У губернатора был большой прием. На виллу съехался цвет Альба-Лонги: господа в светлых костюмах, дамы в ослепительных платьях. Все ели, пили, танцевали, толпами перетекали из зала в зал.
В шуме и суете я растерялся и мечтал улизнуть, однако Тоски решительно держал меня при себе.
– Эстебан, не пой и не пляши, – то и дело поучал он, а затем с любезной улыбкой представлял очередному гостю или гостье.
От смущения я позабыл строить из себя идиота, и дамы приветливо улыбались. Жалели бедняжку. В газетах написали, что губернатор обрел горячо любимого сына, с которым его разлучила судьба, и прочую слезливую чушь, и эти статьи все читали. Готов поспорить, что их сочинил и разослал по редакциям Марио Арган, губернаторский пресс-секретарь.
Арган совсем не похож на Пьятту. Пресс-секретарь скользкий как угорь и себе на уме; по-моему, он бы с удовольствием занимался политическим сыском или писал на сограждан доносы, но случайно достиг успеха на ином поприще.
– Эстебан, не вздумай петь, – в очередной раз предупредил губернатор. – Донна Родригес, позвольте представить вам моего сына. Эстебан, поздоровайся с донной Родригес.
– Бедный мальчик до смерти напуган, – благожелательно заметила донна.
– Ошибаетесь, – возразил я, порядком задетый. – Но вы очень красивы.
Донна пришла в восторг.
– Эстебан – само очарование, – сообщила она своей знакомой, удаляясь.
Искусно лавируя между гостями, к Тоски приблизился Марио Арган. Пресс-секретарь что-то сообщил патрону; губернатор переменился в лице и рванул из зала. Я ринулся следом. Может, поймали того, кто в меня целился на лугу? Едва ли, соображал я на ходу: с этим известием явился бы начальник охраны.
Сердито отмахивая рукой, губернатор шагал по коридорам. Я не отставал, бесшумно ступая по толстым ковровым дорожкам. Тоски зашел к себе в кабинет; я – за ним. Раз уж угодил в гущу каких-то событий, ничего нельзя упустить.
– Эстебан! Ты тут зачем?
– Побуду с вами, – я нырнул в угол между книжным шкафом и бронзовым бюстом древнего философа.
Философ наверняка прочел бы все труды мыслителей, стоящие на полках; у Тоски же они собраны для красоты и пущей солидности. Губернатор мгновенно забыл про меня и ткнул клавишу интеркома на столе. Стол у него роскошный – резной, инкрустированный серебром.
– Рафаэль, зайди ко мне в кабинет.
Я плотней вжался в угол. Если вызывают Пьятту и он меня заметит, не преминет избавиться от лишних ушей.
Через минуту, постучавшись, вошел начальник охраны.
– Слушаю вас, господин губернатор.
Пьятту из-за шкафа мне было не видать, но Тоски я видел прекрасно. Он опирался на свой стол, словно император – на боевую колесницу.
– Ты взял в штат Макнамару?
– Взял.
– Какого дьявола?
– На вашего сына покушались. Ему нужен телохранитель.
– У тебя своих людей не хватает?
– Не хватает, – отозвался Пьятта желчно. – Генерал Макнамара – отличный сотрудник. Это «тюлень»; он ловок, силен, владеет рукопашным боем и вообще парень с головой. И будет Эстебану хорошей нянькой.
Нянька была мне вовсе ни к чему; и что за тюлень?
– Макнамаре здесь не место, – раздраженно дернул головой губернатор. – Он американец.
Ах вон что, сообразил я. «Тюлень» – SEAL – боевой подводный пловец армии США. Каким ветром его сюда занесло? И почему американский генерал нанимается моим телохранителем?
– Господин губернатор, либо я работаю, как считаю нужным, либо вы обходитесь без меня. Вы отстранили моих людей от третьего этажа…
– Речь сейчас не о том, – перебил Тоски. – Я не допущу, чтобы Макнамара находился на вилле. Он сумасшедший!
– Я знаю его много лет, – отчеканил Пьятта, – и я за него ручаюсь. А если вас не устраивает мой выбор…
– Ты знал его до армии. А мне хватило вчерашней встречи. Он совершенно не в себе.
