Зайнаб вскрикнула и бросилась к Деяну. У самого топчана она упала на колени и начала целовать его потное тело. Людота подошёл и обрезал все верёвки, которыми был связан Деян.

– Братко, попить бы… Всё, братко, не жить мне, сделали из меня мерина. Не плачь, Зайнаб, не плачь.

– Ничего, Деян, терпи. От этого не умирают. Сейчас я тебя отнесу к нам в кузню.

– Людота, оставь меня. Они и тебя убьют. Беги. Бери Станяту и беги.

– Ещё чего… Чтобы я тебя бросил?! – Людота попытался поднять Деяна, как вдруг Зайнаб вскрикнула.

Людота обернулся. У двери стоял араб с обнаженным мечом в руке. По его виду было понятно, что это не вооружённый слуга менялы, а настоящий воин. За ним раздавались звуки шедших на подмогу людей. От отчаяния Людота выхватил кинжал и бросил в араба. Видно боги были на стороне Людоты, и кинжал попал прямо в горло. Араб захрипел, выронил меч, схватился за горло и упал в конвульсиях. Людота только успел подобрать меч, как подоспели остальные воины.

Коридор был тесный, и Людота сражался только против одного воина, а остальные теснились сзади. Людота наносил мощные удары мечом, и араб, отступая, с трудом их отражал. У Людоты складывалось впечатление, что он одолевает, но это было до тех пор, пока они не оказались на улице. Он сразу понял свою ошибку. Перед ним были три опытных воина, которые выманили его на свободное место, чтобы никто не мешал друг другу. Теперь Людоте пришлось не сладко. Он повернулся спиной к ближайшему дому и с трудом отбивал удары, предназначавшиеся ему. Казалось, конец был уже близок. Людота начал уже уставать. Ему скользящим ударом поранили левую руку, и кровь начала стекать по руке. Правда двоих он тоже задел, но они продолжали нападать и обрушивали на Людоту град ударов.

Людота сражался, из последних сил спасая своих близких. Недалеко, наблюдая, как он отбивается от превосходящего по численности противника, столпилось немало людей. Уже изнемогая от усталости, он закричал боевой клич северян:

– Слава!

Этот клич повторился в толпе, и после этого клича из толпы в арабских воинов вначале полетели камни, а потом выскочили несколько человек и напали на них сзади. Их просто смяли, кого задушили, кого забили камнем. На помощь арабским воинам бросились местные жители, а из близлежащих домов и соседних улиц уже бежали вооружённые чем попало славяне. Вооружались все, даже женщины и дети.

И вспыхнул бунт, жестокий, беспощадный, отметающий всё доброе и человечное. Как сноп соломы может вспыхнуть от одной искры, так и это сражение Людоты с арабскими воинами явилось толчком к всеобщему сопротивлению.

Это не была битва двух враждующих армий. Это была самая настоящая бойня, когда люди находились в такой ярости, что не разбирали кто перед тобой: воин или нет. Убивали всех: воинов и женщин, стариков и детей. Убивали всех, кто не был с ними одного племени, у кого родной язык был другой, кто отличался цветом волос и цветом кожи, кто просто попадался под руку. И у каждого, участвовавшего в этой кровавой резне, была своя правда. Одни мстили за свою потерянную свободу, за смерть близких, за безысходное будущее, за возможность просто жить. Другие защищали свою жизнь и жизнь близких, защищали так же яростно, защищали от ярости взбунтовавших рабов, защищали свои жизни те, кто вообще не имел рабов-сакалибов, и их было большинство.

Но пока ярость и отвага людей, которым просто нечего терять, кроме своих жизней, переломили сопротивление арабов, и как снежный ком, увеличивающийся в размерах, сражение начало распространяться на соседние улицы.

Людота, не веря своему спасению, вернулся в дом менялы. Зайнаб сидела на полу у топчана, на котором находился Деян, и голова её лежала на его груди. Рука Деяна нежно гладила волосы Зайнаб, и они о чём-то тихо разговаривали.

– Уходим отсюда, – Людота подошёл к Деяну и взял его на руки.

На улице раздавались звуки битвы, и Людота направился в сад, чтобы вернуться тем же путём, которым он и Зайнаб шли. Сад был довольно густым, и Людота выбирал такой путь, чтобы ветки деревьев не мешали им идти, и чтобы Деяну не причинить лишние страдания. Вдруг Зайнаб вскрикнула, и Людота обернулся.

То ли шальная, то ли наоборот, метко выпущенная стрела попала Зайнаб в спину точно между лопаток. Зайнаб схватилась за ствол дерева, колени ее подогнулись, и она медленно сползла по стволу на траву.

– Деян… – она протянула руки по направлению к Деяну, и дыхание её прекратилось. Это было её последнее слово.

– Зайнаб, Зайнаб… – простонал Деян. – Братко, положи меня рядом.

Людота уложил Деяна под дерево рядом с Зайнаб. Деян взял ее безжизненную руку.

– Братко, тебе не кажется, что она чем-то похожа на Русаву?

– Не думаю.

– Братко, позволь мне взглянуть на неё.

Людота достал кинжал и протянул его Деяну. Деян взял кинжал, посмотрел на изображение на клинке.

– Прости меня, братко, прости за всё… – Деян собрал все силы и воткнул кинжал прямо в сердце.

Тело Деяна вздрогнуло и обмякло. Его голубые глаза уже безжизненно смотрели сквозь зелёную листву на голубое небо. Людота не ожидал этого. Он остолбенел от непоправимой утраты, а затем устало произнёс:

– Ну, зачем же так, Деян? Ты оставил меня совершенно одного. Я так надеялся, что ты будешь продолжателем нашего рода… – но здесь Людота посмотрел на окровавленные штаны Деяна. – А может ты и прав. Поверь, я отомщу за тебя.

Людота закрыл глаза брату и вытащил кинжал у него из груди.

