Кабинет Петра.
Петр. Ты расскажи-ка мне о себе.
Жека. Петр Данилыч, вы что-то путаете. Это я у вас беру интервью.
Петр. Если б я путал, милая девушка, я бы интервью не давал.
Жека. Уже напутали. Я не девушка.
Петр. В такие подробности не вхожу. И как прикажете вас величать?
Жека. Жекой.
Петр. А отчество?
Жека. Просто – Жека. Меня это ничуть не роняет. Вы старше меня на пару суббот.
Петр. Журфак кончали?
Жека. Филологический.
Петр. Не скучно вам в нашем органе мысли?
Жека. Это не худший вариант. Перемещаюсь. Вижу людей.
Петр. В Москву не тянет?
Жека. Меня там не ждут.
Петр. Девушки такие, как вы, уверены, что сумеют поставить столицу на место. И заодно – втемяшить, кого ей следует ждать.
Жека. Разные случаются девушки, если так любите это слово. И уважающая себя может и не метнуться в столицу, как мотылек на огонек. Там затеряться очень просто, а засветиться охотниц много.
Петр. Мудры же вы – бабушки отдыхают.
Жека. Нет, просто знаю, что этот город кавалерийской атакой не взять. Его осаждают. Как греки – Трою.
Петр (с интересом). С редактором ладите?
Жека. Если б не ладила – ушла. Павел Романыч не ущемляет. Дает свободу. В разумных пределах. Очень достойный человек.
Петр. А вы – надежная.
Жека. Я – порядочная. Тех, с кем работаю, – не сдаю.
Петр. Ему повезло. И вам повезло. И ценит и свободу дает (усмехнувшись). Лукавое это слово – «свобода».
Жека. Чем она вам не угодила?
Петр. Тем, что несбыточна и коварна. Когда-то придумали люди манок, и с той поры они ее ищут. Как будто она и впрямь существует.
Жека. Она существует. Но только для тех, кому она нужна в самом деле. Для тех, кто может ей соответствовать.
Петр. Бог в помощь, вольнолюбивая девушка. Всем удалась – благородно мыслит, собой хороша, начальству верна. Не девушка – золотая рыбка.
Жека. Не захваливайте – вдруг пожалеете.
Петр. Я никогда ни о чем не жалею.
Жека. «Никогда». Не выношу это слово. Не то присяга, не то романс. Большое спасибо, Петр Данилыч, за то, что ответили на вопросы.
Петр. Большое спасибо за то, что их задали. Буду теперь с лирической грустью думать об этой суровой Жеке, которая верит в слово «свобода» и не жалует слово «никогда». Хотя и стоят слова эти рядом. И вот что еще хотел сказать…
Жека. Вся – внимание…
Петр. А почему бы нам… и не продолжить наше общение? Хотите у меня потрудиться?
Жека (после короткой паузы). Что и требовалось доказать.
Петр. Есть возражения?
Жека. Удивились? С вами не спорят?
Петр. Остерегаются.
Жека. Нравится вам, что вы крутой?
Петр. На все вопросы уже ответил.
Жека. Все ясно. Но коли речь зашла про общение, вам надо понять: вы – не улица с односторонним движением.
Петр. Принято мое предложение?
Жека. Естественно.
Петр. От Павла Романыча, очень достойного человека, не жаль уходить?
Жека. Разумеется, жаль. И очень. Но рыбка ищет, где глубже.
Петр. Тем более – золотая рыбка.
Кабинет Петра.
Петр. Вот что, Павлик. Важная новость. Земляк надумал нас навестить.
Павел. Неожиданно.
Петр. Давно его не было. Возвращается в белокаменную из поездки. Хочет сделать привал на денек. В родной песочнице. Где мужал.
Павел. Трогательно.
Петр. И не говори. До слез. Ты прикинь… как реагировать. Но… подушевней. Без официоза.
Павел. Это понятно, Петр Данилыч.
Петр. Мобилизуй золотые перья.
Павел. Золотое перо, Петр Данилыч, теперь обретается не у меня.