Краткое молчание – начальник охраны переваривал информацию. Затем проговорил:
– Мне об этом ничего не известно.
– Все случилось в городе; мы обошлись своими силами, – с неохотой пояснил Тоски. Он явно хотел бы скрыть от Пьятты происшествие. – Рафаэль, я не вмешиваюсь в твою работу. Однако я прошу: убери отсюда Макнамару.
– Я заплатил ему аванс. Пусть отработает.
– Нет! – Губернатор рассек кулаком воздух, желая стукнуть по столу, но промахнулся и ушиб руку о край столешницы. – Ах, дьявол!.. Все, разговор окончен. Свободен.
Оскорбленный, Пьятта вышел.
– Чем вам насолил Макнамара? – подал я голос, выбираясь из угла.
Тоски вздрогнул.
– Ты еще тут?! – Он спохватился и терпеливо объяснил: – Понимаешь, сынок, этот человек не умеет себя вести. Вчера он ворвался ко мне в приемную, закатил истерику и требовал денег!
– Зачем ему деньги?
– Низачем. В американской армии неплохо платят, тем более «тюленям». Эстебан, иди к гостям. Найдешь дорогу?
– Найду.
К гостям я не собирался, а спустился на первый этаж, чтобы задать два-три вопроса Пьятте и поглядеть на генерала, которому взбрело на ум требовать у Тоски денег. Наверное, он и впрямь не в себе, коли полагал, будто наш губернатор запросто растрясет мошну. Однако мне хотелось познакомиться с человеком, которого так уважительно отрекомендовал начальник охраны.
Пьятту я не нашел – ни в штабе, ни в мониторной, ни в его комнате. Тогда я поднялся к себе и вышел на балкон. Оттуда было видно парадную лестницу, два фонтана внизу и уставленную дорогими автомобилями площадку перед домом. В лучах заходящего солнца струи воды в фонтанах казались розовыми, а хромированные детали машин отливали медью.
Минут через пять на лестницу вышли Пьятта с Макнамарой, начали спускаться. Генерал был одного роста с начальником охраны – выше среднего; широкоплечий, черноволосый. Одет он был в серую футболку, джинсы и армейские ботинки.
– Макнамара! – хрипло крикнули у меня над головой.
Двое внизу обернулись. Макнамара был в очках с коричневыми стеклами. Слишком молодой для генерала: лет двадцать семь – двадцать восемь. Он осмотрел фасад здания, Пьятта указал на меня. Макнамара кивнул и продолжал высматривать человека, который его окликнул. Не высмотрел и снова двинулся вниз. Пьятта последовал за ним.
Я тоже не стал задерживаться: махнул через перила, повис на руках и аккуратно приземлился. Людей Пьятты выставили с третьего этажа; оттуда кто-то окликает Макнамару, но не желает с ним разговаривать… Может, неизвестному заткнули рот и оттащили от окна? Что творится в губернаторской резиденции?
К воротам виллы тянулась прямая асфальтированная аллея, украшенная вазами из разноцветного мрамора и кустами роз. Розы буйно цвели, их аромат смешивался с запахом нагретого асфальта.
Пьятта с Макнамарой быстро шагали по аллее; я держался сзади метрах в десяти.
– Не знаю, что тебе посоветовать, – донесся до меня голос начальника охраны. – В городе приличной работы не найдешь.
Макнамара молчал.
– Послушай, я не лезу в твою жизнь, – продолжал Пьятта. – Но если б ты все-таки поделился…
– Нет.
– Ну, как хочешь.
Пьятта проводил его до ворот с будкой охранника, по стенам которой ползли виноградные лозы. Среди листвы блестели оконные стекла.
Я нагнал начальника охраны и боевого пловца, когда они на прощание пожали руки, а створки ворот начали открываться.
– Эстебан? – поднял брови Пьятта. – Тебе что здесь надо? Ну-ка домой.
Макнамара прошел в ворота и зашагал прочь; створки поехали на место.
– Хочу поговорить с Макнамарой, – заявил я начальнику охраны. – Никогда не разговаривал с «тюленем».
