Крокодилы мистера Пинки - читать онлайн

1. Махоуни

Одной рукой придерживая кепку, а другой прижимая к телу чертежи «Биг-Бена», Нора Махоуни рыскает по Миддлсекс. Два крокодила какое-то время двигаются позади неё, но Нора не замечает их, и рептилии в диком прыжке взмывают над крышами, оставляя девушку предаваться размышлениям дальше.

С Темзы дует сильный ветер. Он всегда дует, сколько Нора помнит себя в этом городе. То сильными порывами, то тихим назойливым потоком, но с Темзы всегда идет ветер, который приносит тоску и уныние. Не так уж и удивительно. Что еще можно принести с реки, загрязнявшейся много столетий?

Но на Миддлсекс Нора оказалась не за тем, чтобы ощутить ветер. С таким же успехом она могла сделать это где-то в другом месте.

Нора Махоуни ищет помощи.

Стайка стервятников в человеческом обличии кружит неподалеку, но нападать не спешит. Возможно, их отпугивает решимость на лице; возможно, летная куртка с нашивками и штаны в стиле «милитари». Как бы то ни было, стервятники, разочаровавшись, скрываются в темном переулке в поисках более легкой добычи.

В отличие от них, Нора подобрала себе противника куда сильней.

Она проходит мимо маяка, помеченного уличным художником. Цветные пятна, бессмысленные на первый взгляд, пробуждают в Норе ощущение морской свежести. Даже ветер не кажется уже таким тоскливым. Теперь в нем чувствуются запахи настоящей морской бури.

Нора Махоуни останавливается и жадно вдыхает этот воздух, наполняющий ее бескрайней свободой. Волосы трепещут, кепка вырывается из рук, чертежи вот-вот готовы вылететь, чтобы ветер подхватил их и разнес по всему Лондону.

Лишь стоит отвернуться от псевдомаяка, как все стихает. Магия этого места слишком слаба, но ее хватает, чтобы натолкнуть Нору на мысль.

Оглядевшись, она видит на стене дома изогнутую «G». Буква излучает силу. Определенно, работа того же мастера, что и граффити на маяке. Нора Махоуни копается в памяти. Это трудно, потому что от нее уже почти ничего не осталось. Ощущение сегодняшнего дня слишком сильно, чтобы думать о прошлом.

Вновь повернувшись к псевдомаяку, Нора чувствует ветер. Мысленно взмолив о помощи, она получает пахнущий красками ответ.

Бэнкси.

Это имя переливается: из пустого в порожнее; из черного в белое; из крайности в крайность. Оно слышится тихим шипением, с которым краска вырывается из баллона, стремясь оказаться на поверхности – неважно какой – чтобы застыть, обретя завершенность. Имя чувствуется шершавым камнем стены, ребристой решеткой, холодом булыжников. И всегда оно остается кислым, ядовитым и дарующим грезы.

Нора Махоуни кивает в такт собственным мыслям. Она нашла помощь, которую так искала. Пока еще только намек на нее, подсказку, но Нора ничуть не сомневается, что ей удастся уговорить Бэнкси.

Она попросту не может позволить себе такую роскошь, как сомнение.

Следуя по дороге разбросанных тут и там букв, Нора Махоуни движется к художнику. Вскоре фигура Бэнкси – смазанная, похожая размытый набросок – показывается впереди. Ярко-желтый балахон, капюшон которого наброшен на голову. Голубые джинсы. Красные кроссовки с зелеными шнурками.

Нора Махоуни делает шаг, но он ни на дюйм не приближает ее к художнику. Еще одна попытка приводит к тому же результату. Взгляд вниз, и все сразу проясняется.

Нора стоит на испещренном цветными пятнами участке асфальта. Обе ее ноги застыли на красном. Однако впереди есть и другие пятна – зеленые. Цветовая загадка не выглядит сложной. Это просто защита от праздношатающихся обывателей, которым захочется посмотреть на работу художника.

Прыжок на зеленое пятно – Бэнкси становится ближе. Нора Махоуни усмехается. Подумав, снимает кепку.

Серия прыжков приводит ее к художнику. Приходится двигаться по спирали, а порой тщательно выверять силу толчка, чтобы не сбиться. Пару раз Нора промахивается и вновь оказывается в начале пути, повторяя все снова и снова, пока не добивается желаемого. В последнее время этот образ действия – прыжки в обход реальности – единственное, что приводит ее к цели.

В этом тоже видится некий знак. Бэнкси – часть той силы, которая может помочь.

Вблизи художник сам похож на граффити. Теперь балахон не скрывает угловатости его фигуры. На лице видны лишь глаза, все остальное скрыто шарфом. Зрачки направлены в разные стороны, вдобавок они различаются цветом. Нора Махоуни невольно вздрагивает, заметив это. Так мог бы выглядеть сам дьявол.

Бэнкси жонглирует баллонами. Два подлетают в воздух, третий падает в руку, которая неуловимо быстро проводит на стене алый росчерк. Затем баллон отправляется в полет, а его место занимает следующий. Баллонов всего три, но цветов, которыми рисует Бэнкси, гораздо больше.

«Все творцы подобны фокусникам, – думает Нора. – Они извлекают из неведомых глубин частицы реальности, складывают их вместе, и лишь от нашей веры зависит то, что мы увидим. Легко обвинить их в обмане, но так же легко принять все за чистую монету. Ты смотришь и видишь, и чувствуешь, и знаешь, и сомневаешься скорее в самом себе, чем в реальности происходящего».

Она не решается отвлечь художника и ждет, пока тот закончит. Однако он сам прерывается. Взгляд карего глаза рассерженный, зеленый смотрит с удивлением.

– Любопытство-у?

Окончания растягиваются, словно кошачье мурлыканье.

– Нет. Мне требуется помощь. Мне нужно, чтобы ты кое-что кое-где нарисовал для меня. Очень нужно.

– Если только это будет интересно-у.

Бэнкси подбрасывает баллон и ловит его за спиной, словно заправский бармен. Нора срывает с плеча нашивку и протягивает художнику.

– Вот это. Пятеренка. Шестеренка без одного зубца. Мне нужно, чтобы ты заключил Биг-Бэн в гигантскую пятеренку. Всю башню. Всю.

– Не-а, не интересно-у.

Бэнкси отворачивается.

Нашивка падает вниз, и вместе с ней камень опускается на сердце Норы Махоуни. Однако она не привыкла отступать.

– А я если я предложу сделку, которая тебя устроит? Тогда сделаешь?

– У тебя есть, что предложи-ить?

Бэнкси смеется, не отрываясь от работы. Нора Махоуни колеблется.

«Художников не интересуют деньги, – думает она и тут же поправляется, – настоящих художников. Их жизнь – это творчество, слава и страсть. В пятеренке нет никакого творчества. Это простой и понятный символ. Его можно украсить, но он так и останется символом. Ее изображение не принесет славы, лишь удивление, недоумение и злость на того, кто посмел покуситься своим символом на другой символ. Мне остается лишь одно… Если Финн узнает, то убьет меня, но я не могу иначе».

– Я предлагаю себя, – говорит Нора, пока сомнения не одолели решимость.

Бэнкси замирает. Баллоны со стуком падают, и он не делает попытки их поймать.

– Интересно-у.

Художник резко разворачивается, делает шаг и оказывается рядом с Норой. Вблизи его взгляд еще больше пугает. С минуту она стоит не шелохнувшись. Один глаз пылает карим вожделением, другой – зеленой нежностью.

– Подходит.

Бэнкси забирает кепку у Норы. Отбрасывает в сторону. Проводит рукой по ее волосам, что-то поправляя. Холодными пальцами, испачканными в краске, прикасается к подбородку девушки. Поворачивает ей голову. Несильным тычком заставляет чуть расставить ноги. Наклоняется к уху:

– Замри-у.

Нора стоит не шелохнувшись.

Она слышит шипение баллонов, неразборчивое ругательство, вновь шипение.

Она чувствует дрожь мышц от неудобной позы, следы прикосновения к подбородку.

Она ничего не видит, потому что слезы застилают глаза пеленой не хуже тумана.

Нора Махоуни ждет расплаты, и это ожидание страшнее всего.

А потом все внезапно заканчивается. Вообще все. Это длится мгновение, и вот сердце начинает новый отсчет, но уже нет ни боли, ни страха, ни брезгливости.

– Можешь двигаться. Я взял, что хотел.

Голос у Бэнкси скучающий. Медленно обернувшись, Нора видит, что стоит за его словами.

Обнаженная девушка, прикованная к стене. Она плачет, отвернувшись от своих мучителей, а те, поднимаясь из глубин ада, тянут лапы, прикасаются длинными раздвоенными языками, капают слюной. Над девушкой висят часы – циферблат вписан в пятеренку. Стрелок, указывающих время, нет.

Проходит несколько секунд, прежде чем Нора Махоуни понимает, что это всего лишь рисунок. Однако она по-прежнему чувствует, что ее вывернули наизнанку и заставили взглянуть на собственное нутро.

– Ты сделаешь то, о чем я просила? Теперь сделаешь? – голос глухой и скрипучий, как у старухи.

– Да. Тебе больше нечего мне предложи-ить.

Нора Махоуни понимает, что это не вопрос. Она вымученно улыбается и делает шаг на красное пятно, которое тут же отдаляет ее от художника, но голос Бэнкси вновь настигает:

– Зачем тебе это надо-у?!

«Ты же знаешь, – думает Нора. – Ты же знаешь, урод. Ты все понял, так чего тебе еще от меня надо, разноцветная скотина?»

– Я просто помечаю территорию! Я просто помечаю…

Покачиваясь от усталости, она бредет домой. Чертежи не рассыпались, а кепка каким-то образом вновь оказалась в руке.

Хочется плакать, но слез нет. Как и безысходности.

Слепок Норы остался жить вечным напоминанием на стене какого-то дома, стоящего на Миддлсекс. От этого внутри стало намного легче, но в несколько раз противней.

Нора Махоуни не знает, хуже это или лучше. Выбор сделан, и с этим нужно просто смириться.

2. Валентайн

– Прости, – сказала София на прощание.

В эту короткую фразу она умудрилась втиснуть бездну смыслов. Оставшись в одиночестве, Блэк Валентайн, покачиваясь с пятки на носок, думал лишь об одном: «Опять…»

Опять один. Опять без внятного объяснения. Опять с непониманием, где он допустил промах.

Нет, Блэк, конечно, не усыпал Софию сотней подарков; не писал стихов и серенад; не приглашал ненароком на званный ужин с сильными мира всего. Даже не подарил ей колечко с хотя бы крохотным бриллиантом. Но он всегда старался быть рядом, оберегать, выслушивать, помогать, любить… и вот!

Катастрофы в личной жизни повторялись часто и были похожи одна на другую. Наверное, надо было привыкнуть, но Блэк все не мог.

– Выжечь и спалить тебя!

Крик разнесся по улице. Немногочисленные прохожие принялись озираться в поисках источника звука, и взгляды их, в конце концов, сошлись на улыбающемся Блэке. Попытки выразить укор или злость разбились об добродушную улыбку. Прохожим ничего не оставалось, кроме как раздраженно передернуть плечами, буркнуть себе что-то под нос и пойти прочь. Они с блеском выполнили весь этот нехитрый набор действий, повторив друг за другом почти идеально.

Их можно было понять. Даже добродушный Блэк внушал опасения.

Он смахнул невидимые пылинки с черных брюк, застегнул темно-синюю кожаную куртку и надвинул вязаную шапку почти на глаза. Засунув руки в карманы, попытался пройтись так, как это делают «крутые парни», но через пару шагов не выдержал и расхохотался. Этим Блэк сорвал новую порцию раздраженных взглядов.

– Прости, – прошептал он и вздохнул.

Сгорбившись, Блэк Валентайн побрел к ближайшему пабу. Он никогда не напивался, после того как его бросали женщины, но знал из многочисленных фильмов, книг и рассказов приятелей, что обязательно должен это попробовать.

Словно повинуясь его желанию, из темноты выплыла оббитая по периметру неоновым шнуром дверь, за которой слышались выкрики солиста AC/DC – его голос невозможно было спутать ни с чьим другим. Песня – «Highway to hell» – показалась Блэку подходящей, а потому он, не раздумывая, свернул к двери.

Заведение, если верить вывеске, называлось «Койот». Если верить печатным надписям, то паб мог называться «Дешевая выпивка», «Работаем до последнего клиента» или даже «Здесь водятся девки!» Если же верить разного рода граффити, то было еще огромное множество названий, чаще всего лежащих за гранью приличия.

Воздух заполняли ароматы напитков, среди которых главенствовал запах пива. Чуть кисловатый, он заползал в ноздри и, казалось, одним лишь своим присутствием кружил голову.

Неподалеку тучный мужчина возился с ширинкой. До Блэка доносились неразборчивые проклятия и натужное сопение. Наконец молния поддалась, и неизвестный направил струю на стену бара.

– Не ходи туда, – посоветовал он Валентайну, не оборачиваясь. – У них отвратное пиво.

– Я возьму чего-нибудь покрепче.

– Ну, как знаешь.

Мужчина иссяк – словесно и физически – резко дернул молнию, вскрикнул, засунул в рот указательный палец правой руки и зачмокал. Блэк прикоснулся к холодной латунной ручке и потянул на себя.

«Койот» распахнул пасть, чтобы проглотить новую добычу.

Официантка сверкала блестками на коротких шортиках и краешками ягодиц, выглядывающими из-под них. Это зрелище приковывало взгляд Блэка каждый раз, когда девушка пробегала мимо его столика.

«Мягкие, упругие, молодые, – думал он. – Сколько людей пожирало их взглядами, сколько потных рук скользило по ним, сколько губ прикасалось к ним, а им все нипочем. Все такие же мягкие, упругие и молодые».

Джин уже третий раз появлялся в бокале Блэка, а желание напиться оставалось все таким же несбыточным. Валентайн задумчиво подышал на стекло и нарисовал на запотевшем стакане смайлик.

– Слушай, нам хочется здесь сесть.

Блэк поднял глаза на улыбающегося щеголя в дорогом пальто. Тот подмигнул Валентайну и размашистым движением руки показал, что Блэку стоит уйти.

«Если не получилось напиться – стоит подраться», – решил Валентайн. Это была еще одна вещь, которую он никогда не делал, расставшись с девушкой.

Блэк ответил на наглую улыбку щеголя своей, не менее наглой. Он поднялся с диванчика, и внезапно оказалось, что его шесть с половиной футов роста и двести фунтов веса решают ситуацию не в пользу щеголя.

Тот поблек и нахмурился. Это же сделали оба его невзрачных приятеля.

– Драться будем? – поинтересовался Блэк, хрустнув пальцами.

– Пошел ты!

Щеголь отвернулся и быстро увлек друзей к другому столику.

Это был шанс. Многие драки начинались и с куда меньших оскорблений. Можно было подскочить и со всей силы врезать хлыщу, чтобы кровь запачкала дорогое пальто. Раскидать парочку приятелей. Затеять мордобой и крушить все вокруг.

Но агрессии не было и в помине. Только спокойствие, легкая грусть с привкусом хинина и желание что-то сделать, чтобы вернуть потерянную, несмотря на внешний эпатаж, полноту жизни.

Вместо этого Блэк Валентайн вновь уселся на диван, и в очередной раз перед ним сверкнули шортики и ягодицы.

«Еще десять таких вспышек, и я ухожу, – подумал Блэк. – Знал же, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет».

– Ты не похож на завсегдатая, – девушка курила, и это чрезвычайно раздражало Блэка. – Ты пытаешься залить горе выпивкой, но вся проблема в том, что никакого горя в тебе нет.

– В смысле?

– Без малейшего. Смыслы придумали кретины, которые не желают признавать, что люди поступают так, как им вздумается.

Она выпустила колечко дыма Валентайну в лицо. Это стало последней каплей. С того момента, как эта размалеванная мымра с дикой прической родом из восьмидесятых внезапно оказалась за его столиком – она только и делала, что портила вечер.

Бесцеремонно выпила джин.

Не представилась.

Закурила.

Вздумала устроить сеанс психоанализа.

Блэк выхватил сигарету у нее из пальцев. Затянулся сам и выпустил струю дыма прямо мымре в лицо. Закашлялся.

Сигарета упала на диван и прожгла его. Блэк торопливо подхватил окурок и бросил в стакан, проигнорировав стоявшую рядом пепельницу.

– Выжечь и спалить тебя!

– А ты – молодец, – мымра почти никак не отреагировала на произошедшее. – Знаешь, как обращаться с женщинами. Подожди меня здесь, я скоро вернусь.

«Сегодня женщины хотят меня изничтожить», – Валентайн посмотрел в стакан и решил, что с него хватит. Он принялся высматривать официантку, чтобы рассчитаться, пока мымра не вернулась. Эта женщина определенно имела какие-то планы на Блэка. И повезет, если ей нужны только деньги.

Однако официантка куда-то пропала. Взгляд скользил по толпе, но никак не мог заметить блестящие ягодицы. Это было плохо, потому что Блэк не помнил лица официантки и уж тем более, как ее звали.

– Женщины хотят меня изничтожить, – Валентайн произнес это со вкусом, растягивая слова.

Он достал деньги из кармана куртки, помял их, чувствуя прикосновение потертых банкнот, и подумал: не оставить ли их просто на столике? Скорее всего, они тут же станут добычей хмурых парней, сидевших справа. Или достанутся красноглазому с залысинами, расположившемуся слева.

Но официантка сама виновата, что вздумала отлучиться.

Наконец, Валентайн решил отдать все бармену, а уж тот разберется. Было, конечно, слегка обидно. Сегодня, когда Блэка бросила София, а какая-то мымра испортила вечер грусти и тоски, как никогда хотелось вновь увидеть нечто сверкающее и округлое.

