4035 год до Н.Э.
Бриар взвесил на руке посох. Хороший баланс. Даже чуть лучше, чем у прежнего. В руке сидит еще не так привычно, но это понятно. Тем посохом Бриар пользовался без малого двести лет, а этот даже не доделал еще до конца.
Жаль, вернуть прежний так и не удалось. После побега из Бирюзового Холма сенат крепко разозлился. Три года Бриар Всемогущий провел в розыске. Его пытались представить воплощенным злом, самым страшным магиозом за всю историю Парифата.
Вышло у них не очень-то. Бежав из самой надежной тюрьмы в мире, Бриар удивительным образом стал для многих кумиром. По-настоящему впечатлил весь мир.
В особенности тем, что сделал это с помощью магии. Миллионы волшебников изнывали от желания узнать, как ему удалось превзойти короний. Что за волшебство унесло его оттуда.
И возвращаться в камеру Бриар не собирался. Это в первый раз он отправился туда добровольно. Когда еще верил в справедливость сената. Когда считал, что это просто формальность, что ситуация быстро разрешится.
Теперь же… попробуй-ка, арестуй Бриара Всемогущего, если он того не желает. Попробуй его хотя бы разыщи.
А у сената и без него хватало хлопот. Республика продолжала трещать по швам. Провинции бурлили все сильнее, граждане волновались, преступность росла. Многие ставили под вопрос уже саму идею республики. Спрашивали, так ли уж правильно она устроена, не пора ли перетряхнуть эту пыльную систему сверху донизу.
Власти не успевали латать дыры.
И в конце концов им надоело срамиться. Сенаторы решили сделать хорошую мину при плохой игре и объявили Бриара амнистированным. Но в качестве наказания за побег и отказ вернуться в руки правосудия – лишили его посоха. Торжественно сломали на специальной церемонии.
Казнили посох, не в силах казнить его хозяина.
Так что теперь Бриар делал новый. На этот раз не ивовый, а из драконьей кости. С серебряным набалдашником в виде черепа. Возможно, немного претенциозно, но очень стильно.
– Это будет хороший посох, – произнес он, нанося рунный узор. – Добротный.
За окном шумел народ. Набережная Асвальтура, одного из красивейших городов южного побережья Мирандии. Когда-то здесь была одна из провинций Империи Крови, и люди с закатом запирались по домам, надеясь, что сегодня изберут не их.
Теперь ночью жизни становится как бы не больше, чем днем. В жаркий полдень все лежат в тени, а вечером высыпают на улицы, радуясь свежему воздуху.
Бриар снимал здесь квартиру на втором этаже. Небольшую, не слишком роскошно обставленную – но он никогда и не тяготел к роскоши. С деньгами у него после заточения и побега было не густо, зато друзей осталось немало. Да и волшебная сила никуда не делась.
При желании Бриар мог наколдовать себе целый дворец. Скрыться на дне морском или сотворить летающий остров. Мог исчезнуть в одном из множества других миров и забыть навсегда о Парифатской республике.
Но он не собирался этого делать. Без республики Бриар себя не мыслил. Он не желал киснуть в эмиграции или уходить в отшельники.
Он еще не стар. Седина в волосах и бороде почти не заметна. Он крепок, бодр, энергичен и многое еще способен дать миру. Бриар собирался вновь реформировать саму систему волшебства – и зримое этого воплощение лежало сейчас на столе.
Шестьдесят лет назад именно Бриар придумал язык Каш. Простую, удобную и понятную систему, которой сейчас пользуются все волшебники. Парифат стоит на волшебстве, а волшебство стоит на языке Каш.
Но для своего нового проекта Бриар придумал новый язык. Никому не известный. Полностью с нуля.
Все дело в магии. Ее психологических ухабах. Ограничениях, порожденных сознанием. Когда-то волшебники составляли заклинания на древнем красивом языке – титановой речи. А потом титанову речь стали знать все. Сейчас на ней говорит весь мир. Сейчас мало кто даже помнит, что изначально это язык титанов – его называют просто парифатским языком.
