Изоляция от Азиатского континента, обезопасившая японцев от нападений других народов, способствовала развитию на архипелаге самобытной цивилизации. Кроме того, она побуждала жителей островов проявлять больше самосознания в отношениях с иноземными культурами и более охотно и осознанно перенимать их обычаи, когда необходимость в этом была очевидна. Создание японцами единого государства во главе с императором и подчиненными ему чиновниками относилось именно к таким начинаниям – это был результат осознанного заимствования двором Ямато, постепенно распространявшим свой контроль на трех островах – Хонсю, Кюсю и Сикоку, китайских идей и порядков.
Нам известны некоторые подробности создания единого государства в течение VI, VII и VIII веков, поскольку к тому времени японцы уже переняли у жителей Китая еще одно важное искусство – письменность. Вместо археологических данных и китайских летописей основным источником информации для конца VI–VII веков становится японская хроника Нихон сёки, представленная государю чиновниками в 720 году. Нихон сёки стала официальной версией истории, уделяющей много внимания роли императорской семьи и ее постепенно бюрократизирующихся слуг. Однако две основные темы хроники имеют еще более грандиозный характер, если не сказать глобальное значение. Это, во‐первых, постепенная централизация страны под началом двора Ямато и, во‐вторых, укрепление связей между этим двором и материковыми государствами – Кореей и Китаем [8]. Авторы хроники практически игнорируют жизнь крестьян и рыбаков, и вслед за ними так же вынуждены поступать более поздние историки, ибо история – это рассказ не обо всем, что происходило в прошлом, а лишь об известном прошлом. Тем не менее, как мы уже отметили, официальная летопись отнюдь не бедна событиями, а после 550 года она превращается, по сути, в сказание о том, как несколько человек смогли превратить разобщенное государство Ямато в централизованную империю.
Как гласит Нихон сёки, в 552 году правитель одного из небольших корейских королевств попросил у двора Ямато войско, чтобы сражаться с врагами на своей земле. Он прислал медное и золотое изображение Будды, знамена и зонты, являющиеся в буддизме символом величия, царственности и благородства, а также множество священных буддийских текстов. В сопроводительном послании корейский правитель почтительно отзывался о буддизме: «Из всех учений это учение принадлежит к числу наилучших. Но его трудно объяснить и трудно понять». Правитель Ямато ответил дипломатично: «Никогда с прежних дней и до сих пор у нас не было возможности услышать столь замечательное учение. Однако мы не можем решать сами» [9]. Он посоветовался со своими приближенными, и их мнения разделились. Глава крупного удзи Сога рекомендовал принять дары, но предводители двух других могущественных удзи, Мононобэ и Накатоми, заявили: «Если бы ныне мы собрались воздать почести чужим богам, можно было бы опасаться, что мы навлечем на себя гнев богов нашей родной земли» [10]. Император пошел на компромисс и передал изображение Будды главе удзи Сога, чтобы тот мог поклоняться ему, как сказали бы сейчас, в частном порядке. Вскоре после этого вспыхнула эпидемия чумы, и множество людей умерло, что дало Мононобэ и Накатоми возможность заявить, будто болезнь принесла новая религия. Император поддержал их, и чиновники бросили статую Будды в канал, а потом сожгли храм, в котором она стояла.
Конфликт вокруг официального утверждения буддизма продолжался до 585 года. На этот раз клан Сога одержал решительную победу. Сторонники буддизма во главе с Сога возобладали над Мононобэ, которые продолжали настойчиво восклицать: «Почему мы должны почитать чужих богов, отвернувшись от богов нашей страны?!» [11]. Перед последней битвой глава семьи Сога поклялся, что построит храм и будет способствовать распространению буддизма, если его молитва к буддийским божествам о покровительстве окажется услышана. Он исполнил свою клятву, построив Хоко-дзи – храм возвышения истины, и распространение буддизма началось.
Какое отношение рассказанная история имеет к созданию централизованного государства? Возможно, в те времена эти разногласия казались всего лишь спором двух придворных группировок, но, если смотреть в перспективе, военная победа Сога в 587 году имела большое историческое значение.
Клан Сога был сравнительно молодой, довольно поздно возвысившейся ветвью императорской семьи. Власть его вождей обеспечивало уже не родство с мифологическим ками глубокой древности, а их государственные должности. Они исполняли при дворе обязанности казначеев, то есть собирали, хранили и оплачивали продовольствие и товары, которые производили люди, находившиеся в непосредственном подчинении у правителей Ямато, – рис с земель, недавно освоенных императорским домом, и изделия переехавших в Японию китайских и корейских мастеров. Все эти работники хранили верность главе удзи Сога не потому, что он был потомком ками: они подчинялись авторитету высокопоставленного чиновника, действующего от имени монарха.