– Это официантке.

Валентайн бросил купюры на стойку и уже повернулся, когда бармен окликнул его:

– Какой еще официантке?

– С блестящими ягодицами, – улыбнулся Блэк.

– Нет, ты не понял, у меня здесь нет официанток. Это нормальный паб, а не какая-нибудь забегаловка. Хочешь заказать – подойди и закажи!

Бармен припечатал последнюю фразу ударом кулака по стойке.

– Тогда кто приносил джин? Кто мелькал и сверкал тут перед глазами?

– Джин? Джин у меня заказывала только одна дамочка. Отдай деньги ей.

– Дамочка? – Блэк понимал все меньше и меньше.

– Да. Дамочка за твоей спиной.

Чувствуя, что зрелище ему не понравится, Валентайн обернулся и увидел «мымру». Она улыбнулась и поманила Блэка пальцем. Сам не понимая, почему он это делает, Валентайн позволил женщине подхватить себя под руку и вернуть за тот же самый столик.

– Я же просила тебя подождать, – с укором сказала она.

Блэк продолжал мять купюры, а мымра закурила, вновь пуская дым ему в лицо. Правда, теперь это волновало Валентайна в меньшей степени.

Мымра преобразилась. От несуразной прически не осталось и следа – теперь волосы были аккуратно собраны в небольшой хвостик. Яркая косметика исчезла, а полупрозрачную блузку прикрывал симпатичный жакет.

Блэк уронил деньги под стол и нагнулся, чтобы их поднять. Быстрого взгляда, брошенного на ноги бывшей мымре, хватило – короткие шортики были на месте.

– Слушай, давай ты постараешься сосредоточиться на том, что я говорю? Понимаю, это трудно, но все-таки возможно. А разглядываниями под столом мы займемся как-нибудь позже.

Валентайн неожиданно смутился. Фраза про разглядывания выглядела весьма многообещающей. Она будила фантазию, и сосредоточиться на чужих словах стало еще трудней.

– Прости, – сказал он, пряча глаза.

Короткое «прости» вызвало поток воспоминаний, который раскрутился ровно до того момента, когда Блэк услышал эту фразу от Софии. Этого хватило, чтобы Валентайн понял – грусть ушла. Остались только облегчение и ощущение свободы.

– Все нормально, – мымра накрыла ладонью его руку.

Произошло очередное «превращение», и перед Блэком внезапно оказалась «лучшая подруга». Кроткая девочка с понимающим взглядом, которая всегда готова выслушать и помочь добрым советом. Ей совершенно безразличны чужие тайны, но она, как никто другой, умеет их хранить.

– Как ты это делаешь? – заинтересовался Валентайн. – Меняешь образы, как одежду.

– Это делаешь ты. Сосредоточься на том, что я говорю.

Она потушила сигарету и заглянула, как показалось, в самое сердце Блэка.

– На тебе тень Мистер Пинки.

– Что за мистер Пинки? Какой-нибудь певец вроде Элтона Джона?

– Хуже, – отмахнулась «не-мымра». – Если бы все было так просто, то я бы не искала тебя.

– А ты искала?

– Да. Тебя трудно обнаружить, но я уверена, что мистер Пинки уже где-то рядом.

– И что ему от меня нужно?

Собеседница поморщилась. Какое-то время на ее лице отражалась внутренняя борьба между правдой и ложью.

– Ты – необычный человек, – сказала она медленно. – Тебе повезло и не повезло одновременно, ведь иначе мистер Пинки не обратил бы на тебя внимания.

Блэк перегнулся через стол к «не-мымре» и понял, что от нее приятно пахнет какой-то нездешней свежестью.

– Слушай, давай оставим все эти хождения по кругу. Голова скоро свернется. Говори прямо – что ему надо? У меня не так много денег, а все мои вещи – дешевы, как жизнь во времена рабства. Я готов их попросту отдать, если твоему мистеру Пинки они требуются.

– Он – не мой. И если бы можно было просто отдать ему что-нибудь, все было бы куда проще.

Блэк почувствовал, что вечер перестал ему нравиться окончательно. Он потерял изящность и внутреннюю логику, превратившись в симпатичный, но совершенно непонятный сюр, воплощенный в сидящей напротив женщине.

– Что ему надо? – с нажимом спросил Валентайн.

– Розовые очки.

– Что за бред? Ты сама это придумала?

– Не сейчас. Для начала ты должен уяснить, кто такой мистер Пинки.

– Мне это точно надо? – спросил Блэк, вставая. – Я устал от болтовни.

– Сядь, – неожиданно жестко произнесла «не-мымра». – Дослушай, а потом можешь делать все, что тебе захочется.

Мистер Пинки носит элегантный костюм. Атласный пиджак, стречевые брюки, шелковая рубашка – все это темнее ночи. Галстук и лакированные туфли – бледно-розового цвета. Часы на длинной цепочке прячутся в кармане брюк, скрывая от любопытствующих изящную гравировку. «You lost – I found», – тянется по поверхности крышки из черепахового панциря.

Мистер Пинки терпеть не может младенцев, детей, подростков и даже взрослых инфантилов. Еще он ненавидит частную собственность, банкиров, политиков, военных, маргиналов и тех, кто бросает мусор мимо урны.

Последних особо.

Мусор под ногами пачкает бледно-розовые туфли, из-за чего Мистер Пинки злится. Чаще всего виновный оказывается банкиром, политиком, военным, маргиналом или обладателем частной собственности. От этого Мистер Пинки злится вдвойне.

Когда злость достигает предела, единственное, что может его успокоить – обновление гардероба.

Однако Мистеру Пинки чужд шопинг и модные тряпки.

Его галстук из тончайших розовых нитей чувственных мечтаний. Его туфли из несбывшихся надежд, что однажды рассыпались в прах.

Теперь ему понадобилось кое-что другое.

– И ты хочешь, чтобы я в это поверил? – Блэк расхохотался. – Весело, ничего не скажешь.

Валентайн встал, подмигнул на прощанье девушке и двинулся к выходу. Жаль, конечно, покидать столь прекрасные ягодицы, но у него уже был опыт общения с сумасшедшими девушками. Они способны часами рассуждать о своих навязчивых идеях. Даже в постели. И отделаться от них стоит немыслимых усилий.

Вот и сейчас Блэк Валентайн с раздражением заметил, что поклонница мистера Пинки шла следом. «Не станет же она напрашиваться ко мне домой?» – подумал он и тут же понял – случиться может все, что угодно.

– Кстати, меня зовут Кира, – произнесла девушка, поравнявшись.

Больше она не сказала ни слова. Просто шла чуть поодаль, но при этом не отпускала Блэка далеко от себя. Это начинало злить.

– Что тебе надо? – спросил Валентайн, обернувшись.

– Поддерживаю твое решение уйти. Не стоит находиться в шумном месте. Опасность может подкрасться незамеченной.

Это была еще одна глубокомысленная и многозначительная сентенция, созвучная с прежними словами Киры. И как все предыдущие, она не отвечала ни на один из заданных вопросов, ничего не объясняла и могла звучать по любому поводу. Подобные фразы выводили Блэка из себя.

Тем временем они подошли к автобусной остановке. Там было пусто. Лишь легкий ветерок устроил танго с бумажным пакетом. Эти двое казались куда более нормальной парой, чем Блэк Валентайн и Кира Не-мымра.

Джин более не согревал. Блэк, ежась от холода, размышлял, какой автобус можно дождаться в это время. Наверняка один из тех, которые, как говорится в городских легендах, едут в ад.

Молчать было невыносимо, поэтому Блэк решил скрасить ожидание разговором:

– Хорошо, тебя зовут Кира, – он вздохнул. – И чем ты занимаешься?

– Пытаюсь остановить мистера Пинки.

– Да нет. Не в смысле «сейчас», а вообще. Может быть, ты… биржевой маклер?

– А я на него похожа?

– В меньшей степени, – вынужден был признать Валентайн. – Но это ничего не значит. Полчаса назад ты не была похожа на нормальную девушку, а выглядела какой-то невнятной мымрой. А за полчаса до этого сверкала перед моими глазами ягодицами.

– То есть, едва узнав, что понравившиеся тебе ягодицы принадлежат мне, ты сразу же перестал считать меня мымрой?

– Да не в этом дело, выжечь тебя и спалить! Дело в том, что ты до сих пор нормально не объяснила: кто ты такая и что тебе от меня нужно?!

– Тихо! – Кира, хотя и была на голову ниже Валентайна, быстро закрыла ему рот ладонью. – Что-то приближается.

Что-то выехало из темноты, сверкая фарами, и оказалось автобусом.

Маршрут даблдекера шел не через круги ада, а неподалеку от дома Блэка. На первом этаже никого, кроме Валентайна и его назойливой спутницы не было. Индус-водитель слушал музыку для медитаций и негромко подпевал.

Обстановка царила умиротворяющая. Даже Кира с ее мистером Пинки уже не так раздражала. Подумаешь, городская сумасшедшая. Мало ли их существует? Валентайн до сегодняшнего дня видел нескольких и готов был поручиться, что их гораздо больше.

Он смотрел в окно на ночной город, постепенно погружаясь в ритм музыки. Даже хрип старых колонок, шелест шин и стук двигателя играли свою партию в этой мелодии.

«Только в такие моменты и живешь, – подумал Блэк. – Только когда выпадаешь из суеты и оказываешься вне времени и пространства, тогда понимаешь, что ты по-настоящему жив. Тот, кто мертв, не умеет радоваться спокойствию. Тот, кто никогда не жил, боится его, как огня».

Мысль каким-то образом придала сил, хотя и походила на те фразы, что произносила Кира. «Это заразно?» – Валентайн улыбнулся и искоса взглянул на сидевшую рядом девушку.

Она скрестила руки и сложила ногу на ногу. На лице застыло выражение отрицания мира. «Миленькая», – наконец-то разумом Блэк понял то, что его чувства давно пытались сказать.

Теперь уже мысль о том, что Кира напросится к нему в гости, не выглядела такой уж безумной. Возможно, ей просто не хватало ласки и твердой мужской руки, вот она и выдумала какого-то там «мистера», чтобы оправдать собственное странное поведение. Блэк читал про такое. Наверняка, стоит оказаться рядом кому-то сильному, кто будет способен защитить одинокую девушку от опасностей мира, как она сразу же начнет поправляться.

Валентайн понял, что ищет причины, по которым ему хочется пригласить Киру к себе домой, и устыдился этого. Раньше ему не приходилось договариваться с собственной совестью и размышлять на какие-то философские темы. Он просто делал то, что считал правильным, а потом девушки уходили…

Остановив неприятные мысли, Блэк открыл рот, чтобы поинтересоваться у Киры – едет ли она куда-то в определенное место или просто за компанию, – но тут в крышу автобуса дважды что-то ударило.

Водитель выругался и начал тормозить, сворачивая к обочине.

– Крокодилы мистера Пинки, – прошептала Кира.

– Кто? – машинально переспросил Валентайн. В то, что на крыше автобуса ползают две рептилии, ему верилось еще меньше, чем в существование какого-то там розово-черного мистера.

– У мистера Пинки есть два крокодила – Дарсей и Персифаль, – зашептала девушка, словно повторяя давно выученный урок. Или стих. Или молитву…

Дарсей – перламутровые когти и медаль на шее с надписью «Победитель собачьей выставки в Портсмуте».

Персифаль – пара несимметрично расположенных клыков из золота, а над правым глазом пирсинг, розовый шарик которого – настоящая жемчужина.

Имена – это лучшее, что есть у этих животных. Они – беспощадные и кровожадные твари, готовые сожрать любого, в кого ткнет пальцем их повелитель. Лишь стоит мистеру Пинки достать часы и открыть крышку, как тут же зазвучит марш «Дни нашей жизни» и появятся крокодилы.

Мистер Пинки кормит их теми вещами, которые ему не подходят. Так случается довольно часто, а потому крокодилы вдоволь наедаются мечтами и грезами, рвут в клочья розовых слонов, порой терзают закат и гложут рассвет.

Если они идут по твоему следу, то не отступят, пока не поймают в свои громадные пасти. И едва мистер Пинки заберет то, что ему требуется, как пасти захлопнутся.

– Прелестно, – пробормотал Блэк, все еще продолжая не верить, но уже слегка насторожившись.

Даблдекер замер на обочине. Вокруг царила ночь. Из-за включенного внутри света почти невозможно было разобрать, что происходит за стеклом. Мимо проносились машины. Кто-то просигналил и исчез во тьме. Возникло ощущение, что на этой улице принципиально не зажигали фонари.

Водитель вылез из кабины и шаркающей походкой отошел чуть в сторону. Блэк, прислонившись к окну видел, как индус взглянул на крышу. Тотчас же огромная тень спикировала сверху.

Кира дернула Блэка в сторону. От неожиданности он повалился на бок в проход между сидениями. Девушка приложила палец к губам.

– Ты умеешь водить автобус? – шепотом спросила она.

Валентайн быстро прикинул и понял, что это не намного сложнее, чем управлять автомобилем. Иное дело габариты… Блэк кивнул и под усыпляющую мелодию, казавшуюся теперь тревожной, они поползли к водительскому месту.

Несмотря на толстую куртку, болели локти. Вдобавок, вдвоем в проходе было тесно, но никто не хотел ползти сзади.

Блэк чувствовал, что страх смешался в его крови с адреналином. Кира дрожала и что-то неразборчиво шептала. Едва Валентайн взобрался на водительское место, как тут же нажал на газ.

Автобус дернулся и резко тронулся с места. Колеса противно завизжали, оставляя следы на асфальте. Блэк пытался рассмотреть в зеркало заднего вида, что происходит с водителем, но видел лишь мельтешащие тени. Что-то ударило в бок даблдекера, и машину занесло. Валентайн с трудом вывернул руль и удержался на трассе.

Они мчались, набирая скорость по пустынной дороге. Где-то вдалеке прогрохотал поезд, а рядом с ними пронесся патрульный автомобиль, разгоняя сумрачную безысходность воем сирены.

Музыка стихла, и теперь Блэк слышал только стук сердца. Он нервно сглотнул, но в горле по-прежнему было сухо. В полуоткрытое окно врывался холодный и сырой воздух ночного Лондона. Кожа на руле была истершейся от тысячи прикосновений. Человека, который управлял автобусом десять минут назад, наверняка уже не было в живых.

Опасность со всех сторон вторгалась в жизнь Валентайна.

«Розовые очки? – подумал он внезапно. – Какие еще розовые очки, если мы сейчас сдохнем?»

Блэк управлял огромной машиной, как игрушкой. Послушный его воле, автобус закладывал виражи и вилял в стороны, объезжая редкие автомобили, встречавшиеся на дороге. Пару раз от столкновения их разделяли миллиметры, но в последний момент автобус выруливал в сторону, проносясь мимо огромным металлическим саркофагом, в котором было двое живых и не одного мертвого.

Труп остался на обочине. «Трупы всегда остаются на обочине. Жизни или дороги – не важно», – подумал Блэк.

Он словно раздвоился. Один – философ и мыслитель – спокойно взирал на происходящее, в то время как другой – отчаянный и злой – штурмовал шоссе. Кира сидела на полу, дергала его за рукав и что-то говорила, но Блэк не слышал. Он попытался сконцентрироваться на ее словах.

– Куда… мы… едем? – гулкий голос, как будто под водой.

«И действительно, куда?» – внезапное прояснение сознания заставило его ударить по тормозам.

Это было ошибкой, потому как у даблдекера с ними был полный порядок.

Подушка безопасности спасла Блэка от перелома ребер, а может быть и от чего похуже. В итоге он отделался синяками, ссадинами и ноющим животом, который принял на себя удар руля.

Кире пришлось гораздо тяжелей.

Аудиоприемник, в который она влетела головой, рассыпался на мелкие кусочки. Осколки пластика расцарапали лицо так, словно над ним поработала разъяренная кошка. Вдобавок, девушка потеряла сознание, хотя и продолжала дышать.

Валентайн, стискивая зубы от боли, откопал под сидением аптечку. Вскрыв, смочил ватку нашатырем и поднес к лицу Киры. Резко вздохнув, она тут же открыла глаза и села, застонав от боли:

– Ты все-таки не умеешь водить автобус.

– Водить – умею, а вот останавливаться пока не очень получается. Держи, – Блэк протянул ей аптечку. – Займись ранами, а я пока попробую увести нас куда-нибудь.

– Куда?

– Это я хотел у тебя узнать. Ты же у нас специалист по внезапным крокодилам, загадочным мистерам и остальному бреду.

– Я не знаю… Я запуталась.

– Отлично, – Валентайн сплюнул и тут же, устыдившись, аккуратно вытер плевок ваткой, которую держал в руке.

По автобусу растекся запах нашатыря. Где-то на втором этаже раздался вскрик, затем пьяное бормотание, сменившееся храпом. Кажется, они все-таки ехали не одни, но проверять кто там, Блэк не решился.

Он вздохнул и направил автобус к ближайшей остановке от своего дома. Не осталось и следа от ярости и безумия, охватившего Валентайна, куда-то ушла самоуверенность и наглость Киры. Лишь горький сплин затопил их сердца.

Сейчас музыка для медитации была бы кстати.

Квартира, которую он снимал, была создана для одного. Кровать, стол с одним стулом, пара кухонных шкафов, плита, холодильник, скромная полка с книгами, раритетный комод. Всего этого Блэку хватало для жизни. А вот девушки здесь старались не задерживаться. Спартанская обстановка квартиры угнетала их, хотя Валентайн не мог понять – чем именно.

Он прибирался каждый день и не разбрасывал одежду и носки по комнате. У него в холодильнике была еда, а не только пиво. Чистая раковина без стопки немытой посуды. Всегда прибранная ванная и опущенный стульчак унитаза.