– Он не желает с тобой разговаривать. Видишь, уходит? Пошли домой.
Ворота захлопнулись.
– Макнамара! – крикнул я.
Генерал оглянулся. Вскинув руку с раскрытой ладонью, я опустил ее через сторону, повторил сигнал: «Беда!» Пловец повернул ладонь тыльной стороной вниз, пару раз сжал в щепотку и разжал пальцы: «Не понял. Что ты хочешь?» Я несколько раз быстро прижал к шее правую ладонь с поднятым большим пальцем: «Опасность! Прошу немедленную помощь!» Макнамара двинулся назад.
Начальник охраны усмехнулся.
– Да ты не так глуп, как прикидываешься. Пропусти! – крикнул он, и дежурный в будке снова открыл ворота. – Знакомьтесь: Эстебан Тоски – Генерал Макнамара, мой друг. Это его так зовут – Дженерал, Генерал.
– Джен, – пловец протянул мне руку.
Только сейчас я рассмотрел его лицо: смуглое, с правильными чертами, оно было иссечено тонкими белыми шрамами, словно кто-то, издеваясь, рисовал на лице бритвой. Черные волосы закрывали лоб и скулы, коричневые стекла очков скрадывали шрамы у глаз.
– Откуда ты знаешь сигнальный код? – спросил Макнамара.
Я, конечно, выдал себя с головой: Эстебан спасателем на воде не работал и дела с аквалангистами не имел. К счастью, мысли начальника охраны были заняты другим.
– Джен, – сказал он, – я вот о чем подумал. Рано или поздно этот обормот снова попрет через забор, или снизу подкопается, или еще что-нибудь учудит. Я хочу, чтоб ты находился с ним рядом. Будешь его телохранителем за пределами виллы. Идет?
– Договорились. – Макнамара улыбнулся обаятельной белозубой улыбкой. Улыбка была не американская, дежурная, а эсталусийская, искренняя.
Он мне решительно нравился. Вот бы удалось сдружиться…
– Завтра я тебе позвоню. Эстебан, на разговоры – четверть часа, – распорядился Пьятта и зашагал по аллее к дому.
Улыбка Макнамары погасла, пловец обернулся ко мне.
– Отвернись от камеры; будем знакомиться заново. Я – Джен Макнамара. А ты кто?
– Тео Вальдес. – Я был ошарашен и одновременно восхищен. Пьятта за сутки не успел меня раскусить – а этот в один миг разобрался.
– Что ты ловишь в губернаторском доме?
Я выложил свою историю. Макнамара задумчиво потер чисто выбритый подбородок, на котором белели три косых шрамика. На пальце я заметил обручальное кольцо. Макнамара не был похож на иностранца; больше всего он походил на коренного эсталусийца, да и говорил без акцента.
– Джен, Тоски утверждает, будто ты просил у него денег. Он врет?
– Денег?! Конечно, врет.
Я ждал продолжения, но пловец не стал рассказывать. Снял очки, потер намятую переносицу. У него оказались синие глаза – измученные, с красными прожилками, будто после бессонной ночи. Этому человеку явно было плохо. Со слов Пьятты я понял, что Макнамара безработный, а моим телохранителем ему оставаться недолго – до поры, пока меня не вышвырнут с виллы. Мне захотелось что-нибудь для него сделать.
– Я могу тебе как-то помочь?
Макнамара помолчал, поглядел внимательно и спросил:
– Ты бывал на третьем этаже?
– Нет еще.
– Постарайся узнать, кто там живет.
– Попробую. А что ты скажешь о типе, который разгуливал на лугу с пистолетом?
Пловец нахмурился, снова нацепил очки. Я подумал, что зрение у него отличное – Макнамара просто-напросто прячет за темными стеклами глаза.
– Тебя не убили, это главное, – сухо сказал он. – Будем надеяться, что и впредь худого не случится. Ладно, я пошел; до завтра.
– Погоди. – Я выбрал из десятка своих вопросов еще один: – Ты расскажешь, как был «тюленем»?
– Я им не был, – огорошил меня Макнамара.