– Прости Деян, я не могу устроить по тебе тризну…

Недалеко от забора, к которому примыкала кузница, Людота выбрал небольшую полянку, где не было деревьев и соответственно корней, и начал рыть яму. Где кинжалом, где мечом он отрезал пласты земли, рыхлил её и руками выбрасывал землю. Яма медленно росла.

На крыше кузницы появился Станята. Увидев Людоту, он спрыгнул с крыши и подбежал к нему:

– Дядько Людота, ты чего делаешь? Мы теперь можем…

– Погоди, – перебил его Людота. – Помоги лучше Деяна похоронить.

– Как Деяна? – у Станяты полились слезы.

– Не плачь. Ты же будущий воин. А воинам слезы ни к чему.

Станята кивнул головой, закусил губу и вытер слёзы. Затем спрыгнул в яму и по мере своих детских сил начал помогать Людоте.

Солнце перевалило давно за полдень, когда они закончили копать яму. Людота положил в могилу Деяна. Перед тем как уложить Зайнаб рядом с Деяном, Людота снял с неё изготовленный Деяном браслет:

– Прости, Деян, но это будет для меня память, а ей он уже ни к чему, – и Людота надел браслет себе на руку.

Он накрыл головы Деяна и Зайнаб своей рубашкой, которую он снял, и своим кожаным фартуком, который из кузницы принес Станята. После того как засыпали тела землёй, Людота со Станятой направились к Баруху.

Но Баруха в доме уже не было. Очнувшись, он услышал шум и лязг металла. Кое-как поднявшись и потирая шею, он выглянул в окно и увидел, как Людота бьётся с воинами, как бросились к нему на помощь, как началось всеобщее избиение друг друга. Барух отвернулся от окна и увидел свой открытый сундук. Сундук был пуст. У Баруха всё внутри похолодело. Он растерялся.

– Проклятые рабы. Заковать всех в колодки. Но как вернуть деньги?… Газван ибн Джабаль…

Барух спустился на первый этаж, осторожно выскользнул из дома и, оглядываясь по сторонам, чтобы не попасться взбунтовавшимся рабам, побежал к дому Газван ибн Джабаля, но туда ему попасть не удалось: слуги Газвана бесцеремонно вытолкали его взашей. В отчаянии он упал на колени и начал громко голосить до тех пор, пока на крики Баруха не вышел сам хозяин.

– О, благородный Газван ибн Джабаль, помоги. Взбунтовавшиеся рабы меня, несчастного, ограбили. Я теперь хуже последнего нищего. У меня не осталось ни одного дирхема.

– Погоди стонать. Отвечай. Сколько рабов?

– Много. Все рабы вооружились, убивают всех: и воинов, и женщин, и детей. Золото моё украли…

– Да погоди ты со своим золотом. Уведите его. Собирайте воинов и пошлите гонцов к Мааруф ибн Баширу, пусть идёт со своими тысячами на подмогу.

Людота и Станята обшарили весь дом Баруха, но никого в доме не нашли. Рабы и слуги Баруха тоже покинули этот дом.

– Дядько Людота, может он у менялы?

– Вряд ли. Ушёл жидовин. Но менялу тоже надо проведать. Посмотрим, нужен ли будет ему гарем после этого? Ты держись рядом со мной. Ты один у меня остался. После пойдем Богуша искать, он где-то около базара. К нему туда Деян ходил.

В доме у менялы было все разбросано. В некоторых комнатах лежали убитые. Менялу с пропоротым животом и остекленевшими глазами нашли на втором этаже.

– Опять опоздали. Ну что, Станята, пойдем Богуша искать.

Проходя по дому, Людота подобрал чудом уцелевшие лук и колчан со стрелами.

– Дядько Людота, а может домой отправимся? Золото и серебро теперь у нас есть.

Людота остановился:

– Откуда?

Станята радостно:

– А я у Баруха из сундука взял.

– Украл как тать.

Станята растерялся:

– Почему как тать? Мы же заработали.

– Что мы заработали, то Деян приносил. А мечами, что мы Баруху отдавали, мы себе свободу выкупали. А он мечи продавал, и поэтому это его золото. Он его на крови наших соотечественников и на наших страданиях заработал. Грязные оно. Человек имеет золото, а свободы нет. Зачем оно ему? А свободу ничего не возместит. Запомни это.

– Хорошо. А что же мне с ним делать?

– Думай сам. Надо их на хорошее дело использовать.

Людота и Станята направились в сторону базара. То и дело им встречались мёртвые тела. Вперемешку лежали и арабы, и славяне. Город бурлил. Одни улицы и дома находились в руках славян, а другие удерживались арабами. Сражения происходили во многих местах. Без особой нужды Людота в сражения не ввязывался. Он целенаправленно двигался в сторону базара, обходя стороной места сражений, стараясь сберечь Станяту. Иногда он стрелял из лука, помогая отбивать нападение арабов. Но пробиться к Богушу не удалось.

На подмогу обороняющимся жителям подошло войско, и исход битвы начал склоняться в их пользу. Что могли противопоставить хорошо вооружённым воинам плохо вооружённые славяне, кроме своей отваги и силы духа?

На улицу, где находились Людота и Станята ворвались не менее сотни арабских воинов, которые начали врываться в дома в поиске взбунтовавшихся рабов-сакалибов. Все очаги сопротивления они засыпали тучей стрел. Вокруг Людоты начали падать поражённые стрелами славяне. Увидев это, Людота схватил Станяту и заскочил в близлежащий дом. В нём уже находилось около сорока человек, преимущественно женщины и дети. Людей, способных держать оружие, было всего человек восемь, да и то многие были ранены. Поэтому ещё одному человеку, да ещё имеющему меч и лук со стрелами, обрадовались. Предводитель, которого все называли Твердило, указал Людоте на входную дверь и попросил встать около неё.

Из проёма двери виднелась узкая улочка с близко примыкающими друг к другу домами. Людота и Твердило поочередно посылали свои стрелы в перебегающие фигуры арабских воинов.