Победу Сога над Мононобэ в 587 году можно рассматривать как победу новых людей, бюрократов – представителей аппарата, стоящего выше остального общества, – над традиционными авторитетами. Императорская семья признавала, что Мононобэ ведут свой род от ками, который спустился на землю на «небесной каменной ладье» и принес присягу верности Дзимму – легендарному первому императору в самом начале его правления. Мононобэ, объединенные поклонением основателю своего удзи, традиционно поставляли императорскому двору оружие. Они получили сильную независимую власть благодаря долгой службе и божественному происхождению. Естественно, Мононобэ опасались, что буддийское учение, оспаривающее авторитет ками, лишит их уважения, обусловленного божественным происхождением. На самом деле буддизм не разрушил политический порядок, внезапно сведя на нет уважение к ками, – более того, ему предстояло найти способы сосуществования с синтоизмом. И все-таки после 587 года синтоистские культы отошли на второй план, поскольку император и его приближенные из клана Сога открыто покровительствовали новой религии, которая укрепляла их власть и способствовала ослаблению власти полунезависимых удзи. В этом смысле буддизм действительно способствовал централизации политической власти.
Буддизм, хотя и являлся по сути мирной религией и пользовался поддержкой влиятельных особ, так и остался яблоком раздора при дворе Ямато. Едва завершив строительство богослужебного зала и покрыв кровлей галерею храма Хоко-дзи, лидер клана Сога Умако (умер в 626 году) тут же вступил в заговор, ставивший целью убийство императора. Заговор увенчался успехом, и Умако посадил на трон собственного ставленника – свою племянницу. Умако стремился сохранить влияние при дворе, но не узурпируя власть лично, а контролируя действующего правителя, то есть, говоря проще, управлять, стоя позади трона. Затем Умако назначил своим наследником и регентом при новой императрице подававшего большие надежды молодого человека, который отличался замечательным пониманием и горячей поддержкой буддизма. Его звали Сётоку, и он был в родстве одновременно и с императорской семьей, и с кланом Сога.
Принц Сётоку (574–622) – Прекрасный принц японской истории. Ему приписывали столько замечательных талантов, что трудно поверить, что этот человек когда-то в действительности существовал. Нихон сёки утверждает, что, едва родившись, он уже умел говорить, повзрослев, мог выслушивать одновременно десятерых просителей и в своей мудрости решал все их дела без ошибок, а также умел видеть будущее. Когда принц Сётоку скончался, пробыв на посту регента 30 лет, благородные мужи и простолюдины, молодые и старые одинаково оплакивали его смерть: «Солнце и луна потускнели, небо и земля обратились в руины – на кого нам отныне уповать?» [12].
Мы очень мало знаем о том, что сделал принц Сётоку, чтобы заслужить такое почитание. Известно, что он основал буддийский храм, ныне являющийся старейшим в Японии. За время своего регентства он ввел для чиновников систему рангов по китайскому образцу, положившую конец традиционной японской системе наследования должностей. Наряду с этим при Сётоку был принят календарь в китайском стиле, о котором шла речь в начале главы 2. Также в эти годы был отправлен первый официальный посол от правителя объединенной Японии к китайскому двору. Этот человек, а также другие послы и ученые, последовавшие за ним, возвращаясь, привозили сведения о китайской системе управления, которые в дальнейшем с пользой употребили в Японии. Одним словом, принц отвечал за установление более тесных, мирных контактов с Китаем и сознательное заимствование цивилизованных обычаев этой страны.
Принца Сётоку почитают не только за его деяния, но и за его воззрения. По-видимому, он был первым японцем, который провозгласил принципы поддержания централизованного государства во главе с императором. Эти принципы были заимствованы у китайской конфуцианской доктрины и полностью отражены в так называемой конституции принца Сётоку – Законоположении в 17 статьях от 604 года. В широком смысле этот документ гласит, что для достижения общественной гармонии люди должны принять власть императора [13].
Принц Сётоку также символизировал ранние попытки Японии освоиться с буддизмом – здесь он был и учеником, и учителем. Буддийская религия, изложенная в ряде сочинений (сутрах), уже была достаточно развита к тому моменту, как попала в Японию через Китай.
Согласно фундаментальной доктрине буддизма, все живые существа, животные и люди, обречены проживать одну за другой жизни в бесконечном цикле существования, испытывая при этом страдания. Состояние, в котором перерождается любое существо в каждом конкретном случае, зависит от его прошлых деяний и стоящих за ними намерений – кармы. Согласно накопленной карме, человек либо достигает более счастливого существования, либо погружается в более несчастное. Однако на самом деле это соображение второстепенно, поскольку для буддиста существование в любое время и при любых обстоятельствах по сути своей есть зло. Жить – значит страдать. Следовательно, главнейшая цель верующего состоит в том, чтобы разорвать цикл перерождений и навсегда освободиться от страданий. Причина их заключается в страстном желании существовать и получать удовольствия. Подавить эти желания можно с помощью высоконравственного поведения, дисциплины ума и мудрости. Избавившись от эгоистичных желаний, человек сможет разорвать цикл существования и перестанет возрождаться.
Даже это краткое изложение показывает, как далеко продвинулся буддизм в попытках объяснить природу сущего по сравнению с традиционной японской религией того времени. Во времена принца Сётоку спасение рассматривалось как результат личных усилий монахов и монахинь. Каждый монах, изучая буддизм в закрытом от мира монастыре, был занят накоплением собственной светлой кармы. Сётоку покровительствовал монастырям и сам отличался добродетелью и усердием в постижении буддийского учения, что и обеспечило ему почетное место в истории японского буддизма.