– Как это? А Пьятта говорил…
– Я прослужил два с половиной года на флоте, затем подался в боевые пловцы. Проучился десять недель и бросил.
– Почему?
– Это не мое. Я не собирался служить «тюленем», у меня был контракт на три года. А тут должно быть дело твоей жизни – иначе нет смысла терпеть этот ад. За малейшую провинность или недовольство – наказание. Сотню раз отжимайся в грязной луже, окунайся мордой. Или ведра с водой таскай. Зачерпнул и тащишь вдоль берега. Прошел, сколько надо, воду вылил, снова зачерпнул и несешь обратно, однако идешь уже задом наперед. Специально отдают идиотские приказы, проверяют тебя на «излом», а ты помалкивай и выполняй без размышлений. Из живого человека должен превратиться в автомат – потому что в боевых условиях некогда будет размышлять, выполнять приказ или не стоит. А я только и мечтал о том, как вернусь в Альба-Лонгу… – Макнамара смолк, махнул рукой. – А, неважно. Тео, – он сдернул очки и посмотрел мне в глаза, – твой дядя-губернатор – жестокий и опасный человек.
– Понял.
– Будь осторожен. И запомни мой номер телефона, – он назвал цифры.
Я запомнил, и мы расстались. Несостоявшийся криминалист в моей душе ликовал – за один день произошло множество загадочных событий.
Шагая по аллее к дому, я подводил первые итоги. Что нам известно? Макнамара попал в переплет, чего-то добивался от губернатора, Тоски отказал и затем выгнал его с виллы. В доме появился неизвестный, к которому не подпускают людей Рафаэля Пьятты. Неизвестный знает Макнамару; он то ли звал пловца на помощь, то ли хотел поговорить, но в последний миг передумал. Макнамара, в свою очередь, интересуется этим человеком. И при всем прочем, кто-то целился в меня на лугу.
Вернувшись, я обошел вокруг дома. Из окон бального зала на втором этаже несется музыка и голоса – прием в разгаре. На третьем этаже окна закрыты, жалюзи опущены, балконов нет. Не подберешься. Тогда я зашел внутрь и двинулся наверх по главной лестнице, мимо кадок с цветущими растениями. Миновал второй этаж и оказался на площадке, где сидел охранник. Стол с телефоном и компьютером, мягкое кресло, диван, который загораживает ход наверх, столик с кофейным прибором и кофеваркой, два куста белой азалии, камера на стене. Охранник поднялся из-за стола мне навстречу.
– Сюда нельзя.
Кроме дивана, лестница ничем не перегорожена; ни решеток, ни бронированных дверей. На третьем этаже – холл со светильниками, две скульптуры, изображающие пастуха и пастушку, красная азалия, из холла в обе стороны уходит коридор.
– Сюда нельзя, – повторил охранник.
Я плюхнулся на диван. Заморочить охране голову не так уж трудно.
– Посижу здесь, ладно? Наверно, скучно одному? Кофе дашь?
– Не дам. – Парень ткнул на столе клавишу интеркома: – Валье говорит. Заберите от меня Эстебана.
Я прикинул свои возможности. В запасе – минута-две, охранник не вооружен.
– Где Макнамара? – спросил я, подымаясь.
– Понятия не имею. Шел бы ты…
– Где Макнамара?! – заорал я. Эстебан сроду так не голосил, он тихий и смирный, но здесь этого не знают. – Где?!
Одним прыжком я взлетел на стол и ногой двинул опешившего охранника в челюсть. Не смертельно – кроссовки мягкие, да и рухнул парень не на каменные ступени, а на диван. Пока он там барахтался, я взмыл по лестнице, завернул в правый коридор и с воплями «Где Макнамара?!» заметался от стены к стене, распахивая двери. Комнаты оказались пусты, даже без мебели. Но Макнамару окликали из правого крыла, неизвестный был именно здесь. Где же?
Меня настиг охранник; по коридору мчались еще двое. Я кинулся на пол, с воем покатился по ковру; зацепил парня за щиколотки и чуть не уронил. Далеко-далеко, в левом крыле заметил две женские фигурки – они бежали к нам.