И он перестал годиться для заклинаний. Какое же это заклинание, если все понимают его смысл? В нем нет никакой загадочности, а по телу не пробегает мистическая дрожь.
И магия не работает.
Чтобы решить эту проблему, Бриар и создал язык Каш. Исключительно для волшебства. В принципе не годящийся для обыденной беседы, совершенно иначе устроенный.
Но… теперь и язык Каш тоже знают все. Не обыватели, конечно, но волшебники – все.
И теперь он тоже не так эффективен. Заклинания стали слабее. Все больше усилий приходится прилагать, чтобы они просто действовали как раньше.
Магия – довольно подлая вещь, которая требует таинственной атмосферы. Вычурных одежд и непонятных бормотаний. Чем она обыденней и доступней, тем больше в обществе чародеев, но и тем реже среди них встречаются по-настоящему великие. Волшебство из Искусства превращается в ремесло.
Так что этот новый язык Бриар держал в тайне ото всех и даже в определенном смысле от самого себя. Строго говоря, у него нет даже словаря. Бриар не стал придавать словам конкретные значения. Действовал по наитию, записывал звукосочетания так, как казалось правильным.
Может показаться, что это старая добрая методика абракадабры. Составление заклинаний с помощью заведомой бессмыслицы. Но это не совсем так. В заклинаниях Бриара смысл есть.
Просто их язык… его понимают только они сами.
Разумные заклинания. С собственным сознанием. Живущие в страницах, в чернилах… и одновременно не существующие вовсе. Бриар все сильнее радовался открывающимся возможностям. День за днем переносил на бумагу все чары, что знал сам… а знал он их удивительно много!
– Уруки тагета ша остопира, – произнес Бриар, держа лист бумаги и карандаш. – Закина дара торота. Ас Остраго Мальфет ирта бока. Зурути.
Карандаш исчез. Через несколько минут зеркало на стене засветилось, и в нем появилось седовласое морщинистое лицо.
– Испытываешь на мне новые заклинания? – спросил он.
– Почему ты так решил? – делано удивился Бриар.
– А кто еще мог прислать мне старый карандаш?
– Как всегда проницателен, – отметил Бриар. – Но это не новое заклинание, это просто Письмо.
– К чему, в таком случае? Я бы предположил, что тебе захотелось надо мной подшутить, но шутку ты мог придумать и поизящнее. В чем смысл?
– Испытываю новую методику. Не хочешь заглянуть на чашку какао?
– Почему бы и нет, – пожал плечами Остраго. – Как насчет завтра?
– К чему откладывать? Давай сегодня.
– Не успею, – заглянул в Книгу Тайн Остраго. – Портал в Асвальтур через час, а мне еще сумку собрать и летадло вызвать. Портируюсь следующим, завтра.
– А еще ты можешь просто дать мне разрешение на призыв, – напомнил Бриар. – Я не буду использовать его без предупреждения, обещаю.
– Можно и так, конечно, – вздохнул Остраго.
Через минуту он стоял рядом с Бриаром и отряхивался. Остраго Мальфет, один из крупнейших философов Парифата, относился к тем опасливым людям, что не любят давать разрешение на призыв. Их нервирует знание того, что теперь тебя в любой момент могут сдернуть с места, перенести на другой конец света.
Конечно, разрешение можно в любой момент отозвать. Или просто не откликаться. Но это как-то невежливо. Сам разрешил, а теперь на попятную. Может быть, мы больше не друзья?
При этом сам Остраго призвать никого не мог, поскольку принадлежал к немогущим. Ему не подчинялись даже элементарнейшие заклинания, и приходилось обходиться артефактами.
– Так в чем там тонкость с этим Письмом? – спросил он, отхлебнув сотворенного Бриаром какао. – Даже мне известно, что это заклятие базисного уровня. Что нового ты в него принес?
– В само заклинание – ничего. Принес в способ применения.
