Давно известна всем нормальным людям нехорошая закономерность: неожиданный вызов к шефу в девяноста девяти случаях из ста ничего доброго не сулит. Особенно если позади у тебя долгая, бессонная ночь, а впереди – объяснения с изобиженной в очередной раз супругой. И вообще, на работу ты заехал вовсе не потому, что неисправимый трудоголик, а просто забросить в сейф бумаги. Кто ж мог предположить, что высокое начальство, общающееся к тому же с тобой не чаще раза в год, а во все остальные дни предпочитающее передавать свои распоряжения через более близких к телу подчиненных, окажется, во-первых, в своем кабинете – вместо того чтобы, как все нормальные люди, продолжить каникулы за праздничным столом, а во-вторых, возжелает немедленно узреть тебя лично?..
Весть о том, что «сам» неожиданно объявился на работе непосредственно в девять утра, каким-то волшебным образом в считаные минуты облетела всех, или почти всех, сотрудников областной прокуратуры, проживавших в разных концах столицы. А в итоге Савва Васильевич Алексеев, переступивший порог родного казенного дома в начале одиннадцатого, с изумлением обнаружил, что по коридорам как ни в чем не бывало снуют туда-сюда с деловым видом его дорогие коллеги, изо всех сил имитируя трудовой процесс: словно и не было никакого Нового года и никаких рождественских каникул… Ну и ну!..
В его собственном кабинете, который Алексеев делил с Юрой Синицыным, занимавшим аналогичную его собственной должность, было, к счастью, пусто, – очевидно, весть о приступе трудового энтузиазма у шефа до Юрки не дошла. Зато стоило Савве устало брякнуться за свой стол, как длинной, похожей на междугородный вызов трелью заголосил внутренний телефон.
– Алексеев у аппарата! – растерянно произнес Савва Васильевич.
– Саввушка, срочно к шефу! – заполошным голосом проверещала молоденькая секретарша Ирочка, забыв не только поздравить следователя с Новым годом, но и вообще поздороваться.
– К к-какому шефу?.. – обалдело поинтересовался Алексеев.
– Ты что, с луны свалился?.. К Роману Игнатьевичу, конечно!
– Ни хрена себе… – пробормотал Савва Васильевич. Но из трубки уже неслись короткие гудки, Ирочка отключилась.
Посидев за столом еще с минуту, Савва Васильевич пожал плечами, запер сейф, в который так и не успел положить документы, и, справедливо предположив, что как раз из-за документов-то его и вызывает внезапно объявившийся на рабочем месте Кузнецов, собрал бумаги в более-менее аккуратную пачку и, поднявшись, двинулся на выход.
Прокурор области, Роман Игнатьевич Кузнецов в молодости наверняка принадлежал к категории красавцев-мужчин, легко и без особых усилий (а возможно, и без особого желания) покорявших дамские сердца. Впрочем, и сейчас, в свои «около пятидесяти», он выглядел, что называется, «вполне-вполне»: приятное, с благородными чертами лицо, подтянутая фигура и пока еще легкая седина на висках, которая шефу очень шла.
Роман Игнатьевич славился своей выдержанностью и прекрасными манерами, приобрести которые исключительно за счет воспитания невозможно: необходимо помимо них иметь за плечами еще как минимум два-три поколения предков-интеллигентов, желательно дворян. На подчиненных он никогда не повышал голоса, более того, чем сильнее нагрешил провинившийся, тем вежливее становился Кузнецов. Так что этой его вежливости прокурорские боялись куда больше припадочных воплей кузнецовского предшественника.
– Проходите, присаживайтесь. С Новым годом вас. – Роман Игнатьевич с порога одарил Алексеева сдержанной улыбкой, кивнув следователю на стул для посетителей.
– С Новым годом. Здравствуйте, – пробормотал смутившийся Савва и, аккуратно поддернув форменные брюки, присел, одновременно протягивая шефу бумаги.
Удовлетворенно кивнув, тот нажал клавишу селектора:
– Ирина Геннадиевна, будьте добры, если не трудно, чашечку кофе для Саввы Васильевича. – Он пододвинул к себе документы и доброжелательно посмотрел на Алексеева. – Представляю, как вы устали. Выпейте кофе, пока я буду знакомиться с протоколами!