– Макнамара!!! – заорал я, срывая голос, и получил ногой под ребра. Видел бы Пьятта! Он бы объяснил, что так усердствовать негоже.
Подмога была уже совсем рядом. Я откатился к стене и замер, прикрывая голову руками.
– Оставьте его! Не бейте! – раздался женский крик.
Меня и не били. Подняли, влепили пару оплеух и поволокли в холл. Я висел мешком, изображая упадок сил после приступа, и пытался разглядеть тех женщин. Они скрылись за дверью, и я рассмотрел только, что одна из них – брюнетка, а у другой волосы светлые.
На площадке между третьим и вторым этажом меня встретил врач с чемоданчиком и Рафаэль Пьятта. Начальник охраны свирепо кусал губу. Меня усадили на диван, врач раскрыл чемоданчик, достал ампулу-шприц.
– Это что? – резко спросил Пьятта.
– Снотворное.
– Не надо, – Пьятта отодвинул врача. – Сейчас сам придет в чувство. – Горящие черные глаза не сулили мне ничего хорошего. – Ребята, свободны. Эстебан, пошли.
Я поднялся. Кажется, маленько переиграл.
Начальник охраны увел меня вниз, в свою комнату, запер дверь на ключ и прислонился к ней спиной.
– Итак, сеньор Тео Вальдес, я жду ваших объяснений.
Мадонна! И он тоже знает! Губы Пьятты дернулись в холодной усмешке.
– Ты кого вздумал обдурить? У меня что, телефона нет? Один звонок твоей тетке – и эта клуша призналась во всем.
Я прошелся по скудно обставленной комнате. Семья начальника охраны живет в Альба-Лонге; как я слышал, у него сын и две дочери. Без приглашения усевшись в кресло, я начал:
– Рафаэль, губернатору не нужен Эстебан сам по себе. Ему требуется сын, о котором газеты будут писать сентиментальную чушь. С ролью СЫНА ДЛЯ ПУБЛИКИ я справлюсь, а большего от меня не ждут. И поверь: я в этой роли гораздо удобней, чем Эстебан. Со мной легко договориться, я могу помолчать, если надо; могу не петь при гостях. И даже, представь себе, обхожусь без памперсов. Где Тоски найдет себе сына получше?
– Тебе это надо?
Я подумал. Роль незавидная, однако…
– Это трамплин для прыжка в большой мир. Я не хочу всю жизнь пасти туристов на пляже.
Пьятта бросил на меня острый взгляд.
– Трамплин для прыжка бывает разный. Да и что это даст? Предположим, ты успешно отыграешь полоумного – до выборов. Тоски либо станет губернатором на второй срок, либо нет, но ты в любом случае ему больше не нужен. Значит, прощаешься с ним, но остаешься со славой придурка, и твоя физиономия знакома всей провинции.
– А я за службу попрошу оплату. И смогу уехать.
– Оплату? – Пьятта насмешливо приподнял брови. – Господин губернатор еще с тебя высчитает за хлеб, который ты у него съел, и за воду, которую выпил.
– Посмотрим.
– Увидишь. Как бы то ни было, я сообщу Тоски, что ты – его племянник.
– Сообщай, – я с деланным равнодушием пожал плечами. – Рафаэль, Макнамара сказал тебе, что за скандал у него вышел с губернатором?
– Нет. – Пьятта подтянул себе второе кресло и уселся. – Джен четыре дня назад вернулся из Америки; с этими шрамами на лице. И что-то произошло уже здесь, после его возвращения. Зачем-то явился к Тоски на прием. Пресвятая дева! Чего он добивался? Ума не приложу.
– А что значит «они обошлись своими силами»? – повторил я слова губернатора, сказанные начальнику охраны.
– Это значит, – нахмурился Пьятта, – что некто подслушивает по углам и будет выставлен за ворота сейчас же.
– Я не подслушивал. Тоски знал, что я в кабинете. Рафаэль, что там было с Макнамарой?
– Похоже на то, что Джен вспылил, а Тоски струсил. Вызвал охрану. Парни скрутили Джена и вытащили вон через запасной вход. Поэтому обошлось без шума, журналисты не пронюхали. Разумеется, знай я раньше, не брал бы его на работу. Жаль парня; куда он денется? Не посуду ж ему мыть в кафе…
– А ты не говори про меня губернатору. Тогда за Дженом останется место телохранителя.