Принц скончался, не успев увидеть, как претворяются в жизнь проповедуемые им принципы конфуцианства и буддизма. Вожди клана Сога были не слишком высокого мнения о всеобщей гармонии, и после смерти Умако стали вести себя менее осмотрительно. Умако довольствовался ролью негласного правителя, стоящего за троном. Его сын и внук не только решали, кто из членов императорской семьи займет трон следующим, но и, по всем признакам, планировали узурпировать его для себя и собственных потомков. Это, кроме всего прочего, нарушило бы основной принцип японской императорской преемственности, состоявший в том, что император или императрица должны вести свой род от богини солнца, поскольку общаться с ней могли только ее потомки.
В 645 году противники клана Сога нанесли ответный удар. Окончательному перевороту предшествовали тщательные приготовления, в ходе которых произошла и знаменитая встреча во время игры в мяч между двумя главными противниками Сога, главой клана Накатоми по имени Каматари (614–669) и молодым принцем из императорского дома Нака-но Оэ (626–671). Знать, одержавшая победу в этом перевороте, воспользовалась своим внезапным возвышением, чтобы в поразительно короткие сроки объявить о реформах, которые следовали общим принципам конституции принца Сётоку.
В честь перемен, наступление которых ознаменовала гибель вождей Сога, главные заговорщики, ставшие теперь наследным принцем и первым министром, дали эпохе название Тайка, что означает Великие перемены. По их замыслу, это название отражало не столько перемену в их личном положении, сколько преобразования, которые они надеялись произвести в управлении страной.
Хотя название «Тайка» подразумевает внезапные изменения, Нака-но Оэ и Накатоми Каматари не были первыми сторонниками централизации – по иронии судьбы ведущую роль в этом процессе сыграли предки убитого Сога, чиновники, служившие императорской семье. Также нельзя говорить, будто реформаторы одним взмахом меча превратили Японию в централизованное государство. Изменения, намеченные в их указах о преобразованиях, ожидали воплощения несколько десятилетий. Но Каматари и его юного союзника заслуженно восхваляли как первых людей, пытавшихся воплотить принципы принца Сётоку на практике и использовавших китайские прецеденты для создания из разобщенных удзи полностью централизованного имперского государства.
В 646-м в праздник Нового года они обнародовали указ из четырех статей о реформе, направленной на укрепление политической власти монарха. В статье 1 говорилось, что земля и люди, ранее находившиеся под контролем узди, должны перейти в распоряжение императора [14]. Статья 2 постановила построить столицу, которой предстояло стать центром системы управления, охватывающей всю страну. В статье 3 содержалось распоряжение о сведении воедино данных реестров о населении и налогах, а также земельного законодательства. Статья 4 вводила новую систему налогообложения.
В этом новогоднем указе были изложены общие принципы, воплощению которых на практике реформаторы посвятили следующие 50 лет. Эффективным отражением этих принципов стал административный и уголовный кодекс Тайхо, обнародованный в 701–702 годы. Несмотря на необходимость адаптации этих принципов к существующей политической и социальной обстановке, основная цель реформ Тайка не была забыта. Она заключалась в создании централизованного имперского государства под непосредственным управлением императора, опирающегося на закрепленное письменно право и помощь чиновников, которых он сам назначал на должности и мог смещать по собственному усмотрению.
В основном эти чиновники происходили из старинных аристократических семей, но основа власти знати существенно изменилась. Если до 645 года старые кланы – удзи – контролировали свои бэ, то после 645-го в игру вступило государство как таковое. Оно собирало налоги в виде товаров и услуг непосредственно с подданных и распределяло часть налогов от своего имени, оплачивая службу тех аристократов, которые исполняли должностные обязанности. Стремясь усилить контроль императора над страной, реформаторы решили рассматривать как подданных всех людей, но относиться к ним по-разному в зависимости от их положения, обусловленного происхождением. Следовательно, хотя реформы Тайка были, по сути, политической революцией, изменившей социальный статус народных масс и превратившей их из феодально зависимых членов бэ в свободных субъектов и арендаторов государственной собственности, знать это не обеспокоило, поскольку на ее собственном высоком уровне ничего не изменилось.
Вероятно, причина заключалась в следующем. Во-первых, любые прямые нападки на наследственный принцип угрожали суверенным притязаниям самой императорской династии. Во-вторых, реформаторы пришли к власти, по сути, в результате дворцового переворота, и им пришлось проводить свою программу при ограниченной поддержке народа и еще более ограниченной – военных. Реформы Тайка стали образцом дальновидной политики, проведенной сверху малочисленной правящей элитой в крайне сложных условиях. Они не могли позволить себе противостоять сложившейся аристократии, поэтому ввели в действие принцип возмещения. Полномочия и социальный статус, которые вожди удзи теряли, лишившись зависимых работников и имений, были в значительной степени восстановлены для них в виде монополии на новые бюрократические должности [15]. Следует отметить еще один интригующий элемент реформ. Япония в период Тайка – исключительный пример общества, пытающегося создать централизованную имперскую форму правления без опоры на армию.
Эффективность кодекса Тайхо, вероятно, повысилась после 710 года, когда в Наре в регионе Ямато была построена столица [16]. В ней работали департамент богослужений и департамент государственных дел. Несмотря на растущий интерес к буддизму, департамент богослужений занимался только делами синто – наблюдением за главными святынями и обрядами (восшествие на престол, очистительные и благодарственные службы). Этот орган имел приоритет перед департаментом государственных дел, но его функции были ограничены. Департамент государственных дел, состоящий из множества министерств, ведал материальными потребностями двора и общим управлением страной.