– Спасибо… – Следователь понял, что помимо воли краснеет, хотя на самом деле никакой особой трепетностью перед любыми вышестоящими товарищами не грешил. По счастью, Ирочка с подносиком, на котором дымилась чашка с бодрящим напитком, объявилась почти мгновенно, и в следующие пятнадцать минут Кузнецов, погрузившийся в бумаги, целиком и полностью отключился ото всего остального.
Наконец кофе был выпит, а документы внимательно просмотрены. Савва успел успокоиться, взять себя в руки и, дождавшись, когда шеф отодвинет от себя результаты трудов опергруппы, вопросительно на него уставился. И Роман Игнатьевич не обманул ни ожиданий, ни дурных предчувствий Алексеева.
– Что ж, – он задумчиво посмотрел на подчиненного и ободряюще улыбнулся, – мы тут посоветовались и пришли к выводу, что естественнее всего будет оставить это дело у вас… Думаю, при условии контроля Генпрокуратуры.
Кто такие «мы», Кузнецов не уточнил, да и какое это имело значение? «Черт побери!» – подумал Савва Васильевич, но вслух сказал совсем другое:
– Понимаю… А то, что убитый прописан в Москве и является владельцем столичного, а отнюдь не подмосковного банка, разве… разве не помешает?.. Я был уверен, что расследованием займется МУР…
Конечно, шеф понял его отлично. Да и что тут было не понять-то? Это ж кем надо быть, чтобы по собственной воле, да еще радостно, принять на себя заведомый висяк?! Ну почти заведомый: заказные убийства среди прочих дел по раскрытию, как известно, стоят последними в списке, а длятся зачастую годами. Особенно когда речь идет о столь значимой фигуре, как Сурин. Однако ни доброжелательность, ни вежливость Роману Игнатьевичу и тут ни на секунду не изменили, он и бровью не повел и с самым искренним видом (комар носа не подточит!) «успокоил» подчиненного:
– Не беспокойтесь, Савва Васильевич, муровцы ничего не имеют против, даже в случае надобности готовы помочь. Я разговаривал с Владимиром Михайловичем Яковлевым… Тем более что преступление совершено на нашей территории. Да и загородный дом покойного Вадима Вячеславовича находится там же, за Купавной… Удачи вам!
«Еще бы они имели что-то против! – в сердцах думал Алексеев, покидая кабинет Кузнецова. – Я бы на их месте тоже не имел… Черт бы всех побрал!..»
– Помочь они готовы! – проговорил он уже вслух, оказавшись за собственным столом. – Помо-о-огут… А как же! Сейчас!..
Тут он вспомнил слова Романа Игнатьевича насчет возможного контроля за этим делом Генпрокуратуры и расстроился окончательно: работников означенного органа Алексеев недолюбливал и заранее предполагал, что кроме идиотских проверок и перепроверок с не менее идиотским сованием носа куда не просят, от них ничего не дождешься. Зато времени на генералов угробится масса…
Издав напоследок тоскливый звук – что-то среднее между мычанием и стоном, – Савва Васильевич сердито стукнул кулаком по столу, посмотрел на подпрыгнувший от этого телефонный аппарат, вздохнул и снял трубку. Номер капитана Олега Александрова, не верившего в дурные предчувствия, Алексеев знал на память. И ничуть не сомневался, что тот в данный момент уже в курсе ситуации и тоже находится на своем рабочем месте.
Его уверенность обрела твердую почву после первого же гудка.
– Капитан Александров у телефона! – Голос Олега звучал вяло, словно его только что разбудили.
– Не прошло и полгода, как мы разлучились, – ядовито сообщил Савва, – но лично я уже соскучился. Ты в курсе?..
– А то! – буркнул Олег, после чего выдал некое непереводимое на романо-германские языки (впрочем, так же как и на все прочие) построение исконно-русского звучания, касающееся не только начальства, загубившего лучший в году праздник, но и родословных каждого из шефов в отдельности.
– Здорово! – с искренним восхищением отозвался Савва, после того как источник, которым пользовался капитан, иссяк. – Однако дела это, увы, не меняет… Когда стакнемся?..
– «Когда», «когда»?.. Я еще у новоиспеченной вдовы не был… Слава богу, местные успели подготовить почву, по телефону ей отзвонили!
– Откуда знаешь?
– Сам лично попросил этого лейтенантика, он мне только что доложился… Короче, давай ближе к вечеру, а? А то, если сейчас к этой королеве не двину, потом вони будет… Мол, менты поганые, ленивые, бездельники и вообще… Съезжу, пару часиков потом дома храпану и прибуду… Давай в шесть, а?