Бриар показал Остраго стопку листов и объяснил, что это такое. Тот сразу заинтересовался.
– Я нужен тебе в качестве подопытного? – прищурился философ. – Хочешь проверить, сработает ли в руках немогущего?
– Нет, конечно! – делано возмутился Бриар. – Но если ты сам захочешь испытать – возражать не буду.
Остраго усмехнулся. Еще немного полистав страницы, он убедился, что заклинания тут только самые обычные, широко распространенные. Бриар оттачивал метод на пустяках, но постепенно двигался к более сложным чарам.
– Любопытно, – произнес Остраго, просмотрев страницы до конца. – А зачем такие подробные комментарии? Ты же и так знаешь, как что действует.
– Самому первому заклинанию уже четыре года, – ответил Бриар. – Суть я помню, конечно, но не слова-переменные. Мне так проще работать.
– И сколько всего ты уже создал заклинаний?.. где-то полсотни?.. Почему бы не сшить их в книгу?
– В книгу?.. – задумался Бриар. – Думаешь, нужно?..
– Но ты же не уделяешь каждому заклинанию отдельный лист. Они начинаются на одном, продолжаются на другом… сшей их вместе. Будет неудобно, если перепутаются.
– Я стараюсь их структурировать, – показал Бриар. – Тут у меня элементаристика, тут – природное волшебство, тут – бытовые чары, тут – медицинская магия…
– Боевую не добавлял?
– Нет, пока только безвредное. Потом, возможно, обращусь и к боевой, и к психозрительской, и даже, может быть… впрочем, посмотрим. Возможно, это все-таки лишнее. А насчет книги… подумаю. Мысль интересная, но эта методика – просто промежуточный пункт. Я надеюсь с ее помощью дойти до универсального заклинания.
– И оно тоже будет действовать даже в руках немогущего? – внимательно посмотрел Остраго.
– В этом цель.
– А ты не слишком круто замахнулся, Бриар? Ты в самом деле надеешься дать каждому гражданину силу творить все, что пожелается?
– Почему бы и нет? Чем немогущие хуже одаренных?
– Я не о моральной стороне вопроса. Я о том, что это звучит несколько… фантастично. Прожектерски, я бы сказал.
– А вот это – не фантастично? – весело кивнул на стопку листов Бриар. – Смотри, сколько их. Возьми – и считай себя волшебником.
– У меня полно артефактов.
– Артефакты – вчерашний день. Мои заклинания – вечные. Им не нужна мана. Они работают сами от себя.
– А их можешь создавать только ты или и другие одаренные? – спросил Остраго.
– Честно говоря, не знаю, – смутился Бриар. – Понимаешь, дружище, мне самому это кажется очень простым, но…
– Ты владеешь многими заклинаниями, которые никто еще не сумел повторить, – спокойно напомнил Остраго.
– Виновен. Не стану зря скромничать. Но я попробую научить других создавать криабалы.
– Криабалы?..
– Я так называю эти живые заклинания.
– Подожди, не объясняй, – задумался Остраго. – Язык Каш называется так, потому что заклинания там начинаются с объекта применения, а слово «каш» у тебя там означает «колдующий». Соответственно, это самое распространенное начало. А здесь, полагаю… хм… можно снова посмотреть текстовки?..
Остраго несколько минут листал страницы криабалов, пытаясь найти там это слово. Бриар смотрел на это с озорным блеском в глазах.
– Хорошо, нет, – сдался Остраго. – Может, это термин из какого-то языка? У тебя есть лингва для Книги Тайн? Я свою дома оставил.
Бриар молча указал на полочку с мелочами, где рядом с часоведом, укалывателем, чернильным набором и бинтальными каплями лежала переливающаяся лингва. Остраго озарил свою Книгу Тайн и стал искать слово «криабал» по всем парифатским языкам – живым и мертвым.