Самые высокие посты были закреплены за высшей знатью. Получить вновь созданный пост губернатора провинции (позднее их стало 66) мог только человек благородного происхождения. Старшие чиновники сельской местности были родом из столицы, и поколения их предков жили при дворе. Представители старой местной аристократии, которые не покидали провинцию, действовали при новом порядке на более низком уровне. Их ставили во главе уездов, из которых состояли провинции, находившиеся под контролем имперского губернатора. Таких уездов насчитывалось более 500. Обе группы, традиционно стоявшие у власти, – и главы кланов, и местная аристократия, теперь занимали в управлении страной другое положение: они действовали как слуги императора. Абсолютными хозяевами земель и людей они больше не являлись.
Тем не менее как посредники центрального правительства чиновники на провинциальном и уездном уровне по-прежнему контролировали трудовые ресурсы страны – единственную силу, которая в те дни была способна физически двигать горы и возделывать новые рисовые поля, приводить в порядок дороги и строить дворцы. Значительную часть населения империи составляли крестьяне-земледельцы. Чиновники следили за населением, проводя регулярные переписи – каждые шесть лет. Данные переписей позволяли собирать налоги с крестьян и выделять им рисовые поля. Сколько будет получено в пользование земли, зависело от размеров крестьянского домохозяйства. Крестьяне могли обрабатывать эту землю, но не имели права распоряжаться ею по своему усмотрению, так как теоретически все земли принадлежали императору [17].
Сама по себе земля не облагалась налогом, поскольку ее оценивали по низкой ставке – от 3 до 5 % от стоимости урожая. Однако с мужского населения взимались высокие налоги других видов. Провинциальные и центральные власти требовали участия в общественных работах, которые, впрочем, можно было заменить эквивалентом в виде сдачи ткани. Уплате в бюджет подлежала продукция региона: хлопковая материя, пенька, соль, глиняная посуда, дерево, овощи или рыба. Также существовала воинская повинность, очевидно, вызывавшая у населения большое недовольство. В каждой провинции треть мужчин в возрасте от 20 до 59 лет должна была проводить один год на службе в столице и три года на границах. Находившимся на действительной службе предписывалось самостоятельно обеспечивать себя военным снаряжением и продовольствием. Этот аспект реформ вызывал много нареканий, поскольку его суровость вынуждала людей бросать землю, чтобы избежать призыва на военную службу.
Созданное в Наре правительство, опираясь на свою армию, постепенно подчиняло и другие области Японии. На крайнем юге Кюсю были взяты под контроль частично ассимилированные общины, фигурирующие в разных источниках как Кумасо или Хаяхито. Проживающие на севере Хонсю айны сопротивлялись более упорно. Прекрасные бойцы, в 776 году они атаковали главный правительственный форт в Таге, перебили гарнизон и вторглись в населенные области на юге, откуда ранее были высланы. Нападения айнов почти наверняка поддерживали несогласные с политикой правительства японцы, во множестве населявшие приграничные районы.
Центральная власть также содержала армию для охраны северного побережья Кюсю, обращенного к Корее, чтобы предотвратить возможность нападения китайцев или корейцев. По сравнению с прошлыми временами, когда Китай был раздробленным, а Япония активно вмешивалась в борьбу за власть в Корее, положение серьезно изменилось. В VI веке двор Ямато был слишком слабым, чтобы участвовать в делах Кореи, но даже позднее, когда в правление Сога Умако и принца Сётоку позиции Японии окрепли, у нее по-прежнему не хватало сил для действий, поскольку воссоединившийся Китай значительно превосходил ее в могуществе. Катастрофическое поражение в Корее в 662 году убедило японцев в необходимости и дальше придерживаться оборонительной политики.
Власть централизованного государства признавали в отдаленных районах Японии, однако в самом наглядном виде эту власть можно было видеть в столице. Замысел построить город по образцу китайской столицы для 710 года был весьма амбициозным. В действительности Нара так и не достигла того размаха, на который рассчитывали ее архитекторы, но, хотя новая столица не дотягивала до китайского прототипа, ее возведение должно было способствовать укреплению единства страны.
Строительство храма Тодай-дзи в Наре было общенациональным начинанием и дает представление о ресурсах, которыми могло распоряжаться централизованное государство в 730-е и 740-е годы. Тодай-дзи – главное сооружение в сети храмов, охватывающей все провинции империи. Храмы должны были привлечь внимание людей к благосостоянию государства и превосходству императорского дома. Тодай-дзи занимал 16 городских кварталов, в высоту его двойные пагоды достигали 100 метров, а зал Будды в те времена был больше, чем сейчас, но и в наши дни он все еще считается одной из самых крупных деревянных построек в мире. Осуществление этого строительства стало возможным благодаря добродетелям и проницательности императора Сёму (правил в 724–749 годах), которые нагляднее всего проявились в истории создания огромной бронзовой статуи Будды для Тодай-дзи. В 737 году в Наре вспыхнула эпидемия оспы, вызвавшая ужас у населения и забравшая жизни четырех внуков Каматари и множества других людей. Чтобы умилостивить богов, Сёму взялся за воздвижение статуи. Сам он говорил об этом так:
…Мы хотим использовать государственные запасы металла, чтобы отлить этот образ, а также для устройства высокого холма, на котором должно возвышаться великое сооружение, дабы вся страна могла объединиться с нами в буддийском содружестве и сообща пользоваться преимуществами, которые дает это начинание, чтобы достичь состояния Будды.