Что еще им было нужно?

Блэк и сам не заметил, как рассказал все это Кире, пока вел ее к себе домой.

– Они просто понимают, что ты самодостаточен. Что тебя не получится попрекать чем-то обыденным. Наверняка они вместо этого говорят, что ты черствый. А стоит тебе начать вести себя, как воплощенный романтик, так им требуется кто-нибудь с деньгами или просто человек, который уверен в себе и не слюнтяй. Я угадала, а?

– Да.

– Ну и плюнь. Что бы ты не делал, они всегда найдут причины для недовольства, даже если не будут говорить вслух. Смирись и не обращай внимания.

Впереди показался подъезд. Кира отстранилась от Блэка, помогавшего ей идти, вытащила сигарету и закурила. Валентайн молча отобрал ее, смял и выбросил в урну.

– Эй!

– Я знаю, что ты недовольна, но я смирился и не обращаю внимания, – ответил Блэк.

Смех, сопровождаемый шипением и стонами от ушибов и ссадин, сплотил их еще больше.

Они миновали дремавшую за конторкой мисс Уинсли – старую деву пятидесяти лет, которая в противном случае непременно заявила бы что-нибудь вроде «Опять баба! Когда ты уже успокоишься, кобель ненасытный!» Едва ли все это соответствовало действительности, даже не смотря на то, что Валентайн был отнюдь не ангел. Старушенция приветствовала так каждого, кого хоть раз видела в компании противоположного пола.

Пара лестничных пролетов, второй этаж, двести одиннадцатая квартира. Маленькая комната, совмещенная с кухней и санузел.

Пока Кира осматривалась, Блэк нырнул в ванную. Растекавшийся по телу джин собрался в одном месте и настойчиво требовал выпустить его на волю.

Тщательно вымыв руки с мылом – привычка, приобретенная благодаря тетушке – Валентайн заметил, что его желание «поскорее забыть все, что связанно с Софией» исполняется странным образом. Он впутался в передрягу, в которой у него нет времени, чтобы предаваться грусти. Благо, та все же была ненастоящей. Эту фразу Киры он теперь осознал. По сравнению с вечерними приключениями дневное разочарование казалось всего лишь смутным эпизодом.

Едва Блэк вышел из ванной, как девушка тотчас скользнула туда, по пути слегка проведя пальцами по щеке мужчины. Валентайн глубоко вздохнул и направился к холодильнику.

Внутри был полный набор продуктов самой первой необходимости: все, из чего можно минут за пятнадцать соорудить неплохой завтрак или ужин. Однако, несмотря на голод, Валентайну не хотелось готовить. Он вытащил из упаковки два куска мясной нарезки, проглотил их почти мигом и принялся ждать.

Время шло, а Кира все не выходила из душа. Блэк слушал журчание воды, и в его мозгу сами собой пробуждались волнующие картины обнаженного женского тела, по которому стекают струйки влаги.

Это было похоже на наваждение. Впрочем, это и было наваждением.

Не в силах бороться с ним, Блэк убедил себя, что всего лишь хочет проверить все ли в порядке. Он подошел к двери в ванную, постучал и затаил дыхание.

– Ты как там?

Никто не ответил, а дверь приоткрылась от ударов. Кажется, ее позабыли запереть.

– Кира? – позвал Валентайн, входя внутрь.

Силуэт за шторкой замер и не двигался. Холодея от плохого предчувствия, Блэк резко дернул в сторону занавеску… Девушка стояла спиной к нему. Струйки воды стекали вниз, скатываясь на столь привлекавшие его ягодицы.

Это было очень похоже на недавнюю фантазию. Впрочем, это и было воплощенной фантазией.

– Потри мне спинку. – Кира даже не обернулась.

– Выжечь тебя и спалить!

Сглотнув, Блэк потянулся за мочалкой и действительно всего лишь потер спинку. Потом задернул шторку и ушел. Открыл холодильник, достал бутылку пива, выпил почти одним глотком и почувствовал, как горло вмиг стало ледяным. Кроме того, хмель, попавший в пустой желудок, сразу же смешался с остатками джина. Блэк ощутил, что теперь он наконец-то пьян, хотя это желание давно уже прошло.

Зато усилилось другое.

«Не сейчас, – подумал Валентайн. – Позже, может быть. Сначала я должен узнать о мистере Пинки».

Одно желание вступило в спор с другим и, что весьма необычно, победил разум, а не плоть. Для Блэка это значило еще и то, что сумбур сегодняшнего вечера пусть до сих пор и не прояснился, но уже не казался невозможным.

Шум воды в ванной стих. Кира вышла, закутавшись в полотенце. После того как она смыла запекшуюся кровь с лица, раны уже не казались такими страшными. Просто царапины и ничего более.

– Ты так сильно тоскуешь по своей бывшей?

Девушка ничем не выказывала своих чувств, но Блэк почти физически ощущал ее разочарование и злость.

– Нет, дело в другом.

– Я тебе не нравлюсь?

– Ты сама знаешь, что нравишься, – Блэк ненавидел, когда женщины задавали вопросы с отрицанием, рассчитывая получить в ответ отрицание отрицания.

– Тогда я не понимаю. Может быть, я тороплю события и для начала нам надо с тобой поцеловаться где-нибудь возле двери в мою квартиру? Потом несколько дней звонить друг другу и восторженно рассказывать, как мы провели день? Или ходить в кино, рестораны и куда-нибудь еще? Словом, выполнить тот самый ритуал, после которого можно говорить о «начале отношений» и не думать, что мы вместе всего лишь из-за секса. Просто я считала, что пережитое сегодня нас сблизило куда больше, а то, что мы с тобой встретились не ради постели, ты и так должен понимать.

– Вот именно, – кивнул Валентайн. – Не ради постели, а ради мистера Пинки. Я хочу знать про него больше. И про то, почему тебя интересует это дело.

– Хорошо.

Кира присела на единственный стул. Чуть улыбаясь, она проделала хитрый трюк с ногами, который в свое время сделал Шарон Стоун скандально известной, однако в отличие от актрисы девушка была одета всего лишь в полотенце.

«Женщины обожают дразнить, – подумал Блэк. – По иронии судьбы наибольшее удовольствие они получают, когда хотят и знают, что непременно получат; и в обратном случае – когда не хотят и знают, что ничего не случится».

– Что именно ты хочешь узнать?

– Все. Но можешь начать с простого – кто он вообще такой?

– Это как раз самое сложное, но я попробую объяснить. Видишь ли, мистер Пинки – это что-то вроде хищника, сдерживающего популяцию. Он старается, чтобы мир не превратился в общество, заполненное мечтами.

– Что плохого в мечтах? – Блэка нахмурился.

– В них самих – ничего. Но мечты в людском сознании слишком сильно связаны со словом «не-воз-мож-но». Редко найдешь таких, кто пытается достичь своей цели. Кто-то не знает, что случится потом, когда он лишится мечты. Кто-то просто стремится к недостижимому, а точнее – он сам себя убедил, что это недостижимо. Большинству же просто лень хоть что-то предпринять, а потому они предпочитают сидеть и говорить себе и всем остальным: «если бы я мог» или «если бы у меня было то-то или то-то, то тогда непременно бы; конечно бы; разумеется бы». Не находишь, что здесь слишком много «бы» и нет ни одного «делаю»?

– Допустим.

Валентайн решил, что еще немного пива не помешает. Он и сам давно заметил, что люди делились на тех, кто делает и тех, кто «хочет» делать. Последних было большинство.

Думать об этом оказалось противно. Блэк тут же вспомнил несколько случаев из своего прошлого, когда он упускал момент, потому что не предпринимал никаких шагов, чтобы его приблизить. Быть может, на еще один такой просчет, состоявшийся недавно в ванной, и намекал взгляд Валентайна, продолжая скользить по телу Киры и отвлекая от ее слов.

– Ну вот, именно за этим и существует мистер Пинки. Что-то вроде искусственного отбора. Те, кто долгое время избегает его, становятся куда более активными, стараясь реализовать мечту, пока ее не отобрали – заметь, гении всегда куда-то торопятся. Те же, кто не смог избежать – прекрасно обойдутся и без мечтаний. В сущности, они им не так уж и нужны.

Кира полуобернулась к Блэку. Полотенце слегка соскользнуло с груди.

– Тебя послушать, и выходит, что мистер Пинки прямо-таки благодетель, выжечь его и спалить.

– Нет. Так можно думать только до тех пор, пока он охотится за кем-то другим. Понимаешь, Мистер Пинки никогда не задумывается: откуда он взялся, для чего в этом мире, кто дал ему жизнь и способности. Это ни к чему, когда у тебя есть множество прекрасных способов развлечь себя, вместо того, чтобы заниматься бесплодным самоанализом. Кроме того, мистер Пинки твердо уверен, что он сам создал себя и определил границы своих возможностей. Подобное мировоззрение можно называть психическим заболеванием, но для мистера Пинки – это кредо, от которого он никогда не отступает. Он – это существо, которое охотится за мечтой. И чаще всего он делает это в тот момент, когда мечта еще не окрепла. Передушить птенцов в гнезде, пока они слишком слабы и еще не могут летать. Либо же попросту разбить яйца. Походя и не задумываясь.

– Он и за тобой охотился? – спросил Блэк, пораженный внезапной догадкой. – Он что-то у тебя отнял?

Очередное «преображение» накатило на Киру. Теперь перед Валентайном сидела не соблазнительная девушка в откровенном наряде. Это была маленькая девочка, которую несправедливо обидели. Хотелось подойти, обнять и утешить.

Именно так он и сделал.

– Хочешь рассказать об этом? – спросил Блэк, чувствуя, как мокрые волосы Киры щекочут его лицо.

– Нет. Как-нибудь потом, может быть. Но сейчас – нет.

Прошло некоторое время. За окном кому-то просигналил одинокий ночной ездок. В углу тихо шумел холодильник.

Наконец, девушка отодвинулась, и Блэк заметил, что глаза у нее красные, хотя слез не видно.

– Давай кушать и спать, – предложил он.

– Давай. Только я не буду кушать. На ночь есть вредно.

– Стоит ли беспокоиться о лишнем весе, если за нами гоняется какой-то маньяк?

– Но он же не убивает… В этом-то и вся проблема, что мистер Пинки почти никогда не убивает… Он просто забирает у тебя нечто, чью ценность ты понимаешь только потом. И ничего не остается внутри… Но он не убивает… Нет… Это-то и хуже всего.

– Извини, – пробормотал Блэк. – Не хотел тебе напоминать об этом.

– Все… нормально. Можешь дать мне какую-нибудь футболку?

Валентайн кивнул и выудил из стопки футболок красную с надписью «вы обратились по адресу». Девушке она должна была доходить почти до колен – хорошая ночнушка.

– Отвернись.

Блэк покорно сделал то, о чем просили. Это было легко. Вожделение, бродившее в его теле, куда-то выветрилось. Осталась только гнетущая пустота. Словно ветер гулял внутри.

«Интересно, так ли себя чувствует Кира?» – с любопытством подумал Валентайн и устыдился этой мысли.

Кровать была сломанной – последняя ночь с Софией выдалась бурной – поэтому Блэк достал матрас и постелил на полу. Кира давно уже спала, закутавшись в одеяло и свернувшись, как котенок. Валентайн сидел на стуле, допивал пиво и размышлял.

Он никогда не строил планов на будущее. Порой, конечно, загадывал, что там может случиться впереди, но обычно довольствовался одним днем. Сегодня же, едва ли не впервые за последнее время, Валентайн задумался о том, что будет завтра.

Картина получалась противоречивой.

Если верить Кире, то мистер Пинки не отстанет. Он будет приходить снова и снова. До тех пор, пока Блэк не сделает что-то. Из объяснений девушки был ясен путь мечтателей, чьи фантазии никак не воплощались в жизнь. Но что делать ему, кто, по словам все той же Киры, носил розовые очки?

У него не было никакой информации, кроме этих слов. Ну и кроме загадочного нападения на автобус.

– Выжечь все и спалить, – тихо прошептал Блэк.

Кира пошевелилась во сне и что-то пробурчала неразборчиво.

Валентайн отставил бутылку в сторону и задумался: стоит ли спать, как привык, в одних трусах, или же следует соблюсти правила приличия и переодеться во что-нибудь домашнее?

С этой мыслью он и уснул, сидя на стуле.

1. Махоуни

Этот дом не похож на крепость. Даже на маленький захудалый форт, обнесенный стенами лишь для видимости. Более всего он напоминает старую, побитую временем и людьми лошадь. Ее впалые бока медленно вздымаются, дыхание хрипло, а в глазах читается тоска по прошлому. На проплешинах видны следы укусов.

Здание на самой окраине – хотя это понятие здесь относительно – Ист-Энда делится последним, что у него есть. Его агония дарует жизнь другим.

Минуя табличку «дом подлежит сносу», которая висит уже четвертый год, Нора Махоуни поднимается на третий этаж. Выше только крыша, стая голубей и ржавые скелеты телевизионных антенн, которые насажены на штыри, словно древние головы – в назидание и предупреждение.

Оно, несомненно, работает. Ни одна новая антенна не появилась за это время.

Зато на стене, возле двери в квартиру Норы, кое-что новое. Надпись, выцарапанная чем-то острым. Кривые буквы будто пытаются уколоть:

Нора Махоуни пожимает плечами. Взгляд скользит по надписи, угловатые буквы пытаются подцепить его на крючок, но тщетно.

Зайдя в квартиру, Нора первым делом наливает в стакан виски. Ровно треть. Затем включает кофеварку, разувается, бросает кепку на пол и ритуально наступает на нее левой ногой четыре раза. Память о том, что делает этот ритуал, потеряна в веках. Однако, как и всякая традиция, он работает ровно до тех пор, пока в него истово верят и неукоснительно выполняют. Нора Махоуни не собирается от этого отказываться. Сейчас ее жизнь похожа на дурную извращенную сказку, но всегда может быть нечто хуже.

После того, как надлежащий ритуал выполнен, Нора садится в кресло, закидывает ногу на ногу и закрывает глаза.

Щелчок кофеварки вырывает ее из секундного сна так резко, что поначалу не сразу удается отследить – события вновь стали реальны. Нора Махоуни несколько раз щиплет себя за мочки ушей, затем мотает головой. Доливает в стакан с третью виски кофе и идет общаться с Финном Броганом. Делать это на трезвую голову ужасно утомительно.

Он сидит в гостиной и собирает паззл. На большой картонной коробке из-под головоломки изображен выживший из ума старикан с сияющими глазами. «Хронос» – читает Нора надпись и усмехается.

Сам Финн похож на эльфа-металлиста, но это не правда. На самом деле он – панк. Кожаная жилетка на голое тело, серьга в ухе, синие волосы и несколько бессмысленных иероглифов на правом предплечье. Нора как-то спрашивала у Брогана насчет них. Оказалось, что таких не существует. Всего лишь наслоившиеся друг на друга черточки.

Чертежи «Биг-Бена», которые она так и не выпустила из руки все это время, летят на стол, запущенные метким броском Норы. Отдельные листы вырываются из папки и планируют на пол. Финн, его головоломка, журнальный столик и несколько квадратных метров вокруг усыпаны чертежами. Не выказывая злости, Броган собирает листы в одну кучу. Тренированным взглядом он каждый раз успевает заметить следующую по порядку страницу, пока подбирает предыдущую.

Наклонив стол, Финн стряхивает головоломку ладонью и кладет чертежи перед собой аккуратной стопкой. Нора наблюдает за ним, отпивая кофе и чувствуя привкус виски. Взяв первый лист, Броган пробегает по нему глазами и откладывает в сторону. Затем наступает очередь второго, третьего и всех последующих. Достав из кармана пачку стикеров ярко-желтого цвета и ручку, Броган пишет одно слово, отрывает и показывает Норе.

– Откуда? – вопрошает стикер.

– Ты же меня знаешь, – улыбается Нора. – Чуточку обаяния, капелька любознательности, щепотка дружелюбия и море денег. Какое море? Маленькое, разумеется. Какие у нас есть маленькие моря? Мраморное, к примеру. Да, мраморное море, не больше.

Финн откладывает чертежи в сторону и начинает поднимать с пола кусочки паззла. Губы его беззвучно шевелятся.

– Мне нужно, чтобы ты подготовил все за три недели, – говорит Нора, и Броган хмурится. – Да, я представляю объем работы. Но ты же лучший!

Нора Махоуни допивает кофе. Ставит стакан в центр журнального столика и становится позади Финна. Быстрыми и ловкими движениями она заплетает его синие волосы в небольшую косичку.

– Понимаешь, люди бывают спринтерами и стайерами. Я – спринтер. Сейчас решимость кипит, но температура вскоре упадет, и я привыкну. Нельзя, чтобы это произошло. К тому же, будет очень обидно, если окажется, что ты зря работал. Потому я знаю, какой длины должен быть забег. Три недели, Финн, и ни секундой больше.

Броган молчит, сосредоточившись на паззле. Нора водит пальцами по затылку Финна, зная, что тот щурится от удовольствия.

– Представь, что это большая головоломка, – говорит Нора Махоуни, отстраняясь. – И у нее есть срок, к которому нужно собрать.

Финн кивает и жестами просит принести сигареты.

Нора возвращается с пачкой «Кэмела» и смотрит, как Броган курит, собирая паззл. В своем сосредоточении Финн теряет тот налет человечности, которым покрылся за последние пару лет. Сейчас за столом сидит высшее существо. Невообразимо красивое и честное в том понимании честности, которое у него присутствует.

Норе Махоуни хочется сделать что-нибудь приятное прекрасному эльфу по имени Финн Броган, но вместо этого она признается в проступке:

– Я позволила себя нарисовать.

