Сижу и слушаю, как стучат у Машки зубы. Нам больше не смешно. Пару часов назад было весело, сейчас даже мое дикое нутро разбивает безотчетная тревога.
Гипнотизирую взглядом застывшую вокруг нас темноту.
Когда питание отключилось, естественно, легла вся система безопасности. Код ввести невозможно. Мы взаперти.
Я. Машка. И тишина.
Сколько времени прошло? Как быстро Ридер додумается явиться? Кроме него ведь ни одна живая душа не в курсах, что мы здесь.
Сука, что за ебучий кретинизм?
Титова в очередной раз воскрешает свой смартфон. Подсветка ненадолго озаряет ее милое перепуганное личико. Святоша проверяет связь. Ее здесь нет. И она не появится, даже если включится свет. Мы оба это понимает, но «сеструля» упорно повторяет бессмысленные попытки.
– Спать хочу, – говорю я. – Появится свет, разбудишь.
Завалившись на одну из коек, отворачиваюсь к стене.
– Ярик, ты серьезно? Как тут спать? Ярик, блин? Ярик? – учащенно дыша, делает огромные паузы между словами и, врубая долбаный фонарик, светит мне в лицо.
– У тебя, блядь, есть другие предложения? – грубовато обрываю ее, прикрывая ладонью глаза. – Тоже ложись. Хватит херней страдать. Связи тут нет, и она не появится.
Закрывая глаза, думаю о том, что утреннюю тренировку я, вероятнее всего, все же пропущу. Сверещук по-любому наяривать начнет. Сначала мне. Потом отцу. Очередное попадалово, бля…
Вот на хрена, спрашивается, я сюда ломанулся? Еще и Машку с собой поволок…
Полный пиздец!
Просыпаюсь, будто из-под воды выныриваю. Жадно вдыхаю. Ожидая, что тьма, если хорошенько проморгаться, рассеется, усиленно сдавливаю и разжимаю веки. Ни хрена. Рядом кто-то тихонько поскуливает. Что за нах еще? Спросонья понять не могу, что происходит, и где я нахожусь? Пытаюсь нашарить на тумбочке мобильник. Натыкаюсь ладонью на стену. Не дома.
Машка…
Мозг включается в работу, хаотично подбрасывая в сознание события вчерашнего вечера.
Машка…
Крутанувшись, вижу все ту же беспроглядную темноту.
– Пс-с-с, – не тая волнения, подзываю свою принцесску. – Святоша?
– Яр… – по звукам понимаю, что она подскочила со своей кровати и приблизилась к моей. – Ты проснулся?
– Что со светом? – спросонья хриплю.
– Я… Я не знаю… Он не включается… Уже почти четыре утра.
Главное, сохранять спокойствие. Нельзя, чтобы Машку ломанула истерика. И так, судя по всему, уже сопли распустила.
– Ясно, – стараюсь звучать спокойно. – Ложись, поспи. Утром будем разбираться.
– Шутишь, что ли? Ярик, я не могу уснуть. Мне страшно… – признается, а я глаза прикрываю, не зная, что с ней делать. Она скулит и всхлипывает где-то совсем рядом. Это очень и очень хреново. – Я хочу к папе.
Ну, кто бы сомневался…
«Мой папа – самый лучший!»
– Подбери сопли, Маруся… – произношу на самом деле мягко. – Он не может все время быть рядом.
Некоторое время молчим. Я прикрываю глаза и почти расслабляюсь. Но она не отходит. А потом… Она, мать вашу, вновь начинает ныть.
– Яр… Мне очень-очень страшно. Можно я к тебе лягу?
Глаза резко распахиваю. Капитально охреневаю, когда она, не дожидаясь разрешения, подсовывает мне под бок задницу. Мысленно я, конечно, миллион раз с Титовой в одной кровати оказывался. И, как вы понимаете, не затем, чтобы спать… Но в реальности тесного контакта между нами не случалось.
– Нет, нельзя.
Сдавленно сглатываю. Глубоко вдыхая, пытаюсь замедлить легочную вентиляцию.
Она наверняка обидится… Зато, уж точно, оставит меня, на хрен, в покое.
– Пожалуйста, Ярик… Я с краешку…
Чтобы Машка меня когда-то о чем-то упрашивала… Ну, это пиздец, какая дикость! Должно быть, ей взаправду чрезвычайно страшно.
А я ее нытье не перевариваю. Себе же душу сожру, если она реветь продолжит.
– Ладно. Только не щемись близко. Кумарит меня с кем-то спать…
Я не заканчиваю, потому что она ложится и, конечно же, блядь, приваливается всем телом.
– Прости…
Святоша пытается отодвинуться, но прогибающаяся сетка упорно возвращает ее обратно ко мне. С краю никак не получается. Слишком узко, мы соприкасаемся по всей длине.
Сглатываю, потому как в результате этого невинного контакта у меня ожидаемо случается стояк.
Чудно, вашу мать, блядь…
Отворачиваю лицо к стене, чтобы хотя бы не дышать ею.
Снилось и в пьяном угаре мне являлось всякое, но наяву я никогда не слышал, чтобы Машка дышала так активно и громко. Совсем рядом. Совсем, блядь, рядом. Слишком близко. Пиздец, как слишком!
– Яр?
– Чего тебе?
– Спасибо.
Прекрасно, блядь… Я этой благодарности охренеть как заслуживаю! Дождался.
– Не за что.
– Знаю, тебе со мной неудобно.
Просто заткнись и спи…
– Нормально.
Охуеть, как нормально. Член упорно требует внимания. И явно не моего. Но накрываю его я. Сдавливая через брюки ладонью, мысленно требую успокоиться.
– Если я повернусь к тебе, может, будет больше места? Попробуем?
Зачем, мать вашу, спрашивать, если не дожидаешься ответа?
Машка смещается на бок и, естественно, скатывается еще ближе. Неловко утыкается губами мне в плечо и через рубашку горячим выдохом пробивается к коже. Меня словно током долбит. Порядочно замыкает. Я даже дышать прекращаю. Сцепляю зубы и каменею.
– Прости.
– Замри, – выталкиваю сдавленно.
– Извини.
– Просто замри, блядь, пожалуйста.
– Хорошо.
– И заткнись уже!
Она вздрагивает от резкости моего тона. Несколько секунд выдерживает тишину и неподвижность, а потом, мать вашу, нерешительно ползет ладонью по моей груди. Хватается пальцами за мой бицепс.
– Прости, – повторно пищит свои никчемные извинения. – Так мне не страшно.
Я больше не отвечаю. Знаю, что отпихнуть ее не смогу. Прикрывая ладонью глаза, пытаюсь уснуть. Однако в таком положении это кажется невозможным. Даже когда сама Машка отрубается. И, черт… Во сне она прижимается еще ближе и закидывает на меня ногу.
Ваше благородие, бля…
Прости, папа Тит… Крыша отъехала…