– А всё-таки боятся нас, – заметил Твердило, – ближе не подходят.

– Как бы по крышам не подобрались, – ответил Людота. – Да и стрелы кончаются. Что делать будем?

– Отходить придётся, наверное.

– Дядько Людота, дядько Людота, – услышал Людота и, не отрывая глаз от улицы, ответил:

– Ты зачем здесь? Прячься.

– Дядько Людота, вот… – Станята держал в руках пучок стрел. – Я ещё наберу.

– Ты где взял?

– Да в соседнем доме. Там ещё есть. Я принесу.

– Только быстро, сейчас уходить будем.

Стрелы посыпались гуще. В один из моментов, когда Твердило попытался пустить стрелу, ему в ногу ударила стрела и пробила её насквозь. Потекла кровь. Твердило переломил оперение стрелы и, повернувшись ко всем, крикнул:

– Отходите, нам не удержаться.

Люди направились к другому выходу из дома и помогали выходить раненым и детям. Твердило повернулся к Людоте:

– А ты чего ждёшь? Спасай свое дитё, – в них наше будущее.

Людота оставил остатки стрел Твердиле и бросился в соседний дом.

– Станята! – крикнул Людота. Ему ответило молчание.

Он бросился в следующий дом и на входе нос к носу столкнулся с арабом, который в руке держал лук. Людота мощной рукой прижал его к стене и изо всех сил сунул мечом снизу вверх арабу под ребра. Тот мешком рухнул вниз. Появились ещё двое. Людота, не давая им опомниться, рубанул мечом вначале одного, а затем другого. В доме были арабские воины. Ничего не оставалось, как вернуться обратно, но и там уже никого не было: ни Станяты, ни людей, с которыми он был в доме.

У Людоты вдруг защемило сердце. Он вдруг понял, что потерял Станяту и остался совсем один. Что его держало в этом городе? Среди людей, которые украли у него жену, дочь, брата, друзей, а самое главное – свободу? Ничего. Значит надо из него выбираться и затем направляться на запад, к ромеям, которые, как слышал Людота, воюют с арабами.

Рядом с Людотой в стену ударилась стрела. Он пригнулся, завернул за угол дома, затем перелез через забор, затем ещё через один. Так, осторожно перебегая от дома к дому, от забора к забору, от одного укрытия к другому, Людота уходил от центра города.

Поняв, что его никто уже не преследует, Людота заскочил в один из домов. Перешагивая через трупы, лежавшие на полу и даже на лестнице, он взобрался на второй этаж, осторожно выглянул из-за ставня маленького окна на улицу: по ней сновали конные арабы. Туда хода не было.

Людота бросился к сундукам и начал их осматривать. В двух из них была женская одежда, и только в соседней комнате он нашел мужскую одежду и быстро в неё переоделся. Никак ему не удавалось намотать на голову чалму, но после нескольких попыток он всё-таки водрузил её себе на голову. Спускаясь со второго этажа, заглянул в кладовую и положил в котомку несколько лепёшек и мешочек крупы. Теперь оставалось только незаметно выйти из города, исключая всякую встречу с арабами, и Людота дождался, пока стемнело.

Не заметив никого поблизости, он выскользнул из двери дома и направился в противоположную от улицы сторону. Он знал, что, как обычно, там располагались сады, ограждённые забором из глины. Людота осторожно передвигался по городу, обходя все подозрительные звуки.

Уже на окраине города ему неожиданно повстречался всадник, который ему что-то прокричал. Чтобы по его высокой фигуре не определили, что он не араб, Людота просто присел на корточки и приготовил меч. Всадник, разглядев чалму, подъехал поближе. Людота резко встал и ткнул мечом араба. Тот вскрикнул и упал с коня. В руках Людоты остался сломанный меч. Он его откинул в сторону и взобрался в седло.

– Прощай, Деян. Прощай, Зайнаб, – Людота помолчал. – Прощай, Станята, Богуш. Прощайте друзья, может еще свидимся…

Он тронул поводья и направил коня в темноту навстречу неизвестности подальше от этого проклятого города.

Глава 7


(738 г. от Р.Х.)

Наконец долгий путь закончился. Дорога перестала подниматься в гору и теперь, извиваясь петлями по склонам, опускалась вниз. Людота остановился. Влажный морской воздух освежал его усталое и измождённое лицо.

Перед ним лежало предместье города ромеев, лежащего на берегу моря. Внизу виднелись сады и огороды горожан, которые сменяли постоялые дворы и гостиницы для приезжих купцов. Слева от Людоты виднелись загородные дома богатых жителей города. Справа находилась городская свалка, куда вывозились мусор и нечистоты, а также выбрасывались без погребения трупы казнённых преступников. А за городом, скрываясь за горизонтом, синело море. Людота никогда не видел так много воды.

Своего коня Людота продал несколько дней назад, и последний отрезок пути он шёл пешком. Усталость, конечно, сказывалась, но вид города, к которому он так стремился, воодушевил его, и путь до городских ворот показался ему не так уж и долог.

Людота шёл по грязным, почти не мощёным узким улочкам города. Это была его окраина, и здесь, на улицах, застроенными в несколько этажей домами, жили мелкие торговцы, люди, которые перебивались случайными заработками, разорившиеся ремесленники. Высокие, иногда достигавшие пяти этажей здания перемежевались c более низкими лавчонками торговцев и различными мастерскими, конторами менял. Здесь же, выставив на продажу готовый товар и подзывая к своему товару прохожих, на первых этажах этих зданий трудились ремесленники. Мимо Людоты сновали разносчики воды, лотошники с различной едой, везли на тачках на продажу дрова.

Население города было многонациональным. Вокруг Людоты сновали люди в различных одеждах: в ромейской, в арабской, в еврейской и ещё не понятно в какой. Поэтому Людота в своей арабской одежде не казался изгоем.