Финн вскидывает голову и внимательно смотрит на Нору. Под действием этого взгляда она отстраненно рассказывает о сегодняшнем вечере.

Слушая историю, Броган продолжает собирать паззл. Большая часть картины уже лежит на столе. По некоторым кусочкам можно догадаться, что находится в пропущенных местах. Другие до сих пор кажутся Норе темными пятнами.

Когда она замолкает, Финн Броган некоторое время сидит в раздумьях. Поглощенный в свои внутренние переживания, он чуть посасывает раскрашенный кусочек картона. Заметив это, кладет его на место и достает новую сигарету из пачки. Закуривает.

– Может, это и неплохо? – спрашивает Нора. – Может быть, это поможет? У меня такое чувство, будто я потеряла своего внутреннего единорога. Не смейся, Финн! Внутренний единорог – это такой зверь, который сидит у нас внутри и не дает делать всякие гадости. Но кроме благородства у него есть еще и страх испачкаться. А теперь внутри пусто. И страха никакого. А там, на стене, его никто не достанет, понимаешь, Финн? Думаю, Бэнкси о нем позаботится.

Некоторое время Нора сидит, погрузившись внутрь себя. Прощупывает ту самую пустоту. А затем порывисто встает:

– Пойду, плесну еще кофе в виски.

Она идет на кухню и повторяет привычный ритуал. Кофе действительно лишь слегка перекрывает запах виски. Попробовав, Нора морщится – слишком горько. Достав из холодильника бутылку сливочного ликера, она щедрой рукой добавляет его в кружку.

– Кофе со сливками, – хихикает Нора Махоуни, как нашкодившая девочка.

С кружкой в руках она возвращается в комнату. Садится на пол, опирается на ноги Финна и отпивает по чуть-чуть, чувствуя, как огонь разгорается внутри.

– Мы же справимся? – полуутвердительно спрашивает она.

Финн молчит. Нора не видит его лица, но знает, что он сейчас почесывает подбородок. Гладкий, ровный подбородок, на котором никогда не было щетины. «Ты не жалеешь?» – появляется стикер перед глазами Норы.

– Ты уже спрашивал. Давно. Но я повторю. Я не умею жалеть. По крайней мере, себя. Иногда мне кажется, что я – мазохистка. Меня бьют, пихают локтями, царапают. Мне ставят подножку, плюют в лицо… А я утираюсь и иду дальше. Не потому что я бесчувственная или, наоборот, сильная. Я очень слабая, Финн. Если я хоть раз начну жалеть себя, то сорвусь в эту бездну самокопания и уже не смогу выбраться.

Нора поднимает голову и видит: на стеклянном столике собран паззл. Старик Хронос, ухмыляясь, смотрит на нее сияющими глазами.

– Три недели, Финн. Это моя длина забега, и это все, что у нас есть.

Нора Махоуни залпом допивает остатки кофе-виски-ликера. Жидкость обжигает пищевод и растекается внутри. Согревает и дарует силы. Кружка с размаху опускается на лицо Хроноса.

Фарфоровые осколки в стороны.

Кусочки паззла по всей комнате.

Изогнутые трещины на стеклянной столешнице.

– Будем считать это пистолетным выстрелом. Старт дан, и мы побежали, – Нора улыбается, закрывает глаза и кладет голову на колени Финна.

Теперь можно немного отдохнуть.

2. Ниада

Колокольчик звякнул, когда Дэлф Ниада отворил дверь. Сделав шаг, он оказался в прекрасном мире, пахнущем типографской краской и приключениями тысячи вселенных. Не сумев сдержаться, Дэлф улыбнулся, после чего кивнул мистеру Оуэну. Тот ответил, но как-то затравленно и вместе с тем насторожено, будто никогда до этого не видел посетителя или же испытывал к нему крайнюю неприязнь.

«Я всегда плачу по счетам и беру не меньше дюжины книг в месяц, – подумал Ниада. – Может быть, что-то с одеждой?»

Сделав вид, что изучает стенд с открытками, Дэлф тем временем внимательно осмотрел свое отражение в мутноватом стекле витрины.

Ширинка застегнута, шнурки завязаны. Рыжие кудри растрепаны, но это обычный их вид. Гораздо больше мистера Оуэна могло удивить, если бы Дэлф их расчесал. На жилетке и рубашке никаких пятен, а ботинки начищены. Прыщей и угрей на лице не больше чем обычно, и не один из них не увеличился настолько, чтобы изуродовать внешность Дэлфа.

«Наверное, показалось», – решил он и направился к своей любимой полке.

За спиной послышались шепотки. Дэлф Ниада обернулся, полагая, что ему хотят что-то сказать, но наткнулся на все тот же затравленно-подозрительный взгляд мистера Оуэна, восхищенное внимание неизвестной молодой девушки и молчаливое неодобрение старого мистера Саммерса, проводившего в книжном магазине все свободное время с тех самых пор, как он вышел на пенсию.

– Что-то не так? – спросил Дэлф.

Ответа не последовало. Пожав плечам, он продолжил путь. Шепот возобновился, но второй раз оборачиваться не стоило.

Разумеется, они обсуждают Дэлфа, и это очень неприлично, потому что можно дождаться, когда он отойдет подальше. Но если уж люди хотят посплетничать, то непременно это сделают. «Неужели меня заботит их мнение?» – нахмурился Ниада и понял, что, действительно, заботит.

В его жизни было не так много мест, где он чувствовал себя комфортно, и лавка мистера Оуэна была одним из них. Если так пойдет и дальше, то придется искать другой магазин. Это будет совсем некстати – Дэлф уже приспособился к атмосфере, к расположению полок и владельцу лавки.

Ниада долго привыкал к новым людям. Его дружба была подобна хорошему виски – ей требовалось несколько лет для того, чтобы приобрести более-менее удовлетворительный вкус.

Дойдя до нужной полки, Дэлф избавился от мыслей о сплетнях и с упоением вдохнул аромат приключений. С потолка свисала деревянная табличка: «В стране Фантазии!» Именно она в свое время и покорила сердце Ниады. С вещами он сдруживался куда быстрее, чем с людьми.

Дэлф пробежал пальцем по корешкам, делая небольшие остановки на тех книгах, которые еще не читал – таких набралось немного. Многие из стоявших на полке произведений он прочел уже ни по одному разу.

С дрожью в пальцах и замиранием в сердце Дэлф Ниада приблизился к разделу с новинками, ожидая, что там окажется «Книга, которая изменит его жизнь». Уже не раз эти надежды оказывались разбитыми – взять хотя бы переиздания, в которых знакомые истории прятались под чужими обложками. Подобно женщине после пластической операции они могли радовать взгляд, но не душу, потому что ничуть не менялись внутри. Порой, правда, надежды были оправданы книгой, которая по праву занимала место в красивом старинном шкафу в доме Дэлфа. В последнее время найти такую «Книгу среди книг» становилось все труднее, но Ниада не сдавался. Он продавал разочаровавшие его произведения тому же мистеру Оуэну за половину цены и вновь шел к заветной полке, по-прежнему лелея в груди надежду.

Сегодня было большое пополнение – почти два десятка новых книг. Они явно были из одной серии: черная шершавая обложка, в каких обычно выпускают справочники или учебники; золотистым вензелем выгравированное имя писателя, больше похожее на псевдоним или инициалы – ЧП; и ниже, отличаясь всего лишь цветом – серебристо-серым – шло название.

Дэлф снял одну из книг с полки и пробежался взглядом.

Несколько раз моргнул и еще раз внимательно посмотрел.

Ущипнул себя, открыл книгу и прочел выходные данные, уповая на то, что это чья-то глупая шутка.

Однако все было тщетно.

Выходные данные книги утверждали, что произведение: «Дэлф Ниада и Чувственные Ощущения», отпечатано тиражом в миллион – на этом месте он еще раз себя ущипнул – экземпляров.

Сглотнув, Ниада понял причину шепотков на входе. Мистер Оуэн выписывал ему карточку постоянного покупателя, да и беседовали о книгах они не один раз. Без сомнения, владелец книжной лавки знал имя Дэлфа Ниады.

«За что?» – подумал он и достал с полки вторую книгу. Та называлась «Дэлф Ниада и Смертельная Опасность».

Названия были дурацкими, но смеяться над ними не осталось сил. Дэлф опустился в стоявшее неподалеку кресло и тут же понял, что сделал это вовремя. До сих пор он не замечал рекламных плакатов, которые смотрели на него со стен.

«Очутись в волшебном мире! Дэлф Ниада и Таинственная Принцесса!»

«Открой для себя тайну мироздания! Дэлф Ниада и Сокрытая Пещера!»

«Стань настоящим героем! Дэлф Ниада и Могучий Воин!»

От этих призывных кличей его замутило.

«За что?» – вновь подумал Ниада и внезапно понял, что не успокоится, пока не выяснит, чья это затея.

Ощущение было странным для Дэлфа. Обычно миролюбивый, он вдруг испытал прилив ярости. Так хищник впадает в бешенство, поняв, что за время его отсутствия, здесь был кто-то посторонний.

Слегка удивленный, но не желающий разбираться с причинами ярости Дэлф встал и с мрачной решимости сгреб книги со своим именем на обложке. Пыхтя от натуги, он прошел к прилавку и аккуратно опустил стопку на лакированную поверхность.

– Сколько? – спросил Ниада, стараясь сохранить на лице невозмутимость.

– Триста фунтов, – теперь мистер Оуэн смотрел заискивающе. – А вам разве не выдают авторские экземпляры?

Дэлф смерил владельца книжной лавки пренебрежительным взглядом – насколько он у него получился – и, достав бумажник, протянул кредитку. Однако мистер Оуэн был не единственным, кто хотел задать вопрос.

– Мистер Ниада, не могли бы вы дать мне автограф? – почти пропела девушка, стоявшая рядом.

С ней вариант «смерить взглядом» не прошел. Дэлф попросту не мог серьезно, а уж тем более вызывающе, смотреть на таких девушек. Невысокие, тоненькие, с какими-то неземными чертами лица и – обязательно! – длинными волнистыми волосами они были похожи на эльфов из книг о дивных мирах. Глядя на них, можно было умиляться, но никак не сердиться.

– Давайте, – упавшим голосом сказал Ниада, растеряв весь запас решимости.

Быстренько накарябав что-то похожее на подпись, Дэлф в очередной раз застеснялся своего почерка, но дело было сделано. Упаковав книги в два объемных пакета, он забрал карточку и обернулся к выходу.

На пути стоял мистер Саммерс.

По всем законам драмы он просто обязан был сказать что-нибудь, чтобы третьим, контрольным ударом вогнать Ниаду в землю.

Однако законы драмы были старику чужды. Он попросту хихикнул, будто бы Дэлф произнес или сделал что-то смешное, и посторонился, пытаясь сдержать вырывающийся наружу хохот. В итоге смех раздался в тот момент, когда Ниада был уже на пороге. Под аккомпанемент его Дэлф и покинул книжную лавку, чувствуя себя отвратительно.

«ЧП… – подумал он. – Что это может значить? Чарльз Педингтон? Челси Прайс? Чейз Пиквик? Да что угодно это может значить! Черт!.. Черт? Чертов Писатель! Так я его теперь буду называть. А потом узнаю настоящее имя и заставлю расплатиться за то, что он со мной сделал!»

Стайка синиц, устроивших утреннюю перекличку прямо на ясене за окном Дэлфа, сработала не хуже будильника. От их бесконечного чириканья Ниада проснулся. Он открыл глаза и сразу же попытался вновь зажмуриться. Показавшееся из-за соседних домов солнце направляло свой взгляд точно на лежавшего человека.

Дэлф неразборчиво пробурчал нечто подходящее ситуации и потянулся, в очередной раз обозленный на собственную лень, которая вот уже год, с тех пор как он снял этот дом, не давала ему передвинуть кровать от окна. Оно выходило так удачно, что почти весь день в комнате было светло. В редкие, по-настоящему жаркие деньки это раздражало, в остальное время считалось приемлемым, но в такое вот ранее утро – злило неимоверно.

Сбросив с себя книгу – «Дэлф Ниада и Чарующий Восток» – он потянулся и сел, потирая лицо.

Вчерашнее чтение не принесло внятного результата. Книжки были столь же отвратительны и пафосны, как и их названия. Впрочем, возможно таков авторский стиль.

Ниада осилил три романа и уснул за четвертым. Сейчас он понимал, что хватило бы одной книги. Куда важнее было определить: кто скрывается за всем этим дурацким розыгрышем.

Пошарив на тумбочке в поисках футболки, Дэлф наткнулся на листок бумаги. Недоуменно моргнув, Ниада пробежался по нему и вспомнил: вчера он на всякий случай составил список своих недоброжелателей, начав с детства. Кто-то из них мог пронести злобу через года и выплеснуть подобным образом. Сейчас, чуть остыв, Ниада подумал, что стоило бы добавить туда и явно симпатизировавших Дэлфу людей. Все-таки, он был главным героем – честным и положительным парнем, который всегда за добро, мир и справедливость.

Правда, понять, кто же симпатизирует, любит и восхищается Дэлфом, было сложнее, чем выявить своих врагов. С полной уверенностью Ниада мог сказать только о маме. Но она вряд ли подложила бы такую свинью собственному сыну. К тому же матушка никогда не одобряла его пристрастия к подобным книгам. И уж точно из-под ее руки не могли выйти такие пассажи как:

«Прекрасные нимфы склонились над Дэлфом. Их точеные фигурки были одна другой краше, а их полные груди покачивались, гипнотизируя. Ниада почувствовал, что еще немного, и он набросится на них, снедаемый голодом плоти. Однако девушки опередили его. Хихикая, они обступили героя и вместе с ним опустились на мягкий и шелковистый ковер».

Нет. Это не в духе пятидесятилетней аптекарши из Бирмингема.

Пока Дэлф размышлял над этим, к чириканью за окном присоединились голоса, обсуждавшие что-то, несомненно, важное, раз им вздумалось орать под чужими окнами в столь ранний час.

Ниада зевнул, поднялся с кровати и протопал в ванную. Судя по звукам, доносившимся из-за стены, Спенсер, снимавший вторую половину дома, уже встал. Гнусавое мычание – так происходит, когда человек поет, попутно занимаясь чисткой зубов – доносилось отчетливо.

Не выносивший подобного надругательства над музыкой Дэлф наскоро пробежался щеткой по зубам, прополоскал рот, плеснул в лицо водой и, задумчиво почесав подбородок, решил, что легкая небритость придает ему мужественности.

Он вернулся в комнату и окинул взглядом разобранную постель, стопку книг на стуле, письменный стол на котором царил идеальный порядок – просто за ним очень редко сидели – одежду, сваленную на прикроватной тумбочке и, наконец, синиц за окном.

Одна из них вспорхнула, прыгнула на подоконник и тоже принялась разглядывать Ниаду, смешно наклоняя голову. Казалось, птице невдомек, почему это Дэлф спокойно стоит, когда у него столько дел.

– Я еще не завтракал! – заявил тот и задернул плотные шторы.

Тут же в комнате стало темно и пришлось включать свет. Наведя некое подобие порядка, Ниада решил, что генеральную уборку он оставит на воскресенье. Одевшись, Дэлф спустился по лестнице и оказался в маленькой кухне. Недочитанную книгу он держал под мышкой. Ничего интересного Ниада в ней не ожидал увидеть, но какое-то мазохистское удовольствие – читать дрянную историю с дрянным языком о себе любимом – не давало ему оставить ее наверху.

Из примыкавшей к кухне прихожей послышалось деликатное постукивание. Дэлф замер.

Постукивание повторилось. Несмотря на то, что звучало оно очень робко, каждый стук был акцентирован и отделен от другого. Всего их было три, и в каждом слышалась неумолимость судьбы.

«Я еще не проснулся. Или уже ушел» – подумал Ниада и, на всякий случай, не стал включать свет на кухне. Вместо этого он приблизился к окну, слегка отодвинул тюль и выглянул, изучая тех, кто стоял на крыльце.

Один – господин в черном пальто с остатками волос, зализанными так, чтобы прикрыть лысину, держал микрофон. Второй – парень с диковатой черно-белой прической, жевал жвачку и целился камерой точно в дверь Ниады.

«Это не к добру», – сглотнул Дэлф, который до этого только раз общался с репортерами, да и то это было в пятом классе, когда он выиграл конкурс чтецов в Бирмингеме.

Едва Ниада отвернулся от окна, как в дверь снова постучали. На этот раз стучавший – несомненно, им был господин в черном пальто – был куда настойчивей. Каждый «тук» стал полновесным «Туком», словно репортер точно знал, что в доме кто-то есть.

«Должно быть, видел, как покачнулась тюль. Или они обратили внимание, что в спальне теперь задернуты шторы», – подумал Дэлф.

В этот самый момент раздался телефонный звонок. Ниада дернулся, уронив книжку, чертыхнулся и бросился к висевшей на стене трубке.

– Алло? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Аллоу, Дэлфи! Там к тебе репортеры пришли! – раздался голос Спенсера, полный неуместного энтузиазма.

– Я знаю, – прошипел Дэлф.

– Что-то случилось? Ты кого-то убил, старина? Ха-ха-ха! Держу пари, что это было ненарочно.

– Нет, я не убивал.

Ниада вдруг понял, что ему надо срочно куда-нибудь деться из дома, да так, чтобы не попасть к репортерам. Они определенно пришли из-за книг, а говорить про это сейчас не хотелось. У Дэлфа пока не было необходимой информации.

– Тогда, может быть, ты что-то выиграл? Лотерея? Или ты новый министр финансов? – продолжал наседать Спенсер. – Ну же, скажи мне, мы ведь друзья!