Мы обладаем богатствами земли, мы обладаем высшей властью на земле. Имея в распоряжении это богатство и власть, мы решили создать этот почтенный объект поклонения. Задача, как представляется, будет легкой, и все же отсутствие достаточной предусмотрительности с нашей стороны может привести к тому, что людей понапрасну обяжут многими хлопотами, поскольку сердце Будды не будет тронуто, если при исполнении этого начинания родятся клевета и горечь, которые неосознанно поведут к преступлению и греху.
Поэтому все, кто сообща участвует в этом начинании, должны руководствоваться искренним благочестием, чтобы получить свои великие благословения, и они должны ежедневно воздавать почести Будде-Лочане [супруге Ваджрасаттвы Акшобхьи, Синего Будды], чтобы каждый из них с неизменной преданностью мог внести свой вклад в создание образа Будды-Лочаны. Если есть желающие помочь в воздвижении этого образа, пусть даже они принесут лишь ветку или горсть земли, им должно быть это позволено. Провинциальные и окружные [имеются в виду уездные] власти не должны притеснять людей и по своему усмотрению требовать от них участия в этом начинании. Да будут эти слова провозглашены повсеместно, чтобы все могли понять наши намерения в этом вопросе [18].
По-видимому, объединение усилий множества людей для этого начинания было заслугой Гёки (Гёги) (668–749), самого известного из числа монахов – советников императора. С именем Гёки связано множество замечательных дел: строительство богаделен, обустройство гаваней и ирригационных сооружений, посадка деревьев. Монахи были наиболее образованной группой в обществе как с технической, так и философской точки зрения. Более того, поскольку самые высокие бюрократические должности монополизировали представители наследственной аристократии, для одаренного человека из низов монашество стало единственным способом занять видное положение. Разумный и сильный правитель, такой как Сёму, охотно пользовался талантами подобных людей.
В случае с Буддой в храме Тодай-дзи император и Гёки смогли добиться успеха в кратчайшие сроки. Готовая статуя, по-видимому, произвела сильное впечатление на собравшихся, среди которых были буддийские учителя из Индии и Китая, принимавшие участие в торжественной церемонии освящения в 752 году [19].
Период Нара также ознаменовался началом распространения буддизма в провинциях. Как уже упоминалось, Тодай-дзи должен был стать центром общенациональной системы храмов, расположенных в каждой провинции и находившихся на попечении правительства. Местная знать, несомненно, под впечатлением от увиденного или услышанного о буддийских храмах, которым покровительствовал двор, начала по собственной инициативе строить святилища в разных областях страны. В частности, в районе Киби (префектура Окаяма), где когда-то было сооружено много погребальных курганов, найдены остатки не менее 42 храмов, построенных в VIII веке (главным образом черепица и камни фундамента). Во второй половине VII века могущественные местные семьи перестали строить традиционные кофун и переняли буддийский обычай кремации, внедрению которого способствовал двор. Усилия, раньше шедшие на постройку курганов в стиле Ямато, теперь были направлены на возведение буддийских храмов в манере Нара [20].
Принцип подражания очень важен, и в таких областях, как Киби, он, по-видимому, действовал со времен двора Ямато. Удивительные по мастерству исполнения буддийские храмы, статуи и картины, очевидно, способствовали укреплению господства центра страны не только политическими и военными методами, но и культурными.
Безусловно, не все последствия увлечения буддизмом были благоприятными. Самый большой политический скандал VIII века оказался связан с любовной интригой между императрицей Сётоку и буддийским монахом Докё. Сётоку – благочестивая, по общему мнению, дочь Сёму, в первый раз взошла на трон в 749 году. В 758-м она была вынуждена отречься от престола, но через шесть лет, в 764 году, после того как вместе с Докё спровоцировала изгнание своего преемника, который вскоре, кстати, умер при подозрительных обстоятельствах, опальная императрица вернулась. Через несколько лет Докё достиг вершины могущества – было предложено, чтобы Сётоку передала ему трон. Положение спас синтоистский оракул, заявивший, что необходимо строго соблюдать разницу между правителем и подданными. Когда в 770 году императрица скончалась, Докё сослали, а еще через два года он умер. После этого инцидента возникло общее стойкое предубеждение против женщин на престоле, а также опасливое отношение к амбициозным буддийским монахам со стороны конфуциански настроенных чиновников.
В этой главе уделено много внимания достижениям реформаторов, стремившихся создать по-настоящему зрелое централизованное имперское государство, хотя о том, сколько всего они почерпнули из китайских административных и юридических источников (о прецедентах в сфере управления и юриспруденции было известно от послов, священников и ученых, побывавших в Китае), сказано далеко не все. В 645 году, в правление династии Тан, Китай переживал один из самых впечатляющих периодов своей истории, и некоторые авторы особо подчеркивают роль Японии как ученицы танского периода.