Петр (не сразу). Да… В самом деле. Но это решаемо. Слушай, Павлик… давно хотел… Мы – не на людях. Зачем это отчество?
Павел. Петр Данилыч, мне так легче.
Петр. А мне труднее.
Павел. Прими как факт. Буду весьма тебе обязан.
Петр. Не понимаю. Ну… легче так легче. Хотя… Хорошо. Примем как факт.
Павел. Мне тебе тыкать тоже непросто. Но коли настаиваешь…
Петр. Настаиваю. (В селектор). Евгения Глебовна, загляните.
Павел. Я свободен?
Петр. Как сердце девы. (Входит Жека.) А вот и дева. Евгения Глебовна. Зачем мы с господином редактором вас отвлекли от ваших занятий… в связи с приездом высокого гостя… вы пособите Павлу Романычу. По старой памяти.
Павел. Рад увидеть. Освоилась на новом посту?
Жека. Так уж полгода, как вы меня отдали.
Павел. Что делать? Как поэт Маяковский – наступил на горло собственной песне.
Петр. Скучаешь?
Павел. Что уж душу травить. Все как в опере «Пиковая дама».
Петр. Так спой нам.
Павел. Был бы голос – я спел… «Сегодня ты, а завтра – другой».
Жека. Это уже – из другой оперы.
Павел. Как бы ни было – пусть неудачник плачет. Хоть вспоминаешь?
Жека. Я небеспамятная.
Павел. Старайся. Расти.
Жека. Чтобы бечь, надо рость. Вы научили.
Павел. Счастливо.
Петр. Бывай. (Павел уходит.) Чем озабочена?
Жека. Все в порядке.
Петр. Все да не все. Я сразу вижу, какая погода на дворе. Не выспалась?
Жека. На сон я не жалуюсь.
Петр. И чем же мы тогда озабочены?
Жека. Мои заботы – моя проблема.
Петр. Какие твои заботы, Жека? С подружкой поцапалась – все дела.
Жека. Нет у меня подружек – бог миловал. Да и не верю я в бабскую дружбу.
Петр. Так – чохом?
Жека. В этом не признаются. А я сама с собой не хитрю.
Петр. В дружбу не веришь. А в любовь?
Жека. Шефа к референту? Не слишком.
Петр (нахмурившись, серьезно). Это еще – по какой причине?
Жека. Известно – по штатному расписанию шеф спит с референтом.
Петр. Не девичий у тебя язычок.
Жека. Нормальный русский язык. Понятный. «Шеф», правда, иностранное слово. Но население употребляет.
Петр (покачав головой). Дал маху. Теперь самому смешно.
Жека. Когда же это вы прокололись?
Петр. Решил, что пришла ко мне малявка. Играет в бывалого репортера.
Жека. Потом прозрели?
Петр. С течением времени.
Жека. Прозрел – умилился: пригрел малявку.
Петр. Да не кусайся ты, не кусайся. Ведь знаешь, что это не баловство.
Жека. Возникло чувство?
Петр. Жека, уймись. Вспомни, что завтра день серьезный.
Жека. Отлично помню. Высокий гость. С утра уже стою на ушах.
Петр. Кому высокий гость, кому – друг.
Жека. Что-то не видела я друзей в таких кабинетах.
Петр (взорвался). Да что ты видела? Ек-королек? Филологиня из нашей пекарни… Прочла сверх программы еще две книжки и думаешь, что ты – Аристотель… Мир не читальня, а карусель. Не усидишь – слетишь. Все просто.
Жека. Ясно. Спасибо за урок.
Петр (остыв). Ты не кусайся, малыш. Ты помни: главное – не стоять на месте. Чтоб рость, нужно бечь.
Жека. Учусь все время. И на работе и на ложе.
Петр. Жека, на форсируй события. Дай ситуации созреть.
Жека. Хотела б я знать, о чем вы думаете, когда вы гоните эту пургу?
Петр. Да все ты знаешь.
Жека. Еще недавно так думала. Теперь – не уверена.
Петр. Малыш, потерпи.