«Мы не друзья, а просто снимаем один и тот же дом. Мы даже в гостях друг у друга не бываем. У нас и общих дверей-то нет!» – подумал Дэлф с раздражением, но тут ему в голову пришла замечательная идея.

– Все еще хуже, – таинственно понизив голос, сообщил Ниада, заметив, что Спенсер тут же притих. – Меня похищали инопланетяне. Сам понимаешь, как это бывает.

– Да ну!

– Почти, Данану. Так они себя называют. Они выбрали меня послом для своей миссии. Сегодня об этом объявили по телевидению. Ну и, в общем, вот так вот.

Дэлф услышал, как Спенсер ходит по дому, бормоча: «Да где же он…» Должно быть, сосед искал пульт от телевизора.

– Спенс, – еще более таинственно сказал Ниада. – Спенс, ты меня слышишь? Ты должен мне помочь.

– Я?!

– Да. Мне и Данану. Сейчас их представитель скрывается у меня в квартире. Его никто не должен видеть, пока за нами не приедут парни из правительства. Большая машина, секретность, все такое…

– Он что, настолько уродлив?

– Нет. Просто, понимаешь, – тут Дэлф понизил голос, насколько это было возможно, и почти просипел в трубку, – эти Данану похожи на гигантских крабов. Представляешь, что будет, если репортеры растрезвонят об этом еще до того, как правительство подготовит к этому общественность? Гринпис, паника, взлет цен, лозунги…

– По-моему, ты врешь, – чересчур рассудительно для себя сказал Спенсер. – Я никогда не слышал, чтобы инопланетяне были похожи на крабов.

– Я могу тебя с ними познакомить. Но потом, все потом. Для начала надо, чтобы ты отвадил репортеров куда-нибудь подальше. Ага? Скажи им, что меня нет дома, но ты хочешь пригласить их на чашку чая и можешь рассказать что-нибудь обо мне. Про жизнь там… Но ни слова о лобстерах!

– Ты же говорил про крабов?

– Да, точно. Про них.

– Хорошо, Дэлфи. Только… ты точно мне не врешь?

– Клянусь честью Данану, – заверил Ниада и повесил трубку.

Это могло не сработать, но попробовать стоило. Дэлф знал, что сосед интересуется потусторонним. На этой почве у них и случился первый откровенный разговор, после которого Ниада понял, что друзьями им быть не суждено.

Спенсер слишком верил. В отличие от Дэлфа, для которого приключения в книжной стране грез были отдушиной, помогающей скоротать вечер и дарующей небывалые ощущения, его сосед был всерьез уверен в существовании инопланетян, морских чудовищ, людей со сверхспособностями, а также глобального правительственного заговора, скрывавшего все это от обычных граждан. К тому же, именно к книгам Спенсер питал неприязнь, предпочитая получать «достоверную информацию» из программ-разоблачений и газетенок, наполненных «сенсациями».

Дэлф, не теряя времени, бросился наверх, запихнул сотовый в карман брюк, натянул на футболку свитер и спустился вниз. Надел пальто, проверил бумажник и ключи и сунул в большой внутренний карман недочитанную книгу. Она резко выделялась под тканью, но движениям особо не мешала. Сняв с вешалки шляпу, которую он носил от силы пару раз в год, Ниада натянул ее на голову так, чтобы поля прикрывали лицо. Обзор сразу сузился, но для того, чтобы идти по улице, его должно было хватить.

Вновь вернувшись на кухню, он сквозь тюль заметил, что репортеры ушли с крыльца и теперь устремились за Спенсером, который шел впереди и что-то вдохновенно рассказывал.

«Спасибо, сосед, и прости за обман», – подумал Ниада.

Надев ботинки, он вышел из дома, аккуратно закрыл дверь и быстрым шагом двинулся прочь, надеясь, что его не заметят. Лишь пройдя пару перекрестков, Дэлф замедлился и принялся размышлять: что делать дальше?

Казалось очевидным, что следует сосредоточиться на книге и попытаться узнать автора, а затем и издательство. Но здесь была небольшая проблема – заниматься этим следовало в спокойной обстановке, а у Дэлфа на примете было лишь одно подобное место. Его хозяйка при всем своем несносном характере, обладала острым умом, и судьба Ниады ей была небезразлична.

«Хотя, в последнем я все же порой сомневаюсь», – подумал Дэлф, доставая из кармана телефон. Набрав номер, он очень удивился, когда ему ответили почти тут же.

– Алло, Дэлф? Во что ты вляпался? У меня только что были репортеры.

– Гм. Привет, Келли. Они уже ушли, надеюсь? Будет очень неприятно, если они еще подслушивают.

– Разумеется, ушли. Я описала им, какой ты болван, они радостно покивали и свалили. Так ты расскажешь, что произошло? Мне сказали, что это связано с книгами, но подробностей я так и не услышала. Ты выпустил скандальный роман? Надеюсь, не о нашей с тобой связи? Ты непременно должен мне подарить книгу с автографом. Если она окажется унылым ничтожеством, я ее сожгу, но ведь есть шанс, что все не так плохо.

– Она – ничтожество, но автор не я. И книга не про тебя. Если не возражаешь, то я приеду и все расскажу.

Ниада успел отключить телефон до того, как Келли разразится очередной тирадой. Эта ее черта – вываливать на собеседника уйму информации – была одной из тех, что так раздражали Дэлфа.

Келли Фишборн вообще часто его раздражала, но, в тоже время, немало приятных воспоминаний в жизни Ниады были связаны с этой женщиной.

Пять станций метро. Пересадка на другую ветку. Еще две станции. И вот Дэлф стоял перед высотным домом, в котором на девятом этаже располагалась квартира Келли Фишборн.

Сама Келли сидела на подоконнике и, завидев Ниаду, замахала ему рукой через стекло, призывая оставаться на месте. «У нее опять репортеры? – подумал Дэлф. – Впрочем, Келли для них настоящая находка: на языке всегда две-три сенсации или, если все совсем плохо, парочка шокирующих новостей».

Начал накрапывать мелкий дождь, и шляпа пришлась кстати, учитывая, что зонт Ниада оставил дома. Через пару минут Келли сбежала по крыльцу и неожиданно свернула в другую сторону. Удивленный, Дэлф некоторое время просто стоял, прежде чем решил последовать за ней.

«Она на меня обиделась?» – засомневался Ниада.

Однако прежде чем у него появилась возможность спросить, пришлось совершить прогулку по соседним улицам. Едва Дэлф начинал приближаться к девушке, как та ускорялась. В тоже время стоило ему отстать, как Келли останавливалась. Все эти игры порядком утомили Ниаду, к тому же дождь усиливался, и, вдобавок, дул холодный ветер, а перчатки Дэлф оставил дома, потому пришлось бродить, засунув руки в карманы. Так было не намного теплей, так что к тому времени, когда Келли наконец-то развернулась и направилась к нему с торжествующей улыбкой на лице, Дэлф уже изрядно продрог.

– Все в порядке! За нами никто не следит.

– Отлично! – в тон ей буркнул Ниада. – А разве должны были?

– Журналисты обещали прислать какую-нибудь охрану, когда я сказала, что ты обязательно заявишься ко мне с плеткой.

– Откуда у журналистов охрана… Стоп! Какая еще плетка? С чего я должен к тебе с ней приходить? Это как-то…

– Просто я раскрыла им, какой ты темпераментный и дикий. Понимаю, это наша с тобой тайна, но должна же я была им что-нибудь рассказать? Между прочим, ты сам во всем виноват. Ах, если бы ты не был таким скрытным… но из тебя же и слова не вытянешь! Все время таинственный взор, легкая полуулыбка на прекрасном лице – безмятежное спокойствие Дэлфа Ниада.

– Прекрасное лицо?

Сегодняшний день дарил Ниаде удивительные открытия. Оказалось, что Келли Фишборн умеет краснеть.

– Так я темпераментный или безмятежный, – на всякий случай педантично уточнил он, не зная, что еще сказать.

– Разный…

Келли покраснела еще сильней, замолчала и направилась к дому. Дэлф нагнал ее и пошел рядом, стараясь прятаться под зонтом девушки и размышляя, что же произошло с такой вроде бы знакомой и понятной ему Келли Фишборн.

«Она же все время сама не давала мне и слова сказать, – думал Ниада. – Постоянно что-то рассказывала про свою жизнь, какая она у нее замечательная и интересная. Стоило мне заговорить о себе, как Келли начинала насмехаться. Мы и десяти минут не могли провести, чтобы не начать препираться. Разве что, когда смотрели фильм. Ну, или в постели… пожалуй, там мы лучше всего понимали друг друга. А тут – прекрасное лицо, темпераментный, безмятежный… Не понимаю».

Дэлф покосился на Келли. И без того тонкие губы были поджаты, а на почти невидимом пушке над губой повисла капля влаги. Серые глаза смотрели холодно и расчетливо. Сейчас она больше походила на ту Келли Фишборн, которую знал Ниада, а потому он слегка успокоился.

«Слишком много разных событий, – подумал Дэлф. – Все нервничают. Неудивительно».

За массивными дверями, выкрашенными в красный цвет, молчание продолжилось и закончилось лишь в тот момент, когда позади остались лифт с мерцающей лампочкой и шершавыми стенами; коридор с мягкими обоями, имитирующими кирпичную кладку; хлипкая входная дверь в квартиру Келли со множеством замков и запоров.

– Чай?

Девушка закончила возиться с последней защелкой.

– Пожалуй. Если в нем вдруг окажется что-то спиртное, то я буду не против. Еще не наступил полдень, а у меня такое чувство, будто позади тяжелый день.

– Ты прекрасно знаешь, что у меня ничего такого нет.

Келли улыбнулась, повесила куртку на вешалку и умчалась на кухню, оставив Дэлфа одного. Тот долго расшнуровывал ботинки – пальцы все еще были холодными и плохо слушались. Покончив с этим, Ниада достал из кармана пальто книгу, задумчиво взвесил ее в руке и, сделав несколько шагов по коридору, свернул налево, оказавшись на кухне.

Электрический чайник уже шумел, а Келли возилась возле шкафа, доставая посуду. Поставив кружки на стол, девушка пододвинула ближе вазу с конфетами. Ниада положил на свободное место книгу.

– Мммм… Так вот, как они выглядят.

– Примерно так. Различаются только названием и толщиной. В остальном – одинаково безвкусны и тошнотворны.

– Разве можно так говорить о собственных книгах?

– Это не мои, – устало пробормотал Ниада. – Это какого-то ЧП. Чертова Писателя.

– Неудивительно, что он так сокращает свое имя.

– По правде говоря, я не уверен, что его зовут именно так. Я вообще ни в чем не уверен. Просто называть этого человека «ЧП» мне было неинтересно. Чертов Писатель – вот то, чего он заслуживает. Почитай, если хочешь, и все поймешь.

В этот момент чайник яростно заклокотал. Струя горячего пара с силой вырывалась из носика. Щелкнула кнопка, и вода постепенно затихла. Видя, что Келли решила воспользоваться его советом и приступила к чтению, Дэлф аккуратно разлил чай. Конфеты он благоразумно отодвинул подальше – никогда не мог остановиться, если добирался до них. Стоило прошуршать бумажкой, разворачивая одну, как в мозгу появлялась навязчивая мысль: «Съесть еще». А затем еще, еще и еще.

Попивая чай, Ниада незаметно для себя впал в прострацию. Мысли куда-то улетучились, перед глазами чуть покачивался каштановый завиток волос Келли. Когда же девушка оторвалась от книги и подняла голову, ее глаза оказались прямо напротив глаз Дэлфа.

Тот вздрогнул. Взгляд Келли Фишборн не сулил ничего хорошего.

– Ита-а-ак. Кто такая Мелисанда?

– Что? А!.. Понятия не имею.

Дэлф некстати вспомнил, что на десятой или двенадцатой странице книги герой спасает некую Мелисанду. Обогрев и накормив ее, ночью он получает неожиданную, но от того еще более приятную благодарность.

По злому року, имя которому было ЧП, героя звали Дэлф Ниада.

Видя, что слова не убедили, Ниада постарался придать лицу наиболее честное выражение.

– Келли, я клянусь, что не знаю никакой Мелисанды. Все, что написано в этих книгах – выдумка. Причем, второсортная. Теперь-то ты понимаешь, почему мне хочется найти этого ЧП? Он взял мое имя, не самое распространенное в Королевстве, смею тебя заверить, и использовал его в своей книге. И не в одной. И еще имел наглость издать их огромным тиражом и разрекламировать повсюду. Ты должна понимать, что мне это не нравится!

– Но Дэлф, неужели так сложно найти автора этих знаменитых романов? Я читала в интернете, что они на первых местах в рейтингах. Наверняка журналисты уже все раскопали про его жизнь. Сделали же они это про твою и мою. По-моему, ты преувеличиваешь масштабы проблемы. Не забывай, что в нынешнее время очень тяжело сохранять инкогнито. Стоит доверить тайну хотя бы двум людям, как один из них обязательно проболтается.

«Конечно, – с ноткой злости подумал Ниада. – Уж ты-то проболталась про меня. И что я приду с хлыстом, и остальное. Откуда, интересно, ты это выдумала?»

Однако вслух он ничего подобного не сказал. Наоборот, устыдился собственных мыслей. Келли подсказала ему очевидный выход. Настолько очевидный, что Дэлф должен был уже давно сам догадаться. Ведь он зарабатывал как раз тем, что отслеживал распространение информации в сети. И вместо того, чтобы воспользоваться этими навыками, зачем-то читал книги, сверял типографскую информацию и искал тайну между строк. В общем, вел себя, как тот самый герой с его именем и фамилией. Пафосно и глупо.

– Наверное, рано или поздно я бы до этого додумался, но…

– …но скорее поздно, ведь так? – Келли подмигнула ему и торжествующе улыбнулась.

– Так. Я могу воспользоваться твоим компьютером?

– Конечно. А я пока попробую разобраться, что у тебя там с этой Мелисандой. Знаешь, этот ЧП так смакует эротические сцены, что читать их одно удовольствие.

– Нет у меня ничего с Мелисандой. Я вообще ее не знаю!

Дэлф предпочел не заметить вторую часть фразы. В противном случае ему пришлось бы признать, что эротические сцены у Чертова Писателя действительно были весьма и весьма, гм, глубокими.

– Ты слишком рьяно это отрицаешь…

Ниада пожал плечами и ушел в комнату, которую Келли высокопарно именовала «Мой кабинет». Необходимость кабинета в квартире медсестры всегда казалась Дэлфу надуманной, но единственный раз, когда он вздумал пошутить по этому поводу, научил его, что Келли чрезвычайно трепетно относится к этому месту.

Там был массивный стол, на котором стоял компьютер; два книжных шкафа, с книжками, расставленными в некоей, понятной только хозяйке последовательности; огромное зеркало на одной из стен, и полка со всякими безделушками и сувенирами – в основном подарками Ниады – под ним; большое кожаное кресло в углу комнаты, прямо под ночником.

Дэлф включил компьютер и поставил в проигрывателе на повтор заглавную тему из «Индианы Джонса». – под нее лучше работалось.

Поначалу Ниада все никак не мог простить себе, что сам не догадался воспользоваться интернетом, но потом вспомнил: у него дома не было ни компьютера, ни ноутбука. Необходимость проводить на работе больше восьми часов возле монитора действовала на Дэлфа столь угнетающе, что он отказался даже от телевизора. Старенький радиоприемник и книги – вот что скрашивало его вечера. А если уж хотелось чего-нибудь другого, то к услугам был весь Лондон со всевозможными кинотеатрами, барами и клубами.

Через некоторое время поиск, как это часто бывало на работе, настолько захватил Дэлфа, что он отбросил все остальные мысли. Пробуя различные сочетания, Ниада перескакивал с одного поискового сайта на другой; сканировал библиотеки; создавал запросы в справочники; открывал одну за другой страницы, надеясь, что ему повезет… но все было безрезультатно. Таинственный ЧП так и не раскрыл свое инкогнито.

Дэлф выпутался из сетей всемирной паутины. Тряхнул головой, выбрасывая строчки адресов, крепко засевшие внутри, и оглядел комнату помутневшим взглядом.

Свернувшись калачиком, в кресле дремала хозяйка кабинета, положив под голову книжку в черной шершавой обложке. Ниада не слышал, как Келли вошла. И, должно быть, это произошло уже давно, раз она уже уснула.

Повернувшись на стуле, Дэлф взглянул в окно: солнце неудержимо клонилось к закату, пробиваясь сквозь тучи. Шумел дождь. За спиной послышалось, как Келли зевнула.

– Сколько же я тут сидел?

– Часов шесть или семь. У тебя на лице было столько решимости, что я побоялась тебя отвлекать. Кстати, почему я никогда не видела, как ты работаешь? Ты становишься сразу таким воодушевленным и слегка сумасшедшим. Как художник, который пытается успеть закончить картину, приняв перед этим смертельную дозу яда.

– Весьма… поэтичное сравнение.

– Да ладно, брось. Всего лишь очередной бред трепачки Келли.

Девушка подмигнула Дэлфу, а он в очередной раз за сегодня понял, что она не так проста, как он думал раньше. «Интересно, насколько я вообще ее знаю?» – подумал Ниада.

– Нашел что-нибудь?

– Нет. Я прочитал множество рецензий, огромное количество слухов и домыслов, но ничего правдивого. Перепроверил эти слухи – ни один не подтвердился. Об издательстве, представляешь, тоже никто ничего не слышал. Оно неожиданно появилось на рынке и выпустило кучу книг – только эту серию, этого автора и про Дэлфа Ниаду. А того адреса, который указан в выходных данных издательства, не существует.