– Шустрый ты больно. – Пьятта прищурился. – Ну-ка выкладывай: что искал на третьем этаже?
– Человека, который звал Макнамару. Кто там живет?
– Не знаю и знать не хочу, – отозвался Пьятта с гадливой гримасой.
По-моему, он знал довольно, чтобы морщиться. Он продолжал:
– А ты туда больше ни ногой, ясно? Я еще не решил, докладывать ли Тоски, что ты везде суешься…
– Не докладывай! – Здорово, что начальник охраны на стороне моей и Макнамары. – Я тебя не подведу.
На столе звякнул телефон; Пьятта снял трубку:
– Пьятта слушает. А! Что узнал? – Последовала долгая пауза. – Четвертого марта? Так… Так. Все понял, спасибо. – Он положил трубку на рычаг. – Проклятье…
Он посидел, уставясь в одну точку, затем встряхнулся, глянул на меня.
– Деньги есть?
– Н-немного, – заикнулся я от изумления.
Пьятта полез в бумажник и отсчитал несколько купюр.
– Держи. Сейчас идешь собирать манатки, и тебя отвезут в город. Переночуешь в гостинице, а завтра отправишься домой. Все понял?
– Рафаэль, что случилось?
У него сверкнули глаза.
– Не выношу жадность и глупость. Через пять минут садишься в машину – и до свиданья.
– Да что тебе наплели?! Я ничего не сделал.
– Марш за вещами. И забирай деньги, кому сказано!
Я ушел, как оплеванный; деньги оставил на столе. Жадность и глупость! При чем тут я? Почему он выставляет меня с виллы, и что произошло четвертого марта?
В моей комнате ждал новый сюрприз: на краю постели, сложив руки на коленях, сидела молодая брюнетка. Короткая стрижка, великолепная фигура, светлый костюм, подмышкой кобура. Не иначе как телохранитель.
– Привет, – улыбнулась гостья. У нее был красивый рисунок губ и низкий, но приятный голос. – Я – Луиза.
Несколько мгновений я соображал, быть мне Эстебаном или собой; остановился на роли кузена и спросил:
– Ты живешь на третьем этаже?
– Да. Эстебан, – проговорила она вкрадчиво, – у меня к тебе важное дело. Пожалуйста, подумай и…
– Как зовут клиентку? – перебил я.
Луиза снова улыбнулась и продолжала о своем:
– Ты виделся с Генералом Макнамарой. Расскажи про него. – Ее темные глаза были блестящие и холодные, как стекло.
– Что произошло четвертого марта?
У нее на лице промелькнула тень. Попал: дата ей знакома.
– Эстебан, я прошу рассказать о Макнамаре. У меня мало времени.
– У меня тоже. – Я подхватил сумку с пожитками и повесил на плечо. – Машина ждет.
– Погоди! – Луиза вскочила. – Скажи: Макнамара – каков он собой?
Я расхохотался.
– Джен – американская суперзвезда. Женщины должны любить его без памяти.
Луиза фыркнула, как рассерженная кошка.
– Эстебан, я серьезно спрашиваю. У него лицо обезображено – это верно?
– Шрамы его не портят. И передай клиентке вот что. – Ничего с ходу не придумав, я повторил слова Рафаэля Пьятты: – Не выношу жадность и глупость.
Луизу передернуло. Неужели опять в точку? Вот не ожидал.
Довольный собой, я сбежал вниз; не стал прощаться с Тоски, а прямиком сел в ожидавший меня белый «фиат». Поехали. Прощай, губернаторская вилла. Разгадывать твои загадки я буду в другом месте.
Теперь я знаю, что Макнамару окликнула Луиза – то был ее низкий голос. Добавила хрипотцы, и получился мужской крик. Пловец обернулся, а Луиза стала его разглядывать. Очевидно, плохо рассмотрела – и прибежала с расспросами ко мне. Что ей за дело до шрамов Макнамары?