Жека. Терпелка кончается.
Петр. Дурашка… Ты и представить не можешь, что это значит – терпеть и ждать. Это суровая наука. И постигают ее не умом, не сердцем, а телом. Спиной. Позвоночником. Печенкой. Для этого нужно пожить на ветру. И не на форточном, не на комнатном. А на ледяном сквозняке. Он и проветрит, он и выветрит. Все, что мешает стреножить жизнь. И приручить ее. И оседлать.
Жека. И снова бечь.
Петр. «До самыя смерти» – сказал протопоп. И был он прав. Иной раз оглянешься и дивишься: каждого ждет своя судьба.
Жека. Ждет не судьба. Ждут люди. В очереди. Словно барашки. Главный вопрос соотечественника: кто тут последний?
Петр. А вот послушай. В стране России, в городе со своей историей жили три мальчика. Неравнодушные. Небесталанные. Непоседливые. Со школы потянулись друг к дружке. И были они не разлей вода. Не день, не два, долгие годы. Этакий славный триумвиратик. И все равно – мало-помалу жизнь расставила по местам.
Жека. Обидно.
Петр. Конечно. Но закономерно. Сказал Всевидящий: Аз воздам. И обстругаю. И отрихтую. И определю: кого – куда.
Жека. И есть у мальчиков – имена?
Петр. Естественно. Имена и звания. Павел Романыч – твой бывший шеф. Петр Данилыч – твой нынешний шеф. А третий – это московский шеф. Прохор Борисыч. Завтра встречаем.
Жека. Все – шефы. Беда рядовым малышам.
Петр. У нас был учитель. Учил хорошо. Как складывают и умножают. Он нас и выучил. Так или этак – никто не сдулся. Все состоялись.
Жека. «Прохор Борисыч». Забавно звучит.
Петр. Заметь, родители его были ра-фи-ни-рованные интеллигенты. Сочли, что имя сыну поможет.
Жека. Забавно. Чтобы рость, надо бечь.
Петр. Знаешь, что говорил Шекспир: «Мир – театр, люди – актеры». Со школы помним.
Жека. Учитель жив?
Петр. Жив, только стар и хвор. Прохор Борисыч, когда звонил, сразу спросил: как патриарх? Очень хочу его навестить.
Жека. Изволит помнить.
Петр. Да. Но не только.
Жека. А что еще-то?
Петр. Особое качество, которое называется: стиль. Первая заповедь для лица такого масштаба. Большой Стиль. И этому, малыш, трудно выучить. Приходит с годами. И не ко всем.
Жека. Спасибо. Отныне буду знать: есть качества поважнее чувства.
Петр. Не ошибись.
Жека. Себе дороже.
Петр. Тогда не беги впереди машины. Большой стиль – он для больших кораблей.
Жека. Чтоб рость, надо бечь.
Петр. Наоборот.
Жека. Можно так, можно этак. Был бы стайер.
Петр. Тут нужен не стайер, не марафонец, а скалолаз и альпинист. Готовый взойти на свои Гималаи. Своими ножками. Шаг за шагом. И бечь тут – не выйдет. Не та дистанция.
Жека. Нет. Не по мне. Другой темперамент.
Петр. Знаю я все про твой темперамент. Побереги его для ночи. А днем совсем другая игра. Другие правила и условия.
Жека. Скука.
Петр. Нет, детка. Пальчиком – в небо. Там, где опасно, там не скучно.
(Телефон звонит.) Слушаю.
Голос Ольги. Я это, Петр Данилыч. Решила заехать за тобой. Чтобы не сгорел на работе.
Петр (недовольно). А ты не бойся. Страхи нас старят. Спускаюсь. На пороге поймала. (Привлек Жеку, крепко обнимает.)
Жека. Не здесь. Умейте терпеть и ждать.
Петр. Выучил. На свою же голову.
На даче Христофора. После обеда.
Ольга. Сильно сдал патриарх.
Анна. Христофор Кронидыч держался долго. Крутой замес.
Ольга. А возраст круче.
Анна.