Людота иногда останавливался, поднимал голову, удивляясь умением ромеев строить высокие здания, рассматривал изделия кожевников, ткачей. Особенно его заинтересовало изготовление глиняной посуды: кувшинов, горшков, амфор для хранения продуктов, различных светильников. У одной гончарни он остановился и долго смотрел, как мастер ногой крутил нижний круглый камень, а на верхнем крутящемся столе за счет инерции крутящегося камня под умелыми руками принимал форму очередной горшок. Людота смотрел и думал, что у него на родине так быстро горшки не делают.

Ромей что-то спросил Людоту. Тот в ответ покачал головой и пошёл дальше.

Труднее всего было проходить мимо пекарен, от которых тянуло запахом свежевыпеченного хлеба, мимо выставленных на продажу различных изделий пекарского искусства: от самого дешёвого ячменного хлеба, от дорогого пшеничного, от различных рогаликов, пирогов. Трудно было проходить и мимо разнообразных харчевен, закусочных, в котлах которых варились, сдобренные специями похлёбки с кусками мяса, и мимо разложенной на лотках жареной и печёной рыбы. Очень хотелось есть. От голода начало бурчать в животе. Денег от продажи своего коня уже не осталось. Найти какую-нибудь работу, не зная ромейского языка, не представлялось возможным. Людота наконец решился и свернул в переулок, в котором раздавался стук молотков и чуть ли не на улице были разложены изделия из металла: различного вида инструменты, подковы, серпы, топоры, котлы для варки пищи и многое другое.

Людота медленно шёл вдоль разложенного на продажу товара и взглядом оценивал каждую вещь: смог бы он сам сделать так? Качество некоторых изделий ему нравилось, некоторых оценивал невысоко, а у отдельных он останавливался и понимал, что так ему не сделать в силу того, что мастера, делавшие эти уникальные вещи, годами оттачивали своё мастерство на изготовлении именно этих вещей.

Некоторые ремесленники или продавцы, когда он проходил мимо, бесцеремонно хватали его за руки, пытаясь привлечь к своему товару. Тогда он, улыбаясь, качал головой и, приложив руку к груди, склонял голову в знак уважения и шёл дальше.

Наконец он увидел лавку с разложенными на прилавке ножами, наконечниками копий, топорами, заступами и многими другими вещами, необходимыми в хозяйстве.

Зашедшему в лавку Людоте продавец, обрадовавшийся посетителю, начал предлагать свой товар на певучем ромейском языке. Людота покачал головой и достал из своей котомки один из кинжалов, который он прихватил, убегая от арабов, и протянул его продавцу.

Продавец взял булатный клинок и начал его рассматривать: по клинку шёл узор из сплошных изогнутых линий, сплетавшихся в пряди. Продавец попробовал изогнуть клинок – он вернулся в исходное положение. Под конец продавец ударил ногтём по лезвию клинка, – раздался чистый и долгий звук.

Кинжал произвёл на ромея впечатление, и он с уважением посмотрел на Людоту и, вернув его обратно, покачал отрицательно головой и произнёс что-то по-ромейски. «Не будет брать», – понял Людота. Ромей продолжал что-то говорить и показывать жестами: то показывая рукой на Людоту, то показывая куда-то в сторону, часто повторяя:

– Исхак, Исхак.

Людота наконец понял: ромей ему объяснял, что кинжал могут купить в той стороне, куда он показывал, и хозяина зовут Исхак.

Поблагодарив ромея, Людота отправился в указанном направлении.

Город стал меняться. Улицы стали шире и уже были мощены каменными плитами. Дома на них были построены из двух и трех этажей. Некоторые были украшены колоннами, статуями. Другие были окружены зелёными садами и еле просматривались сквозь листву. Третьи были отделаны мрамором. Судя по всему, здесь жили довольно богатые люди. Да и товар, выставляемый на продажу в многочисленных лавках, был тоже немного другим. Здесь продавались благовония и драгоценности, тонкие как паутина ткани, шёлковые одежды, одежды, расшитые золотом и серебром. Здесь также находились брадобрейные лавочки, и, что тоже поразило Людоту, лавочки, продававшие стеклянную посуду.

Людота иногда останавливался и, уточняя правильность движения, спрашивал встречных прохожих:

– Исхак?

Похоже, это имя было широко известно, и большинство встречных указывало куда идти дальше.

Наконец он подошел к дому Исхака. Дом был похож на соседние, и в то же время он чем-то от них отличался: выглядел солиднее, основательнее.

В лавке Исхака кроме него самого находился богато одетый ромей со своим спутником, и сбоку, у входных дверей, стоял высокий, на целую голову выше Людоты негр. На теле у него из одежды была только набедренная повязка, достигавшая колен, и на перевязи через плечо в ножнах находился меч. Негр стоял молча, как изваяние, и не шевелился, уставившись в одну точку на стене.

Увидев нового посетителя, Исхак повернулся и что-то сказал и затем продолжил разговаривать с ромеем.

Людота огляделся. В лавке на полках лежали богато украшенные шкатулки, бронзовые изделия, оправленные в серебро, различное оружие в ножнах, отделанных драгоценными металлами, колчаны для стрел и тулы для хранения луков, украшенные ажурными чеканными узорами бронзовые щиты с выгравированными фигурами зверей и различных чудищ, статуэтки, выточенные из слоновой кости, просто украшения, какие-то предметы, назначение которых Людота даже и не мог себе представить.

На одном из прилавков были разложены мечи. Людота подошёл к прилавку и оказался недалеко от ромея. На прилавке среди богато украшенных лежали и на вид невзрачные мечи. Один меч показался ему знакомым, он взял его в руки, и от радости учащённо стало биться сердце: это был его меч, утерянный во время пленения.

– Вот он, мой дорогой, – непроизвольно произнёс Людота.

Он не заметил, как после его слов спутник ромея удивлённо посмотрел на него и что-то шепнул ромею. Ромей тоже с интересом посмотрел на Людоту и продолжал дальше рассматривать какую-то вещь.