И тем не менее, по мнению многих таких специалистов, реформы Тайка были «обреченным на провал экспериментом» [21], поскольку на Японском архипелаге во многом отошли от китайских принципов и методов управления. Однако историю Японии следует изучать прежде всего с точки зрения самой Японии. Хотя идея централизованного имперского государства впоследствии утратила там свои позиции, политические аспекты реформ Тайка заложили основы более поздних административных систем. С культурной точки зрения ситуация представляется более ясной. Буддизм и другие аспекты духовности и культуры, однажды впитанные жителями островов, продолжали процветать в Японии как элементы самобытной национальной цивилизации.
Япония, расположенная на островах, столетиями поддерживала контакты с континентальным Китаем, но сознательно и регулярно японский двор начал заимствовать у этой цивилизации знания, которые можно было использовать для укрепления своих славы и могущества, только со времен принца Сётоку. После его смерти в 622 году еще несколько поколений японских придворных считали себя учениками соседей с материка.
Особенно важную роль как центры распространения новых знаний играли буддийские храмы. Во времена Сётоку их было построено предположительно 40, и самым значительным стал Хорю-дзи. Этот храм создан по корейскому образцу, в свою очередь разработанному на основе окруженных стенами китайских дворцов. Кроме того, в храмовом комплексе имелась пагода наподобие индийской. В крытых галереях использовался энтазис – плавное изменение диаметра сечения колонн вдоль продольной оси от максимального в пределах нижней трети ствола до минимального в завершении. Это один из главных выразительных приемов, используемых в архитектуре со времен Древней Греции. Таким образом, облик Хорю-дзи, законченного в 607 году, был полностью заимствованным.
Позже, вероятно в 670 году, Хорю-дзи дотла сгорел после удара молнии, но затем был восстановлен, хотя и перестроен. Храм сохранился до наших дней и почитается как первоисточник японской буддийской архитектуры и самый старый сохранившийся комплекс деревянных зданий в стране. При реконструкции Хорю-дзи архитекторы отступили от изначальной корейской модели. Главный зал, в котором располагались образы для поклонения, и пагода, где хранились священные реликвии, поставили рядом, а не в линию от входа. Зал для проповедей и чтения свитков, как и крытые галереи, окружавшие главное здание, были сохранены – они прекрасно передавали впечатление отделенности религиозной жизни от мирской. Хорю-дзи производил неизгладимое впечатление сам по себе, без окружающих видов природы, и это в целом характерно для традиционной японской религиозной архитектуры.
Следующие поколения добродетельных правителей, в особенности супруга принца Сётоку, император Сёму, его жена и ее мать, преподносили Хорю-дзи ценные дары. Через год после смерти Сётоку в этот храм передали три бронзовые статуи высотой в человеческий рост, каждая с лицом принца. Эти образы, изготовленные в Японии по китайским канонам, и сегодня служат еще одним напоминанием о ее долге перед континентальной цивилизацией.
Император Сёму, как и принц Сётоку, отправлял правителям Китая официальные посольства не только для того, чтобы выразить им уважение, но и с целью узнать что-то новое, а также получать с материка книги и предметы искусной работы. Двор Нара извлекал немало пользы из достижений Китая. Памятники китайской материальной культуры того периода сохранились в Японии, пожалуй, даже лучше, чем дома. Некоторое представление о жизни японского двора в VIII веке сейчас можно получить, изучая сокровища, хранившиеся в течение 12 столетий в простом деревянном здании сокровищницы Сёсоин при храме Тодай-дзи в Наре.
После смерти императора Сёму в 756 году его вдова Комё, не менее добродетельная, чем покойный супруг, молясь за упокоение его духа, посвятила Великому Будде Тодай-дзи – его бронзовая статуя находится в храме – дорогое оружие и предметы обихода, которыми монарх пользовался при жизни.
Часть хранившихся в Сёсоин сокровищ, конечно, утрачена, но множество предметов мебели, посуда и другая утварь, оружие, рукописи и редкое тогда еще стекло с Азиатского континента дошли до нас в удивительно хорошем состоянии. Сохранились даже лекарства, которые императрица Комё раздавала своим придворным – почти все снадобья были привезены из Китая, а некоторые изготовлены в Юго-Восточной Азии, Индии и Персии. Тысячи рулонов ткани дают представление о приемах ткачества, окрашивания и декорирования (вышивка), распространенных не только в Японии, но и во всей континентальной Азии. Из множества музыкальных инструментов, собранных со всего цивилизованного мира, поддерживавшего контакты с Китаем, самый известный – пятиструнная лютня, единственный в своем роде сохранившийся экземпляр. Считается, что лютня была сделана в Индии и попала в Японию через Центральную Азию и Китай. Вероятно, богато украшенный корпус этого музыкального инструмента казался придворным в Наре экзотичным – из перламутра, черепахового панциря и агата мастер выложил на нем фигурку человека, играющего на лютне, верхом на верблюде, над которым возвышается пальма. В Сёсоин также хранятся потрясающе выразительные маски, живые напоминания о танцах, исполненных на церемонии освящения Тодай-дзи. Эти маски стали данью традиции, возникшей ранее на юге Китая и в Центральной Азии. Искусно выполненная доска для игры в го указывает, что это популярное в Китае времяпрепровождение было известно и в Японии. Говорят, что двор императора Сёму с этой игрой познакомил выдающийся ученый Киби-но Макиби (695–775) после возвращения из Китая, где он провел 20 лет. В го – логическую настольную игру с глубоким стратегическим содержанием – и сейчас играют на досках, подобных той, что хранится в Сёсоин.