– Не густо. Я тоже ничего не узнала, кроме того, что ты похотливый и неблагодарный самец. Ты провел с Мелисандой несколько безумных ночей – однажды вы даже занимались сексом на балконе старинного замка под светом луны, лучшая сцена в книге, как мне кажется. А после ты бросил бедняжку, отправившись в очередное путешествие. Нет, конечно, ты обещал когда-нибудь вернуться, а до тех пор постоянно помнить о ней и прочее бла-бла-бла.

Дэлф, которому надоело напоминать, что он не имеет к своему книжному тезке никакого отношения, просто поморщился. Келли поднялась и прошла к Ниаде.

– Да-да, знаю, опять неудачная шутка. Вот, держи свою книгу. Автор пишет коряво, сюжет у него простой, но, признай, чем-то это все завлекательно. Читаешь, проглатывая страницу за страницей. Кстати, чем думаешь заняться теперь?

– Отправляюсь в магазины. Эти книги кто-то доставлял. Наверняка есть данные компании перевозчика. Там можно будет выйти на типографию, а уж они-то знают, откуда им присылали книжки. Я буду напирать на то, что я обиженный автором человек.

– Не стоит. Обиженных никто не любит. Лучше представляйся автором. Говори, что взял псевдоним, чтобы никто не подумал, что ты пишешь про себя. А затем заявляй, что исследуешь, как распространяется твоя книга.

– Хм, – Дэлф нахмурился. – Это может сработать.

– Конечно! Кроме того, даже если не сработает, то сплетня пойдет гулять и рано или поздно дойдет до автора. И ему придется либо смириться, что вся слава принадлежит тебе, либо раскрыть инкогнито. Уж поверь, я в сплетнях знаю толк.

Келли самодовольно усмехнулась и подмигнула Дэлфу. Тот встал, ощутив, как затекли мышцы. И принялся, кряхтя, ходить по комнате, разминаясь.

– Спасибо за чай и за помощь. Я, пожалуй, пойду. Должен заглянуть в пару магазинов, пока они не закрылись.

– Постарайся держать меня в курсе дел. И заходи как-нибудь в ближайшем времени. У меня тут появилось несколько идей, как можно переплюнуть этого твоего тезку и его Мелисанду.

Последнюю фразу девушка прошептала прямо в ухо Дэлфу. Ее горячее дыхание так обжигало, что Ниада на секунду едва не потерял голову. Однако, едва он потянулся к Келли, как та вильнула в сторону.

– Захлопнешь дверь, ладно?

Дэлф кивнул, посмотрел ей вслед и с удивлением отметил, что книги, до сих пор приносившие одни лишь неприятности, впервые сделали что-то полезное – изменили Келли Фишборн в лучшую сторону.

«И все-таки, я должен разобраться: кто за этим стоит и что ему надо», – напомнил себе Ниада.

– Не знаю, приятель. Ничем не могу помочь. Я эти коробки только со склада таскал.

Коуч – темнокожий и лысый грузчик в книжном магазине – в своей голубой форме больше походил на заключенного. Возможно, когда-то ему и доводилось сидеть за решеткой. Во всяком случае, взгляд, которым он одарил Дэлфа, был не слишком вежливый, но очень наглый. Хорошо, что Ниада из многочисленных книжных историй уяснил – информация покупается за деньги. Таким образом, пятьдесят фунтов перекочевали в карман Коуча, и лишь после этого он стал разговорчивым. Дэлф хотел бы заплатить меньше, но, как назло, потратил почти всю мелочь, добираясь сюда. Либо попробовать дать грузчику один фунт, либо просить сдачу. И то и другое не представлялось разумным.

– То есть, они как-то очутились на складе?

– Ты точно не псих? – Коуч еще раз внимательно посмотрел на Дэлфа. – Приятель, если бы не имя в твоих документах, я бы даже разговаривать с тобой не стал. Конечно, они очутились на складе. Их туда принесли. Сами по себе книжки на складах не появляются, разве нет?

У Дэлфа были некоторые сомнения по этому поводу, особенно учитывая, что в предыдущих двух магазинах никто не смог толком объяснить, как именно у них появились коробки с книгами. Но он сдержался и попросту кивнул.

– Вот. Наверняка их принесли в другую смену. Или завоз был так поздно, что у ребят свои грузчики. Мало ли что случается. Машина в пути застрянет. Или сломается, а потом уже не успевает. Лишний день простоя не с руки. Шофер может и сам покидать, особенно, если книг не много. Этих, правда, было как голубей у Аббатства, но вдруг водитель оказался с напарником? Нет, приятель, всякое могло быть.

Он говорил так спокойно и рассудительно, что Дэлф решил – никакой тюрьмы не было. Обычный парень из неблагополучного района. Наверняка, раньше занимался спортом, но случилась какая-нибудь травма. Или пробиться не удалось. Теперь работает здесь, а попутно учится на юриста или менеджера. Пожалуй, первое. Из ребят с подобной судьбой получаются неплохие юристы.

– Тебе нужен Уинстон, – Коуч поджал губы и закивал, довольный пришедшей ему мыслью. – Да, Уинстон точно должен знать. Он заведует складом. Проблема у тебя необычная, а Уинстону наверняка за день надоело копаться в своих бумажках. Я его сейчас позову.

– Коуч, – Дэлф не смог удержаться. – На кого учишься?

– Гражданское право, – грузчик нахмурился и внимательно посмотрел на Ниаду. – А откуда ты знаешь? Слушай, если у тебя дело лично ко мне…

– Нет-нет! – Ниада выставил руки, мысленно кляня себя за несдержанность. – Просто ты слишком правильно разговариваешь для…

– Для простого грузчика?

– Ну, что-то типа того.

– Ты не первый, кто так говорит, – Коуч усмехнулся. – Барри – будущий менеджер. Крис – программист. Джефф вскоре станет экономистом. У нас здесь нет никого, кто бы просто работал грузчиком. Все на кого-то учатся. Эта работа не хуже и не лучше любой другой, приятель. Платят не много, но и таскать не так уж часто надо. Принес со склада, выставил и отдыхай, пока еще чего-нибудь не надо будет перенести или передвинуть. К тому же, нам разрешают брать местные книги. Испортил – купи, а так – поставь обратно. Знаешь, сколько сейчас стоят учебники?

Ниада хотел сказать, что всю информацию можно найти в сети, но вовремя одернул себя. Он и сам предпочитал бумажные книги, хотя и для других целей.

– Я позову Уинстона, – Коуч сделал пару шагов, но остановился и добавил, не поворачиваясь. – Он, кстати, дипломированный филолог. Пишет обзоры на книги для газет и журналов.

«Мдам, – подумал Ниада. – Я всегда подозревал, что в книжных магазинах работают какие-то особенные люди, но даже и предположить не мог всю серьезность ситуации».

Уинстон тоже был смуглым и здоровым. Он мог сойти за боксера-тяжеловеса, но картину портил мешковатый свитер, брюки и… тапки в виде кабанчиков. Тонкие и стильные очки дополняли этот образ возвышенного интеллектуала.

Коуч представил их друг другу, а сам ушел. Уинстон же, выслушав историю Дэлфа, почесал грудь через свитер и поставил диагноз:

– Дерьмо.

Некоторое время Ниада ждал продолжения, но Уинстон, закрыв глаза, размышлял о чем-то своем. Он покачивался с пятки на носок и клыки кабанов, то устремлялись в небо, то смотрели прямо на Дэлфа. Наконец, кладовщик отвлекся от размышлений:

– Я знал, что эта история пахнет дерьмом. В книге учета стоит моя подпись. И в моей копии квитанции. Настоящая подпись, а не подделка. Я специально сверил. Но я в тот день находился совсем в другом месте – отвозил статью в редакцию. Приезжаю – ребята книги в зал носят и на полки выставляют. Я сначала подумал, что без меня приняли, но, оказывается, их принял я без себя. Ха!

Ниада вежливо улыбнулся и вопросительно приподнял бровь. Уинстон кивнул и продолжил:

– И книги эти – дерьмо! Они написаны дерьмовым языком, наполнены дерьмовыми персонажами и рассказывают дерьмовую историю. Знаешь, что случается, если смешать вместе столько дерьма?

– Дерьмо?

– В точку! А они увлекательны. Даже для меня.

Кладовщик нахмурился, поджал губу и пожевал ее.

– Я тебе ничем не могу помочь. Фирмы, которая якобы сюда это доставила, не существует. Но вот тебе имя – Айзек Шмидт. У него своя типография неподалеку. Этот парень слегка тронуты, но дело знает. У каждой типографской машины есть свой почерк, если так можно выразиться. По крайней мере, Шмидт утверждает что-то подобное. Возможно, ему удастся узнать, кто стоит за всем этим.

Уинстон вдруг нагнулся к самому лицу Ниады, отчего тот отшатнулся. Кладовщик перешел на сдавленный шепот, словно кто-то сдавил ему горло:

– Слушай, а это точно не ты писал? Ты, знаешь ли, похож на себя. Из книг.

– Нет, – Ниада ответил, пожалуй, даже чересчур резко.

– Ладно-ладно. Держи меня в курсе дел, если не трудно. Я бы мог сделать из этого неплохую статью.

– Я постараюсь.

Дэлф с сожалением отметил, что количество людей, которые просят держать их в курсе, увеличивается, а сам курс становится все более и более расплывчатым. Издательства не существует. Фирмы, которая доставила, не существует. Любопытно будет, если окажется, что не существует типографии, автора, а то и самого Ниады.

От этой мысли стало холодно. Поежившись, Дэлф вышел из магазина и двинулся к Айзеку Шмидту.

Типография называлась «Общество». Чего или кого именно – не уточнялось. Просто невзрачная деревянная вывеска с выцветшей краской. Здание было подстать названию – обшарпанное и давно ожидающее ремонта. Судя по тому, что внутри стояло несколько станков, и все они работали, а вокруг сновали озабоченные люди, что-то пытаясь кричать друг другу сквозь стоящий шум, – вывеска и помещение не отпугивали заказчиков Шмидта.

Поймав за руку худого высокого парня с растрепанной прической, Дэлф сумел разузнать, где же скрывается начальство. Это оказалось маленьким кабинетом, сплошь заваленным бумагой. Пачки книжек стояли повсюду. На столе возвышался огромный монитор, а седой мужчина вглядывался во что-то там изображенное, лишь изредка поворачиваясь то в одну сторону, то в другую.

– Добрый день, – поздоровался Ниада.

Айзек Шмидт – если это действительно был он, – не отозвался. Вместо этого стукнул кулаком по столу, засунул руку в ворох бумаги и достал оттуда телефон. Набрав номер, владелец типографии принялся ждать ответа, барабаня пальцами по столу.

– Я не вовремя? – спросил Дэлф, но на него вновь не обратили внимания.

– Мартин! Ты решил меня опозорить? Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! Опять эти пустоты, Мартин. Ты хочешь, чтобы я тебя выгнал? Ты прекрасно знаешь, что я могу. И мне будет начхать на твою больную маму, которой ты все время прикрываешься. Она вообще существует? Как ее зовут? Лили?! Мартин, ты издеваешься? Лили Варценфольд? Не бывает человека с таким именем и фамилией. Немедленно переделай, Мартин. Слышишь меня? Все! Что вам надо?

Последнее уже относилось к Дэлфу. Он немного замешкался от неожиданности, но затем протянул книгу Шмидту.

– Один мой знакомый, его зовут Уинстон, сказал, что вы можете рассказать мне, кто и где сделал эту книгу.

Владелец типографии поводил пальцами по обложке, затем раскрыл, взглянул на страницы, поморщился, пролистал немного и фыркнул, пробурчав: «Мартин, ты у них что ли учился?» Добравшись до данных о типографии и издательстве, Шмидт прицокнул языком. Он раскрыл книгу на середине и потянул половинки в разные стороны до тех пор, пока не раздался легкий треск. Айзек тут же остановился, еще раз прицокнул и швырнул книгу на стол.

– Не имею понятия. Это розыгрыш, да?

– Никакого розыгрыша.

– Кто вы такой?

– Дэлф Ниада.

Шмидт еще раз посмотрел на книгу, а затем хмыкнул.

– Подслушали наш разговор с Мартином и решили пошутить, да?

Вздохнув, Дэлф достал из бумажника документы. Их изучали не так тщательно, как книгу, но настроение они испортили Шмидту почти так же.

– Идите к черту! Я не могу вам помочь. И передайте Уинстону, чтобы не гонял ко мне всяких идиотов с несуществующими книгами.

– Она лежит у вас на столе, – Ниада пытался не разозлиться.

– Она не может существовать. Так не делают книги. Такой типографии нет. Такого издательства нет. Книга сделана идеально. Никаких следов от плохой пропечатки, никаких помарок. Такого быть не может. Вам ясно? А теперь – проваливайте!

– Эта несуществующая книга продается в любом книжном магазине, – медленно и с достоинством сказал Дэлф. – И я с радостью уйду отсюда.

Хлопнув дверью чуть сильнее, чем хотелось бы, Ниада вновь оказался в общем зале. Продвигаясь сквозь царящую здесь суету, он нечаянно столкнулся все с тем же парнем, который тащил стопку листовок. Бумаги рассыпались, парень выругался, а Дэлф, смутившись, принялся их собирать. На листовках была изображена странная фигура – что-то вроде обычной шестеренки, но с пятью зубчиками. Черная, на желтом фоне, она необъяснимо притягивала Ниаду. Воспользовавшись тем, что парень отвлекся, Дэлф сунул одну из листовок между страниц многострадальной книги.

Он помог собрать оставшуюся пачку, еще раз извинился и вышел из типографии. На улице, воровато оглянувшись, Ниада украдкой взглянул на листовку, захлопнул книгу и поспешил прочь.

1. Махоуни

Когда-то давным-давно у Норы Махоуни было прошлое. Оно делилось на вчера, позавчера, неделю, месяц, год назад и так далее. Тогда же, впрочем, существовало и будущее.

Сейчас не осталось ничего, кроме настоящего.

Все перемешалось, и происходившее два дня назад было неотличимо от событий десятилетней давности. Одно сплошное «когда-то давным-давно».

Нора пробовала вести дневник или записывать события на календаре, но это срабатывало только с короткими лаконичными записями. Что-нибудь вроде: «гуляла», «работала», «ходила на футбол». Факт оставался фактом, а вот детали его ускользали.

Но некоторые события она помнила очень четко. Например, тот визит в бар, в который она познакомилась с Финном Броганом.

Это было в начале мая. Повсюду пахло весной, и каждый день Нора вставала утром с мыслью, что сегодня можно будет выйти в платье; но смотрела за окно, вздыхала и доставала из шкафа пальто. Затем приходилось идти на работу и проводить там весь день. А по вечерам она отправлялась на прогулку, и как-то так получалось, что к ночи она уже была в каком-нибудь баре.

Сейчас Нора не носит пальто, не ходит на работу или по барам. Но прогулки остались, как и Финн Броган.

В тот вечер он все так же походил на эльфа-металлиста, но на самом деле был инженером на каком-то испытательном заводе, а по факту – главным конструктором. Финну нравилось слово «инженер», потому он сопротивлялся, когда его пытались называть как-то иначе. Это был один из маленьких «бзиков» Брогана. Не самый неприятный для окружающих.

Сложно сказать, кто кого подцепил на крючок тогда в баре. Нора и Финн были странными даже по самым толерантным меркам, хотя и каждый по-своему. И незаметно для себя два минуса соединились в большой плюс.

Плюс выпивка, плюс секс, плюс интересная, пусть и странная, беседа.

Держа сигарету в тонких пальцах, Финн Броган сидел в кресле. Нора Махоуни обнимала его колени, устроившись на ковре. Они уже давно оделись, потому что по логике неозвученной договоренности Финну скоро надо было уходить.

Чтобы все осталось в рамках приличия.

– Отвратительно! – сказала Нора, когда подумала об этом. – Ну почему так?

Она встала и подошла к стене. Застыв возле участка, на котором в некоторых местах была содрана краска, Нора закрыла глаза.

– Вся моя жизнь – это борьба за ширину дивана, – произнесла она. – С самого детства. Мои родители, только и делали, что детей, а покупка мебели представлялась им процессом, который, видимо, должен происходить как-нибудь сам по себе. Порой они казались большими детьми, чем я, потому не могу сказать, что удивилась бы, найдя в Рождество письмо для Санты с просьбой о мебели.

Финн Броган тем временем развернул кресло. Теперь он смотрел на спину Норы. Несколько секунд в его голове боролись два образа – тот, который был перед глазами, и совсем недавний, где были видны родинки, похожие на «Большую медведицу».

– Мы спали вповалку на большом диване. Большой? Ха! Для одного человека – возможно. Но ведь нас было пять. Пять разновозрастных детей, которые вынуждены были помещаться на одном диване. И каждый из нас любил во сне развалиться поудобней или повернуться и спать по диагонали. Но мы были обречены на вытянутые по швам руки и ощущение чужого тела, лишь стоит чуть сдвинуться в сторону. С того времени я всегда чувствую себя так, будто рядом со мной люди, которые готовы покуситься на мой диван.

Нора замолчала, но от стены не отошла. Финн потушил сигарету и подергал серьгу в правом ухе.

– Ты хочешь спросить, почему я разговариваю, стоя лицом к стене? – спросила Нора. – Это, как в театре. Только не думай, что там все разговаривают со стенами. Нет-нет. Просто та часть сцены, которая обращена к зрителям, считается четвертой стеной. Актеры должны играть так, будто там никого нет. Но есть прием, когда в какой-то момент спектакля вдруг идет обращение не к партнеру, а к зрителям, и затем все возвращается на круги своя. Если правильно на этом сыграть, то это производит эффект. Только не знаю, какого эффекта я хочу добиться. Я же не актриса.