Исхак, на время оставив ромея, подошёл к Людоте и что-то сказал. Людота просто стоял и молчал. Исхак, более внимательно оглядев Людоту, оценил его потрёпанный вид и, видя одетые на Людоте арабские шаровары, опять что-то произнёс. В словах Исхака послышались знакомые сочетания «аль, эль», и Людота понял, что к нему обратились по-арабски. Он опять молча покачал головой. Тогда Исхак произнёс свой вопрос на знакомом Людоте языке жителей степей:

– Желаешь купить меч?

Людота с жалостью, как будто бы у него отрывают что-то от сердца, положил меч на прилавок.

– Нет, я хочу предложить вот это, – Людота опять достал из котомки кинжал, который предлагал ранее.

Исхак оглядел ещё раз Людоту, понял что тот очень нуждается в деньгах и взял в руки кинжал. Мельком поглядел на лезвие, ударил по нему ногтем, – раздался чистый и долгий звук. Услышав этот звук, ромей заинтересовался и приблизился к Людоте. Исхак небрежно бросил кинжал на стол и достал два серебряных дирхема:

– Я могу дать тебе за него две монеты.

– Кинжал стоит больше.

– Ну, хорошо, три.

Людота покачал головой:

– Нет.

Ромей взял кинжал в руки осмотрел его, взглянул на Людоту и опять положил на прилавок. Людота взял его с прилавка и начал убирать его опять в котомку.

– Пять монет.

Людота опять покачал головой и случайно звякнул кинжалом о второй кинжал.

Исхак заинтересовался:

– У тебя ещё что-то есть?

Людота кивнул головой:

– Но я это не продаю.

– Покажи.

Людота достал второй кинжал и положил его на прилавок. Размером он был как и первый, но на лезвии кинжала по темно-бурому с золотистым отливом фону повторяющие пряди волокон своим узором напоминали человеческую фигуру. Исхак судорожно проглотил слюну и взял кинжал. Дрожащим голосом он спросил:

– Откуда он у тебя?

– Это мой, – Людота протянул руку, чтобы забрать обратно кинжал.

Исхак сделал шаг назад, не отдавая его обратно:

– Ты украл его!

Людота недоуменно посмотрел на Исхака, сделал к нему шаг, своей рукой крепко сжал его руку и отобрал кинжал. Затем схватил его за грудки, подтянул его к себе и с высоты своего роста, приблизив свое лицо к лицу Исхака, внимательно посмотрел ему в глаза. От испуга Исхак неожиданно испортил воздух. Людота усмехнулся и, отпустив Исхака, повернулся к двери с намерением уйти из лавки, но в дверях, словно медведь, проснувшийся после зимней спячки, уже стоял охранник-негр. Отступать он не собирался, но не собирался и пропускать Людоту.

Людота ногой резко ударил верзиле между ног. Негр скривился от боли, но не отступил и даже выхватил свой меч с утолщением на самом конце.

– Опомнись, Исхак, – произнес ромей.

– Но Зенон, – это ведь сокровище, которому нет цены. Он точно у кого-то украл.

Негр, скривясь от боли, начал подходить к Людоте. Людота нащупал на прилавке свой меч и сжал его в руке. Негр нанес несколько ударов, и Людота с трудом их парировал, почувствовав опытную руку бойца. В это время спутник ромея подошёл к негру сзади и резким ударом в ухо сбил его с ног.

– Ты не убил его, Нискиня? – спросил ромей.

– Очухается, – ответил он и, повернувшись к Людоте, добавил по-славянски: – Не уходи, подожди нас.

Людота, услышав родной язык, от неожиданности растерялся, а Зенон повернулся к Исхаку:

– Я не ожидал от тебя этого, Исхак. Вот тебе монеты за меч этого человека, – он бросил на прилавок горсть золотых монет. – Я думаю, этого будет с излишком. Я не вижу целесообразности больше общаться с тобой.

– Подожди, Зенон! А как же подарок василевсу?

– Я его найду в другом месте, – взглянув на Людоту, добавил: – А вообще то, мне кажется, что я его уже нашёл.

– Но ты слишком дорогой клиент, я понесу убыток!

– Надо было об этом думать раньше.

– Но ты пожалеешь об этом, Зенон.

Зенон усмехнулся:

– Твои слова, Исхак, как лай собаки на воробья, сидящего на ветке дерева, – он, переступив через лежащего охранника, направился к выходу.

Все вышли из дома Исхака, и Людота повернулся к Нискине:

– Ты северянин?

– Нет, я из уличей.

– Ты живёшь здесь?

– Мы приехали сюда по делам. Я потом тебе всё объясню.

В это время к Людоте по ромейски обратился Зенон, а Нискиня, чуть отстав, шёл сзади и переводил слова.

– Как твое имя?

– Отец и мать звали меня Людота.

– Что ты ант, я понял от Нискини.

– Мы из славян.

– Небольшая разница. Я дарю тебе этот меч, только убери его, а то люди пугаются.

Людота с изумлением заметил, что он до сих пор в руке держит меч, а встречающие их люди, скорее с удивлением, чем с испугом, смотрят на него. Он остановился и сказал:

– Но мне нечем отблагодарить тебя.

– Ты не понял, это подарок.

– Но такие подарки просто так не раздают.

– Ты разумен, твоя душа открыта, она бесхитростна, – ты говоришь, что думаешь, значит – ты честный человек. Тогда ответь мне на вопрос: откуда у тебя эти кинжалы?

– Я кузнец, – просто ответил Людота. – Я их сковал, как и этот меч.

– Зачем ты продавал кинжал?

– Очень хотелось есть. Я два дня ничего не ел.

Зенон понимающе качнул головой:

– Позволь пригласить тебя откушать с нами.

– Но у меня нет ни золота ни серебра.

– Ты опять меня не понял. Я приглашаю тебя как гостя и плачу я, – и, повернувшись к Нискине, попросил:

– Переведи правильно, – а затем продолжил:

– Ты мастер, и я мастер, правда я не кузнец. Почему бы мне в знак уважения не пригласить тебя на обед? А после обеда ты расскажешь, как ты попал в этот город.

