от общественности бедственное положение дел. Разобраться с правилами ведения бухгалтерии, познать тонкости управления поместьем, подобрать Мэри удачную партию. Девушке регулярно приходилось выискивать деньги, иногда обманом, но чаще хитростью. Заводить знакомства исключительно ради выгоды, а не по личным симпатиям. Играть роль, тысячи ролей, постепенно теряя средь них саму себя.
Рванув с места, Амелия наотмашь открыла дверь и вышла в коридор, направляясь к лестнице, ведущей на второй этаж. По пути ей снова попалась горничная, но Говард и не взглянула в её сторону, проносясь озлобленным вихрем мимо.
В комнату отца она вошла без стука. Джордж лежал на постели, уткнувшись лицом в подушку, что-то бормоча во сне. Шторы в комнате были плотно задёрнуты. Всюду разбросана грязная одежда. Воздух затхлый, неприятный, точно в портовой таверне.
Еле сдержав утробное рычание, мисс проследовала к окну и распахнула тяжёлые занавески, впуская в спальню солнечный свет.
– Какого чёрта? – хрипя, отозвался её отец и, растерев заплывшие глаза, неуклюже перекатился набок.
От него несло перегаром и, кажется, мочой. Амелия поморщилась, подавляя рвотные позывы, подошла к постели и швырнула в лицо родителю измятое письмо Байрона.
– Вы заняли у судьи деньги. Когда? – процедила сквозь зубы девушка.
Её взгляд был прожигающим насквозь. Как раскалённый металл, он клеймил позорным презрением.
– Что? Какие деньги? Я не понимаю, о чём ты! – попытался отмахнуться Джордж, натягивая на себя покрывало, прячась от солнечного света.
– Прочтите письмо, отец! – сорвалась на крик Амелия.
Понимая, что дочь не оставит в покое, пока не получит желаемого, мистер Говард принялся шарить руками по одеялу в поисках послания. Отыскав, дрожащими пальцами он распрямил листок, вглядываясь в буквы, но из-за тяжёлого похмелья слова расплывались, а смысл их, сколько бы мужчина ни перечитывал, оставался неясным.
Откинув записку в сторону, Джордж рухнул на подушку, прикрывая глаза.
– Ужасно болит голова, давай обсудим этот вопрос за ужином…
– За ужином? – возмущённо прошипела Амелия. – А на какие средства кухарка должна купить продукты? Мы банкроты, отец! Я из кожи вон лезу, чтобы выдать Мэри замуж, хоть как-то свести концы с концами и сохранить поместье. А вы продолжаете пьянствовать и влезать в долги? Я спрашиваю в последний раз: когда вы взяли ссуду у судьи?!
– Да не помню я! – закашлявшись, пробормотал мужчина. – Что ты хочешь от меня, Амелия? Ваша мать…
– Не смейте говорить о моей матери! – дочь оборвала главу семейства на полуслове. – Иначе я за себя не ручаюсь!
Некоторое время оба молчали. Амелия пыталась собраться с мыслями, обдумывая, каким образом отложить взыскание заёмных средств. Джордж попросту не знал, что сказать.
– Если ты хочешь, я съезжу к Байрону завтра и попрошу ещё об одной отсрочке, но мне нужно выспаться, – устало просипел мужчина.
– Посмотрите на себя… С вами и свиньи в загоне не захотят говорить!
Амелия обречённо усмехнулась. Её голос прозвучал значительно тише, но был насквозь пропитан сводящим скулы отвращением.
– Я всего лишь подумал…
– Нужно было думать раньше, многим раньше. С судьёй я решу вопрос сама!
С этими словами леди вышла из покоев Джорджа, спустилась вниз и, отдав распоряжение Лиззи запереть комнату отца на ключ, отправилась в Лондон.