Она вздохнула, повела рукой по воздуху, а затем резко опустила вниз.

– Понимаешь, Финн, я такая, как есть, я не буду другой. Я не жду принца не белом коне. Да и на любом другом тоже. Полным-полно на самом деле этих принцев. Только успевай хватать, а мне они не нужны. Зачем? Помню, в школе писали сочинение о будущей профессии. Мое сочинение состояло из семи слов. Получила самый низкий балл, но мне действительно нечего было больше сказать. «Я такая, как есть, я останусь такой». Это всегда казалось мне притягательным: жить, не меняясь, потому что тебя все устраивает. Хотя, кто может знать что-то о подобных вещах?

Если бы Нора в тот момент обернулась, то заметила бы гримасу боли на лице Брогана. Однако она сделал это секундой позже, когда Финн уже вновь овладел собой.

Нора Махоуни подошла к мужчине, но в этот раз не стала класть голову ему на колени, а села на них лицом к Финну.

– Хочешь, я расскажу про тебя? – Броган ухмыльнулся и легонько поцеловал Нору в бровь. – Не отвлекай. Так вот, у некоторых людей зима наступает, когда в магазинах устраивают распродажи осенних коллекций. У других, когда батареи не греют, а сквозь огромные щели в окнах просачивается холодный ветер. У тебя все гораздо проще. Твоя зима начинается, когда ты влюбляешься. Сегодня вечером ты замерз, но я тебя обогрела. И теперь я вот думаю про эту свою ширину дивана… Ты ведь очень худой, Финн, а мне совсем не хочется, чтобы ты сейчас куда-то уходил. Как считаешь, готов стерпеть мою ненависть и остаться ночевать здесь?

Броган улыбнулся еще больше и чуть пожал плечами.

– Не спеши веселиться, – заметила Нора. – Тебе придется спать у стенки, а не с краю. Хотя, стенка – это тоже край. Надеюсь, только, что мы не обнаружим толпу зрителей, которые будут хохотать, глядя на нас. Мне вовсе не хочется убирать стенку, чтобы набить им морду. Но если придется, ты ведь поможешь? Отлично! Пойдем и проверим, нет ли там кого!

Это было когда-то давно. Но Нора точно знала, что именно этот вечер можно считать точкой отсчета.

2. Валентайн

Блэк проснулся от стука в дверь.

Он дернулся на стуле и едва не упал с него. Валентайн огляделся – яркий свет из окна, шум машин, голоса людей – наступило утро.

Мышцы от неудобной позы затекли, но больше всего болел живот – все-таки подушка безопасности в автобусе не смогла полностью уберечь от удара об руль. Валентайн слегка размялся, чтобы хоть как-то унять эту ноющую боль по всему телу. Тем временем в дверь постучали снова.

Посмотрев на матрас, Блэк увидел, что Кира все еще спит. Не желая будить девушку, он нехотя побрел к двери.

За ней стоял полисмен.

– Блэк Валентайн, не так ли? Угнанный автобус на остановке неподалеку. Пропавший водитель пока не найден. Мы сейчас едем в участок. Говорить, говорить.

– Ясно…

Блэк с досадой нахмурился. Вчера он совершенно не подумал о таком повороте дел. По всему автобусу были его отпечатки. Валентайн пару раз бывал за решеткой за мелкое хулиганство. Ничего серьезного – обычные подростковые шалости, чуть выходящие за ту грань, которую устанавливал закон.

Но отпечатки с них тогда снимали.

А если вспомнить, что салон автобуса был забрызган кровью Киры, то стоило удивляться отсутствию группы захвата. Хотя, кто его знает, что происходит на улице и в коридоре? Там было тихо, но это ничего не значило.

– Вы позволите мне предупредить о своем уходе?

– Конечно, не будем волновать леди, – полисмен добродушно подмигнул Блэку.

Валентайн прошел в комнату, склонился над диваном и тронул Киру за плечо. Девушка тут же проснулась.

– За мной пришли. Это полиция. Насчет вчерашнего автобуса. Там всюду мои отпечатки пальцев. Придется поехать и ответить на их вопросы.

– Они тебе не поверят, – прошептала девушка, опасливо косясь в сторону двери. – Лучше придумай что-нибудь больше похожее на правду.

– Я постараюсь. Ключи на столе. Закрой, когда будешь уходить. Если не станешь искать меня – кинь в почтовый ящик.

Кира ничего не ответила, но Блэк почему-то был уверен, что она, так стремительно войдя в его жизнь, не собиралась тут же из нее пропадать.

Полицейский усадил Валентайна на заднее сидение, закрыл двери, но не стал надевать наручники.

– Все равно никуда не сбежишь.

Блэка продолжало волновать то, что полицейский был один.

– Где ваш напарник? – спросил он, когда автомобиль тронулся.

– Я оставил его дома, высыпаться. Он недавно женился, дело молодое. Ах, любовь, любовь.

Машина чуть подпрыгивала на каждой кочке. Валентайна трясло и мотало на заднем сидении, в то время как полицейский, казалось, всего этого не замечал. На одной из кочек Блэк подпрыгнул так сильно, что ударился головой о потолок. И за время этого полета он увидел нечто ему не понравившееся.

«Раньше они были другими…» – Валентайн был уверен.

– А что, в полиции теперь ходят в розовых туфлях?

– Ты разве не в курсе? Преступники недоуменно пялятся на обувь. Они начинают хохотать в истерике. А мы берем их тепленькими. Без проблем, без проблем.

– И розовый галстук? – Блэк не видел, он говорил по наитию.

– Костюм должен гармонировать с туфлями.

– Как вас зовут? – спросил Валентайн и вцепился руками в решетку, разделяющую водителя и пассажира.

– Ты и сам знаешь как.

– Мистер Пинки…

– А ты забавен, знаешь ли…

Мистер Пинки вел автомобиль, не смотря на дорогу. Он жал педали в каком-то странном танце, при этом вращая руль из стороны в сторону. Машина дергалась, резко брала старт с места, сворачивала за секунду до столкновения с другими.

Блэк никак не мог сосредоточиться на словах собеседника. Внимание отвлекали фрагменты жизни, упорно встающие перед глазами. Как назло, все было какое-то мелкое и убогое. Ожидаемых воспоминаний о вечном и прекрасном не случилось.

Валентайн боялся.

– Успокойся, все будет просто прекрасно. Тебе не о чем беспокоиться. Ни о чем не думай. Понимаешь, это такой вот секрет. Ах, тайны, тайны.

– Что вам от меня нужно?

– Ты и сам прекрасно знаешь.

Блэк наконец-то смог оторвать взгляд от дороги – они выехали на пустынное шоссе, и мгновенная смерть от столкновения чуть отдалилась. Посмотрев на мистера Пинки, Валентайн поразился тому, как тот уверенно выглядит. Он совершенно точно знал, что настанет время и Блэк отдаст розовые очки.

«Если бы я знал, как это сделать, то наверняка бы уже их отдал», – подумал Валентайн и тут же устыдился подобных мыслей. Он вспомнил вчерашний разговор с Кирой; ее грусть и тоску по тому, чем пришлось пожертвовать.

– Выворачивай карманы и без шуток.

Мистер Пинки достал пистолет. Второй рукой он продолжал держать руль.

Блэк покорился. Все равно там не было ничего, кроме мелочи и телефона. Бумажник он предусмотрительно решил с собой не брать.

– Теперь снимай ботинки и одежду.

– Только не говорите, что вы собираетесь меня изнасиловать.

– Я – нет, но вот другие…

Мистер Пинки смеялся противно и дребезжаще. Как старая побитая машина на кочках.

Едва Валентайн разделся, как автомобиль остановился.

– Давай, выходи живее, слышишь, ну?

Блэк вылез, и машина тронулась с места.

Он остался стоять на обочине в одних трусах.

Блэк брел вдоль дороги, порой поднимая руку и пытаясь остановить редкие автомобили, проезжающие мимо. Кажется, это шоссе не пользовалось популярностью.

Восхищенные или возмущенные его видом водители сигналили и уносились вдаль. Асфальт под ногами был холодный и противный. Изредка попадались мелкие острые камешки, которые впивались в ступни. Валентайн продрог и чувствовал, что после такой прогулки непременно заболеет.

Он ненавидел мистера Пинки, выжечь его и спалить!

Когда пошел дождь, Блэк понял, что весь мир настроился против него. Если раньше он думал, что продрог, то теперь осознал, насколько ошибался. Настоящий ливень обрушился на Валентайна. Поднялся ветер. Он налетал, едва не опрокидывал Блэка с ног и тут же отступал, давая передышку.

Насколько помнил Валентайн – такое поведение было характерно для мистера Пинки.

В какой-то момент идти стало совсем невмоготу. Тогда, потратив остатки сил, Блэк согнул первый же дорожный знак, который ему попался на глаза. Получился небольшой навес, под которым можно было сидеть и делать вид, что это замечательное укрытие от дождя.

Естественно, что на самом деле все было не так.

Дождь шел косой, а потому продолжал поливать Валентайна. Ветер тоже не обратил никакого внимания на знак. По сути, пользы от укрытия не было, но Блэк упорно продолжал сидеть там – он не знал, что делать дальше.

Когда вдалеке показался очередной автомобиль, Валентайн выскочил на дорогу и принялся размахивать руками. Машина слегка притормозила, и тут раздался звук полицейской сирены, а слепящие огни вспыхнули в пелене дождя.

«Мистер Пинки? – устало подумал Блэк. – Все равно. Пусть даже он. Внутри тепло».

Автомобиль подъехал ближе и, вняв мольбам Валентайна, остановился.

Полицейский, вылезший из патрульной машины, на первый взгляд не был похож на мистера Пинки. Обычный мужчина средних лет с небольшим шрамом над правой бровью. Как будто кто-то пытался воткнуть ему нож в глаз, но промахнулся, и лезвие лишь скользнуло по кости.

– И что мы здесь делаем? – спросил полисмен.

В тот момент состояние Валентайна было далеко от радужного и скорее напоминало черную бездну, в которую сколько не заглядывай, но дна не видно. Поэтому первой реакцией был нервный смешок.

– Мерзну, – буркнул он следом. – Мокну. Жду, пока закончится дождь.

– Зря. Дожди сегодня будут до самого вечера. Садись в машину, расскажешь, что произошло.

Блэк решил последовать совету. Однако возник резонный вопрос: как именно рассказать? Ясно было, что мистер Пинки и розовые очки не должны фигурировать, иначе полицейский просто-напросто отвезет Валентайна прямиком в больницу.

– Меня ограбили, – сказал Блэк, сев в прогретую машину. Он вновь оказался за решеткой, но теперь это беспокоило его в меньшей степени.

– Ясненько

Полицейский, казалось, не удивился. Наверное, что-то подобное он и ожидал услышать.

– Я голосовал, один мужчина согласился меня подвезти. Но затем мы свернули на это пустынное шоссе, он наставил пистолет, велел раздеться и высадил. Я пытался кого-нибудь остановить, но все лишь проезжали мимо. Потом пошел дождь.

– Да, нам сообщали о мужчине в неподобающем виде, бредущим вдоль дороги.

Тепло начинало разливаться по телу. Кожу словно атаковали тысячи иголок. Из глаз внезапно потекли слезы. Валентайн шмыгнул носом.

– Это ты согнул знак?

Полицейский поймал взгляд Блэка в зеркале заднего вида.

– Да.

– Ясненько. Сейчас поедем в отделение, составим фоторобот мужчины, который тебя обокрал, найдем какую-нибудь одежду и выпишем штраф.

– За что?!

– За порчу государственного имущества. Не волнуйся, это не много.

Валентайну внезапно стало обидно до глубины души. Он не знал, насколько она глубока, но чувствовал, что предел достигнут. Однако слов, чтобы передать эту обиду, не нашлось. Блэк лишь изумленно смотрел в окно и шмыгал носом.

– Там где-то есть плед. Укутайся, а то подхватишь простуду.

– Спасибо, – буркнул Валентайн. – Уже.

Но в плед он все-таки завернулся.

В участке был переполох. Блэк не так часто бывал в подобных местах, но на его взгляд полисмены уж слишком возбужденно переговаривались друг с другом, а количество людей в наручниках поражало воображение. Как будто кто-то разом решил арестовать целый стадион.

– Что происходит?

Спаситель Валентайна остановился возле дежурного. Сам Блэк стоял рядом, все так же укутанный в плед и шмыгал носом.

– Какой-то тип в полицейской форме и служебной машине носится по городу и арестовывает тех, кого мы давно не можем поймать. Затем он звонит сюда и сообщает, куда нужно подъехать.

– Ясненько. Кто-то из бывших наших?

– В том-то и дело, что нет! Мы не можем понять: откуда он взялся? К тому же, сами задержанные не могут толком описать его.

Зазвонил телефон. Дежурный вздрогнул и посмотрел на аппарат с ненавистью

– Кажется, еще один, ребята. Кто поедет?

Раздался нестройный хор голосов, и Блэк заметил в них преобладающее недовольство. Конечно, приятно, когда кто-то делает за тебя работу, но мистер Пинки – никаких сомнений, что это был он – оставлял полицейским рутину и возню с бумагами.

Полисмен нашел для Валентайна потертые джинсы и плотную клетчатую рубашку. Еще обнаружились сапоги подходящего размера. Все это в сумме превращало Блэка в среднестатистического фермера, каковыми их принято изображать в кинолентах. Запах, шедший от одежды, только усиливал впечатление.

– Извини, нет ничего другого, что подходило бы по размеру.

Валентайн в ответ лишь пожал плечами. Это все окажется в мусорном ведре сразу же, как только он доберется до дома. Затем Блэк примет душ, закутается в одеяло и будет пить горячий чай с виски, надеясь, что Мистер Пинки нашел себе новую страсть – «неуловимый мститель без маски».

После составления фоторобота «похитителя» и подписания разного рода бумажек, Блэк Валентайн в третий – и, как он надеялся, в последний – раз в течение прошедших нескольких часов, оказался в полицейской машине. Усатый и одышливый толстяк хмурился всю дорогу, пока вез Блэка домой.

Немногочисленные знакомые, встретившиеся на пути к квартире, вежливо кивали, но удивление, вызванное нарядом Валентайна, отчетливо читалось в их глазах. Однако, Блэку на это было наплевать.

То, что миру и справедливости на него тоже наплевать, он понял, когда обнаружил, что на стук и звонки в собственную дверь никто не откликается. Спустившись вниз, Валентайн проверил почтовый ящик – но и там было пусто. Кира ушла, заперев дверь, и не озаботилась оставить ключи.

Справедливо рассудив, что это не взлом, поскольку он тут живет, Блэк взял небольшой разгон и вышиб замок плечом. Все-таки отсутствие хороших запоров иной раз может пригодиться.

Внутри все было так, как он оставил, когда уходил, лишь матрас аккуратно заправили одеялом.

И, разумеется, никаких следов Киры.

Обойдя квартиру, Валентайн не нашел записки. Отсутствовала даже надпись губной помадой на зеркале, которую некоторые женщины обожают оставлять перед уходом. Блэк пожал плечами. Раздумывать о причинах ухода девушки не имело никакого смысла. Насколько он знал женщин, истина лежала в огромном множестве, начинающемся от «за продуктами» или «на работу» и заканчивающимся «увидела огромного енота и пошла погладить, покормить и пристроить в добрые руки». Во всяком случае, хотелось верить, что это никак не связано с мистером Пинки.

Переодевшись в теплую одежду – хотя и в ней его продолжило знобить – Валентайн открыл холодильник. Хотелось выпить. Джин, бренди, виски, коньяк, водка – что-нибудь крепкое и обжигающее. Но было лишь пиво.

В голове помутилось. Блэк смотрел на бутылки и чувствовал, что ноги пробирает мелкая дрожь. «Горячее пиво спасает от простуды», – вспомнил он. Достав целую упаковку, он вылил все в кастрюлю и поставил ее на огонь.

Рухнув на матрас, Валентайн залез под одеяло, сжался в комок и постарался как-то заставить себя не дрожать.

Он проснулся от жара. Откинув пропитавшееся потом одеяло, Блэк попытался встать, но стоило лишь приподнять голову, как мир сделал поворот вокруг своей оси. Измученный организм не смог выдержать подобной метаморфозы, и Валентайн вновь опустил голову на подушку.

– Лежи. Тебе сейчас нужен отдых. Я ненадолго уйду, за лекарствами, а ты постарайся еще поспать.

Голос был знаком, но Валентайн не смог вспомнить, кто это. Облизав пересохшие губы, Блэк попытался что-то сказать.

Тотчас же одна рука приподняла голову, а вторая поднесла ко рту кружку с водой. Валентайн жадно выпил ее всю. Вода стекала по губам, капала на одежду и постельное белье. Блэк не видел лица, однако мог совершенно точно утверждать, что поила его женщина. Мысли закрутились вокруг этого факта, но тут Валентайн поперхнулся, закашлялся, и нужный образ исчез.

– Не торопись. Если понадобится, я налью еще.

– Все, – прошептал Блэк. – Больше не надо.

– Хорошо. Теперь – спи. И постарайся ничего здесь не спалить. Тебе понадобиться новая кастрюля, ты слышишь? Что ты там пытался приготовить?

– Пиво, выжечь его и спалить…

– Это у тебя получилось. Представляешь, какой запах здесь стоял? Не все болезни лечатся пивом.

– Да. Джин. Ром. Водка.

– Все с тобой понятно. Но я лучше схожу в аптеку. Спи.

Судя по звукам шагов, спасительница направилась к двери. Каждый раз, когда Валентайн пытался пошевелить глазами, голову пронзало иглами, поэтому он просто смотрел в потолок.