Людота смущённо улыбнулся, и все трое направились в ближайшую харчевню.

Несмотря на голод, Людота ел неторопливо. Зенон и Нискиня быстро насытились, и стало понятно, что они были не голодны и в харчевню зашли только из-за него. Они, прихлебывая из высоких и узких глиняных кружек ячменное пиво, молча смотрели на Людоту. Зенон увидел браслет на руке Людоты и опытным глазом мастера определил, что он довольно необычен. Зенон дождался, когда Людота насытится, и попросил:

– Позволь мне поближе взглянуть на твой браслет.

Людота полотенцем вытер руки, усы и бороду и протянул руку с браслетом Зенону. Зенон оглядел браслет со всех сторон и удивлённо спросил:

– А разве он не снимается?

Людота нажал на звено браслета, снял его и отдал Зенону. Зенон долго рассматривал браслет. Затем он вернул его Людоте и удручённо произнёс:

– Очень занятная вещица, но, хотя я и считаю себя мастером, не могу понять, как она изготовлена. Я надеюсь, что в дальнейшем у нас будет ещё время, чтобы разгадать эту загадку. Ну а теперь расскажи, как ты оказался в этом городе.

И Людота начал свой рассказ. По окончании повествования Зенон немного помолчал и, наконец, спросил:

– Насколько я понимаю, этот браслет для тебя – это память о брате?

Людота молча кивнул головой.

– А я хотел предложить продать тебе этот браслет, чтобы разгадать загадку его изготовления. Теперь понимаю, что это неуместно. Скажи, а какие у тебя планы на будущее?

– Я не знаю, – честно признался Людота. – Я остался совсем один. До моей родины очень далеко, мне сейчас не добраться. Хочу найти какую-нибудь работу, чтобы прокормиться.

– А ты можешь изготовить ещё такие кинжалы?

– Могу и кинжалы, и мечи. Но только ножны к ним и эфесы делал Деян.

– Но это поправимо. Я изготовляю для василевса разные дорогие безделушки: перстни, пояса, браслеты, шкатулки и ещё кое-что, так что ножны я могу сделать сам. Поэтому я предлагаю тебе вот что: кинжал, который ты собирался продать, продаёшь мне. Ты едешь со мной и покупаешь себе дом с мастерской. Денег от продажи кинжала на это конечно не хватит, но я добавлю. А ты отдашь долг потом. Я не тороплю с ответом, подумай.

Людота вспомнил Баруха, и на миг на его лице возникла тень сомнения, и в то же время, вспомнив, что произошло у Исхака, лицо приняло опять прежнее выражение. Это не ускользнуло от Зенона. Он улыбнулся и продолжил:

– Может у тебя будут ещё какие-то просьбы?

– Мне бы помыться.

Зенон кивнул:

– Хорошо. Сейчас пойдём со мной в гостиницу, будешь моим гостем. Там и помоешься.

По пути Зенон завёл Людоту в лавку и с трудом подобрал для него ромейскую одежду. И неудивительно: Людота под стать Нискине был почти на целую голову выше среднего ромея, и, соответственно, шире их в плечах.

Уже вечером помывшегося Людоту Нискиня привел в свою комнату, которая находилась рядом с комнатой Зенона:

– Располагайся.

– Скажи, Нискиня, а почему ты служишь Зенону? Почему не вернёшься на родину?

– Так повернула судьба, что все мои родичи погибли, а меня, малолетнего, подобрал Зенон, обучил кое-чему. Я ему благодарен. Если честно, подумай, что меня ждет на родине? Я ничего не умею, кроме как воевать.

– А как сам Зенон? Любят ли его боги?

– Зенон – честный человек. Он, как и все ромеи, поклоняется одному богу. Ты размышляешь над предложением Зенона? Соглашайся. Здесь, у ромеев, ты можешь заработать себе на будущее. А вернуться домой ты сможешь в любое время с караванами купцов, которые часто навещают племена славян.

Людота решился:

– Хорошо. Пойдём к Зенону, я дам ему свое согласие.

Услышав ответ Людоты, Зенон удовлетворённо склонил голову:

– Я и моя семья живем в пригороде Константинополя. Первое время, если захочешь, ты можешь жить с Нискиней. Нискиня, только говори с ним по ромейски, чтобы он быстрее научился понимать. Потом тебе подыщем дом с мастерской, в котором ты можешь жить и работать. Мечи и кинжалы должны быть не хуже того кинжала, который я у тебя покупаю. За кинжал я буду платить тебе от десяти до двадцати солидов, а за меч – от тридцати до пятидесяти. Кинжал и меч стоят конечно дороже, но я к ним буду изготавливать ножны и эфесы. Металл для их изготовления я буду поставлять тебе бесплатно, и тебе не надо будет искать покупателя. Согласись, что это занимает много времени.

Людота, услышав предложения Зенона, сразу понял, что оно очень выгодное.

– Скажи, Зенон, а сколько мне нужно денег, чтобы купить дом?

– Не беспокойся Людота. Недалеко от моего дома есть дом, который принадлежит мне. Он пустует. Я могу продать тебе его за тысячу солидов, но с одним условием: если ты захочешь продать его и купить новый, то ты его продашь только мне за ту же сумму. И ещё. Вдруг этот дом мне понадобится, тогда я покупаю тебе любой дом, который выберешь ты сам, на тех же условиях. Дом, который я тебе предлагаю, я приготовил как приданое моей дочери, когда она выйдет замуж. Правда, не знаю, когда это случится.

– Понимаешь, Людота, – разоткровенничался Зенон, – у меня двое сыновей. Один, Кирилл, стал священником и изучает различные науки. Другой, Евпатий, воевал, был ранен, сейчас содержит школу, в которой желающих обучают военному искусству. Он женат, но пока рождаются одни девочки. А так хочется внука, чтобы я передал своё умение. Мои сыновья не захотели этого, – Зенон развел руками, – или я не смог привить им этого. И есть у меня дочь, Евпраксия. Ей пора уже замуж, а она всё перебирает женихов и никак не может себе выбрать. Я тебя потом познакомлю со своими детьми.