Через десять минут мы въехали в Альба-Лонгу. Темнело, на фасадах загоралась реклама, в кронах деревьев зажглись гирлянды фонариков, точно хороводы золотых светлячков. Белели столики открытых кафе; центральная улица, по которой мы ехали, была полна людей. Я поначалу решил, что в городе праздник, но шофер сказал: по вечерам здесь всегда так. Веселые, жизнерадостные альбалонгцы, нарядившись в лучшие одежды, прогуливались парами либо вместе с детьми, встречали друзей и знакомых, шумно радовались встречам, пели, танцевали. Машин в Альба-Лонге не так уж много; но сейчас они, казалось, катили по виа Ливиа все, и все разом сигналили и нарушали дорожные правила.
Наш «фиат» ухитрился избежать десятка столкновений и причалил на площади перед отелем «Эксельсиор». Фасад отеля был подсвечен сине-зеленым, стеклянные двери мерцали таинственным светом морских глубин, а перед зданием тянулся ряд стройных, изысканных пиний. Их кроны были скупыми штрихами обозначены на фоне густо-синего неба.
– Приехали. – Шофер вытащил из кармана деньги, которые я оставил на столе у Пьятты, и сунул мне: – Бери, нечего ломаться. «Эксельсиор» стоит недешево. Счастливо.
Швейцар открыл передо мной дверь, и я вошел в холл гостиницы. Красиво. Дорого. Неясно, как буду здесь жить.
Из кресла поднялся Макнамара, по-прежнему в коричневых очках. Теперь на нем был костюм защитной окраски, со множеством карманов. Карманы эти были не пусты: в них явно находился целый склад, от шариковой ручки до ножа.
– Привет «тюленям»! – обрадовался я. – Ты откуда?
– Позвонил Рафаэль, попросил приглядеть за тобой этой ночью. Что стряслось?
– Много разного. Снимаем номер на двоих? У меня есть деньги.
– Пойдем отсюда. Негоже останавливаться в отеле, о котором известно, что тебя в него привезли.
Логика Макнамары показалась мне убедительной. Мы прошли через холл, затем по коридору мимо ресторана, где играл оркестр, и через запасной выход оказались на тихой улочке позади гостиницы. Здесь стояло несколько машин с потушенными фарами.
– Ты на колесах? – осведомился я.
– Нет. Идти близко – на виа Монта. Что произошло на вилле?
– Во-первых, Пьятта меня разоблачил и грозился довести до губернатора, что я – племянник, а не сын.
– Не удивляюсь. У Рафаэля глаз острый, а ты притворялся не ахти. Дальше.
– Но он сперва не собирался меня выгонять. Мы сидели и мирно беседовали. Затем позвонил какой-то гад, чего-то наврал, и тут Пьятта взбеленился. Швырнул мне деньги и велел убираться вон.
– А что сказал Тоски?
– Пьятта ему не доложился.
Макнамара присвистнул.
– Рафаэль меня изумляет. Расскажи-ка снова, по порядку и в подробностях.
Я рассказал, стараясь ничего не упустить. И разведку боем на третьем этаже описал, и появление Луизы. Макнамара задал еще парочку вопросов и примолк, помрачнел.
Мы свернули на виа Монта. По обеим ее сторонам тянулись окруженные зеленью одноэтажные домики, и стояли фонари с желтыми, как дыни, плафонами. Играла музыка, в одном из садов запускали шутихи, и они кувыркались в небе, рассыпая алые и золотые искры.
Макнамара привел меня к дому с номером шестьдесят девять. Из-за ограды свешивались ветви кустов с белыми пахучими цветами, на крыльце горел свет, поблескивала стеклянная дверь.
– Я уверен в одном. – Пловец толкнул легкую калитку и зашагал по дорожке меж кустов. – Рафаэль тебя выставил не потому, что ему чего-то наврали. Либо на вилле тебе грозит опасность, либо ты сам кому-то неудобен.
– Наверно, – согласился я. – И скорей всего, собака зарыта на третьем этаже.
Макнамара поднялся на крыльцо, отпер дверь.
– Проходи. – Он зажег свет в крошечном холле и в гостиной. – Только не пугайся.