В эльдуальяне такого не нашлось. И в старом эльдуальяне тоже. Не нашлось и в рупиане, на котором когда-то говорили перволюди и по сей день говорят в Человекии. И в драконьем не нашлось, и в языке великанов оксетунге, и в подгорном, и в тролльском, и в кобринском…
А в страбарском Остраго не стал даже искать – там вместо слов только гудение и пощелкивание.
– Паргоронский, возможно?.. – задумчиво произнес он. – Или сальванский?
– Ты идешь по ложному следу, предупреждаю, – насмешливо сказал Бриар.
– Литорея?.. – предположил Остраго. – Анаграмма?.. Цикадово бормотание?..
– Ты не догадаешься, – сжалился Бриар. – Это криптофазия.
– Криптофазия?.. – приподнял брови Остраго.
– Если помнишь, у меня был брат-близнец, Брокар. Когда мы были маленькими, у нас было что-то вроде собственного языка. Мы по-своему произносили обычные слова, коверкали их, искажали. Нам нравилось общаться на языке, который понимаем только мы двое. В общем-то, именно оттуда идут истоки моего языка Каш.
– И «криабал»…
– На нашем детском языке это означало «колдовать». Глагол, вообще-то, но в нашем языке он был многогранным. Означал и магию как общее понятие, и отдельные заклинания, и их носители – гримуары…
– Ты всегда любил лингвистику, – задумчиво кивнул Остраго.
– Да, мне нравилось выдумывать новые языки, – улыбнулся Бриар. – Да и сейчас нравится. Это чем-то сродни составлению заклинаний.
– Интересный проект, – согласился Остраго, кладя на стол стопку бумаги. – Я буду ждать с нетерпением, когда ты доведешь его до конца. Но раз уж я здесь, скажи… а наш прошлый разговор ты обдумал?
Бриар замолчал, и на лицо его набежала тень. Великий волшебник подошел к окну и несколько секунд стоял молча.
Вот его внимание привлек цветок в волосах прелестной девушки. В глазах сверкнули веселые искры, Бриар сделал быстрое движение – и цветок переместился ему в руку. Девушка вздрогнула, поискала взглядом – и Бриар привнес себя ее зрению. Их разделяла целая улица, но Ярлыки сместились, стали почти совсем рядом. Девушка шутливо погрозила пальцем, Бриар покаянно всплеснул руками – и цветок обернулся целым букетом, который он тут же и переместил обратно.
– Мне нравится этот город, – разомкнул уста волшебник, провожая взглядом изящную фигурку. – Тут очень красиво, Остраго. Круглый год тепло, но не жарко. Морской воздух. Красивые девушки. А ты видел, как цветут здесь каштаны?
– Видел. Я понимаю тебя, Бриар. Ты устал от политики.
– Устал, – честно признался Бриар.
– Хотя ты особо-то ей и не занимался никогда. Даже избегал, скорее.
– Если тебе вручили титул Всемогущего, выбора особого и нет, – сумрачно произнес Бриар. – Политика настигнет тебя – избегай ее или не избегай.
– И ты разочарован в демократии.
– Я не разочарован в ней. Я все еще считаю, что это хорошая система. Просто…
– Просто на практике она работает из рук вон плохо.
– Монархия работает еще хуже, – возразил Бриар. – До республики на Парифате были почти сплошь монархии. Империи. Кобринская империя, страбарская, арахнидская, эльфийская… Империю Крови мы с тобой сами помогли спровадить на тот свет.
– Моя помощь была не слишком значительной, – усмехнулся Остраго.
– Но ты же воевал.
– Просто в общих рядах, как простой солдат. Я ничего особенного не сделал, не был ранен и не получил наград. Я не убил Кровавого Князя и не разрушил Шепельд.
Бриар отвел взгляд. Иногда он стеснялся своих достижений. Становилось неловко от мысли, что почти все окружающие глядят на него снизу вверх, разинув рот. Видят в нем не живого человека, а мраморную статую, какой-то памятник самому себе.
– Все монархии доказали свою несостоятельность, – помолчав, сказал он. – Республика тоже далека от идеала, согласен, но это пока что лучшая система правления из нам известных.