Все маски традиционного театрального представления гигаку, в котором участвовали 14 персонажей, из сокровищницы Сёсоин сделаны из деревянных деталей и раскрашены. Здесь представлены маска Суйкоо – пьяного иноземного царя (царя Персии), а также льва и девушки
В другом здании комплекса Тодай-дзи, Хоккедо (или Сангацудо), находятся несколько прекрасных буддийских статуй того периода. В отличие от масок в Сёсоин, демонстрирующих самые разные эмоции, эти статуи изготовлены согласно раз и навсегда установленным канонам и представляют собой объекты поклонения. Они сделаны из глины и дерева и покрыты лаком. Основная фигура высотой 3,6 метра, искусно выполненная из лакированной пеньки [22] и имеющая восемь рук, держит лотос, посох и веревку. Голова статуи увенчана великолепным, украшенным драгоценными камнями убором с изображением Будды из чистого серебра. Во лбу у нее третий глаз – большая черная жемчужина. Символизирует статуя многое, в том числе безграничность Господнего милосердия, ведь нам протягивают спасительную веревку, дабы вытянуть к берегу просветления.
По обе стороны от центральной статуи стоит пара простых глиняных спутников Будды. Как произведения искусства они ценятся даже выше, чем главная фигура. Хотя в других областях цивилизации японцам потребовалось некоторое время, чтобы достичь уровня своих наставников с материка, в скульптуре они, по-видимому, быстро овладели всеми техниками и устремились к вершинам художественного мастерства. В Японии VIII века были созданы одни из лучших образцов скульптуры в истории, несущие на себе отпечаток стилей, истоком которых послужило, вероятно, вторжение Александра Македонского в Индию.
Наряду с иностранными ремесленниками существенный вклад в культуру Японии внесли иноземные ученые, распространявшие передовые достижения континентальной цивилизации в письменной форме: буддийские священные тексты, китайские сочинения, посвященные управлению государством, истории и философии, а также китайские литературные произведения. Чтобы открыть для себя эту сокровищницу более высокоразвитой культуры, японцам необходимо было для начала научиться читать и писать по-китайски.
Даже принц Сётоку являлся учеником иностранного буддийского преподавателя. Долгое время основные усилия японцев были направлены не на толкование священных текстов, а на их копирование из китайских манускриптов, которые, в свою очередь, представляли собой переводы индийских текстов, их дальнейшее распространение и, по-видимому, попытки понять, что там сказано. Чем больше храмов строилось по всей стране, тем активнее становился спрос на буддийские тексты, так что были предприняты попытки создать все их копии.
Самой известной работой была, вероятно, Сутра золотистого света. По приказу императора Сёму ее копии направили во все провинциальные храмы, поскольку эта сутра нагляднее всего показывала, каким в идеале должно быть отношение буддизма к управлению страной. В приведенном ниже отрывке говорится о том, как к Будде явились четыре духа-хранителя, которых называли королями дэвов.
Затем четыре короля дэвов, каждый обнажив правое плечо в знак уважения, поднялись с мест и, коснувшись правым коленом земли и смиренно соединив ладони, таким образом обратились к Будде:
– О высокопочитаемый! В будущем, когда эта сутра золотистого света распространится во всех уголках страны, в ее городах и деревнях, больших и малых, в ее горах, лесах и на полях, если царь этой земли прислушается всем сердцем к ее словам, восхвалит ее и сделает подношения во имя нее, а также если он передаст эту сутру четырем сословиям верующих и будет защищать их и хранить от всех невзгод, мы, короли дэвов, в знак признания его деяний будем защищать этого царя и его народ, дадим им мир и освободим от страданий, продлим их жизнь и наполним ее славой…
Тогда Будда сказал четырем королям дэвов:
– В самом деле, подобает вам, четырем королям, защищать священные писания. Раньше я практиковал суровую аскезу <…> затем, когда я достиг высшего просветления и осознал в себе вселенскую мудрость, я стал проповедовать этот закон. Если какой-либо царь руководствуется этой сутрой и совершает подношения во имя нее, я избавлю его от страданий и болезней и дам ему душевное спокойствие. Я буду защищать города и деревни, большие и малые, и рассею врагов. Я сделаю так, чтобы все раздоры между человеческими правителями прекратились навсегда <…>
Таким образом, государства мира будут жить в покое и благополучии, народы будут процветать, земля будет плодородной, климат умеренным, и времена года будут сменять друг друга в надлежащем порядке. Солнце, Луна и созвездия будут беспрепятственно совершать свой ход. Ветер и дождь будут приходить в подходящее время. Все сокровища будут в изобилии. Не найдется подлости в человеческих сердцах, все будут давать милостыню и совершать десять добрых дел. Когда же наступит конец жизни, многие переродятся на небесах и увеличат небесные множества [23].
Японцы, изучавшие буддизм, до 794 года – окончания периода Нара – по большей части находились в тени иностранных учителей. Вместе с тем жители архипелага, сделавшие большие успехи в изучении китайской философии об управлении государством, представляющей отдельную отрасль науки, взяли на себя ведущую роль в придворной жизни еще до того, как Нара стала столицей. Советниками Нака-но Оэ и Каматари в 645 году, когда они начали реформы Тайка, были японцы с 25-летним опытом работы в Китае. В правление императора Сёму механизм правительства стал достаточно сложным и оно уже нуждалось в образованных администраторах, которые могли грамотно им управлять.