– Храпануть и правда не мешает… Слушай, а Бориску Погорелова тоже впрягли?
– А то!.. – Судя по всему, лексикон капитана особым разнообразием не отличался. Конечно, если речь не шла о фольклорных выражениях. – Вместе и прискачем, харэ?
– К вдовушке тоже вместе отправитесь?
– Наш новоиспеченный майор уже час как дома дрыхнет… Но к вечеру обещал быть, – обиженно пожаловался Олег. – А я, как всегда, крайний.
– Я, как видишь, тоже, – напомнил Савва. – Говорят, в компании веселее… Ладно, хватит трепаться, Олег, в восемнадцать ноль-ноль жду у себя.
Завершив разговор с Александровым, который слыл одним из лучших оперативников угро, Савва Васильевич некоторое время разглядывал пачку документов, привезенных с места преступления: может, прихватить с собой, чтобы еще раз просмотреть дома до совещания и прикинуть заранее план расследования?.. Однако, представив себе Люсину физиономию, с какой она наверняка встретит своего беглого супруга, передумал и все-таки убрал бумаги в сейф.
«Собственно говоря, – подумал он, решительно поднимаясь из-за стола, – план следствия и так ясен: обычный, когда дело заказное, а значит, связываться с муровцами все-таки придется, причем ему лично». О возможных контактах с Генпрокуратурой, на которые намекал шеф, он в этот момент совершенно не думал.
Нельзя сказать, что капитану Александрову до нынешнего дня не доводилось бывать в пресловутых новорусских особняках: имелось на его счету несколько дел, связанных с этими нуворишами, которых он, мент с пятнадцатилетним стажем, всех подчистую считал бандюками. Однако даже на фоне личного оперативного опыта должен был признать, что загородная резиденция (а иначе и не назовешь!) покойного банкира впечатляла.
Это, чтоб в ближнем Подмосковье отхватить, во-первых, столь обширный кусок земельки с натуральным лесом, только возле особняка переходящим в ухоженный «аглицкий» сад, какие же деньжищи-то нужны?! Во-вторых – сам дом… Не дом – белоснежная копия какого-то старинного дворца под синей датской черепицей, с беломраморными колоннами огромаднейшего крыльца, украшенного сверху портиком, возле которого и завершалась широченная подъездная дорога, идущая вначале лесом, потом садом. В мини-дворце имелись два крыла, сам он был трехэтажным, наверняка с парочкой запасных входов-выходов помимо парадного… Ничего, словом, удивительного не было в том, что на оставшемся далеко позади въезде Олега, прежде чем пропустить в святая святых, за высоченный кирпичный забор, мурыжили сразу двое хмурых охранников.
Зато одна из тяжелых створок парадного входа распахнулась сама, едва капитан, выбравшись из нелепо смотревшегося на этом фоне потрепанного «жигуленка», преодолел беломраморные ступени числом семь… Вопреки ожиданиям здесь его встретил не охранник, а обыкновенная пожилая женщина, тоже абсолютно не сочетавшаяся с окружающей обстановкой. На женщине было простое серое платье и белый фартук, напомнивший Олегу о далеких школьных годах.
– Проходите… – Она подняла на оперативника покрасневшие от слез, но в данный момент сухие глаза и отступила в сторону. – Здравствуйте… Лариса Сергеевна сейчас спустится…
– Здравствуйте… – Успевший переступить дворцовый порог Александров быстро огляделся.
Вопреки ожиданиям находился он не в холле, как это принято у нынешних богатеев, а в широком, устланном пушистым синим ковром коридоре, поначалу длинном и прямом, затем раздваивающемся и уходившем, судя по всему, в оба крыла дома. Справа и слева, за полупрозрачными раздвижными дверями, угадывалось по меньшей мере два помещения. Гостиные?.. Прямо напротив входа, там, где коридор исчезал в глубине особняка, висела огромная, писанная маслом картина: женщина в богатом старинном кринолине и украшениях – лица отсюда было не рассмотреть, но на странном портрете явно преобладали синие и голубые тона…
– Направо, пожалуйста, – тихо прошелестела встретившая его то ли горничная, то ли еще какая обслуга, и Олег послушно толкнул правую дверь, мягко поехавшую от его усилия в сторону.
