В этом сборнике представлены критические работы последних пятнадцати лет, вышедшие в англоязычных изданиях «Zero Comments» (2007), «Networks without a Cause» (2011), «Social Media Abyss» (2016) и «Sad by Design» (2019). Они во многом перекликаются, хотя условно разделены на три блока: если первые пять текстов так или иначе вращаются вокруг вопроса о влиянии социальных медиа и смартфонов на саму природу социального, то вторая часть – также из пяти текстов – в большей степени посвящена конкретным примерам цифровой повседневности: трансформации жанра комментария, субъективности эпохи селфи, цифровому детоксу, технике запросов. Последние три эссе – политико-теоретические интервенции, в которых Ловинк обсуждает формы социальной организации и политической практики – те самые тактические медиа и организованные сети, а также вступает в полемику с другими актуальными концепциями медиа.
Когда-то популяризатор теории медиа Маршалл Маклюэн предупреждал, что медиа как расширения нервной системы человека не должны отдаваться на откуп теневым политическим игрокам, в первую очередь крупным и непрозрачным корпорациям, – слишком велика цена за потерю контроля над тем, что является частью твоей среды и тебя самого. Эта, в принципе, простая интуиция у Ловинка приобретает новые оттенки: ему интересно, как медиа – и в первую очередь интернет – ежесекундно и неуловимо проникают в наши привычные социальные структуры и практики, деформируют их, вскрывая новый, часто подрывной потенциал, – а потом отходят на задний план, затвердевая, как очередная идеологическая формация, истоки которой уже успешно забыты. Он пытается вскрыть те политические и социальные практики и воображаемые (imaginaries), которые были в какой-то момент вытеснены централизацией платформ типа Google и твитами Дональда Трампа. На этом пути он не столько подрывает традицию теории медиа, сколько заигрывает с ней, тут и там отыскивая возможности сцепить ее с другими интеллектуальными и критическими традициями: политэкономией, психоанализом, социологией культуры.
«Критическая теория интернета» – в конце концов, обманчивый заголовок. Да, эти эссе предлагают и критику, и теоретический фундамент и работают с интернетом как объектом анализа, – но сочетается это всё неожиданным образом. У Ловинка критика отказывается быть системной или четко нормативной, а, скорее, выстреливает интуициями и напоминаниями о том, что дизайн нашей медийной повседневности – не то, чем кажется, и он должен стать объектом новых политических интервенций. Его теория не стесняется перескакивать между мемами, невинными твитами, медицинскими диагнозами и литературой, переставая на этом пути быть теорией в привычном смысле – ее язык становится по-маклюэ-новски афористичным, однако остается куда более приземленным, чем, скажем, язык цифровой эстетики и теории аффектов, которые также пытаются осмыслить замыкание нашей телесности и психики внутри аппарата цифровых медиа.
Интернет для Ловинка – с социальными медиа как его последними и самыми крупными эволюционными формами – не просто средство коммуникации с глобальными амбициями и специфическими, но сугубо коммуникативными проблемами; скорее, это планетарная инфраструктура, которая достигла такой степени проникновения, что ее функции как интерфейса повседневности всё труднее адекватно осмыслять. И тем не менее именно к этому Ловинк всех и приглашает: рассуждать об интернете одновременно в его невидимости и его самодостаточности, в его близости и его отчуждении, высвечивать самые банальные механизмы, которыми он переформатирует нашу повседневность и возможности политического действия – наплывами комментариев, информационной перегрузкой, нервными срывами, цифровым детоксом, селфи-палками и прекарным трудом производителей контента, чьи данные монетизируются вчерашними техноутопистами и сегодняшними акулами IT-бизнеса.
Теория медиа у Ловинка неизбежно смыкается с вопросами политической практики, с конструированием нового политического воображаемого, которое сегодня нельзя представить без собственного медийного аппарата. Социальные сети для него – это пространства технологий, и наоборот, а социальные медиа типа Facebook[1] являются, скорее, успешными – по крайней мере пока – попытками колонизации и перверсии самой сетевой формы. Таким образом, вопрос прогрессивной политики автоматически сегодня становится вопросом медиа: как вернуть потенциал сетевой форме, как вывести политику за пределы апофеоза аналитики данных, в котором мы оказались застигнуты врасплох вместе с нашими девайсами и телами? Мы можем заняться активизмом в Facebook, но никакие радикальные перемены невозможны, если мы не перекодируем наше отношение к технологиям, если не перестанем быть простыми пользователями и потребителями контента. Именно поэтому для Ловинка так важен опыт тактических медиа в 1990-х и альтерглобалистских форумов в нулевые, когда политика становилась одновременно попыткой редизайна социальности через эксперименты с технологиями.
В российском контексте эти вопросы и проблемы приобретают новое звучание. Гегемония американских корпораций в IT-секторе и их экономическое и политическое влияние в последние годы всё чаще оказываются объектом жарких дебатов и законодательных регуляций – в меньшей степени в США, в большей – в ЕС, где с 2018 года действует общеевропейский акт General Data Protection Regulation. В России же так называемый капитализм платформ, главными действующими лицами которого на Западе являются компании типа Google и Amazon, в последние годы окончательно стал неотделим от российского госкапитализма, даже если компании формально остаются частными. Спустя несколько лет после первого издания этой книги международная политика окончательно ушла в штопор, а крупные платформы стали частью геополитических конфронтаций (сразу на ум приходят кейсы TikTok, Yandex и многие другие). Интернет не просто «фрагментируется» или «балканизируется» – он становится минным полем, геополитической или даже «цивилизационной» проблемой, когда мечты о каком-то глобальном цифровом (со) обществе выглядят всё более наивными и начинают походить на пережиток прошлого.
Однако именно в данном контексте критика Ловинка остается актуальной, как и шесть-семь лет назад. Она изначально была адресована тем, кого не устраивало сведение политики в целом и политики технологий в частности к манипуляциям больших игроков, будь то государства, платформы или международные институты. В своих эссе Ловинк занимается своего рода феноменологией и одновременно генеалогией цифровой повседневности: тем, как технологии воздействуют на наши привычки, на внимание, на отношение ко времени, телу и, в конечном счете, субъективности. Делая предметом своего исследования интернет, Ловинк в итоге говорит о проблеме субъекта внутри цифрового капитализма и о самой возможности социальности и политики, когда индивид бо́льшую часть времени проводит в одиночестве со смартфоном, не имея возможности повлиять на происходящий вокруг коллапс символического и материального мира. Концепт организованных сетей, который Ловинк развивает с начала нулевых, – как раз одна из попыток начать диалог о политической и социальной форме, при которой возможно действие по ту сторону индивидуальной цифровой невротизации и дисфункциональности привычных институтов.
Эти проблемы актуальны в разных контекстах: проникновение смартфонов и интернета в Россию – давно свершившийся факт, и вопрос о том, как социальность и возможность организованного действия меняются и подстраиваются под потоки данных из приложений на смартфоне, в конечном итоге становится универсальной проблемой. Если же ее наложить на вопрос политической организации, то мы получаем достаточно аналитического пространства, но не для ответов, а для новых вопросов. Это видно и по языку книги: Ловинк многие предложения заканчивает вопросительным знаком. Его теория слишком хорошо знает свои слабости, слишком давно знакома с успехами и провалами медиаактивизма, чтобы бомбардировать нас универсальными тезисами.
Дмитрий Лебедев