В Наре было учебное заведение, дававшее образование в русле китайской конфуцианской традиции, направленное на укрепление власти и престижа централизованного имперского государства и его чиновников и в то же время подчеркивавшее, что обязанность правителей – управлять добросовестно, а обязанность подданных – быть верными своим правителям. На экзаменах там проверяли знание классики [24] и уставов, основанных на принципах конфуцианства, а также способность применять эти принципы в решении практических проблем.
Вероятно, японские «студенты» имели меньше рвения к этой учебе, чем их китайские товарищи. Если в Китае экзамены теоретически давали любому человеку шанс занять в обществе более высокое положение, то в Японии «университет» был практически закрыт для всех, кроме сыновей аристократов, поскольку, чтобы получить назначение на официальный пост, молодой человек должен был иметь придворный чин. По сути, всем юношам из знатных семей, кроме совсем уж бестолковых, так или иначе гарантировалась определенная должность, и усердно учиться им было необязательно, хотя продвижение по службе, безусловно, зависело от старания и собственных успехов в науках. Молодые люди из провинций сдавали экзамены в этом учебном заведении редко. Блестящим исключением стал упомянутый ранее Киби-но Макиби, родившийся в провинции Биттю уезда Киби. В 24 года он отправился учиться в Китай. В 735-м, проведя на континенте 20 лет, Киби-но Макиби вернулся и был назначен помощником администратора острова Кюсю. С той поры он неустанно поднимался вверх по служебной лестнице и в конце концов стал министром юстиции. В 771 году Киби-но Макиби вышел в отставку и посвятил себя исследованию конфуцианских принципов, а также их применения в государственной системе своей страны.
В Японии приступили к серьезному изучению классики китайской философии, истории и литературы в начале VII века, и по вполне понятным причинам, прежде чем там стали создавать собственные, заслуживающие внимания произведения, должно было пройти время. Образованные японцы в эпоху Нара не стремились подражать китайцам в сочинении философских трудов, но они писали дивные по красоте хроники и прекрасные стихи.
Первой собственной национальной историей стала хроника Нихон сёки [25]. В 720 году, когда ее представили при дворе, японские ученые были глубоко погружены в китайскую культуру, примечательной частью которой являлось документирование истории. Об этом свидетельствует язык Нихон сёки – хроника от начала до конца написана на китайском. Более того, придворные, которые ее составляли, иногда шли даже дальше и описывали события из официальных китайских хроник так, будто они произошли в Японии. Обширное цитирование указывает, что авторы также пользовались официальными корейскими летописями, а еще есть свидетельства, что в последней части книги они опирались не только на устную традицию, но и на японские документы и записи. Ясно, что к концу VII века японцы полностью впитали общие для Восточной Азии представления о ведении летописей как подобающем для имперской бюрократии занятии. Однако, как указывалось выше, кроме этой достаточно формальной цели книга ставила перед собой и другие задачи. Поэтому, а также потому, что в Японии никогда не менялась правящая династия, данная летопись отличалась по структуре от более знаменитых «стандартных» китайских династических хроник [26]. Нихон сёки создавалась как национальная история в летописной форме, она начинается с «эпохи богов» и продолжается частями, озаглавленными по именам правителей непрерывной династической линии, вплоть до смерти императрицы Дзито в 703 году.
Содержание Нихон сёки охватывает множество тем, представлявших интерес для двора. События фиксировались фактографически, в виде датированных записей в том порядке, в котором происходили, без попытки логически сгруппировать их и тем более подвергнуть анализу. Например, одиннадцатый месяц 680 года в царствование императора Тэмму имеет следующие записи.
Одиннадцатый месяц, 1-й день. Затмение солнца.
3-й день. Сияние на востоке с часа собаки до часа крысы [с 20.00 до 24.00?].
4-й день. Девятнадцать мужчин из Корё [корейского королевства] возвращаются в свою страну. Это послы, прибывшие, чтобы выразить соболезнования по случаю кончины матери императора. Они задержались и только отправляются в путь.
7-й день. Император выпустил адресованный чиновникам указ, в котором говорится: «Если кому-нибудь известны какие-либо средства увеличения благополучия государства и благосостояния народа, пусть он явится ко двору и заявит об этом лично. Если эти слова окажутся разумными, его идеи будут приняты и воплощены в законах».
1-й день. На западе был слышен гром.
12-й день. Супруга императора была нездорова. [Император], сделав обет от ее имени, начал возведение храма Якуси-дзи [посвященного Будде исцеления] и обратил сотню человек в буддийские монахи. После этого она выздоровела. В этот день была объявлена амнистия.
16-й день. Затмение Луны. Наследный принц Кусакабэ нанес визит священнику Ёмио и долго его расспрашивал. На следующий день священник Ёмио умер. Три принца императорского дома посланы выразить соболезнования.
24-й день. Из [корейского королевства] Силла прибыли с данью Ким Я Фил, ранга сасон, и Ким Вон Сунг, ранга те-нама. Со свитой Ким Я Фила приехали три переводчика, пока еще обучающиеся своему ремеслу.