В затылке родилась ноющая боль, оформившаяся во внезапную мысль.

– София?

Спасительница остановилась. Какое-то время она молчала, а когда заговорила, то Блэку показалось, что ее голос зазвучал как-то иначе. Будь Валентайн здоров, он, пожалуй, смог бы определить интонацию, но сейчас у него это не вышло.

– Нет. Не София. Спи.

Дверь скрипнула, шаги зазвучали в коридоре, а затем и вовсе стихли.

Блэк постарался последовать совету.

В следующий раз Валентайн проснулся от холода. Несмотря на одежду и одеяло, которым Блэка заботливо укрыли, дрожь была настолько сильной, что он никак не мог пошевелиться. В горле – сухой раскаленный песок, который скребли наждачной бумагой. Валентайн почти слышал этот звук.

– Пей.

Все тот же знакомый голос. Все та же кружка, но теперь в ней был горячий и ароматный напиток. Вкус Валентайн не распознал, наверняка какое-нибудь лекарство.

Зубы стучали и больно бились о керамический край кружки. Блэку казалось, что он вот-вот откусит от нее кусок. Не замечая температуры напитка, он глотал, чувствуя, как по горлу и всему телу растекается блаженное тепло. Когда Блэк покончил с одной порцией, в него почти насильно влили вторую. Язык и все во рту было обожжено. Никакого вкуса Валентайн уже не ощущал.

Дрожь постепенно отступала. Осталась лишь боль во всем теле. В каждой клетке.

Где-то вдалеке послышались шаги, а затем скрип открываемой двери. Блэк попытался приподнять голову, чтобы посмотреть, кто же это там пришел.

– Исчезни!

В ответ на крик послышался тихий гадливый смешок и больше ничего. Валентайн приподнял голову, но никого не увидел, лишь распахнутая дверь – и все. Он повернулся к спасительнице. В глазах помутилось, мир вновь попытался сделать оборот, но Блэк задержал его на мгновение.

Девушка изменилась, но это по-прежнему была Кира.

– Привет, – попытался сказать Валентайн, но выдавил из себя лишь нечто нечленораздельное.

Блэк лежал на спине и смотрел в потолок. Едва он пробовал привстать, как начинало мутить. Спать больше не хотелось, хотя текущее состояние мало чем отличалось ото сна. Разве что глаза открыты. Ну а в остальном – полудрема-полубред.

Особенно хорошо во все это вписывался рассказ Киры, который Блэк безуспешно пытался осознать…

«Один маленький мальчик всегда хотел быть смелым. Очень смелым. Чтобы ничего не бояться. Мальчика никто не задирал, не обижал, как раз наоборот. У него было много друзей, хорошие родители, добрые учителя… но этого было мало, ведь в сердце мальчика жил страх. Страх смерти.

Дело в том, что однажды мальчик увидел, как машина сбила человека. Насмерть. Пешеход переходил дорогу по всем правилам. Ни одной машины вокруг. Но она вдруг вылетела из-за поворота и помчалась прямо на человека. А тот стоял и не мог пошевелиться. Наверное, парализовало от испуга и неожиданности. И человек умер.

Мальчик никому не рассказывал, что он это видел, но с тех пор в его сердце поселился страх. Страх того, что он умрет так же внезапно, как и тот человек. Даже если всю жизнь следовать правилам и оберегать себя, то непременно отправляешься на тот свет.

Это было несправедливо, так думал мальчик. У детей свои понятия о справедливости, хотя они чаще говорят «не честно». Вот и мальчик говорил, что смерть не честная. Она всегда приходит неожиданно, и от нее почти невозможно спастись.

Мальчик жил в страхе, постоянно скрывая его от других. Он боялся, что стоит лишь ему признаться, как посыплются насмешки и подначки.

Поэтому один маленький мальчик хотел быть смелым…»

Валентайн после долгих размышлений понял, что история кажется ему не законченной.

– А дальше? – спросил он, и услышал смешок Киры.

– А дальше – в следующую ночь. Если ты меня не выгонишь…

На следующий день Блэк уже мог вставать и ходить, хотя его по-прежнему мутило, а мышцы изнывали так, словно он вчера несколько часов провел в спортзале. В остальном Валентайн был в норме. Пик болезни миновал, и Блэк знал, кого за это благодарить.

За завтраком ложка выскальзывала из пальцев, но он с маниакальным упорством продолжал сжимать ее. Прихлебывая аппетитный бульон, Валентайн намеревался расправиться с тарелкой достойно. Хватило и того, что первую порцию Блэк перевернул прямо на себя. Пришлось очень быстро, пошатываясь и задевая углы, бежать в ванную и переодеваться. В последнее время ему очень не везло с одеждой. Она то пачкалась, то рвалась, то куда-нибудь пропадала.

«Возможно, мистер Пинки тем самым дает понять, что гардероб несколько устарел?»

Не успела эта мысль прийти Валентайну в голову, как он улыбнулся. Силы возвращались – он уже был способен шутить и рассуждать о мистере Пинки безо всякого страха.

Но вот следующая мысль ему не понравилась.

«Можно шутить, можно насмехаться, но как его победить? Как победить того, кто в одиночку арестовывает давно разыскиваемых преступников? Того, кто обладает нечеловеческой силой и таскает с собой крокодилов?»

Множество вопросов, ни одного ответа – ощущение полного бессилия.

– Что случилось? У тебя такое лицо, будто ты сейчас опять свалишься с температурой. Только не надо говорить, что я приложила недостаточно сил для твоего выздоровления.

Кира настороженно посмотрела на него и даже сделала шаг к Валентайну.

– Нет, ты сделала все, что надо. Спасибо.

Блэк помотал головой, и в этот момент ложка все-таки выскользнула из руки. Она ударилась о пустую тарелку, и громкий противный звук разнесся по всей квартире.

– Ты явно не в себе…

– Я как тот маленький мальчик из твоей истории. Очень хочу быть смелым. Очень-очень. Ведь у меня есть свой страх, выжечь его и спалить.

– Да, есть, – Девушка печально посмотрела на него.

– В конце истории мальчик становится смелым и побеждает страх?

– Я не знаю. Я бы очень хотела сказать, что ты прав, но я действительно не знаю. Это не моя история, и она еще не закончена.

Кира покачала головой. Воцарившееся молчание разорвала веселая кельтская мелодия, резко диссонировавшая с обстановкой в квартире.

Блэк встал и пошел к источнику звука. Им оказался пакет, лежавший на полу у двери. Обычный целлофановый пакет. Белый, с каким-то невнятным рисунком и надписью «Ждем снова».

Внутри Валентайн обнаружил свой телефон, монеты, смятые банкноты и одежду. Все то, что мистер Пинки вынудил его отдать, когда играл в полицейского.

Телефон закончил звонить до того, как Блэк успел ответить на вызов, но мелодия заиграла вновь. Валентайн посмотрел на экран – номер незнакомый. Отчего-то холодея, хотя звонить мог кто угодно, Блэк принял вызов.

– Да? – хотел сказать он, но в горле пересохло. Пришлось прокашляться. – Да?

– Это полиция. Блэк Валентайн?

Голос был смутно знаком. Кажется, именно такой и был у полисмена, который подобрал его на шоссе.

– Да, это я.

– Мы нашли человека, который тебя ограбил. Необходимо, чтобы ты пришел и опознал его. Сможешь это сделать сегодня?

– Боюсь, что нет. Я болен.

– Это не займет много времени.

– Хорошо, я попробую заскочить.

– Отлично. Надеюсь, дорогу помнишь. Ждем снова.

В трубке послышались гудки, которые эхом отдавались в голове Блэка.

– Ждем снова, – зачем-то повторил он.

Телефон выскользнул и с громким стуком упал на пол. Задняя панель отлетела в одну сторону, аккумулятор в другую. Валентайн не заметил этого. Ему хотелось верить, что это все – дурацкое совпадение, но он не мог себе позволить подобной беспечности.

Блэк стоял так очень долго, как ему самому показалось. Только когда Кира встала и начала собирать телефон, Валентайн сдвинулся с места.

– Откуда здесь этот пакет? Мистер Пинки забрал у меня телефон, мелочь и одежду. Все. Я остался на обочине в одних трусах. А теперь это здесь. В пакете, выжечь его и спалить!

– Не знаю. Он был тут, когда я пришла.

– Точно?

– Точно, – Кира не отвела взгляд. – Ты меня в чем-то подозреваешь?

– Нет, – Блэк отвернулся.

Взяв из руки девушки собранный телефон, он бросил его обратно в пакет. Что-то из этого надо будет оставить – к примеру, сим-карту. Остальное следует выкинуть. Валентайн испытывал отвращение к внезапно появившимся в доме вещам. Это значило, что мистер Пинки приходил сам или кого-то присылал. Но он был здесь.

«Исчезни!» – вспомнил Блэк и скривился, словно от боли. Кому она это говорила? Стоило спросить, но есть риск нарваться на еще одно «Ты меня в чем-то подозреваешь?»

Что он, в сущности, знает об этой женщине?

Сомнения. Одни лишь сомнения, недоверие и подозрительность.

Они стояли возле полицейского участка. Впереди была неизвестность, приправленная острым ощущением ловушки.

Блэк нервничал. Это проявлялось не в движениях, не во фразах, а во внутреннем предчувствии ошибки, которую он сейчас совершит. Вдобавок, организм еще окончательно не оправился после болезни. Блэка слегка знобило и подташнивало. Лучший момент для нападения трудно было выбрать. Разве что, когда он лежал без сознания, но там с ним была Кира.

Сейчас Валентайн решил идти без нее.

– Ты уверен, что справишься один?

– Уверен, – Блэк сделал шаг к двери.

– Наверное, я должна сказать тебе: «будь осторожен» или «смотри в оба». Но я промолчу. Ты – молодец, раз на это решился. Возможно, мальчик сможет победить свой страх.

– Возможно, – прошептал Блэк, но не был уверен, что Кира это услышала.

Он несколько секунд стоял возле двери, прежде чем открыл и вошел.

Оказавшись среди толпы полицейских, Валентайн поежился. Его опять пробрал озноб. Почудилось, что он без одежды, весь продрогший, промокший и закутанный в плед. Но стоило лишь провести по штанам, убедиться, что они на месте, как решимость вернулась. Блэк подошел к столу дежурного.

– Блэк Валентайн, – представился он. – Меня вызвали на опознание.

– Кто именно?

– Он не назвал имени, – растерялся Валентайн. – Просто позвонил, сказал, что нужно прийти на опознание. Меня ограбили. Сказали, что нужно провести опознание именно сегодня.

От волнения речь стала сбивчивой. Блэку было неуютно и стыдно, будто он стоял в школе перед директором и не мог внятно объяснить, за что толкнул одноклассника. При этом Валентайн точно знал, что прав, но с тревогой ожидал сурового взгляда, длинных нотаций и чего-нибудь вроде: «Советую хорошенько подумать над своим поведением, молодой человек. Нам не нужны здесь антисоциальные элементы».

Но дежурный не стал делать ничего такого, а вместо этого задал очень правильный вопрос, за который Блэк преисполнился благодарности к этому молодому парню в тонких очках.

– Как выглядел офицер, который вел ваше дело?

Валентайн описал полицейского, подобравшего его на дороге. Рассказал о том, что происходило в тот день. Еще раз представился. Последнее было не нужно – дежурный уже куда-то звонил – но Блэк словно напомнил самому себе, кто он такой.

Иногда это очень необходимо.

– Чет? Слушай, у тебя дело об ограблении парня, которого затем оставили на обочине? Да, в дождь. Да, в тот день, когда безумствовал неуловимый мститель. Да-да. Ты приглашал на опознание? Блэк Валентайн, ага. Он пришел. Направить к тебе? Хорошо.

Дежурный повесил трубку.

– Пройдете по тому коридору, справа будет табличка Чет О'Райли. Вам туда.

– Хорошо, спасибо.

Стоило полицейскому указать направление, как Блэк и сам вспомнил дорогу.

«Неуловимый мститель? – подумал Валентайн. – Уже и окрестить успели. Интересно, стоит ли сказать, что человек, ограбивший его, и есть „неуловимый мститель“? Наверное, нет. Все равно нет никаких доказательств, да и это вызовет лишние расспросы».

Он прошел к кабинету и, к своему облегчению, эту дверь открыл уже абсолютно спокойно. Полицейский действительно оказался тем же самым. Он кивнул Блэку, и жестом пригласил следовать за ним.

– Самое интересное, что парень сам к нам пришел. Сказал, что хочет написать чистосердечное признание. Мол, это шутка такая дурацкая. Он раскаивается в содеянном и желает смягчить вину, – рассказывал полицейский на ходу.

– Это ему поможет?

– Конечно. Может отделаться штрафом за причиненный ущерб. Чем болеешь?

– Сильная простуда. Возможно – ангина и воспаление легких.

– Ясненько. Не забудь сказать об этом судье. Вышибешь из этого мерзавца лишних пару сотен. Впрочем, сначала давай его опознаем.

Полицейский был в хорошем настроении. Он насвистывал и постоянно улыбался. Блэк догадывался, что причиной служила легкость, с которой было раскрыто дело. С тем фотороботом, который он составил, и с отсутствием каких-либо примет, надежды, что преступник будет найден, не было никакой. Однако, благодаря счастливому случаю, вскоре полицейский сможет сдать дело в архив.

Они с Блэком зашли в темную комнату. Одна из стен была прозрачной.

– Сейчас его приведут – я уже распорядился. Знаком с процедурой?

– Видел в фильмах.

– Ясненько. В общем-то, все так и обстоит. Несколько человек за этим стеклом. Они тебя не видят, а ты их видишь. Показываешь пальцем на того, кто виновен, и все. Можешь идти. Потом тебя вызовут в суд.

– Так просто, – пробормотал Блэк.

Он никак не мог смириться с мыслью, что через несколько минут мистер Пинки получит по заслугам.

«О чем ты думаешь? – возмутился внутренний голос. – Ты всерьез считаешь, что этого, ну пускай, человека можно удержать с помощью полиции? Когда он того не хотел, они не могли его поймать. А сейчас он пришел сам! Думаешь, в нем заговорила совесть? Тут дело не чисто, так что будь настороже».

Внутренний голос Валентайна большую часть жизни молчал, так что его появление Блэк не мог просто проигнорировать. Однако, в тот момент комната за стеклом начала наполняться людьми, и Валентайн усилием воли заставил себя сосредоточиться на вошедших.

Их было трое. Первым шел дородный благообразный господин с бакенбардами и мутными глазами. За ним важно вышагивал поджарый культурист с хитроватой улыбкой. Третьим оказался мистер Пинки собственной персоной. Черный костюм его был разбавлен тремя яркими пятнами, находящимися друг под другом.

На ногах – розовые туфли.

На шее – розовый галстук.

На губах – розовая улыбка.

– Это он, – прошептал Блэк. – Это точно он.

– Который?

– Третий. В черно-розовом костюме.

– Ясненько. Значит, можно уводить.

Валентайн не знал, существует ли какой-то тайный знак или полицейский просто позвонит конвоирам. И жизнь решила, что подобная информация Блэку не пригодится. Мистер Пинки усмехнулся и достал из кармана часы на толстой цепочке. Крышка из черепахового панциря открылась, и послышалась тихая мелодия. Играл марш «Дни нашей жизни».

Поежившись, Валентайн продолжал смотреть сквозь стекло, и на его глазах дородный и поджарый растеклись двумя клейкими пятнами, похожими на лужицы плавленой пластмассы.

Зеленые лужицы.

– Мама.

Голос полицейского был неожиданно комичен, но ничего смешного Блэк не увидел, как раз наоборот…

Лужицы превратились в зеленые смерчи, и вскоре на их месте стояло два крокодила.

Один – дородный, с бакенбардами – откуда у крокодилов могли взяться бакенбарды, было не ясно, – и розовыми когтями. Второй – поджарый, чья пасть напоминала хитроватую улыбку, сверкал золотыми зубами. Мистер Пинки, как заправский дрессировщик, хлопнул в ладоши. Крокодилы подскочили на месте, а затем заняли места слева и справа от него.

Блэк смотрел, не отрываясь, и чувствовал рядом с собой хриплое дыхание полицейского и клекот вместо слов, которые тот наверняка намеревался произнести. Затем мистер Пинки поклонился, снял шляпу и запустил ею в стекло, разделяющее комнаты.

– Бронированное!

Вскрик Чета О'Райли раздался в ту же секунду, когда стекло разлетелось вдребезги.

Блэк не стал ждать, чем все это закончится. Перед глазами встал недавний пример – водитель автобуса, который вышел и оказался растерзанным крокодилами. Схватив полицейского за руку, Валентайн распахнул дверь и выбежал из комнаты опознания. Рабочая атмосфера показалась Блэку совсем иным миром. Люди шли по своим делам, что-то обсуждали, несли документы, кружки с чаем или кофе.

Обычный день обычного полицейского участка. И посреди этого спокойствия стоял Валентайн и держал за руку полисмена, который беззвучно шевелил челюстью и норовил себя ущипнуть.

За спиной раздался тихий шлепающий звук, сопровождаемый клацаньем когтей по полу. Крокодилы шли по следу.

Валентайн был добрым человеком, но не альтруистом. Он вытащил полицейского, вернул его в привычное окружение, но теперь следовало позаботиться о себе.

– Главное – не бежать, – повторяя эту фразу словно мантру, Блэк шел по коридорам участка.

Пока все тихо и спокойно, но уже совсем скоро полицейские обнаружат, что у них в комнате для опознания два крокодила и их чокнутый владелец. Или же те сами выберутся наружу. Начнется паника. Возможно, стрельба. Как бы то ни было, но Блэк хотел убраться отсюда, пока у него имелась такая возможность.