Утром Людота проснулся от стука в дверь и от звона доспехов.

– Что это? – спросил он Нискиню.

– Не знаю. Пойдём, посмотрим…

Людота схватил свой меч, но Нискиня остановил его:

– Оставь. Это не то место, где можно бряцать оружием, да и Зенон не тот человек, что его можно испугать.

Стук раздался снова, и Зенон открыл дверь. В комнату вошёл человек в металлическом панцире с наплечниками, набедренниками и металлическими наколенниками. На голове у него был шлем с гребнем, украшенный экзотическими перьями неизвестных Людоте птиц. С ним вошли ещё трое в кожаных панцирях с прикрепленными, для большей прочности, металлическими пластинками.

Человек посмотрел на Зенона и окинул взглядом стоящих за ним спокойного и уверенного Нискиню и немного встревоженного Людоту, пока не понимающего что происходит. Человек оценил их атлетические фигуры и на всякий случай поправил свой меч.

– Я префект4 этого города. Мне нужен торговец Зенон. От почтенного жителя нашего города Исхака поступила жалоба, что у него украдена драгоценная вещь, а именно: кинжал с удивительным рисунком. Он заявляет, что это произошло в тот момент, когда вы все трое были у него. Есть свидетели.

– Зенон – это я, – спокойно ответил Зенон. – Но я не торговец. Сам василевс дал мне должность спафария5 по особым поручениям, я доместик6 главного казначея. Вот пергамент, подтверждающий мои слова и подписанный мистиком7 василевса. И если этого недостаточно, то синклит8 направит сюда комиссию, которая проверит, как исполняются законы, направленные на поддержание порядка в империи.

Префект проверил бумаги Зенона и немного растерялся.

– А Исхак сделал лживый донос, – спокойно продолжил Зенон. – Я сообщу об этом мистику, и я думаю, в скором времени сюда приедет комиссия проверить финансовые отчёты города, да и заодно правильность уплаты налогов Исхака и правомерность его деятельности, если он может оклеветать даже спафария василевса.

– Прошу прощения. Произошла ошибка, – префект поклонился и все четверо вышли из комнаты.

– Ну что, – повернулся Зенон к Нискине и Людоте, – раз нас разбудили так рано, то давайте собираться и в порт. Корабль нас ждёт.

В порту было очень шумно. Людота глядел на это скопление народа, где каждый занимался своим делом, на громадные корабли, ужасавшие своим видом. У причалов стояли, как объяснил Нискиня, парусные суда и галеры, военные дромоны и хеландионы. Изредка попадались арабские фелуки и латинские парусники.

Людота как маленький ребенок удивлённо смотрел на эти корабли. Нискиня старался объяснить ему их назначение:

– Это дромон, – показал он на большой корабль с двумя мачтами. – Самый большой военный корабль у ромеев. Когда нет ветра, может плыть на вёслах. Видишь отверстия в борту корабля? Это для вёсел. С каждого борта в два яруса по двадцать пять вёсел, итого сто вёсел. От двухсот до двухсот пятидесяти гребцов на каждом дромоне, да еще до ста воинов. А это хеландион. Это судно может перевозить лошадей и различные грузы.

Одни корабли разгружались, другие, наоборот, загружались различными товарами.

– Как много кораблей! – удивился Людота.

– Нет, это не большой порт, – объяснил ему Нискиня. – Вот увидишь, сколько кораблей в Константинополе.

Судно, на котором им предстояло отплыть, по сравнению с дромоном казалось небольшим. Оно тоже имело две мачты с парусами, но не было того количества весел, что у галер или дромонов. Только два весла слева и справа от кормы, как объяснил Нискиня, служили для выполнения поворотов. Вдоль одного из бортов плотной материей было укрыто какое-то бревно, на одном из концов которого было утолщение. Ради интереса Людота измерил корабль шагами. В длину корабль был тридцать четыре шага, а в ширину – девять. На корме располагалась надстройка, в которой расположился Зенон.

– Не любит он морские путешествия, укачивает его, – объяснил Нискиня.

Наконец на корабль привезли и погрузили ожидаемые тюки с товаром, и моряки с обветренными лицами подняли паруса, и судно ходко направилось в открытое море.

Канаты, удерживающие паруса, были туго натянуты, мачты и реи чуть поскрипывали. Корабль, покачиваясь на волнах, плыл вперёд, разрезая своим носом волны. Людота стоял на носу корабля и слушал, как под ним журчит вода. Иногда встречалась волна повыше остальных, и тогда солёные брызги попадали на Людоту, и ему это нравилось, так как было довольно жарко.

Берег уже скрылся вдали, как вдруг у носа корабля появились диковинные рыбы, которые плыли сбоку и впереди корабля, как бы наперегонки с ним. Иногда они выпрыгивали из воды и опять ныряли, чтобы снова плыть рядом с судном. Людота заворожено смотрел на них. Подошедший Нискиня пояснил:

– Это дельфины.

Но Нискиню заинтересовали не дельфины, а нечто другое. Он долго всматривался куда-то вдаль, затем тронул Людоту за плечо и показал рукой:

– Смотри, сарацины9.

Уже было видно, что три судна, по размерам на вид меньше, чем их, на всех парусах неслись наперерез. Нискиня что-то сказал проходящему рядом кормчему, и на корабле засуетились моряки. Они подбежали к укрытому материей бревну и сняли её. Под материей было не бревно, а медная труба, на конце которой была голова какого-то чудища с разинутой пастью.

– Пойдём, Людота, отойдём, не будем мешать. Они и без нас всё сделают.

– Не вооружиться ли нам?

– Не волнуйся. Сейчас всё увидишь.