На этот раз он предположил верно: за раздвижными дверями находилась гостиная, со всеми привычными для новорусского интерьера атрибутами: ярко пылающим камином, мягкой, обтянутой белой кожей мебелью и длинным баром у одной из стен. Убранство комнаты дополняли затейливо украшенные голубоватым тюлем и темно-синими, в цвет ковра, тяжелыми шторами французские окна, выходившие в голый, припорошенный снегом сад, и две белые, с каким-то тоже синим орнаментом двери: одна – в углу сразу за баром, вторая – справа от камина.
– Присаживайтесь, – устало произнесла женщина, кивнув Олегу на стоявшую напротив камина прямо посреди гостиной кушетку. – У Ларисы Сергеевны врач, он сейчас уйдет, и она спустится…
– Врач? – Олег заинтересованно глянул на свою немногословную собеседницу. – А она в состоянии… э-э-э… пообщаться?..
– Да, ей уже лучше… Нам так неожиданно сообщили… Она уже спала…
– В новогоднюю ночь? – удивился капитан.
– Ну и что же? – Женщина подняла на него заплаканные глаза. – Сейчас пост, если вы не в курсе… Какие могут быть праздники до Рождества?..
– Так вы что же, – растерялся Александров, – по… по старому стилю живете?..
– Скорее, по церковному календарю! – сухо ответила она.
«Значит, и такой есть?» – подумал Олег, но задать в этой связи вопрос не успел. Не потому, что вдруг застеснялся своей необразованности: он никогда не стеснялся признаваться, если чего-то не знал. А потому, что как раз в этот момент распахнулась та дверь, что находилась справа от камина. За дверью, как выяснилось, была лестница, ведущая на второй этаж, а на небольшой нижней площадке этой лестницы стояла хозяйка дома, Лариса Сергеевна Дроздова-Сурина собственной персоной.
Неизвестно, было ли ее появление заранее тонко рассчитанным «спецэффектом», но если да, то желаемого она достигла: некоторое время Олег смотрел на хозяйку особняка молча и, кажется, даже слегка приоткрыв рот… Дело в том, что Лариса Сурина была не просто красива. Она была красива столь яркой, необычной для среднерусских широт красотой, что внешность этой высокой, хрупкой, закутанной в нечто воздушное и темно-красное женщины казалась чуть ли не выдуманной…
Похоже, сама Лариса даже не заметила того впечатления, которое произвели на капитана ее синие, в тон отделке комнаты, огромные глаза, черные спутанные кудри, падавшие до самого пояса, нежные тонкие руки, которыми она придерживала у горла свою одежду, напоминавшую костюм какой-нибудь феи… Внешность Суриной не портила ни отчетливая бледность, проступавшая сквозь персикового оттенка кожу, ни слегка покрасневшие, тяжелые веки над густыми черными ресницами.
«И такая баба – этому пожилому бычаре?! – невольно ахнул мысленно Олег, наблюдая, как Лариса, легко и непринужденно двигаясь, направляется к одному из кресел. – Да еще и явно его оплакивала, если дело дошло до врача… Неужели правда любит?.. Ну и ну!..»
– Простите, что заставила вас ждать, – негромко произнесла в этот момент Сурина голосом, лишенным всяких интонаций, опускаясь в кресло, которое тут же словно само плавно развернулось в сторону Александрова. – Здравствуйте…
– Здравствуйте… – Олег неловко вскочил, проклиная себя за неотесанность, отчего к нему наконец вернулся дар речи. – Это вы меня извините, что в такой момент… Капитан милиции Александров, Олег Васильевич!..
Женщина молча кивнула и подняла на него свои невероятные глаза, в которых отчетливо стояли слезы.
– Я вам больше пока не нужна? – неожиданно сухо поинтересовалась встретившая Олега служанка, про которую он начисто забыл – и поэтому даже слегка вздрогнул: та до сих пор молча стояла у слегка раздвинутых дверей, очевидно, в ожидании распоряжений хозяйки, которых так и не дождалась.
– Нет, Нина, не нужна. – Слегка покачав головой, Лариса с усилием, жалко улыбнулась. – Спасибо тебе… Иди отдыхай…
И, дождавшись, когда служанка бесшумно исчезнет где-то в глубинах дома, вдруг добавила с жалобными, растрогавшими капитана интонациями:
– Нина – моя старая няня, возилась со мной с пеленок… Не знаю, что бы я без нее делала… А извиняетесь вы, Олег Васильевич, зря: я же понимаю, у вас работа такая…
Тронутый тем, что красавица с первого раза запомнила его имя-отчество, Александров счел необходимым поинтересоваться еще раз:
– Лариса Сергеевна, а вы уверены, что в состоянии сейчас отвечать на мои вопросы? Поверьте, я вам глубоко соболезную…
Женщина глубоко вздохнула и вновь слабо улыбнулась:
– Спасибо… Да, я в состоянии, мне только что сделали укол – хороший… Что будет потом – не знаю… Вадим был мне дорог… Очень дорог!..