– Не согласен, – покачал головой Остраго. – Я еще раз готов изложить тебе аргументы в пользу того, что лучшая система правления – абсолютная монархия.
– Кеннис… ты ведь его помнишь?..
– Но при одном условии! – вскинул палец Остраго. – Личность монарха. Во главе абсолютной монархии должен стоять индивид абсолютных достоинств. Он должен быть благ, мудр и справедлив, а кроме того – бессмертен и могущественен. При отсутствии одного из первых условий его правление будет ужасным. При отсутствии одного из вторых – конечным. Ибо даже самый достойный правитель рано или поздно умрет или будет свергнут.
– Я не такой индивид, Остраго, – устало ответил Бриар. – Я понимаю, к чему ты ведешь, но я… я не такой.
– Бриар, – терпеливо произнес философ. – Ты самый умный, честный и добрый среди моих знакомых… а у меня много знакомых, и среди них есть очень незаурядные! И ты величайший волшебник Парифата. Ты – самый очевидный кандидат.
– Мне не нужна власть. Я не хочу править.
– И это тоже делает тебя хорошим кандидатом. Тот, кто ищет власти, как правило, ее не достоин.
– Остраго, право же…
– Бриар, выслушай. Мне двести сорок лет. Ты на четверть века старше. При этом ты выглядишь всего лишь зрелым мужем, а я уже сед и мне все труднее просыпаться по утрам.
– Чепуха, ты еще крепок.
– Не надо, Бриар. Ты сам знаешь, что немогущие в среднем живут меньше одаренных. Если бы не эликсир, который я пью, от меня бы давно не осталось и праха. В то же время ты… как думаешь, сколько еще ты проживешь?
Бриар пожал плечами. Честно говоря, он вообще не собирался стареть. Даже легкая проседь в его волосах была больше частью стиля. Ему нравились эти пряди, белое на черном.
– У тебя впереди полно времени, Бриар. А у меня нет. Возможно, я протяну еще лет тридцать, хотя дозу эликсира и приходится постоянно увеличивать. А возможно, уже через год-другой мою мумию уложат в гробницу. Я хочу увидеть перед смертью новый Парифат, Бриар. Лучше, чем нынешний.
– Ты так сильно веришь в меня? – растерянно спросил Бриар.
– Мои родители были беженцами из Империи Крови. Они жили под тиранией царя вампиров. Небо Мирандии круглый год было застлано тучами, Бриар. А ты это изменил. Не в одиночку, я знаю. Но посмотри правде в глаза – если не ты, то кто? Ты видишь кого-то лучше? Я – нет.
Бриар отстучал пальцами барабанную дробь. Остраго был искренен, он это чувствовал. Бриар не заглядывал в чужие умы без прямой просьбы, но поверхностный слой эмоций читал даже помимо своей воли.
И сейчас он слышал в речах Остраго искреннее желание убедить. Старому философу в самом деле хотелось изменить Парифат. Не так, как хотел изменить его сам Бриар, не с помощью волшебного прогресса, а реформировать саму социальную структуру.
И во многом это перекликалось и с мыслями самого Бриара. Ему тоже иногда приходило в голову, что лучшим решением было бы просто взять все в свои руки. Он же прекрасно видел, насколько случайные и недалекие люди заседают порой в сенате. Помнил их неразумные решения – в том числе те, что едва не привели к гибели республики.
Причем Бриар всегда понимал их неразумность еще в самом начале. Ему это было очевидно. Он каждый раз с уверенностью мог сказать – это ошибка, надо действовать иначе. И его ужасно удивляло, что кроме него этого никто не замечает.
Может, и в самом деле будет лучше, если он сам начнет принимать такие решения.
– Ты убедил меня, мой друг, – произнес Бриар. – Но теперь осталось убедить республику. Это не обещает быть простым и быстрым делом.
– Дорога длиной в тысячу вспашек начинается с одного шага, – ответил Остраго. – Главное – сделать этот шаг.