Моряки закрепили на носу корабля трубу, выдвинув её разинутую пасть далеко вперёд. Корабль чуть изменил курс и направился прямо на один из арабских кораблей, который попытался увильнуть, но не успел. Из пасти чудища вылетел сноп огня, и корабль арабов загорелся. Арабские моряки с криками начали бросаться в воду, но и поверх воды горел огонь, который широко растёкся по поверхности вокруг пылающего корабля. Людота остолбенел. Такого он ожидать никак не мог: горела вода.

Корабль ромеев отвернул от огня и направил свой нос на другой арабский корабль, но оставшиеся арабские судна уже развернулись и начали уплывать от опасного противника.

– Ну, вот и всё, – довольно улыбнулся Нискиня. – Теперь нас до самого Константинополя никто не побеспокоит.

Глава 8


(738 г. от Р.Х.)

Евпраксия сидела на скамейке и держала в руках пяльцы10, на которые была натянута ткань с вышивкой. Евпраксия неторопливо стежок за стежком втыкала иголку с цветной ниткой в материю, и на материи уже можно было узнать вышитый необыкновенной расцветки цветок.

Перед ней сидел отпрыск богатого рода Студитов Нифонт и в который раз спесиво разглагольствовал о величии своего рода:

– Наш род Студитов вышел из самого Рима. Мой предок выполнил задание самого Октавиана, после чего был наделён милостью и приближён ко двору императора. Когда император Константин строил этот город, наша семья одной из первых переселилась сюда из Рима. Наш род ценит василевс Лев III. Мой отец Христофор Студит – член синклита и занимает должность референдария11, а его брат анфипат12 Димитрий постарается, чтобы ему дали более высокую должность, соответствующую нашему роду. Наш род славится своим богатством.

Евпраксия взглянула на Нифонта: «Ну, вставь перо в зад, – вылитый павлин будет. Так и красуется, так и красуется. Наш род Камениатов не менее знаменит, но никто об этом не трубит на весь белый свет. Всё родственники, да родные…А сам то что достиг или сможешь достигнуть? Хвастун», – подумала она.

Нифонт продолжал:

– Да, наша семья потеряла земли в Египте и Сирии. Но мы постараемся сделать всё, чтобы вернуть их. Вот и василевс Лев III не без нашего участия разбил сарацинов у Акроиноса13. Скажу тебе по секрету, – Нифонт надменно поднял голову и расправил узкие плечи, – сейчас готовится новая масштабная война с сарацинами. Копятся деньги, оружие. Я уже сейчас протиктор14, а с началом войны мне обещали должность командующего мероса15. Представляешь? Ведь это десять тагм16, три тысячи воинов. Думаю, что через несколько лет мы заставим василевса разбить сарацинов и вернуть наши земли. Вначале в Сирии, а затем в Египте. И богатство нашего рода опять возрастёт.

«Как он надоел этот спесивый павлин», – снова подумала Евпраксия, но молча продолжала заниматься вышиванием.

– Счастлива будет та девушка, которая выйдет за меня замуж, – продолжил Нифонт. – Она будет купаться в богатстве. Не пора ли, благородная Евпраксия, и тебе подумать о замужестве? А почему бы… – но Нифонт не успел докончить свою тираду, как дверь отворилась, и в комнату зашёл Зенон с незнакомцем.

Евпраксия вскрикнула от радости:

– Отец!

Она отбросила вязание и, как маленькая девочка, бросилась с объятиями к Зенону.

– Стыдись, дочка, мы не одни.

Евпраксия обратила свой взор на незнакомца.

Незнакомец был высок и плечист. Его русые волосы были на голове разделены пробором и слегка кучерявились. Аккуратная бородка была очень ему к лицу. Незнакомец был красив. Удивили глаза незнакомца. Они были голубые и смотрели на неё не сально, как большинство ромейских женихов, а восхищённо и, в то же время, с такой нежностью, что Евпраксия впервые засмущалась и на мгновение опустила взгляд. Таких людей она ещё не встречала. «Уж не сам ли это Ахиллес из древних греческих мифов?» – подумала она. В груди у Евпраксии потеплело, и у неё вдруг возникло чувство нежности и стремление прижаться к его широкой груди.

– Позволь представить тебе, дочь моя, гостя. Его зовут Людота. Он знатный мастер и ещё не понимает по-ромейски. Некоторое время он поживёт у нас, и, я думаю, ты поможешь ему освоить наш язык.

Перед Людотой стояла девушка, одетая, по обычаю, в широкое, скрывающее фигуру, ромейское платье, украшенное золотым шитьём. Но и это широкое платье не могло скрыть стройную фигуру с широкими бедрами. Утончённые и изящные черты лица дополняли красивые, густые волосы и длинные ресницы. Большие, полные нежности глаза смотрели на Людоту, и она ему искренне улыбалась. В её красоте было что-то эфемерное и воздушное, и от этой красоты веяло теплом. Это была красота совсем другого рода, она отличалась от привычных Людоте принципов красоты: красоты женщины-матери, красоты спутницы воина или пахаря, способная всегда поддержать мужа в трудную минуту, способная вместе с мужем встать против врага и помочь мужу вырастить и убрать урожай. Это была красота гордости, и в то же время – смиренности и скромности. Это была красота, осознающая свою значимость, и в то же время не предающая этому никакого значения.

Людота глядел на это чудо природы, и впервые за последнее время у него потеплело внизу живота, и захотелось взять на руки это беззащитное создание. Он взял и по-славянски, как приветствуют у него на родине старших, поклонился ей в пояс, касаясь рукой пола. Евпраксия покраснела, опустила голову и, не поднимая глаз, бросилась из комнаты.

Нифонту не понравилось, что Евпраксия его оставила, и он, не обращая внимания на Людоту, надменно поклонился, слегка наклонив голову:

– Я приветствую тебя, Зенон. Но извини, я вынужден покинуть тебя. Дела, – и тоже вышел из комнаты.

Загрузка...