На последних словах голос Ларисы заметно дрогнул, и Олег поспешно полез в свою потрепанную папку за бланками протоколов, давая жене банкира, только что ставшей вдовой, возможность взять себя в руки.
– Лариса Сергеевна, – начал он мягко и осторожно, – вы случайно не в курсе, куда именно направлялся ваш супруг в столь поздний час, да еще в самый Новый год?..
– В самый Новый год?.. – Между тоненьких бровей женщины возникла и тут же пропала легкая складочка. – Нет, Новый год мы встретили, даже шампанского немного выпили под куранты, как все люди… Отец Николай сказал, что немного можно… А уехали они уже после полуночи, минут, наверное, через двадцать.
– И куда же?
– В Старый Оскол, в монастырь, – спокойно и просто ответила Лариса, словно это было совершенно обычным делом для ее мужа – взять да и отправиться в новогоднюю ночь к черту на кулички… Надо же, Старый Оскол! Если память ему не изменяет, это же где-то на Украине!
Видимо, изумление, вызванное словами Суриной, проступило у капитана на физиономии, потому что Лариса, не дожидаясь вопроса, пояснила:
– Ну да, в монастырь… Вадим пожертвовал на его восстановление крупную сумму… А в Старом Осколе он родился, хотя совершенно его не помнит. Но все-таки родина, правда?.. Вадик вообще верующий человек, он на храмы часто жертвовал – и на московские, и даже в Сибири.
– Понятно… – осторожно прервал ее Александров. – Не скажете, в каком составе он… они выехали?
Ему показалось, что по губам Ларисы скользнула едва заметная улыбка, но, вероятно, просто показалось, поскольку ответила она вполне серьезно:
– Охрана, конечно, удвоенная – дорога-то дальняя предстояла… Вадик, отец Николай и Вера, моя подруга… Не удивляйтесь, Вера в последние месяцы тоже сделалась религиозной. Ничего удивительного, ей есть о чем исповедоваться, – вздохнула она, явно сочувствуя подруге. – А там в монастыре специальная икона для тех… для тех…
Лариса неожиданно бросила на Олега смущенный взгляд, а затем выпалила на одном дыхании:
– Для тех, кто делал аборты!.. Это, сказал отец Николай, смертный грех…
– А вы… не поехали? – поинтересовался Олег и тут же понял, насколько двусмысленно прозвучал его вопрос после слов Суриной и поспешно задал следующий: – Да, как полное имя вашей подруги?
– Вера Дмитриевна Беляева… Возможно, вы видели ее по телевизору…
«Неужели тоже какая-нибудь королева красоты?» – подумал Олег и не ошибся.
– Она несколько лет назад победила в региональном конкурсе красоты и стала Мисс Кубань… Мы с ней и подружились, как раз когда победительниц по регионам собрали в Москве для следующего тура…
– Вы, значит, тоже от какого-то региона выступали?
– Конечно… Другого пути, чтобы добраться до всероссийского, просто нет… Я представляла сразу Урал и Сибирь… – И, поколебавшись, добавила: – Вадик был в жюри…
На этом месте глаза Ларисы уже отчетливо наполнились слезами. Она совершенно по-детски хлопнула ресницами, и одна слезинка медленно покатилась по щеке, оставляя влажную дорожку.
Олег хотел в очередной раз извиниться за то, что доставляет женщине хлопоты в такой тяжелый момент, но тут подал голос его мобильный. Точнее, голос принадлежал Борьке Погорелову:
– Слышь, Олежка, ты где?.. Впрочем, неважно, собирайся и дуй на семидесятый кэмэ по Горьковскому… Нашли эту треклятую «Ауди-8», из которой банкира положили…
– Что, так просто и брошена? – поинтересовался Александров.
– Не просто: сожгли, но не дотла, там же обгорелые остатки «калаша» и пистоли… Словом, давай! Ежели к Алексееву опоздаешь, я ему скажу, подождем по-любому…